Я сидел перед кустом дурмана, стараясь придумать эффективный способ достижения своей цели, когда внезапно вспомнил слова дона Хуана о том, что с ящерицами надо говорить.
Сначала я чувствовал неловкость, разговаривая с ящерицами - мне было неудобно, как при выступлении перед публикой. Однако это чувство скоро прошло, и я продолжал говорить. Было уже почти темно. Я поднял камень. Под ним лежала ящерица. Она казалась застывшей. Я поднял ее и тут же увидел, что рядом, под другим камнем находится еще одна, тоже застывшая. Обе они даже не вырывались.
Зашивание рта и век было очень трудной работой. Я поймал себя на том, что дон Хуан привнес в мои поступки настрой некой бесповоротности. Его позиция была такова, что когда человек начинает поступок, то уже нет возможности остановиться. Однако если бы я захотел остановиться - не было бы ничего, что могло бы мне помешать. Может быть, я не хотел останавливаться.
Я отпустил одну ящерицу, и она побежала в северо-восточном направлении - знак удачного, но трудного колдовства. Я привязал другую ящерицу к своему плечу и смазал виски так, как это было предписано. Ящерица была неподвижна. На секунду я подумал, что она умерла, а дон Хуан ничего не говорил о том, что надо делать, если такое случится. Но она была живой, только оцепеневшей.
Я выпил снадобье и немного подождал. Ничего необычного не происходило. Тогда я начал растирать пасту у себя на висках, наложив ее 25 раз. Затем, совершенно механически, как во сне, я несколько раз помазал ею свой лоб. Тут же я понял свою ошибку и поспешно стер пасту, но на лбу у меня выступила испарина. Меня лихорадило. Необъятное отчаяние охватило меня, потому что дон Хуан предостерегал меня от того, чтобы наносить пасту на лоб. Страх сменился чувством абсолютного одиночества и обреченности. Я сам себе это устроил. Если со мной случится какое-либо несчастье, то тут нет никого, кто мог бы мне помочь. Я хотел убежать. Я испытывал тревогу, нерешительность и не знал что делать. Поток мыслей хлынул мне в голову, сменяясь с необычайной быстротой. Я заметил, что это довольно странные мысли, то есть они казались странными, потому что возникали не так, как обычные мысли. Я имею четкое представление о том, как я думаю. Мои мысли имеют определенный порядок, который присущ именно мне и любое отклонение заметно.
Одна из чужих мыслей была о высказывании, сделанном неким автором. Она была, как я смутно помню, похожей на голос, как будто кто-то сзади меня произнес ее. Это случилось так быстро, что я испугался. Я притих, чтобы осмыслить ее, но она сменилась на обычные мысли. Я был уверен, что читал это высказывание, но не мог вспомнить автора. Внезапно я понял, что это был Альфред Кребер. Тогда другая чужая мысль возникла и "сказала", что это был не Кребер, а Георг Зиммель. Я настаивал на том, что это был Кребер, и сразу вслед за этим я понял, что нахожусь в гуще спора с самим собой. И совсем забыл о своем чувстве обреченности.
Мои веки стали тяжелыми, как будто я принял снотворное. Я никогда не принимал снотворного, но именно такое сравнение пришло мне в голову. Я засыпал. Я хотел пойти к своей машине и забраться в нее, но не мог двинуться.
Потом я внезапно проснулся. Или вернее, ясно почувствовал, что проснулся. Моей первой мыслью было, сколько сейчас времени. Я огляделся. Я не был перед растением дурмана. Я спокойно воспринял тот факт, что еще раз испытываю опыт колдовства. Было 12 часов 35 минут. Судя по часам над моей головой, я знал, что это полдень. Я увидел молодого человека, несущего пачку бумаг. Я чуть не касался его. Я видел пульсирующую вену у него на шее и слышал частое биение его сердца. Я углубился в то, что видел и не придавал в это время значения качеству своих мыслей. Затем я услышал голос, описывающий сцену, говоря мне прямо в ухо, и понял, что этот голос был чужим в моем мозгу.
Я так увлекся слушанием, что сцена потеряла для меня свой зрительный интерес. Я слышал голос у самого своего уха, над правым плечом. Он фактически создавал сцену, описывая ее. Но он слушался моей воли, потому что я в любой момент мог остановить его и обследовать детали того, о чем он говорил во время моего бездеятельного слушания. Я "виделслышал" всю последовательность действий молодого человека. Голос продолжал описывать их в малейших деталях, но каким-то необычным образом. Трижды я пытался повернуться, чтобы посмотреть, кто там говорит. Я пытался повернуть голову направо или же просто неожиданно крутнуться назад, чтобы увидеть, есть ли там кто-нибудь. Но каждый раз, когда я это делал, мое видение становилось расплывчатым. Я подумал: "Причина того, что я не могу повернуться, заключается в том, что я не нахожусь в обычной реальности", - и эта мысль была моей собственной.
С этого момента я сконцентрировал свое внимание на одном лишь голосе. Он, казалось, исходил у меня из плеча. Он был совершенно отчетлив, не смотря на то, что он был очень тоненьким голоском. Однако это не был голос ребенка и не фальцет, а скорее миниатюрный мужской голос. Я предположил, что он говорит на английском языке. Когда бы я ни пытался намеренно поймать этот голос, он тут же затихал или становился нечетким. И сцена мутнела. Мне в голову пришло сравнение: голос похож на картину, созданную частичками пыли на ресницах или же кровяными сосудами на оболочке глаза, то есть на такое образование, которое можно видеть до тех пор, пока не смотришь на него прямо. Но как только ты пытаешься взглянуть на него, оно ускользает из поля зрения вместе с движением глазного яблока.
Я полностью потерял интерес к действию. По мере того, как я слушал, голос стал более сложным. То, что я считал голосом, было более похоже на то, как если бы кто-то нашептывал мысли мне в ухо. Но это неточно. Что-то думало за меня. Мысли были вне меня. Я знал, что это так, потому что я мог иметь свои собственные мысли и мысли "другого" в одно и то же время.
В один из моментов голос создал сцены о молодом человеке, не имевшие ничего общего с моим первоначальным вопросом о потерянных предметах. Молодой человек выполнял очень сложные действия. Действия снова приобрели для меня значение, и я больше не уделял внимания голосу. Я начал терять терпение и захотел остановиться. "Как мне остановить это?" - подумал я. Голос в моем ухе сказал, что для этого мне надо вернуться в каньон. Я спросил, как это сделать, голос ответил, что мне надо думать о своем растении.
Я подумал о своем растении. Я сидел перед ним так часто, что для меня не представляло никакого труда визуализировать его. Я считал, что то, как я его в этот момент увидел, было еще одной галлюцинацией, но голос сказал мне, что я вернулся.
Я стал вслушиваться. Была только тишина. Растение дурмана передо мной казалось таким же реальным, как и все, что я только что видел, однако я мог тронуть его, мог двигаться вокруг него.
Я встал и пошел к машине. Усилие истощило меня. Я сел и закрыл глаза. Подташнивало, голова кружилась, в ушах звенело.
Что-то вдруг соскользнуло мне на грудь. Это была ящерица. Я вспомнил указание дона Хуана о том, что необходимо отпустить ее. Я вернулся к своему растению и отвязал ящерицу. Я не хотел даже смотреть, была она мертвой или живой. Я разбил глиняный горшок с пастой и ногой набросал на него земли. Потом снова забрался в машину и тут же уснул.
Четверг, 24 декабря 1964 года.
Сегодня я рассказал дону Хуану о своем опыте. Как обычно, он выслушал меня, не перебивая. В конце разговора между нами произошел следующий диалог:
- Ты сделал очень неправильно, - сказал он.
- Я знаю. Это была глупая ошибка. Случайность.
- Нет случайностей, когда ты имеешь дело с травой дьявола. Я говорил, что она все время будет испытывать тебя. Как я вижу, ты или очень силен, или же ты действительно нравишься траве. Центр лба только для великих брухо, которые знают, как обращаться с этой силой.
- Что случится, если человек потрет себе пастой лоб, дон Хуан?
- Если этот человек не является великим брухо, то он просто никогда не вернется из путешествия.
- Ты сам когда-нибудь мазал пастой лоб, дон Хуан?
- Никогда. Мой бенефактор говорил мне, что очень немногие возвращаются из такого путешествия. Человек может отсутствовать месяцами и другим приходится ухаживать за ним все это время. Мой бенефактор говорил, что ящерицы могут взять человека хоть на край света и по его просьбе показать ему самые невероятные вещи.
- Знаешь ли ты кого-нибудь, кто предпринял такое путешествие?
- Да. Мой бенефактор. Но он никогда не говорил мне, как оттуда вернуться.
- Разве так трудно вернуться, дон Хуан?
- Да. Твои поступки меня поражают. В них нет никакой последовательности, а мы должны следовать определенным шагам, потому что именно в таких шагах человек приобретает силу. Без них мы ничто.
Несколько часов мы молчали. Он, казалось, был погружен в очень глубокие размышления.
Суббота, 26 декабря 1964 года.
Дон Хуан спросил, пришлось ли мне искать ящериц. Я сказал, что искал, но не смог их найти. Я спросил его, что бы случилось, если бы одна из ящериц умерла, пока я ее держал. Он ответил, что гибель ящерицы - несчастливое событие. Если ящерица с зашитым ртом умрет в любое время, то не будет смысла продолжать колдовство, - сказал он. - Это будет также означать, что ящерицы порвали дружбу со мной, и мне пришлось бы на долгое время отложить учение о траве дьявола.
- На какое время, дон Хуан? - спросил я.
- Два года или больше.
- Что случилось бы, если бы умерла другая ящерица?
- Если бы умерла другая ящерица, то ты оказался бы в действительной опасности. Ты бы оказался один, без гида. Если бы она умерла прежде, чем ты начал колдовство, то ты смог бы остановить его. Ты также должен был бы отказаться от травы дьявола. Если бы ящерица умерла у тебя на плече после начала колдовства, тебе пришлось бы его продолжать, но это действительно было бы безумием.
- Почему это было бы безумием?
- Потому что при таких обстоятельствах ничто не имеет смысла. Ты один, без гида, видишь устрашающе бессмысленные вещи.
- Что ты имеешь в виду под бессмысленными вещами?
- То, что мы видим сами. То, что мы видим, когда не имеем направления. Это значит, что трава дьявола старается от тебя отделаться, отпихивает прочь.
- Знаешь ли ты кого-нибудь, кто испытал это?
- Да, я сам. Без мудрости ящериц я сошел с ума.
- Что ты видел, дон Хуан?
- Кучу чепухи. Что еще я мог видеть без направления?
Понедельник, 28 декабря 1964 года.
- Ты мне говорил, дон Хуан, что трава дьявола испытывает людей. Что ты этим хотел сказать?
- Трава дьявола подобна женщине, и, так же как женщина, она льстит мужчинам. Она ставит им ловушки на каждом повороте. Она подловила тебя, когда заставила помазать пастой лоб. Она попробует это снова, и ты, вероятно, поддашься. Я предупреждаю тебя, не делай этого. Не принимай ее со страстью. Трава дьявола - это только один из путей к секретам человека знания. Есть и другие пути. Но ее ловушка в том, чтобы заставить тебя поверить, что ее путь - единственный. Я говорю, что бесполезно тратить всю свою жизнь на один-единственный путь, особенно, если этот путь не имеет сердца.
- Но как определить, имеет ли путь сердце?
- Прежде, чем решительно пойти по пути, спроси себя, имеет ли этот путь сердце? Если ответ будет - нет, то ты будешь об этом знать и сможешь тогда выбрать другой путь.
- Но как я смогу узнать наверняка, имеет этот путь сердце, или нет?
- Любой узнает это. Беда в том, что никто не задает себе этого вопроса, и когда человек наконец поймет, что выбрал тропу без сердца, эта тропа уже готова убить его. В этой точке лишь очень немногие могут избавиться от сомнений и оставить этот путь.
- С чего я должен начать, дон Хуан, чтобы должным образом задать себе этот вопрос?
- Просто задай его.
- Я имею в виду, есть ли какой-нибудь специальный метод для того, чтобы я не солгал самому себе и не поверил бы в то, что ответ "да", тогда как в действительности он "нет".
- Но зачем ты будешь себе лгать?
- Может быть, потому, что в этот момент тропа будет казаться приятной и радостной.
- Это чепуха. Тропа без сердца никогда не бывает радостной. Нужно тяжело работать даже для того, чтобы просто ступить на нее. С другой стороны, тропа с сердцем легка. Тебе не приходится работать, чтобы любить ее.
Дон Хуан изменил направление разговора и оглушил меня идеей, будто мне нравится трава дьявола. Я был вынужден согласиться, что я, по крайней мере, предпочитаю ее. Он спросил меня, что я чувствую по отношению к его олли - дымку. Я признался, что одна только мысль о нем пугает меня до потери чувств.
- Я говорил тебе, что при выборе пути надо быть свободным от страха и амбиции, но дымок ослепляет тебя страхом, а трава дьявола ослепляет тебя амбицией.
Я спорил, что амбиция нужна даже для того, чтобы просто встать на какой-либо путь, и что его утверждение, будто следует быть свободным от амбиции, не имеет смысла. Человеку нужна амбиция для того, чтобы учиться.
- Желание учиться - это не амбиция, - сказал он, - это наша судьба, как людей, хотеть знать, но искать траву дьявола значит стремиться к силе, а это амбиция, потому что ты не стремишься знать. Не позволяй траве дьявола ослепить тебя. Она уже поймала тебя на крючок. Она опутывает мужчин и дает им ощущение силы, она дает им почувствовать, что они могут совершать такие вещи, которые никакой обычный человек совершить не в силах. Но в этом ее ловушка. И еще: тропа без сердца оборачивается против человека и уничтожает его. Немного нужно, чтобы умереть, - искать смерть значит ничего не искать.
10
В декабре 1964 года мы с доном Хуаном отправились собирать растения, необходимые для приготовления курительной смеси. Это был четвертый цикл. Дон Хуан просто наблюдал за моими действиями. Он напомнил мне, что надо выбрать время, понаблюдать и собраться с мыслями прежде, чем сорвать любое из растений. Как только все нужные растения были собраны и приготовлены для хранения, он стал подталкивать меня вновь встретиться с дымком.
Четверг, 31 декабря 1964 года.
- Теперь, когда ты знаешь чуточку больше о траве дьявола и дымке, ты можешь определиться, который из двух тебе нравится больше, - сказал дон Хуан.
- Дымок действительно пугает меня, дон Хуан. Я не знаю точно почему, но у меня нет к нему хороших чувств.
- Ты любишь лесть, а трава дьявола льстит тебе. Как женщина она дает тебе ощущать приятное. Дымок, с другой стороны, самая благородная сила. У него чистейшее сердце. Он не завлекает мужчин и не делает их пленниками, точно так же он свободен и от любви, и от ненависти. Единственное, чего он требует - силы. Трава дьявола так же требует силы, но другого рода - ближе к той, которая нужна, чтобы быть зрелым мужчиной с женщинами. С другой стороны, сила, которую требует дымок - это сила сердца. Ты не имеешь ее. Но и у очень немногих людей она есть. Вот почему я рекомендую побольше узнать о дымке. Он укрепляет сердце. Он не похож на траву дьявола, полную страстей, ревности и насилия. Дымок постоянен. С ним тебе не надо беспокоиться, что ты по ходу дела о чем-нибудь позабудешь.
Среда, 27 января 1965 года.
19 января я вновь курил галлюциногенную смесь. Я сказал дону Хуану, что чувствую себя очень не расположенным к дымку и что я боюсь его. Он сказал, что мне нужно еще раз попробовать его, чтобы оценить по достоинству.
Мы пошли в его комнату. Было почти два часа дня. Он вынул свою трубку. Я принес угли, потом мы сели лицом друг к другу. Он сказал, что собирается согреть трубку и разбудить ее, и что если я буду внимательно следить, то увижу, как она засветится. Он поднес три или четыре раза трубку к губам и потянул через нее воздух. Он нежно тер ее. Внезапно, он почти неуловимо кивнул мне, чтобы я обратил внимание на пробуждение трубки. Я вглядывался, но не смог ничего увидеть.
Он вручил трубку мне. Я наполнил чашечку своей собственной смесью, и затем взял горящий уголек щипцами, которые я сделал из деревянной вешалки и приберегал специально для такого случая. Дон Хуан взглянул на щипцы и начал смеяться. Я секунду промешкал, и уголек пригорел к щипцам. Я побоялся стучать щипцами о трубку, и мне пришлось плюнуть на него, чтобы снять со щипцов.
Дон Хуан отвернул голову и закрыл лицо руками. Его тело сотрясалось. Секунду я думал, что он плачет, но он беззвучно смеялся.
Действие на долгое время было прервано, затем он взял уголек сам, быстро положил его в трубку и велел мне курить. Требовалось значительное усилие, чтобы прососать воздух сквозь смесь. Она казалась очень плотной. После первой попытки я почувствовал, что вместе с дымом ко мне в рот попал мелкий порошок. Он тотчас вызвал во рту онемение. Я видел горение в трубке, но совсем не чувствовал дыма, как чувствуешь дым сигареты. Однако я ощущал, что вдыхаю что-то, что сначала заполнило мои легкие, а затем ринулось вниз, заполняя все остальное тело.
Я насчитал двадцать затяжек, а затем счет уже не имел значения. Я начал потеть. Дон Хуан смотрел на меня пристально и сказал, чтобы я не боялся и чтобы я делал все так, как он говорил. Я попытался сказать "хорошо", но вместо этого издал утробный завывающий звук. Он продолжал звучать и после того, как я закрыл рот. Звук ошеломил дона Хуана и вызвал у него еще один приступ смеха. Я хотел утвердительно кивнуть, но не мог двинуться.
Дон Хуан мягко разжал мои руки и вынул трубку. Я ждал, что он поможет мне лечь, но он этого не сделал. Он просто неотрывно смотрел на меня. Внезапно я увидел, что комната крутнулась, и я уже смотрел на дона Хуана из положения на боку. С этого момента мои видения стали странно расплывчатыми, как во сне. Я могу смутно припомнить, что дон Хуан много говорил мне, пока я был обездвиженным.
Я не испытал ни страха, ни неудовольствия и я не был болен при пробуждении на следующий день. Единственной необычной вещью было то, что я не мог ясно думать в течение некоторого времени после пробуждения. Затем, постепенно, в течение 4–5 часов я снова стал самим собой.
Среда, 20 января 1965 года.
Дон Хуан не стал говорить о моих впечатлениях и не просил рассказать о них. Он заметил только, что я слишком быстро заснул.
- Единственный способ не заснуть - это стать птицей или зайцем, или чем-нибудь в этом роде, - сказал он.
- Как ты это делаешь, дон Хуан?
- Именно этому я и учу тебя. Ты помнишь, что я сказал тебе вчера, когда ты был без своего тела?
- Я не могу ясно припомнить.
- Я - ворона. Я учу тебя, как стать вороной. Когда ты научишься этому, ты будешь оставаться бодрствующим и будешь свободно двигаться. Иначе ты всегда будешь прикован к земле - в том месте, где ты упал.
Воскресенье, 7 февраля 1965 года.