Я схватил небольшой угловатый камень с земли (он как раз оказался рядом с моей правой рукой), и, даже не взглянув на него, прижал большим пальцем к вытянутым остальным. Получилась как раз та форма, которой дон Хуан научил меня. Я чувствовал огромную силу, наполнившую меня за считанные секунды. Потом я закричал и швырнул в него камень. Я думаю, что это был великолепный крик. В тот момент мне не было дела, жив я или мертв - я сознавал, что крик был ужасен по своей силе. Он был пронзительным и долгим, и он фактически направил мою руку. Фигура передо мной взвизгнула и закачалась, а затем быстро заковыляла в сторону от дома в кусты.
Потребовалось несколько часов, чтобы я успокоился. Я больше не мог сидеть. Я продолжал топтаться на том же самом месте. Мне приходилось дышать через рот, чтобы захватывать достаточно воздуха.
В одиннадцать часов утра дон Хуан вышел вновь. Я собирался вскочить, но его движения были его движениями. Он прошел прямо к своему месту и уселся в своей обычной знакомой позе. Он взглянул на меня и улыбнулся. Это был дон Хуан. Я подошел к нему и вместо того, чтобы рассердиться, поцеловал его руку. Я действительно верил, что это не он создал получившийся драматический эффект, а кто-то, подражая ему, хотел причинить мне вред или убить меня.
Разговор начался с рассуждений о том, кто та женщина, которая предположительно захватила мою душу. Дон Хуан попросил меня описать все детали моего опыта.
Я кратко изложил ему всю последовательность событий очень рассудительным образом. Он все время смеялся, как если бы все это было шуткой. Когда я закончил, он сказал:
- Ты действовал отлично. Ты выиграл битву за свою душу. Но это дело куда серьезнее, чем я думал. Твоя жизнь не стоила и гроша прошлой ночью. Это счастье, что ты научился чему-то в прошлом. Если бы у тебя не было этой небольшой подготовки, то ты был бы сейчас уже мертвым, потому что то, с чем ты столкнулся прошлой ночью, имело целью покончить с тобой.
- Но как это возможно, дон Хуан, что она приняла твою форму?
- Очень просто. Она - диаблеро, и она имеет хорошего помощника на той стороне. Но она оказалась не слишком умелой в принятии моей формы, и ты разгадал ее трюк.
- Помощник с той стороны, - это то же самое, что олли?
- Нет, помощник помогает диаблеро. Помощник - это дух, который живет на другой стороне мира и помогает диаблеро вызывать болезнь или причинять боль. Он помогает ему убивать.
- Может ли диаблеро иметь также и олли, дон Хуан?
- Именно диаблеро и имеют олли, но прежде, чем диаблеро сумеет приручить олли, он обычно приобретает помощника, который помогает ему в его делах.
- А как насчет женщины, которая приняла твою форму, дон Хуан? Она имеет только помощника и не имеет олли?
- Я не знаю, имеет она олли или нет. Некоторым людям не нравится сила олли, и они предпочитают помощника. Приручить олли - трудная задача. Куда легче заполучить помощника на той стороне.
- Как ты думаешь, я могу найти себе помощника?
- Чтобы узнать это, ты должен еще многому научиться. Мы снова в самом начале. Почти так же, как в самый первый день, когда ты пришел ко мне и попросил рассказать о Мескалито. Я не мог сделать этого, потому что ты не понял бы. Та, другая сторона - это мир диаблеро. Я думаю, что лучше всего будет рассказать тебе о моих собственных чувствах - так же, как мой бенефактор рассказал мне о своих. Он был диаблеро и воин. Его натура была весьма склонной к силе и насилию над миром. Но я не расположен ни к тому, ни к другому - такова моя натура. Ты видел мой мир с самого начала. Что касается того, чтобы показать тебе мир моего бенефактора, то я смогу только подвести тебя к двери, и тогда ты будешь решать сам. Тебе нужно научиться предпринимать свои собственные шаги. Я должен согласиться теперь, что сделал ошибку. Намного лучше, как я теперь вижу, начинать путь так, как делал это я сам. Тогда легче понять, как проста и в то же время, как глубока разница. Диаблеро - это диаблеро, а воин - это воин. Или же человек может быть и тем, и другим. Есть достаточно много людей, которые являются и тем и другим. Но человек, который только проходит по путям жизни, является всем. Сегодня я не воин, и не диаблеро. Для меня есть только прохождение по путям, которые могут иметь сердце. Там я путешествую, и единственной достойной задачей для меня является пройти их полностью. И я путешествую там, глядя вокруг, затаив дыхание.
Он сделал паузу. Его лицо отражало своеобразное настроение - он, казалось, был необычайно серьезен. Я не знал, что спросить или что сказать. Он продолжал:
- Особенная вещь, которой надо научиться, - это как пройти к трещине между мирами и как войти в другой мир. Имеется трещина между двумя мирами: миром диаблеро и миром людей. Есть место, где два мира пересекаются. Трещина там. Она открывается и закрывается, как дверь на ветру. Чтобы попасть туда, человек должен развить свою волю. Я хочу сказать, что он должен развить в себе непреодолимое желание этого, непреклонную решимость. Он должен сделать это без помощи какой-либо силы или какого-либо человека. Человек должен сам все взвесить и решить к тому моменту, когда его тело будет готово совершить путешествие. Этот момент предвещается длительным дрожанием конечностей и ужасной рвотой. Человек обычно не может ни спать, ни есть и сильно изматывается. Когда конвульсии не останавливаются, человек готов идти - трещина между мирами открывается прямо перед его глазами, подобно монументальной двери; трещина, которая идет сверху вниз. Когда она открывается, человек должен проскользнуть через нее.
На другой стороне трудно видеть. Там ветрено, как в песчаную бурю. Всюду завихряются смерчи. Человек должен идти - в любом направлении. Это будет короткое или длинное путешествие, в зависимости от его силы. Человек с сильной волей идет недалеко. Нерешительный и слабый человек идет долго и опасно. В конце концов человек приходит к чему-то вроде плато. Его можно узнать по некоторым признакам очень ясно. Это плоская возвышенность над землей. Ее можно узнать по ветру, который в этом месте становится еще более сильным, хлещущим и ревущим со всех сторон. На вершине этого плато есть вход в другой мир, и там находится завеса, которая отделяет один мир от другого. Мертвые проходят через нее без звука, но мы должны разорвать ее криком. Ветер набирает силу - тот же самый неуправляемый ветер, который дует на плато. Когда ветер наберет достаточно силы, человек должен издать крик и ветер протолкнет его через эту завесу. Здесь его воля должна быть несгибаемой для того, чтобы он мог подчинить себе ветер. Все, что ему нужно - это небольшой толчок. Ему ведь не нужно, чтобы его пронесло до конца другого мира. Как только он окажется на другой стороне, ему нужно походить вокруг. Большой удачей будет для него найти помощника поблизости, не слишком далеко от входа. Человек должен попросить его о помощи. Своими собственными словами он должен попросить помощника научить его и сделать из него диаблеро. Если помощник согласится, он убивает человека на месте, и пока тот мертв, он учит его. Когда ты проделаешь такое путешествие, в зависимости от своей удачи, ты можешь найти и великого диаблеро в помощники, который убьет и обучит тебя; или какого-нибудь мелкого брухо, который очень мало чему сможет тебя научить. Впрочем, ни у тебя, ни у них нет возможности отказаться. Самое лучшее - найти помощника мужчину. Если попадешься диаблеро-женщине, она заставит тебя страдать невероятным образом. Женщины всегда такие. Но это зависит от одной только удачи. Разве что у человека сам бенефактор является великим диаблеро и у него много помощников на той стороне. В этом случае он может направить ученика, чтобы тот встретился с определенным помощником. Мой бенефактор был таким человеком. Он направил меня на встречу со своим духом-помощником. После своего возвращения ты уже не будешь тем же самым человеком. Ты будешь вынужден возвращаться, чтобы часто видеться со своим помощником, и ты будешь вынужден заходить все дальше и дальше от входа до тех пор, пока, наконец, однажды не зайдешь слишком далеко и не сможешь вернуться.
Иногда диаблеро может схватить душу, протолкнуть ее через вход и оставить на попечение своего помощника, чтобы тот держал ее до тех пор, пока сила воли у человека не ослабеет окончательно. В других случаях, подобных твоему, душа принадлежит человеку с сильной волей, и диаблеро приходится держать ее в своем мешке, потому что она слишком тяжела для того, чтобы нести ее куда-либо. В таких случаях, как твой, проблему может решить битва, в которой диаблеро может выиграть все, или потерять все. На этот раз она потерпела поражение и вынуждена была освободить твою душу. Если бы она победила, то она взяла бы ее на сохранение к своему помощнику.
- Но как я победил?
- Ты не сдвинулся со своего места. Если бы ты сдвинулся хотя бы на несколько сантиметров, то ты был бы уничтожен. Она выбрала для удара то время, когда меня здесь не было, и она поступила правильно. А проиграла потому, что не сделала ставку на твою собственную натуру, которая насильственна, а также потому, что ты не сдвинулся с места, на котором неуязвим.
- Как бы она убила меня, если бы я сдвинулся?
- Она поразила бы тебя, подобно молнии. Но прежде всего она удерживала бы твою душу, и ты бы погиб.
- А что же произойдет теперь, дон Хуан?
- Ничего. Ты отвоевал свою душу. Это была хорошая битва. Ты очень многому научился прошлой ночью.
После этого мы начали искать камень, который я бросил. Дон Хуан сказал, что если он найдется, мы сможем быть совершенно уверены, что дело закончено. Мы искали почти три часа. У меня было такое чувство, что я обязательно узнаю его, но я не смог этого сделать.
В тот же самый день ранним вечером дон Хуан взял меня в холмы рядом со своим домом. Там он дал мне длинные и детальные инструкции, касающиеся боевых процедур. В один из моментов, в ходе повторения предписанных шагов, я обнаружил, что остался один. Я взбежал на холм и полностью выдохся. Я обливался потом и тем не менее замерзал. Несколько раз я звал дона Хуана, но он не ответил. Я начал испытывать странное неудобство. Внезапно я услышал шелест в кустах, как будто кто-то подходил ко мне. Я стал прислушиваться, но шум прекратился. Затем он снова послышался ближе и громче. В этот момент мне показалось, что события предыдущей ночи собираются повториться. Через несколько секунд мой страх вырос до бесконечности. Шум в кустах послышался ближе, и силы мои иссякли. Я хотел завизжать или заплакать, или убежать, или потерять сознание и с воплем повалился на землю. Я даже не смог закрыть глаза. После этого, как я потом вспомнил, дон Хуан развел костер и растирал мои сведенные руки и ноги.
В течение нескольких часов я оставался в состоянии глубокого расстройства. Впоследствии дон Хуан объявил мою столь неадекватную реакцию обычным явлением. Я сказал, что не могу понять, что именно привело меня в панику, и он объяснил, что это был не страх смерти, а скорее страх потерять свою душу - страх обычный среди людей, не имеющих несгибаемого намерения.
Этот опыт был последним в учении дона Хуана. С тех пор я избегал брать у него уроки. И хотя дон Хуан не изменил ко мне своего отношения, как к ученику, сам я считаю, что проиграл битву первому из врагов человека знания.
кн.2 "ОТДЕЛЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ"
Введение
Десять лет назад мне посчастливилось встретить одного индейца из Северо-Западной Мексики, которого я называю "дон Хуан". Обращение "дон" в испанском языке используют, чтобы выразить уважение.
Наше знакомство состоялось при следующих обстоятельствах. Я сидел с Биллом, своим другом, на автобусной станции приграничного городка в Аризоне. Мы не разговаривали. Во второй половине дня летняя жара казалась непереносимой. Неожиданно Билл наклонился и тронул меня за плечо.
- Вон тот человек, о котором я тебе рассказывал, - негромко сказал он и кивнул в направлении старика, вошедшего в помещение.
- Что ты мне рассказывал о нем? - спросил я.
- Это тот самый индеец, который знает о пейотле, помнишь?
Я вспомнил, как однажды мы с Биллом проездили весь день на машине, разыскивая дом "эксцентричного индейца", который жил в тех местах. Мы не нашли его. У меня возникло ощущение, что индейцы, которых мы о нем спрашивали, намеренно указывали неверное направление. Билл сказал, что этот человек - "йерберо" (травник), собиратель и продавец лекарственных растений, и что он очень много знает о галлюциногенном кактусе - пейотле. Он сказал также, что мне было бы неплохо встретиться с ним. Билл являлся моим гидом на Юго-Западе, когда я собирал различные сведения о лекарственных растениях, используемых индейцами тех мест.
Билл поднялся и подошел к этому человеку, чтобы поздороваться. Индеец был среднего роста. Его волосы были седыми и короткими и немного нависали над ушами, подчеркивая округлость головы. Он был очень смуглым. Глубокие морщины на лице старили его, однако его тело казалось сильным и подтянутым. Я с минуту наблюдал за ним. Он передвигался с легкостью, которую я считал невозможной для старика. Билл сделал мне знак подойти.
- Он хороший парень, - сказал Билл, - но я не могу понимать его. Его испанский, по-моему, исковеркан и полон сельских разговорных выражений.
Старик посмотрел на Билла и улыбнулся. А Билл, который знал по-испански лишь несколько слов, произнес на этом языке какую-то абсурдную фразу. Затем он взглянул на меня, как бы спрашивая, имеет ли эта фраза какой-нибудь смысл, но я не знал, что он хотел сказать; тогда он смущенно улыбнулся и отошел. Старик перевел взгляд на меня и рассмеялся. Я объяснил ему, что мой друг иногда забывает, что не говорит по-испански.
- Я думаю также, что он забыл представить нас друг другу, - добавил я и назвал свое имя.
- А я Хуан Матус, к вашим услугам, - сказал он.
Мы пожали друг другу руки и некоторое время молчали. Я первым нарушил молчание, начав рассказывать о стоящей передо мной задаче. Я сказал ему, что ищу любого рода информацию о растениях, особенно о пейотле. Некоторое время я продолжал напористо говорить и, хотя я был почти полным невеждой в этом вопросе, тем не менее я сказал ему, что уже очень многое знаю о пейотле. Я думал, что если я похвастаюсь своим знанием, то ему будет интересно разговаривать со мной. Но он не отвечал. Он терпеливо слушал. Затем он медленно кивнул и уставился на меня: его глаза, казалось, светились своим собственным светом. Я избегал его взгляда. Я чувствовал неудобство. У меня была уверенность в тот момент, что он знает, что я говорю неправду.
- Приезжай как-нибудь ко мне домой, - сказал он, наконец-то перестав смотреть на меня. - Может быть там нам будет проще разговаривать.
Я не знал, что еще сказать. Я чувствовал неловкость. Через некоторое время Билл вернулся в зал. Он понял мои затруднения. Некоторое время мы сидели в напряженном молчании. Затем старик поднялся - прибыл его автобус. Он попрощался.
- Не очень хорошо прошло? - спросил Билл.
- Да.
- Ты спрашивал его о растениях?
- Да, но я думаю, что спросил не так.
- Я же говорил тебе, что он очень эксцентричен. Индейцы в окрестностях знают его, но они никогда о нем не говорят. А это уже кое-что.
- Все же он сказал, что я могу приехать к нему домой.
- Он просто хотел отделаться от тебя. Конечно, ты можешь приехать к нему, но что с того? Он никогда тебе ничего не скажет. Когда ты будешь спрашивать его о чем-нибудь, он замкнется, как будто ты идиот и несешь околесицу.
Билл с уверенностью говорил, что встречал ранее людей такого сорта, которые создают впечатление знающих очень многое. Он сказал, что, по его мнению, на таких людей не стоит тратить время, так как рано или поздно можно получить эту же информацию от кого-нибудь еще, с кем легче договориться. Он добавил, что у него нет ни времени, ни терпения на старческие капризы, и что, возможно, старик только делает вид, что знает многое о растениях, тогда как в действительности он понимает в них не больше любого другого.
Билл продолжал говорить, но я не слушал. Мои мысли были все еще заняты старым индейцем. Он знал, что я лгу. Я вспомнил его глаза - они действительно сияли.
Через пару месяцев я вернулся, чтобы встретиться с ним, не столько как студент-антрополог, интересующийся лекарственными растениями, сколько из-за необъяснимого любопытства. То, как он взглянул на меня тогда, было беспрецедентным событием в моей жизни. Я хотел знать, что скрывалось за этим его взглядом. Это стало для меня почти что навязчивой идеей. Я размышлял об этом, и, чем дольше я об этом думал, тем более необычным мне это казалось.
Мы с доном Хуаном стали друзьями и в течение года я приезжал к нему бесчисленное количество раз. Я находил его манеру держать себя очень воодушевляющей, а его чувство юмора - превосходным; но прежде всего я чувствовал, что было какое-то скрытое содержание в его поступках, содержание, которое было для меня совершенно неясным. Я испытывал странное удовольствие от его присутствия, и, в то же самое время, ощущал не менее странное неудобство. Одно только его общество заставляло меня проделывать глубокую переоценку собственных моделей поведения. Я был приучен - пожалуй, как и любой другой, - видеть в человеке, слабое и по сути своей подверженное ошибкам существо. Мне казалось невероятным, что дон Хуан не производил ни малейшего впечатления слабости и бессилия. Простое нахождение рядом с ним рождало сравнение между его образом жизни и моим, и это сравнение было не в мою пользу.
Наверное, одно из самых поразительных его утверждений того периода касалось фундаментального различия между нами. Однажды, по дороге к нему, я почувствовал себя особенно несчастным из-за общего течения своей жизни и кое-каких тягостных личных конфликтов. Я приехал взвинченным и в плохом настроении.
Мы обсуждали мой интерес к знанию, но говорили, как обычно, о разном. Я имел в виду академическое знание, которое выходит за пределы опыта, в то время как он говорил о прямом знании мира.
- Знаешь ли ты что-нибудь об окружающем тебя мире? - спросил он.
- Я знаю разного рода вещи, - сказал я.
- Я имею в виду другое. Ты когда-нибудь ощущаешь мир вокруг себя?
- Я ощущаю ровно столько, сколько могу.
- Этого не достаточно. Ты должен ощущать все, иначе окружающее теряет смысл.
Я высказал классический довод насчет того, что мне не нужно пробовать суп для того, чтобы узнать его рецепт, и не нужно подвергать себя удару электрического тока для того, чтобы узнать об электричестве.
- Ты заставляешь звучать это глупо, - сказал он. - Я вижу, ты хочешь цепляться за свои доводы, несмотря на тот факт, что они ничего тебе не дают. Ты хочешь остаться тем же самым, даже ценой собственного благополучия.
- Я не понимаю о чем ты говоришь.
- Я говорю о том, что в тебе нет целостности, и потому ты не знаешь покоя.
Это его утверждение раздражило меня. Я почувствовал себя задетым. Я подумал, что он недостаточно компетентен, чтобы судить о моих поступках или о моей личности.
- Тебя одолевают бесконечные проблемы, - продолжал он, - но почему?
- Я всего лишь человек, дон Хуан.
Я произнес это, копируя своего отца. Когда он говорил, что он всего лишь человек, то всегда подразумевал, что он слаб и беззащитен, и его слова - как и мои сейчас - были полны отчаяния.