Я заметил, что все улыбаются, как бы скрывая свое отношение. Я пришел в сильное раздражение, и, сознавая собственную неуклюжесть в передаче того, что в действительности хотел сказать, говорил еще некоторое время, но потерял нить и стал повторять слова дона Хуана.
Дон Хуан пришел мне на помощь и ободряюще спросил:
- Ты ведь не искал защитника, когда впервые пришел к Мескалито, не так ли?
- Я сказал, что не знал, что Мескалито может быть защитником, и что мною двигали только любопытство и большое желание узнать его. Дон Хуан подтвердил, что мои намеренья были безукоризненны и сказал, что из-за этого Мескалито оказал благоприятный эффект на меня.
- Но он заставил тебя блевать и ссать повсюду, так? - настаивал Хенаро.
Я сказал, что он действительно подействовал на меня таким образом. Все рассмеялись с облегчением. Я почувствовал, что они стали еще более предубеждены ко мне. Они не казались заинтересованными, кроме Элихио, который смотрел на меня.
- Что ты видел? - спросил он.
Дон Хуан попросил пересказать им все или почти все ключевые детали моего опыта, поэтому я рассказал последовательность и содержание того, что ощутил. Когда я закончил говорить, Люсио сказал:
- Если пейотль такой дьявол, то я рад, что никогда не ел его.
- Все так, как я сказал, - прокомментировал Хенаро, обращаясь к Бахеа. - Эта штука делает тебя ненормальным.
- Но Карлос сейчас нормальный. Как ты объяснишь это? - спросил дон Хуан у Хенаро.
- Откуда мы знаем, что он нормальный? - ответил Хенаро.
Все рассмеялись, включая дона Хуана.
- Ты боялся? - спросил Бениньо.
- Конечно, боялся.
- Тогда зачем ты это делал? - спросил Элихио.
- Он сказал, что хотел знать, - ответил за меня Люсио. - Я думаю, что Карлос собирается стать таким же, как мой дед. Оба говорят, что хотят знать, но никто не знает, что, черт возьми, они хотят знать!
- Невозможно объяснить это знание, - сказал дон Хуан Элихио, - потому, что оно разное для всех. Общим является только то, что Мескалито раскрывает свои секреты частным образом каждому конкретному человеку. Зная, как чувствует Хенаро, я не рекомендовал бы ему встречаться с Мескалито. И все же, несмотря на мои слова или его чувства, Мескалито может оказать полностью благоприятный эффект на него. Но только он сам может это проверить. Это и будет тем знанием, о котором я говорю.
Дон Хуан поднялся.
- Время идти домой, - сказал он. - Люсио пьян, а Виктор спит.
Двумя днями позже, 6 сентября, Люсио, Бениньо и Элихио пришли к дому, где я остановился, чтобы пойти со мной на охоту. Некоторое время, пока я работал со своими записями, они хранили молчание. Затем Бениньо вежливо засмеялся, как бы предупреждая, что собирается сообщить нечто важное.
После неловкой вступительной паузы он снова засмеялся и сказал:
- Вот Люсио говорит, что стал бы глотать пейотль.
- Это правда? - спросил я.
- Да, я не возражаю.
Смех Бениньо стал спазматическим.
- Люсио говорит, что он будет есть пейотль, если ты купишь ему мотоцикл.
Люсио и Бениньо взглянули друг на друга и зашлись смехом.
- Сколько стоит мотоцикл в Соединенных Штатах? - спросил Люсио.
- Вероятно, долларов за сто можно найти, - сказал я.
- Это ведь не очень много, верно? Ты легко можешь купить его, разве не так? - спросил Бениньо.
- Хорошо, но сначала я спрошу у твоего деда, - сказал я Люсио.
- Нет, нет, - запротестовал он, - ты ему ничего об этом не говори. Он все испортит. Он чудак. И, кроме того, он слабоумный и не знает, что делает.
- Он когда-то был настоящим магом, - добавил Бениньо. - Я хочу сказать, действительно магом. Народ говорит, что он был лучшим. Но потом он пристрастился к пейотлю и стал никем. Теперь он слишком стар.
- И он вновь и вновь повторяет одни и те же идиотские истории о пейотле, - сказал Люсио.
- Этот пейотль такое дерьмо, - сказал Бениньо. - Знаешь, мы однажды его попробовали. Люсио утащил целый мешок у своего деда. Однажды ночью по пути в город мы попробовали его жевать. Сукин сын, он разорвал мне рот на части! Вкус просто адский!
- Вы проглотили его? - спросил я.
- Мы выплюнули его, - сказал Люсио, - и выбросили весь проклятый мешок.
Им обоим этот случай показался очень забавным. Элихио не сказал ни слова. Как обычно, у него был отсутствующий вид. Он даже не смеялся.
- Хотел бы ты попробовать его, Элихио? - спросил я.
- Нет, только не я! Даже за мотоцикл.
Люсио и Бениньо нашли утверждение чрезвычайно забавным и вновь захохотали.
- Тем не менее, - продолжал Элихио, - я должен сказать, что дон Хуан меня поражает.
- Мой дед слишком стар, чтобы что-то знать, - убежденно сказал Люсио.
- Да, он очень стар, - эхом отозвался Бениньо.
Я подумал, что мнение, высказанное о доне Хуане молодыми людьми было ребяческим и необоснованным. Я почувствовал себя обязанным защитить его, и сказал, что, на мой взгляд, дон Хуан и сейчас является великим магом, может быть, даже величайшим из всех. Я сказал, что чувствую в нем что-то действительно необычное. Я напомнил им, что ему уже за семьдесят, и, тем не менее, он энергичнее и сильнее нас всех, вместе взятых. Я предложил молодым людям проверить это самим и попробовать следить за доном Хуаном.
- Ты просто не сможешь следить за моим дедом, - сказал Люсио с гордостью. - Он - брухо.
Я напомнил им, что по их же словам, он слишком стар и слабоумен, а слабоумный человек не знает, что происходит вокруг него. Я сказал им, что с давних пор не перестаю удивляться алертности дона Хуана.
- Никто не может следить за брухо, даже если он стар, - авторитетно сказал Бениньо. - На него можно только наброситься толпой, когда он спит. Именно это произошло с человеком по имени Севикас, люди устали от его злой магии и убили его.
Я попросил их рассказать все подробности этого случая, но они ответили, что это произошло еще до их рождения, или когда они были совсем маленькими. Элихио добавил, что тайно люди верят, что Севикас был просто дурак, а настоящему магу никто не может причинить вреда. Я попробовал выяснить их мнения насчет магов, однако они не очень интересовались этим предметом; к тому же им не терпелось отправиться пострелять из ружья двадцать второго калибра, которое я купил.
Некоторое время по пути к зарослям чаппараля мы молчали. Затем Элихио, который шел первым, повернулся и сказал мне:
- Может, это мы сумасшедшие? Может, дон Хуан прав? Посмотри, как мы живем.
Люсио и Бениньо запротестовали. Я попытался вмешаться. Я согласился с Элихио и сказал, что сам считаю свой образ жизни в чем-то неправильным. Бениньо возразил, что мне нечего жаловаться на свою жизнь, так как у меня есть деньги и машина. Я ответил, что легко могу сказать, что это они лучше живут, так как у них есть по участку земли. Они хором начали говорить, что хозяином земли является федеральный банк. Я ответил, что тоже не владею машиной, что ею владеет банк в Калифорнии, и что моя жизнь другая, но не лучше, чем их. К тому времени мы уже были в густых зарослях.
Мы не нашли ни оленя, ни диких свиней, но убили трех кроликов.
На обратном пути мы остановились у дома Люсио. Он сказал, что его жена приготовит жаркое из кроликов. Бениньо отправился в магазин, чтобы купить бутылку текилы и содовой воды. Когда он вернулся, с ним был дон Хуан.
- Уж не нашел ли ты моего деда в магазине, покупающим пиво, - смеясь, спросил Люсио.
- Я не был приглашен на эту встречу, - сказал дон Хуан. - Я просто зашел спросить Карлоса, не едет ли он в Ермосильо?
Я сказал ему, что собирался уехать на следующий день, и пока мы разговаривали, Бениньо раздал бутылки. Элихио отдал свою дону Хуану, и поскольку у яки отказаться, даже из вежливости, означает нанести смертельную обиду, дон Хуан спокойно взял ее. Я отдал свою бутылку Элихио, и тот был вынужден ее взять. Поэтому Бениньо, в свою очередь, отдал свою бутылку мне. Люсио, который, очевидно, заранее визуализировал всю схему хороших манер яки, уже заканчивал пить свою содовую. Он повернулся к Бениньо, у которого на лице застыло патетическое выражение, и заметил, смеясь:
- Они надули тебя на бутылку содовой.
Дон Хуан сказал, что не пьет содовую и отдал свою бутылку Бениньо. Мы сидели под рамадой в молчании.
Элихио казался нервным. Он теребил края своей шляпы.
- Я думал о том, что ты говорил прошлой ночью, - сказал он дону Хуану. - Как пейотль может изменить нашу жизнь? Как?
Дон Хуан не отвечал. Он некоторое время пристально смотрел на Элихио, а затем начал петь на языке яки. Скорее, это была даже не песня, а короткая декламация. Мы долгое время сидели молча. Я попросил дона Хуана перевести для меня слова.
- Это было только для яки, - сказал он, как само собой разумеющееся.
Я почувствовал себя отвергнутым. Я был уверен, что он сказал что-то очень важное.
- Элихио - индеец, - наконец сказал мне дон Хуан. - И, как индеец, Элихио не имеет ничего. Мы, индейцы, ничего не имеем. Все, что ты видишь вокруг, принадлежит йори. Яки имеют только свою ярость и то, что земля дает им бесплатно.
Довольно долго все молчали, затем дон Хуан поднялся, попрощался и вышел. Мы смотрели на него, пока он не скрылся за поворотом дороги. Все мы, как будто, нервничали. Люсио неуверенным тоном сказал, что его дед ушел потому, что ему не нравится жаркое из кролика. Элихио казался погруженным в свои мысли. Бениньо повернулся ко мне и громко сказал:
- Я думаю, Господь накажет тебя и дона Хуана за то, что вы делаете.
Люсио начал хохотать, и Бениньо к нему присоединился.
- Ты паясничаешь, Бениньо, - спокойно сказал Элихио. - То, что ты сейчас сказал, не стоит и гроша.
15 сентября 1968 года.
Было 9 часов вечера субботы. Дон Хуан сидел напротив Элихио в центре рамады дома Люсио. Он поставил между ним и собой корзину с пейотльными батончиками и начал петь, слегка раскачиваясь взад-вперед. Люсио, Бениньо и я сидели в полутора-двух метрах позади Элихио, опершись о стену.
Сначала было совсем темно. Мы сидели внутри дома под бензиновой лампой, ожидая дона Хуана. Когда он пришел, он позвал нас на рамаду и показал, где кому сесть. Через некоторое время мои глаза привыкли к темноте. Я мог ясно видеть каждого. Я увидел, что Элихио скован ужасом. Все его тело тряслось, зубы непроизвольно стучали, а голова и спина конвульсивно подергивались.
Дон Хуан обратился к нему, уговаривая не бояться, довериться защитнику и не думать ни о чем другом. Он взял пейотльный батончик, протянул его Элихио и велел жевать очень медленно. Элихио взвизгнул, как щенок, и распрямился; его дыхание было очень частым, оно звучало, как шум кузнечных мехов. Он снял шляпу, вытер ею лоб и закрыл лицо руками. Я думал, что он плачет. Прежде, чем он восстановил контроль над собой, прошло довольно много времени. Это был очень напряженный момент. Затем он выпрямился и, все еще закрывая лицо одной рукой, взял пейотльный батончик и начал его жевать.
На меня нахлынули ужасные опасения. До этого момента я не отдавал себе отчета в том, что боюсь, пожалуй, также, как Элихио. У меня во рту появилась сухость вроде той, что дает пейотль. Элихио жевал батончик долго. Мое напряжение росло. Я начал невольно покачиваться, мое дыхание участилось.
Дон Хуан начал петь громче, затем он протянул Элихио второй батончик и после того, как Элихио закончил его жевать, дал ему сухих фруктов и велел жевать их тоже очень медленно.
Несколько раз Элихио поднимался, чтобы сходить в кусты. Один раз он попросил воды. Дон Хуан сказал ему не глотать воду, а только прополоскать рот. Элихио разжевал еще два батончика. Дон Хуан дал ему сушеного мяса. К тому времени, как он разжевал десятый батончик, мне было уже почти дурно от нетерпения.
Внезапно Элихио упал вперед, ударившись лбом о землю. Потом он перекатился на левый бок и конвульсивно дернулся. Я взглянул на часы. Было 23 часа 20 минут. Элихио катался, трясся и постанывал на полу больше часа.
Дон Хуан сидел перед ним в прежней позе. Его пейотльные песни были едва слышны. Бениньо, находившийся слева от меня, смотрел без внимания; рядом с ним на боку храпел Люсио.
Тело Элихио свернулось в калачик. Он лежал на правом боку лицом ко мне, зажав руки между коленей. Потом он резко подпрыгнул и перевернулся на спину, слегка согнув ноги. Его левая рука стала волнообразно покачиваться вверх и в сторону в удивительно свободной и элегантной манере. Потом то же самое проделала правая, а затем обе руки задвигались по очереди, выполняя медленные волнообразные движения, так словно он играл на арфе. Постепенно движения становились все более быстрыми. Его кисти ощутимо вибрировали и двигались вверх и вниз, как поршни. В то же самое время его предплечья совершали круговые движения от себя, а пальцы поочередно сгибались и разгибались. Это было прекрасное, гармоничное и гипнотизирующее зрелище. Я подумал, что этот ритм и мускульный контроль сравнить не с чем.
Затем Элихио медленно поднялся, словно преодолевая какую-то обволакивающую субстанцию. Его тело дрожало. Он качнулся, а затем толчком выпрямился. Его руки, туловище и голова тряслись, как если бы через них проходили разряды электрического тока. Казалось, сила, вне его контроля, определяла его позу и управляла им.
Пение дона Хуана стало очень громким. Люсио и Бениньо проснулись, некоторое время без интереса смотрели на происходящее и заснули снова. Элихио, казалось, забирался куда-то все выше и выше. Он явно карабкался. Он вытягивал руки и хватался за что-то, мне невидимое. Он подтягивался и замирал, чтобы перевести дыхание.
Я захотел увидеть его глаза и придвинулся поближе, но дон Хуан свирепо посмотрел на меня, и я вернулся на свое место.
Затем Элихио прыгнул. Это был поразительный прыжок. Он, очевидно, достиг своей цели. Он отдувался и всхлипывал от перенапряжения. Он, казалось, держался за какой-то выступ. Но что-то его пересиливало. Он вскрикнул в отчаянии. Его тело выгнулось назад, начав содрогаться с головы до пальцев ног; по нему проходила исключительно красивая, ритмичная дрожь. Волна дрожи прошла не менее ста раз прежде, чем его тело мешком рухнуло на землю.
Через некоторое время он вытянул руки перед собой, словно защищая лицо. Он лежал на груди, а его ноги были вытянуты назад и слегка приподняты. Это придавало его телу такой вид, будто оно скользит или летит с невероятной скоростью. Его голова была до предела откинута назад, а руки сцеплены перед глазами, защищая их. Я мог чувствовать, как ветер свистит вокруг него. Я невольно вскрикнул. Люсио и Бениньо проснулись и с любопытством взглянули на Элихио.
- Если ты обещаешь купить мне мотоцикл, я буду это жевать, - громко сказал Люсио.
Я взглянул на дона Хуана. Он отрицательно покачал головой.
- Вот черт, - пробормотал Люсио и снова уснул.
Элихио встал и начал ходить. Он сделал пару шагов в мою сторону и остановился. Я мог видеть, что он счастливо улыбается. Он попытался свистеть. Чистого звука не получилось, но гармония была. Это был какой-то мотив. Он имел лишь несколько переходов, которые он повторял вновь и вновь. Спустя некоторое время отчетливо стало слышно насвистывание, а затем оно стало ясной мелодией. Элихио бормотал невнятные слова. Эти слова были словами песни. Он повторял их часами. Очень простая песня с повторами, монотонная, и все же странно красивая.
Элихио, казалось, смотрел на что-то пока пел. Один раз он подошел очень близко ко мне. Я видел в полутьме его глаза. Они были стеклянными и остановившимися. Он улыбался и хихикал. Он ходил, садился, поднимался и начинал ходить снова, постанывая и вздыхая.
Внезапно что-то, казалось, толкнуло его сзади. Его тело выгнулось посредине, как если бы на него подействовала прямая сила. Какое-то время Элихио, изогнувшись колесом, удерживал равновесие на носках ног. Его руки касались земли. Затем он снова упал на пол - мягко, на спину, и, вытянувшись во всю длину, застыл в странном оцепенении.
Некоторое время он что-то бормотал и постанывал, а затем начал храпеть. Дон Хуан накрыл его пустыми мешками. Было 5.35 утра.
Люсио и Бениньо спали плечо к плечу, прислонившись к стене. Мы с доном Хуаном очень долго сидели молча. Он казался усталым. Я нарушил тишину, спросив об Элихио. Он сказал, что его встреча с Мескалито была исключительно успешной. Мескалито научил его песне уже при первой встрече, а это действительно необычно.
Я спросил, почему он не разрешил Люсио принять пейотль в обмен на мотоцикл. Он сказал, что Мескалито убил бы Люсио, если бы тот приблизился к нему на таких условиях. Дон Хуан признал, что он тщательно подготовил все для того, чтобы убедить своего внука. Центральной частью его стратегии была моя дружба с Люсио. Он сказал, что Люсио всегда был его большой заботой и что когда-то они жили вместе и были очень близки, но Люсио в возрасте семи лет очень серьезно заболел, и сын дона Хуана, набожный католик, дал обет Гваделупской Деве, что Люсио поступит в школу священных танцев, если его жизнь будет спасена. Люсио поправился и был вынужден исполнить обещание отца. Он одну неделю пробыл учеником и затем решил нарушить обет. Он думал, что в результате этого ему придется умереть. Он обхватил себя руками и целый день ждал прихода смерти. Все смеялись над мальчиком, и случай этот не забылся.
Дон Хуан долгое время молчал. Он, казалось, был погружен в свои мысли.
- Моя ставка была на Люсио, - сказал он, - а вместо него я нашел Элихио. Я знал, что это бесполезно, но когда нам кто-то нравится, мы обязаны должным образом настаивать, как если бы можно было переделать человека. У Люсио было мужество, когда он был маленьким мальчиком, а затем он потерял его.
- Можешь ли ты околдовать его, дон Хуан?
- Околдовать его? Зачем?
- Чтобы он вновь изменился и обрел свое мужество.
- Нельзя околдовать человека, чтобы он обрел мужество. Мужество - это нечто такое, что идет изнутри. Околдовывают для того, чтобы сделать людей безвредными или больными, или немыми. Нельзя околдовать так, чтобы получить воина. Для того, чтобы быть воином, надо быть кристально чистым, как Элихио. Вот тебе человек мужества.
Элихио мирно храпел под пустыми мешками. Было уже светло. Небо было равномерно синим. Не было видно ни одного облачка.
- Я отдал бы что угодно, чтобы узнать о том путешествии, которое проделал Элихио. Ты не возражаешь, если я попрошу его рассказать мне об этом?
- Ни при каких обстоятельствах ты не должен делать этого.
- Но почему? Я ведь рассказываю тебе все о своем опыте.
- Это совсем другое. В тебе нет наклонности держать все при себе. Элихио - индеец. Его путешествие - это все, что он имеет. Хотел бы я, чтобы это был Люсио.
- Разве нет ничего, что ты можешь сделать для Люсио, дон Хуан?
- Нет. К сожалению, нет способа вставить скелет в медузу. Это была всего лишь моя глупость.
Взошло солнце. Его свет слепил мои уставшие глаза.
- Ты много раз говорил мне, дон Хуан, что маг не может делать глупости. Я никогда не думал, что ты можешь их делать.
Дон Хуан внимательно посмотрел на меня, встал, взглянул на Элихио, а затем на Люсио. Надев шляпу, он похлопал ее по верхушке.