В этот момент я ощутил сильные конвульсии, и через пару секунд вокруг меня сформировался очень низкий и узкий туннель, твердый и странно холодный. На ощупь он был как бы из листовой жести. Я оказался сидящим на полу туннеля. Я попытался встать, но ушиб голову о железный потолок, а туннель сжался до такой степени, что я стал задыхаться. Я помню, что пополз к круглому отверстию, где туннель заканчивался. Когда я до него добрался, я уже совсем забыл о собаке, о доне Хуане и о себе самом, я был измучен, моя одежда была мокрой и липкой. Я начал перекатываться по земле, пытаясь найти положение, в котором можно было бы отдохнуть и в котором у меня перестало бы так сильно стучать сердце. При одном из этих передвижений я снова увидел собаку.
Моя память тут же вернулась ко мне, и внезапно в мозгу у меня прояснилось. Я оглянулся, чтобы посмотреть на дона Хуана, но не мог различить никого и ничего. Я мог видеть только собаку, которая становилась светящейся. Свет исходил из ее тела. Я снова увидел, как вода текла по нему, освещая все вокруг, наподобие костра. Я добрался до воды, опустил лицо в соусницу и стал пить вместе с собакой. Мои руки упирались в землю, и когда я пил, я видел, как жидкость течет по венам, переливаясь красными, желтыми и зелеными оттенками. Я пил, пока сам не начал полыхать. Я пил, пока жидкость не стала выливаться из моего тела через каждую пору, не стала выливаться наружу, подобно шелковым волокнам, и я тоже обрел длинный, светящийся и переливающийся ореол. Я посмотрел на собаку - ее ореол был точно таким же, как у меня. Большая радость наполнила все мое существо, и мы вместе побежали в направлении какого-то желтого тепла, исходившего из неопределенного места. И там мы принялись играть. Мы играли с псом и боролись, пока я не стал замечать и распознавать все его желания, а он мои. Мы по очереди управляли друг другом, как в театре марионеток. Я мог заставить его двигать ногами тем, что покручивал своей ступней, а когда он кивал головой, я всякий раз чувствовал непреодолимое желание прыгать. Но его коронным номером было заставить меня чесать голову ногой, когда я находился в сидячем положении, - он добивался этого, хлопая ушами. Это действие было для меня невыносимо забавным. Какой уровень изящества и иронии, думал я, какое мастерство! Веселость, которая мной овладела, была неописуемой. Я смеялся до тех пор, пока от этого мне не сделалось почти невозможно дышать.
У меня было ясное ощущение того, что я не могу открыть глаза. Я словно бы глядел через толщу воды. Это было длительное и очень болезненное состояние, как будто твой ум проснулся, а сам ты никак не можешь окончательно пробудиться. Затем мир понемногу обрел свои привычные черты. Мое поле зрения снова стало широким, и вместе с этим у меня получилось совершить первое осознанное действие, состоявшее в том, что я оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на это чудесное существо. И тут я столкнулся с очень трудным переходом. Изменение моего нормального состояния прошло для меня почти незаметно: я был в сознании, мои чувства и мысли были критериями этого, поэтому переход показался легким. Но эта вторая фаза - пробуждение к обычному трезвому сознанию - была поистине ужасной. Я забыл, что я - человек. Печаль от такого непоправимого обстоятельства оказалась столь велика, что я заплакал.
Суббота, 5 августа 1961 года.
Поздним утром, после завтрака, хозяин дома отвез нас домой. Я был очень усталым, но не мог уснуть в грузовике. Только когда тот человек уехал, у меня получилось уснуть на веранде. Дон Хуан накрыл меня одеялом.
Когда я проснулся, было уже темно. Я поискал дона Хуана, но в доме его не было. Он пришел позднее с котелком жареных бобов и стопкой лепешек. Я был исключительно голоден. После того, как мы закончили есть, он попросил рассказать ему все, что случилось со мной предыдущей ночью. Я детально пересказал ему все мною испытанное, так аккуратно, как только это было возможно. Когда я закончил, он кивнул головой и сказал:
- Я думаю, что с тобой все в порядке. Мне сейчас трудно объяснить почему, но я думаю, что для тебя все прошло хорошо. Видишь ли, иногда он игрив, как ребенок, иногда - ужасен, устрашающ. Он или шутит, или предельно серьезен. Невозможно сказать заранее, каким он будет с другим человеком. Но когда знаешь его хорошо - иногда можно. Ты играл с ним этой ночью. Ты единственный из всех, кого я знаю, у кого была такая встреча.
- Чем испытанное мной отличается от того, что испытывают другие?
- Ты не индеец, поэтому мне трудно описать, что есть что. Могу только сказать, что он или принимает людей, или отталкивает их, независимо от того, индейцы они или нет. Это я знаю. Я видел много таких. Я знаю также, что часто он шутит и заставляет смеяться, но я никогда не видел, чтобы он играл с кем-либо.
- Может быть ты мне скажешь, дон Хуан, как пейотль защищает…
Он не дал мне закончить, резко тронув за плечо.
- Никогда не называй его так! Ты еще недостаточно знаешь его.
- Как Мескалито защищает людей?
- Он советует. Он отвечает на вопросы, на все, какие ему задашь.
- Значит, Мескалито реален? Я имею в виду, что он что-то такое, что можно увидеть?
Он, казалось, был ошарашен моим вопросом. Он взглянул на меня с каким-то вопрошающим выражением.
- Я хочу сказать, что Мескалито…
- Я слышал, что ты сказал, - перебил он. - Разве ты не видел его прошлой ночью?
Я хотел сказать, что видел лишь собаку, но заметил его озадаченный взгляд.
- Так ты думаешь, что то, что я видел прошлой ночью, было им? - уточнил я.
Он взглянул на меня с участием, затем усмехнулся, покачал головой, как если бы не мог поверить, и очень проникновенным тоном произнес:
- Только не говори мне, что думаешь это была твоя… мама!
Он приостановился, говоря "мама", так как то, что он хотел сказать, было "tu chingada madre" - идиома, используемая, как неуважительный намек на мать другого. Слово "мама" было так неподходяще, что мы оба долго смеялись. Потом я понял, что он заснул, так и не ответив на мой вопрос.
Воскресенье, 6 августа 1961 года.
Я отвез дона Хуана к дому, где принимал пейотль. По дороге он сказал, что имя человека, который "представил" меня Мескалито - Джон. Подъехав к его дому, мы нашли его сидящим на веранде с двумя молодыми людьми. У всех было явно очень хорошее настроение. Они смеялись и разговаривали очень непринужденно. Все трое говорили по-английски в совершенстве. Я сказал Джону, что приехал поблагодарить за оказанную мне помощь.
Я хотел узнать их мнение о своем поведении во время галлюциногенного опыта, и сказал, что пытался думать о том, что я делал предыдущей ночью, но не смог вспомнить. Они смеялись и не были расположены говорить об этом. Они, казалось, сдерживались из-за присутствия дона Хуана. Они все поглядывали на него, как бы ожидая утвердительного знака. Хотя этого и не заметил, дон Хуан, видимо, дал им такой знак, потому что Джон внезапно начал рассказывать о том, что я делал прошлой ночью.
Он узнал о том, что я был "взят", когда меня стошнило. Он утверждал, что меня стошнило 30 раз. Дон Хуан поправил его, сказав что не тридцать, а только десять.
Джон продолжал:
- Когда мы все подвинулись к тебе, ты был застывшим и у тебя были конвульсии. Очень долгое время, лежа на спине, ты двигал ртом, как будто говоришь. Затем ты стал стучать головой об пол, и дон Хуан надел старую шляпу тебе на голову, тогда ты это прекратил. Потом ты несколько часов лежал на полу, дрожа и дергаясь время от времени. Я думаю, как раз тогда все заснули, но я слышал сквозь сон, как ты пыхтел и стонал. Затем я услышал, как ты вскрикнул и я проснулся. Я увидел, как ты, вскрикивая, подпрыгиваешь вверх. Ты бросился к воде, перевернул посудину и стал барахтаться в луже. Дон Хуан принес тебе еще воды. Некоторое время ты сидел спокойно перед соусницей, а потом снова подпрыгнул и снял с себя всю одежду. Ты встал на колени перед водой и начал пить большими глотками. Затем ты просто сидел и смотрел в пространство. Мы думали, что ты будешь сидеть так все время. Почти все, включая дона Хуана, снова заснули, когда ты с воем вскочил и погнался за собакой. Собака испугалась, тоже завыла и побежала к задней половине дома. От этого все проснулись. Ты выбежал с другой стороны дома, продолжая преследовать собаку. Она убегала от тебя, лая и завывая. Я думаю, ты раз двадцать оббежал дом вокруг, с воплями и лаем. Я боялся, что соседи заинтересуются. Здесь близко нет соседей, но твои завывания были такими громкими, что их можно было услышать с очень большого расстояния.
Один из молодых людей добавил:
- Ты поймал собаку и принес ее на веранду на руках.
Джон продолжал:
- Затем ты стал играть с собакой. Ты боролся с ней, вы кусали друг друга и играли. Это, мне кажется, было забавно. Моя собака обычно не играет. Но на этот раз ты и собака катались друг через друга.
- Затем вы оба побежали к воде и собака лакала вместе с тобой, - сказал молодой человек, - вы пять или шесть раз бегали вместе с собакой к воде.
- Как долго это продолжалось? - спросил я.
- Несколько часов, - ответил Джон. - Один раз мы потеряли вас из виду. Я думал, что ты побежал за дом. Мы только слышали, как ты лаял и визжал. Ты лаял так похоже на собаку, что мы не могли вас отличить.
- Может, это и была собака? - предположил я.
Они засмеялись, и Джон сказал.
- Нет, парень, лаял именно ты.
- А что было потом?
Все трое смотрели друг на друга и, казалось, были в затруднении, вспоминая, что было потом. Наконец, молодой человек, который до этого молчал, сказал:
- Он поперхнулся, - и посмотрел на дона Хуана.
- Да, ты, наверное, поперхнулся, - продолжал Джон. - Ты начал очень странно плакать и затем упал на пол. Мы думали, что ты откусываешь себе язык. Дон Хуан разжал тебе челюсти и плеснул на лицо воды. Тогда ты начал дрожать, и по всему телу у тебя опять пошла конвульсия. Затем ты долгое время оставался неподвижным. Дон Хуан сказал, что все закончилось. Но к этому времени уже наступило утро, и мы оставили тебя спать на веранде, накрыв одеялом.
Тут он остановился и взглянул на остальных, которые, казалось, едва сдерживают смех. Он повернулся к дону Хуану и о чем-то его спросил. Дон Хуан ответил ему, а потом повернулся ко мне и сказал:
- Мы оставили тебя на веранде, так как боялись, что ты начнешь писать по всем комнатам.
Все они громко рассмеялись.
- Что со мной было? - спросил я. - Разве я…
- Разве ты? - передразнил меня Джон. - Мы не собирались тебе об этом говорить, но дон Хуан сказал, что все в порядке. Ты обоссал мою собаку.
- Что я сделал?
- Ты же не думаешь, что собака бегала от тебя потому, что она тебя боялась? Собака убегала, потому что ты ссал на нее.
Все захохотали. Я попытался обратиться к одному из молодых людей, но все они так смеялись, что он меня не услышал. Джон продолжал:
- Мой пес тоже не остался в долгу. Он тоже начал на тебя ссать.
Это заявление, видимо, было чрезвычайно смешным, так как все буквально покатились со смеху, включая дона Хуана. Когда они успокоились, я спросил со всей серьезностью:
- Это правда? Это действительно было?
Все еще смеясь, Джон ответил:
- Клянусь тебе, моя собака действительно на тебя ссала.
По дороге обратно к дому дона Хуана я спросил его:
- Это действительно все случилось, дон Хуан?
- Да, - сказал он, - но они не знают того, что ты видел. Они не понимают, что ты играл с "ним". Вот почему я не беспокоил тебя.
- Но неужели все это дело со мной и собакой, писающими друг на друга - правда?
- Это была не собака! Сколько раз мне нужно говорить тебе это? Это единственный способ понять. Единственный способ. Это был "он" - тот, кто играл с тобой.
- Знал ли ты, что все это происходит, до того как я рассказал об этом?
Он запнулся на какой-то момент, прежде чем ответить.
- Нет, но я подозревал, что с тобой все хорошо, потому что ты не был испуган.
- Собака действительно играла со мной так, как они об этом рассказывают?
- Проклятье! Это была не собака!
Четверг, 17 августа 1961 года.
Я высказал дону Хуану все, что думал по поводу этого своего опыта. С точки зрения той работы, которую я планировал, это было катастрофическое событие. Я сказал, что и думать не хочу о повторной встрече с Мескалито. Я согласился, что все, что произошло, уже произошло, но это никак не может подвигнуть меня искать новую встречу. Я серьезно считал, что непригоден для предприятий такого рода.
Пейотль, в качестве последействия, поселил во мне странного рода физическое неудобство. Это был неопределенный страх или беспокойство, какая-то меланхолия, качества которой я не мог точно определить. Я ни в коем случае не находил такое состояние удовлетворительным.
Дон Хуан засмеялся и сказал:
- Ты начинаешь учиться.
- Учение такого рода не для меня. Я не создан для него, дон Хуан.
- Ты всегда преувеличиваешь.
- Это не преувеличение.
- Нет, это так. Плохо то, что ты преувеличиваешь одни только отрицательные стороны.
- Тут нет положительных сторон, насколько это касается меня. Все это меня пугает.
- Нет ничего плохого в том, что это тебя пугает. Когда ты боишься, ты видишь вещи по-другому.
- Но я не забочусь о том, чтобы видеть вещи по-другому, дон Хуан. Я думаю оставить учение о Мескалито в покое. Я не могу с ним справиться. Это действительно плохо для меня.
- Конечно, это плохо - даже для меня. Не одного тебя это сбило с толку.
- Но отчего бы тебе оказаться сбитым с толку?
- Я думаю о том, что ты видел прошлой ночью. Мескалито, без сомнения, играл с тобой, и это меня поражает. Это было указание, знак.
- Что это было за указание, дон Хуан?
- Мескалито указывал мне на тебя.
- Зачем?
- Тогда мне было это неясно, но теперь понятно. Он имел в виду, что ты избранный.
- Ты имеешь в виду, что я был избран для какой-то цели или что-то вроде того?
- Нет, я имею в виду, что Мескалито сказал мне, что ты можешь быть тем человеком которого я ищу.
- Когда он тебе это сказал?
- Он сказал мне это тем, что играл с тобой. Это делает тебя избранным человеком для меня.
- Что это значит, быть избранным человеком?
- Есть некоторые секреты, которые я знаю. У меня есть секреты, которые я не могу открыть никому, кроме избранного человека. Прошлой ночью, когда я наблюдал за тем, как ты играешь с Мескалито, мне стало ясно, что ты именно такой человек. При этом ты не индеец. Поразительно!
- Но что это значит для меня, дон Хуан?
- Я принял решение и буду учить тебя тем секретам, которые делают судьбу человека знания.
- Ты имеешь в виду секреты Мескалито?
- Да, но это не все секреты, которые я знаю. Есть и другие, иного рода, которые я хотел бы кому-нибудь передать. Я сам имел учителя, и я тоже стал его избранным человеком, выполнив определенное условие. Он обучил меня всему, что я знаю.
Я опять спросил, чего эта новая роль потребует от меня; он сказал, что учение - единственно требуемая вещь. Учение в том смысле, в каком оно проходило последние два дня.
То, как разворачивалась ситуация, было очень странным. Я решил сказать, что собираюсь оставить мысль учиться о пейотле, но прежде, чем я успел что-либо произнести, он предложил учить меня своему знанию. Я не понял, что он имеет в виду, но чувствовал, что это серьезно.
Я стал говорить, что для подобного дела у меня отсутствуют необходимые качества - требуется редкое мужество, которого у меня нет. Я объяснил, что для меня характерно говорить о действиях, которые совершают другие. Мне было бы очень интересно узнать его мнения и взгляды, и я был бы счастлив, если бы мог сидеть тут и слушать его рассказы целыми днями. Для меня это было бы учением.
Он слушал меня, не перебивая. Я говорил долго.
- Все это очень легко понять, - сказал он, после того как я закончил. - Страх - первый естественный враг, которого человек встречает на своем пути к знанию. Ты, ко всему прочему, любопытен. Это решает дело. Ты будешь учиться независимо от себя самого - таково правило.
Я продолжал протестовать, пытаясь разубедить его. Но он, казалось, был полностью уверен, что мне не остается ничего другого, кроме как учиться.
- Ты не о том думаешь, - сказал он. - Мескалито действительно играл с тобой. Об этом следует подумать. Почему ты не ухватишься за это, вместо того чтобы думать о собственном страхе.
- Разве это было так уж необычно?
- Ты единственный человек, которого я видел играющим с Мескалито. Ты не привык к жизни такого рода, поэтому знаки прошли мимо тебя. Да, ты серьезный человек, но ты применяешь свою серьезность к тому, о чем ты думаешь, а не к тому, что происходит вокруг тебя. Ты слишком много думаешь о самом себе. В этом твоя беда. Это дает ужасную усталость.
- Но что еще можно делать, дон Хуан?
- Ищи чудеса вокруг и смотри на них. Ты устаешь от смотрения на себя, и эта усталость делает тебя слепым и глухим ко всему остальному.
- Ты попал в точку, дон Хуан. Но как мне измениться?
- Думай о чуде Мескалито, играющего с тобой. Не думай ни о чем другом. Остальное придет к тебе само.
Воскресенье, 20 августа 1961 года.
Прошлой ночью дон Хуан начал вводить меня в пространство своего знания. Мы сидели перед его домом в темноте. Внезапно после долгого молчания он начал говорить. Он сказал, что собирается дать мне совет теми же самыми словами, которыми воспользовался его бенефактор в первый день, когда он сам стал его учеником. Дон Хуан, видимо, запомнил наизусть эти слова, так как он повторил их несколько раз, чтобы быть уверенным, что я ничего не пропущу:
- Человек идет к знанию так же, как он идет на войну, - полностью проснувшийся, со страхом, с уважением и с абсолютной уверенностью. Идти к знанию или идти на войну как бы то ни было иначе является ошибкой. И тот, кто совершает ее, доживет до того дня, когда ему придется жалеть о сделанных шагах.
Я спросил его, почему это так, он ответил, что когда человек выполняет это условие, для него не существует ошибок, с которыми ему придется считаться. При любых обстоятельствах его действия теряют бестолковый, мечущийся характер действий дурака. Если такой человек терпит поражение, он проигрывает только битву, и по этому поводу у него не будет больших сожалений.
Затем он сказал, что будет учить меня об олли тем самым способом, каким это делал его бенефактор. Он особо подчеркнул слова "тем самым способом", повторив это выражение несколько раз.
- Олли, - сказал он, - это энергия, которую человек может внести в свою жизнь, чтобы она помогала ему, советовала и давала силы, необходимые для выполнения действий, будь они большие или маленькие, плохие или хорошие. Олли нужен для того, чтобы укреплять жизнь человека, направлять его поступки и углублять его знание. Фактически, помощь олли в приобретении знания неоценима. Олли позволит тебе видеть и понимать вещи, о которых ни одно человеческое существо, вероятно, не расскажет тебе.
- Олли - это что-то вроде сторожевого духа? - спросил я.
- Нет, это не сторож и не дух.
- Мескалито - это твой олли?