Тогда я спросил может ли он применить колдовство, чтобы предсказать исход битвы. Он категорически заявил, что результат этой борьбы нельзя предсказать никаким способом, потому что человеком знания можно стать лишь на время. Когда я попросил его объяснить это, он сказал:
- Человеком знания не становишься навсегда. В действительности дело обстоит так, что, победив четырех природных врагов, ты становишься человеком знания только на одно очень короткое мгновение.
- Ты должен рассказать мне, что это за враги, дон Хуан.
Он не ответил, я продолжал настаивать, но он перевел разговор на что-то другое.
Воскресенье, 15 апреля 1962 года.
Собираясь уезжать, я решил еще раз спросить его о врагах человека знания. Я доказывал, что в течение какого-то времени не смогу вернуться, и что мне кажется неплохой идеей записать все, что он сможет мне рассказать с тем, чтобы я смог над этим поразмышлять, пока буду отсутствовать.
Он некоторое время колебался, а потом начал говорить:
- Когда человек начинает учиться, он никогда не знает своих препятствий. Его цель расплывчата, его намерение не направлено. Он надеется на награды, которые никогда не материализуются, потому что он ничего не знает о трудностях учения.
Он начинает учиться - сначала медленно, понемногу, затем большими шагами. И скоро его мысли смешиваются. То, что он узнает, никогда не оказывается тем, что он себе рисовал или воображал, и поэтому он начинает пугаться. Учение всегда несет в себе не то, чего от него ожидают. Каждый шаг ученика - это новая задача, и страх, который человек испытывает, начинает безжалостно и неуклонно расти. Его цель оказывается полем битвы.
Таким образом, он наталкивается на своего первого природного врага - страх! Ужасный враг, предательский и трудноодолимый. Он остается скрытым на каждом повороте пути, маскируясь и выжидая. И если человек, испугавшись его присутствия, побежит прочь, то этот его враг положит конец его притязаниям.
- Что случится с человеком, если он в страхе убежит?
- С ним ничего не случится, кроме того, что он никогда не научится. Он никогда не станет человеком знания. Он, может быть, станет упрямцем, не желающим ничего видеть, или безвредным испуганным человеком, - в любом случае, он будет побежденным человеком. Его первый природный враг положит конец его притязаниям.
- И что он должен делать, чтобы одолеть страх?
- Ответ очень прост. Он не должен убегать. Он должен победить свой страх и вопреки ему сделать следующий шаг в учении, и следующий, и следующий. Он может быть полностью испуганным, но все же, он не должен останавливаться. Таково правило. И придет время, когда его первый враг отступит. Человек начнет чувствовать уверенность в себе. Его намерение окрепнет. Учение - уже не пугающая задача. Когда придет этот радостный момент, человек может сказать без колебаний, что он победил своего первого природного врага.
- Это получится сразу, дон Хуан, или мало-помалу?
- Это случится мало-помалу. И все же страх исчезнет внезапно и быстро.
- Но не будет ли человек испуган снова, если с ним случится что-либо новое?
- Нет, если человек однажды уничтожил страх, то он свободен от него до конца своей жизни, потому что вместо страха он приобрел ясность мысли, которая рассеивает страх. К этому времени человек знает свои мысли и свои желания. Он знает как удовлетворить свои желания. Он может видеть новые шаги в учении, и острая ясность мысли сопутствует всему, что он делает. Человек чувствует, что нет ничего скрытого.
И, таким образом, он встречает своего второго врага - ясность мысли. Эта ясность мысли, которой трудно добиться, рассеивает страх, но также и ослепляет. Она заставляет человека никогда не сомневаться в себе. Она дает ему уверенность, что он может делать все, что ему захочется, потому что он видит все ясно, насквозь. И он смел потому, что он все ясно видит. И он ни перед чем не останавливается, потому что он ясно видит. Но все это - ошибка.
Если человек поддается этому мнимому могуществу, значит он побежден своим вторым врагом и будет топтаться на месте в учении. Он будет бросаться, когда надо быть терпеливым, или он будет терпеливым, когда следует бросаться. И он будет топтаться на месте в учении, пока не выдохнется, неспособный научиться чему-либо еще.
- Что случится с человеком, который побежден таким способом, дон Хуан? Он что, в результате умрет?
- Нет, не умрет. Его вроде как остановили и охладили от попыток стать человеком знания. Вместо этого он может стать непобедимым воином или шутом. Но ясность мысли, за которую он так дорого заплатил, никогда не сменится на тьму и страх снова. Он будет ясно видеть до конца своих дней, но он никогда не будет больше учиться или стремиться к чему-либо.
- Но что же он должен делать, чтобы избежать поражения?
- Он должен делать то же самое, что он делал со страхом. Он должен победить свою ясность мысли и использовать ее только для того, чтобы видеть, терпеливо ждать и тщательно взвешивать все прежде, чем сделать следующий шаг. И главное, он должен думать, что его ясность мысли - почти ошибка. И придет момент, когда он начнет понимать, что его ясность мысли была лишь точкой перед глазами. Таким образом он одолеет своего второго природного врага и придет к состоянию, в котором уже ничто не сможет ему повредить. Это не будет ошибкой. Это не будет точкой перед глазами. Это действительно сила.
В этом месте человек будет знать, что могущество, за которым он так долго гонялся, наконец, принадлежит ему. Он сможет делать с ним все, что захочет. Его олли в его подчинении. Его желание - закон. Он видит все, что вокруг него. Но он также наткнулся на своего третьего врага - могущество.
Сила - самый серьезный из всех врагов. И естественно, самое легкое, что можно сделать, - это уступить ей. В конце концов, человек действительно неуязвим. Он командует, он начинает с того, что идет на рассчитанный риск, а заканчивает тем, что устанавливает законы, потому что он мастер.
Человек на этой стадии едва замечает, что существует еще и третий враг. И внезапно, сам того не заметив, он проигрывает битву. Его враг превратил его в жестокого и капризного воина.
- Потеряет ли он свою силу?
- Нет. Он никогда не потеряет ни своей ясности мысли, ни своей силы.
- Что же тогда будет отличать его от человека знания?
- Человек, побежденный могуществом, умирает, так и не узнав в действительности, как с этим могуществом обращаться. Сила - лишь груз в его судьбе. Такой человек ничему не подчинен и не может сказать, когда и как использовать свою силу.
- Будет ли поражение от какого-нибудь из этих врагов окончательным поражением?
- Да, поражение будет окончательным. Если человек побежден, то ему уже ничем не поможешь.
- Может ли человек, побежденный могуществом, увидеть свою ошибку и исправить свой путь?
- Нет, если человек сдался, то с ним покончено.
- Но что, если он временно был ослеплен силой, а затем отказался от нее?
- Это значит, что его битва еще не проиграна и продолжается. Это значит, что он все еще пытается стать человеком знания. Человек побежден только тогда, когда он больше не пытается и бросил себя самого.
- Но тогда, дон Хуан, человек может отдать себя страху, а потом, вернувшись через какое-то время, все же победить его.
- Так не бывает. Если человек поддался страху, то он никогда не победит его, потому что он будет уклоняться от учения и никогда не сделает новой попытки. Но если в центре своего страха он будет в течение многих лет делать попытки учиться, то он в конце концов победит его, так как, фактически, он никогда не бросал себя ради этого страха.
- Как он может победить своего третьего врага?
- Он должен сознательно его игнорировать. Он должен придти к пониманию того, что сила, которую он, казалось бы, покорил, в действительности никогда ему не принадлежала. Он все время должен держать себя в рамках, обращаясь со всем, что узнал, осторожно и добросовестно. Если он сможет увидеть, что ясность мысли и сила без его контроля над самим собой хуже, чем ошибка, тогда он достигнет точки, где все находится в подчинении. Он будет знать, когда и как использовать свою силу. И, таким образом, он победит своего третьего врага.
Человек будет к тому времени в конце своего пути учения и почти без предупреждения столкнется со своим последним врагом - старостью. Этот враг самый жестокий из всех. Враг, которого он никогда не сможет победить окончательно, а сможет лишь заставить его отступить.
Это время, когда у человека больше нет страха, нет нетерпеливой ясности мысли, время, когда вся его сила находится под контролем, но также и время, когда его начинает преследовать неотступное желание отдохнуть. Если он поддастся этому своему желанию лечь и забыться, если он станет убаюкивать себя усталостью, - он проиграет свою последнюю битву и враг превратит его в старое и слабое существо. Его желание отступить пересилит всю его ясность мысли, все его могущество и все его знание.
Но если человек преодолеет свою усталость и проживет свою судьбу полностью - тогда он может быть назван человеком знания, хотя бы на тот короткий миг, когда он отгонит своего последнего, непобедимого врага. Этого одного мгновения ясности, силы и знания уже достаточно.
4
Дон Хуан редко говорил о Мескалито прямо. Всякий раз, когда я о нем спрашивал, он уклонялся от обстоятельного разговора, но говорил при этом достаточно для того, чтобы оставить во мне определенное впечатление о Мескалито и это впечатление всегда было антропоморфным. Мескалито был мужского пола не только из-за грамматического окончания слова, которое свойственно словам мужского рода в испанском языке, но также из-за наличия в нем качеств защитника и учителя. Каждый раз, когда мы разговаривали, дон Хуан заново подтверждал, различными способами, эти характеристики.
Воскресенье, 24 декабря 1961 года.
- Трава дьявола никого никогда не защищала. Она служит лишь для того, чтобы давать силу. Мескалито, с другой стороны, мягок и благороден, как ребенок.
- Но ты говорил, что Мескалито временами устрашающ.
- Конечно, он устрашающ, но если ты однажды его узнал, он будет к тебе великодушен и добр.
- Как он показывает свою доброту?
- Он защитник и учитель.
- Как он защищает?
- Ты всегда можешь держать его при себе, и он будет следить за тем, чтобы с тобой не случилось ничего плохого.
- Как можно держать его при себе все время?
- В маленьком мешочке, под рукой или на шее.
- Ты носишь его с собой?
- Нет, потому что у меня есть олли, но другие люди носят его.
- Чему он учит?
- Он показывает разные вещи и говорит, что есть что.
- Как?
- Тебе надо увидеть это самому.
Вторник, 30 января 1962 года.
- Что ты видишь, когда Мескалито берет тебя с собой, дон Хуан?
- Такие вещи не для простого разговора. Я не могу рассказать тебе это.
- С тобой случится что-нибудь плохое, если ты расскажешь?
- Мескалито - защитник. Добрый и благородный защитник, но это не значит, что над ним можно смеяться. Поскольку он добрый защитник, он может быть также и самим ужасом с теми, кого не любит.
- Я не собираюсь над ним смеяться. Я просто хочу узнать, что он показывает другим людям. Я описал тебе все, что Мескалито показал мне.
- С тобой все иначе, - может быть, потому, что ты не знаешь его путей. Тебя приходится учить его путям, как ребенка учат ходить.
- Как долго я должен учиться?
- Пока он сам не сделается для тебя понятным.
- А потом?
- Потом ты поймешь сам.
- Можешь ли ты сказать просто, куда Мескалито берет тебя?
- Я не могу разговаривать об этом.
- Все, что я хочу узнать, это существует ли другой мир, куда он берет людей?
- Да, существует.
- Это небеса?
- Он берет тебя сквозь небеса.
- Я имею в виду то небо, где Бог.
- Теперь ты говоришь глупости. Я не знаю где Бог.
- Мескалито - это Бог? Единый Бог? Или просто один из богов?
- Он просто защитник и учитель. Он - сила.
- Он что, сила внутри нас?
- Нет, Мескалито ничего общего с нами не имеет. Он вне нас.
- Но тогда каждый, кто принимает Мескалито, должен видеть то же, что и все остальные.
- Не совсем так. Он никогда не бывает одним и тем же для разных людей.
Четверг, 12 апреля 1962 года.
- Почему ты не расскажешь мне побольше о Мескалито, дон Хуан?
- Нечего рассказывать.
- Должны быть тысячи вещей, о которых мне следовало бы узнать прежде, чем я встречусь с ним снова.
- Может быть, нет ничего, что тебе следовало бы узнать. Как я тебе уже говорил, он не одинаков со всеми.
- Я знаю, но все же мне хотелось бы знать, что чувствуют другие по отношению к нему.
- Мнения тех, кто болтает о нем, немногого стоят. Ты увидишь. Ты, возможно, будешь говорить о нем до какой-то точки, а затем уже никогда не будешь обсуждать этот вопрос.
- Можешь ты рассказать мне о своем первом опыте?
- Для чего?
- Ну, тогда я буду знать, как вести себя с Мескалито.
- Ты уже знаешь больше, чем я. Ты действительно играл с ним. Когда-нибудь ты поймешь, как великодушен был защитник к тебе. В тот первый раз, я уверен, он рассказывал тебе много-много всего, но ты был глух и слеп.
Суббота, 14 апреля 1963 года.
- Мескалито может принимать любую форму, когда он показывает себя?
- Любую.
- Но тогда, какую форму ты знаешь, как самую обычную?
- Обычных форм нет.
- Ты имеешь в виду, дон Хуан, что он принимает любую форму даже с людьми, которых хорошо знает?
- Нет. Он принимает любую форму с людьми, которые его знают лишь немного, но для тех, кто знает его хорошо, он всегда постоянен.
- Как он постоянен?
- Он является им как человек вроде нас или как свет. Просто как свет.
- Мескалито когда-нибудь изменяет свою форму с теми, кто знает его хорошо?
- Насколько я знаю, нет.
Пятница, 6 июля 1962 года.
Мы с доном Хуаном отправились в путешествие в конце дня 23 июня. Он сказал, что мы поедем в штат Чиуауа поискать "грибочки" (honguitos). Он сказал, что это путешествие будет долгим и трудным. И он оказался прав. Мы прибыли в небольшой шахтерский городок на севере штата в 10 часов вечера в среду, 27 июня. От места, где я оставил машину, мы прошли на окраину города, к дому его друзей, индейцев племени тарахумара. Там мы переночевали.
На следующий день хозяин разбудил нас около пяти часов утра. Он принес нам бобы и хлеб. Пока мы ели, он разговаривал с доном Хуаном, но ничего не сказал о нашем путешествии.
После завтрака хозяин налил воды в нашу флягу и положил в рюкзак пару сладких рулетов. Дон Хуан отдал флягу мне, приспособил поудобнее рюкзак у меня на спине, поблагодарил хозяина за заботу и, повернувшись в мою сторону, сказал:
- Время идти.
Около полутора километров мы шли по грунтовой дороге, потом пересекли поле и через два часа были у подножья холмов на юге города. Мы поднялись по пологому склону в юго-западном направлении. Когда дорога сделалась круче, дон Хуан сменил направление и мы пошли по возвышенной равнине на восток.
Несмотря на свой преклонный возраст, дон Хуан шел все время так невероятно быстро, что к полудню я уже полностью выдохся. Когда мы присели отдохнуть, он открыл мешок с хлебом.
- Ты можешь сесть это все, если хочешь, - сказал он.
- А как же ты?
- Я не голоден, а позднее нам эта пища не понадобится.
Я был очень усталым и голодным, поэтому решил поймать его на слове. Также, я чувствовал, что это подходящее время, чтобы поговорить о цели нашего путешествия, и очень осторожно спросил:
- Ты считаешь, что мы пробудем здесь долго?
- Мы здесь для того, чтобы собирать Мескалито. Мы останемся здесь до завтра.
- А где Мескалито?
- Повсюду вокруг нас.
Вокруг в изобилии росли кактусы различных видов, но я не мог найти среди них пейотль.
Мы снова отправились в путь и к трем часам дня пришли к длинной узкой долине, окаймленной крутыми холмами. Я чувствовал себя странно возбужденным при мысли о том, что увижу пейотль, который никогда не видел в естественной среде. Мы вошли в долину и прошли около ста двадцати метров, когда внезапно я заметил, что неподалеку растут три несомненных растения пейотля. Они срослись вместе, выступая над землей на 5–7 сантиметров, - прямо передо мной, слева от тропы. Они выглядели, как круглые мясистые зеленые розы. Я побежал к ним, указывая на них дону Хуану.
Он не обращал на меня внимания и, намеренно повернувшись спиной, уходил дальше. Я понял, что сделал что-то неправильно, и всю вторую половину дня мы шли в молчании, медленно продвигаясь по плоской равнине, усыпанной мелкими острыми камнями. Мы двигались среди кактусов, вспугивая полчища ящериц, и время от времени - одинокую птицу. Я прошел мимо дюжины растений пейотля, не говоря ни слова.
К шести часам вечера мы оказались у подножия гор, которые ограничивали долину. Потом мы взобрались по склону на один из скальных уступов. Дон Хуан бросил свой мешок и сел. Я снова был голоден, но пищи у нас не осталось. Я предложил собрать Мескалито и вернуться в город. Дон Хуан выглядел раздраженным, он сделал чмокающий звук губами. Потом он сказал, что мы проведем здесь ночь.
Мы сидели молча. Слева была скала, а справа долина, которую мы пересекли. Она тянулась довольно далеко, казалась шире и не такой плоской, как я думал. С того места, где я сидел, она виделась состоящей сплошь из небольших холмов и скальных возвышенностей.
- Завтра мы начнем обратный путь, - сказал дон Хуан, не глядя на меня и указывая на долину. - Мы будем идти назад и собирать его тогда, когда он окажется на нашем пути. Он сам будет находить нас, и никак иначе. Он найдет нас, если захочет.
Дон Хуан прислонился спиной к скале и, наклонив голову, продолжал говорить так, как будто с нами был еще кто-то кроме меня.
- Еще одна вещь. Только я могу срывать его. Ты, может быть, будешь нести мешок или идти впереди - я еще не знаю. Но завтра ты не будешь указывать на него, как ты сделал сегодня.
- Прости меня, дон Хуан.
- Все в порядке, ты не знал.
- Твой бенефактор учил тебя всему этому о Мескалито?
- Нет. О нем меня никто не учил. Защитник сам был моим учителем.
- Тогда, значит, Мескалито вроде человека, с которым можно разговаривать?
- Нет.
- Как же тогда он учит?
Некоторое время он молчал.
- Помнишь то время, когда ты играл с ним? Ты понимал его, не так ли?
- Да.