- Вот так он и учит. Только ты этого не знал, но если бы ты был внимателен к нему, он говорил бы с тобой.
- Когда?
- Тогда, когда ты в первый раз его увидел.
Он, казалось, был раздражен моими вопросами. Я сказал, что задаю их, так как хочу узнать все, что только можно.
- Не спрашивай меня, - он улыбнулся. - Спроси его. В следующий раз, когда ты его увидишь, спрашивай его обо всем, о чем пожелаешь.
- Значит с Мескалито все же можно поговорить…
Он не дал мне закончить. Он отвернулся, взял флягу, сошел с уступа и исчез за скалой. Я не хотел оставаться один и - хотя он не звал меня - последовал за ним. Мы прошли полторы сотни метров до небольшого ручья. Он помыл руки и лицо, наполнил флягу, прополоскал рот, но не пил. Я набрал в ладони воды и начал пить, но он остановил меня, сказав, что пить не стоит.
Затем он вручил мне флягу и отправился обратно. Когда мы пришли на место, мы снова уселись лицом к долине, а спиной к скале. Я спросил, не можем ли мы развести костер. Он жестом выразил недоумение по поводу моего вопроса, потом сказал, что этой ночью мы - гости Мескалито и хозяин позаботится о том, чтобы нам было тепло.
Становилось темно. Дон Хуан вынул из своего мешка два тонких хлопчатобумажных одеяла, бросил одно из них ко мне на колени и сел, скрестив ноги и накинув другое одеяло себе на плечи. Долина под нами постепенно погружалась в темноту, и края ее расплывались в вечерних сумерках.
Дон Хуан сидел неподвижно, обратясь лицом к долине с пейотлем. Дул ровный ветер.
- Сумерки - трещина между мирами, - сказал он мягко, не поворачиваясь.
Я не спросил, что он имеет в виду. Мои глаза устали. Внезапно я почувствовал себя покинутым, у меня возникло странное всепобеждающее желание плакать. Я лег на живот - каменное ложе было твердым и неудобным и мне приходилось менять свое положение через каждые несколько минут. Наконец, я сел, скрестил ноги и накинул одеяло на плечи. К моему изумлению эта поза оказалась в высшей степени удобной, и я уснул.
Когда я проснулся, я услышал, что дон Хуан что-то говорит мне. Было очень темно и я не мог его хорошо видеть. Я не понял того, что он мне сказал, но последовал за ним, когда он начал спускаться вниз по склону. Мы двигались осторожно, во всяком случае я, из-за темноты. Мы остановились у подножья скалы. Дон Хуан сел и знаком показал мне место слева от него. Он расстегнул рубашку и достал кожаный мешочек, который он открыл и положил на землю перед собой. В нем оказались сушеные батончики пейотля.
После недолгой паузы дон Хуан взял один из батончиков. Он держал его в правой руке, потирая между большим и указательным пальцами, и тихо пел. Внезапно он издал оглушительный крик: "Ай-и-и-и!"
Это было так неожиданно, что я сильно испугался. Смутно я видел, как он положил батончик себе в рот и начал жевать его. Через минуту он поднял мешок, наклонился ко мне и шепотом велел взять один Мескалито, положить затем мешок опять перед нами и делать все точно так же, как делал он.
Я взял один батончик и потер его так, как это делал дон Хуан. Он тем временем пел, покачиваясь взад и вперед. Несколько раз я пытался положить батончик в рот, но чувствовал себя не в своей тарелке из-за необходимости кричать. Неожиданно, как во сне, у меня вырвался невероятный вопль: "Ай-и-и-и!". Какой-то момент я думал, что это крикнул кто-то другой. Я снова почувствовал симптомы нервного потрясения у себя в желудке. Я падал назад, я был на грани того, чтобы потерять сознание.
Положив батончик пейотля в рот, я разжевал его. Через некоторое время дон Хуан достал из мешка другой батончик. Я почувствовал облегчение, когда увидел, что после короткой песни он разжевал его сам. Затем он передал мешок мне, и я тоже взял следующий батончик. Этот круг повторялся пять раз, прежде чем я почувствовал жажду. Я поднял флягу, чтобы напиться, но дон Хуан сказал, чтобы я только прополоскал рот, но не пил воду, так как иначе меня вырвет.
Я несколько раз прополоскал рот. В какой-то момент желание попить стало ужасным искушением, и я проглотил немного воды. Немедленно мой желудок стал сжиматься. Я ожидал безболезненного и незаметного излияния жидкости у себя изо рта, как это было при моем первом знакомстве с пейотлем, но, к моему удивлению, у меня было лишь обычное ощущение рвоты. Однако оно не длилось слишком долго.
Дон Хуан взял другой батончик и вручил мне мешок, круг был возобновлен и повторялся, пока мы не разжевали 14 батончиков. К этому времени мои прежние ощущения жажды, холода и неудобства исчезли. Вместо них я ощутил незнакомое чувство тепла, возбуждения. Я взял флягу, чтобы освежить рот, но она была пуста.
- Можно мне сходить к ручью, дон Хуан? - произнес я.
Звук моего голоса не вырывался изо рта, а отразился от нёба обратно в горло и катался эхом взад-вперед между ними. Эхо было мягким, музыкальным и, казалось, имеет крылья, которые хлопали внутри моего горла. Их касания ласкали меня, я следил за их движением взад-вперед, пока они не исчезли.
Я повторил вопрос. Мой голос звучал так, как если бы я говорил внутри пещеры. Дон Хуан не ответил. Я поднялся и, сделав шаг в направлении ручья, посмотрел на дона Хуана, не идет ли он тоже, но он, казалось, к чему-то прислушивался. Жестом он показал мне замереть.
- Абутол уже здесь! - сказал он.
Я раньше никогда не слышал этого имени и колебался, спросить ли его об этом, когда услышал звук, который походил на звон в ушах.
Звук становился громче и громче, пока не стал подобен реву гигантского быка. Он длился короткий момент и постепенно затих, снова наступила тишина. Сила и интенсивность звука напугали меня, я трясся так сильно, что едва мог стоять, и все же рассудок мой работал совершенно нормально. Если несколько минут назад меня клонило в сон, то теперь это чувство полностью пропало, уступив место исключительной ясности. Звук напомнил мне научно-фантастический фильм, в котором гигантская пчела, гудя крыльями, вылетает из зоны атомной радиации. Я рассмеялся от этой мысли и увидел, что дон Хуан принял свою обычную расслабленную позу.
Внезапно на меня вновь нашло видение огромной жужжащей пчелы. Это видение было более реально, чем обычная мысль, оно было отдельным, исключительно ясным. Все остальное было изгнано из моего ума.
Состояние ментальной ясности, которого никогда ранее не бывало в моей жизни, вызвало еще один момент страха. Я начал потеть и наклонился к дону Хуану, чтобы сказать, что боюсь.
Его лицо было очень близко. Он смотрел на меня, но его глаза были глазами пчелы. Они выглядели, как круглые очки, имеющие свой собственный свет в темноте. Его губы были вытянуты трубочкой и издавали прерывистый звук: "По-та-по-та-ре-та".
Я отпрыгнул назад, едва не разбив голову о скалу за спиной. В течение бесконечного времени я испытывал невыносимый ужас, я скулил и задыхался. Пот замерзал у меня на коже, придавая ей неудобную твердость. Потом я услышал голос дона Хуана:
- Поднимайся! Двигайся! Поднимайся!
Видение исчезло, и я снова мог видеть его знакомое лицо.
- Я принесу воды, - сказал я после еще одной бесконечной паузы. Мой голос срывался, я с трудом мог выговаривать слова. Дон Хуан согласно кивнул. По пути я понял, что мой страх исчез так же загадочно и так же быстро, как и появился.
Приближаясь к ручью, я заметил, что могу ясно видеть каждый предмет на пути. Я вспомнил, что только что ясно видел дона Хуана, тогда как до этого я едва мог различить очертания его фигуры. Я остановился, посмотрел вдаль и смог увидеть противоположную сторону долины. Мне подумалось, что видимо уже наступает утро, но одновременно у меня было чувство, что я потерял счет времени. Я взглянул на часы. Было десять минут двенадцатого, я послушал часы, они шли. Полдня быть не могло, значит это полночь. Я намеревался сбегать к воде и вернуться назад к скалам, но увидел, что дон Хуан идет вниз и подождал его. Я сказал ему, что могу хорошо видеть в темноте.
Он долгое время смотрел на меня, ничего не говоря. Если он и говорил что-то, то может быть я просто его прослушал, так как все мое внимание было сосредоточено на моей новой уникальной способности видеть в темноте. Я мог различить мельчайшие песчинки. Временами все было таким ясным, что казалось, что сейчас утро или день, но потом темнело. Потом опять светлело. Вскоре я понял, что яркость совпадает с диастолой моего сердца, а темнота с его систолой. Мир становился ярким, темным и снова ярким с каждым ударом моего сердца.
Я полностью ушел в изучение этого открытия, когда тот же странный звук, который я слышал раньше, возник снова. Мои мышцы напряглись.
- Ануктал (так я расслышал слово на этот раз) здесь, - сказал дон Хуан. Звук казался мне таким громоподобным, таким всепоглощающим, что ничто другое не имело ни какого значения.
Когда звук стих, я обнаружил, что ручей сильно расширился. Несколько минут назад он был с ладонь шириной, а теперь увеличился так, что стал огромным озером. Свет, который падал откуда-то сверху, касался поверхности, как бы проходя сквозь густую листву. Время от времени вода посверкивала золотым и черным, затем становилась темной, неосвещенной, но все же странным образом присутствующей.
Я не припомню, сколько я простоял там, просто наблюдая и изумляясь, на берегу черного озера. Рев, должно быть, тем временем прекратился, так как то, что вернуло меня назад (к реальности?) было уже знакомым устрашающим гудением.
Я оглянулся в поисках дона Хуана и увидел, как он вскарабкался на скалу и исчез за одним из выступов. Как ни странно, чувство одиночества совсем не беспокоило меня; я сел на корточки, испытывая состояние полной уверенности и отрешенности.
Рев тем временем возобновился. Он был очень интенсивным, подобным звуку очень сильного ветра. Прислушиваясь к нему так внимательно, как только мог, я улавливал определенную мелодию. Она состояла из высоких звуков, похожих на человеческие голоса в сопровождении басового барабана. Я сфокусировал свое внимание на мелодии и снова заметил, что систола и диастола моего сердца совпадают со звуками барабанов и с темпом мелодии. Я поднялся и музыка прекратилась. Ударов сердца тоже не было слышно. Я опять сел на корточки, думая что может быть положение моего тела вызывает эти звуки. Но ничего не случилось! Ни звука! Даже звука моего сердца! Я решил, что с меня хватит, но когда я поднялся, чтобы уйти, то почувствовал дрожь земли. Земля под моими ногами тряслась. Я терял равновесие. Я упал на спину и лежал в таком положении, пока земля продолжала трястись.
Я попытался схватиться за скалу или куст, но что-то поехало подо мной. Я вскочил, секунду стоял, но потом снова упал. Земля, на которой я сидел, двигалась, соскальзывая в воду, как плот. Я оставался неподвижным, меня охватил ужас, который был, как и все прочее, уникальным, беспрецедентным и абсолютным.
Я двигался по водам черного озера на клочке почвы, который был похож на земляное бревно. У меня было чувство, что влекомый течением я двигаюсь в южном направлении. Я мог видеть, как вода вокруг двигается и бурлит. Она была холодной и странно тяжелой на ощупь. Мне казалось, что она была живая.
Не было ни берегов, ни каких-либо других ориентиров и я не могу припомнить своих мыслей и чувств во время этого путешествия. После долгих, как мне показалось, часов плавания мой плот сделал поворот под прямым углом налево. После этого он продолжал прямолинейное движение очень недолго и неожиданно наткнулся на что-то. Инерция бросила меня вперед. Я закрыл глаза и почувствовал острую боль в вытянутых вперед руках от падения на землю. Через секунду я открыл глаза. Я лежал на земле. Мое земляное бревно сравнялось с почвой. Я сел и огляделся. Вода отступала! Она двигалась назад, как откатывающаяся волна, пока не исчезла совсем.
Я долго сидел так, пытаясь собраться с мыслями и привести все, что со мной произошло к связному виду. Все мое тело ныло, к тому же я прикусил губу, когда "приземлился". Когда я поднялся на ноги, ветер дал мне понять, что я озяб. Моя одежда была мокрой. Мои руки, ноги и челюсти так сильно тряслись, что мне снова пришлось лечь. Пот попал в глаза и их стало жечь так сильно, что я взвыл от боли.
Через некоторое время я восстановил некоторый порядок в своем самочувствии и поднялся. Не смотря на темноту пейзаж был хорошо различим. Я сделал пару шагов. Отчетливый звук человеческих голосов доносился до меня. Казалось, где-то громко разговаривают. Я пошел на звук, но метров через 50 внезапно остановился. Передо мной был тупик. Место, где я находился, было загоном для скота, образованным огромными валунами. За ними я мог различить еще один ряд, а за ним еще и еще, пока они не переходили в отвесную гору. Откуда-то из этих валунов доносились звуки необыкновенно изысканной музыки. Это был текучий, приятный для слуха поток звуков.
У подножья одного из валунов я увидел человека, сидящего на земле. Его лицо было повернуто ко мне почти в профиль. Я направился к нему. Когда я оказался от него приблизительно в трех метрах, он повернул голову и взглянул на меня. Я замер - его глаза были водой, которую я только что видел! Они были необъятными, в них светились те же золотые и черные искорки. Его голова была заостренной, как ягода земляники, а кожа была зеленой, испещренной бесчисленными оспинками.
За исключением заостренной формы, его голова была в точности, как поверхность растения пейотля. Я стоял перед ним и не мог отвести от него глаз. Я чувствовал, что он намеренно давит на мою грудь весом своих глаз. Я задыхался. Потом я потерял равновесие и упал на землю. Его глаза отвернулись от меня и я услышал, как он говорит со мной. Сначала его голос был подобен мягкому шелесту ветерка. Затем я услышал его, как музыку - как голосовую мелодию, - и я "знал", что эта мелодия говорила:
- Чего ты хочешь?
Я упал перед ним на колени и стал рассказывать о своей жизни, потом заплакал.
Он снова взглянул на меня. Я почувствовал, что его глаза отталкивают меня, и подумал, что этот момент может быть моментом моей смерти. Он сделал знак подойти поближе. Секунду я колебался, прежде чем сделать шаг вперед, а когда приблизился, он отвел от меня глаза и показал тыльную сторону своей ладони. Мелодия сказала: "Смотри". Посередине его ладони была круглая дырка. "Смотри", - опять сказала мелодия. Я взглянул в дырку и увидел самого себя. Я был очень старым и слабым и бежал от нагонявшей меня погони. Вокруг меня повсюду летели искры. Затем три искры задели меня: две - голову, а одна - левое плечо. Моя фигура в дырке секунду стояла, пока не выпрямилась совершенно вертикально, затем исчезла вместе с дыркой.
Мескалито вновь повернул ко мне свои глаза, они были так близко от меня, что я, кажется, слышал, как они мягко грохочут тем самым особенным звуком, который я уже так много раз слышал этой ночью. Постепенно они стали спокойными, пока не сделались подобными тихим озерам, подернутым рябью золотых и черных искр.
Он опять отвел глаза и отпрыгнул, как кузнечик, метров на 40–50. Он прыгал снова и снова, пока не исчез.
Следующее, что я помню, это то, что я пошел. Очень рассудительно я пытался определить знакомые объекты, такие, как горы вдали, для того, чтобы понять где нахожусь. Я был лишен возможности ориентироваться в течение всего своего приключения, но считал, что север должен быть слева. Я долгое время шел в этом направлении, пока не понял, что уже наступил день, и что я уже не использую свое "ночное виденье". Я вспомнил о часах и посмотрел время: было 8 утра.
Где-то около десяти я пришел к скале, где был прошлой ночью. Дон Хуан лежал на земле и, вероятно, спал.
- Где ты был? - спросил он.
Я сел, чтобы перевести дыхание.
После долгого молчания он спросил:
- Ты видел его?
Я начал пересказывать ему последовательность моих приключений с самого начала, но он прервал меня, сказав, что значение имеет только одно - видел я его или нет. Затем он спросил, как близко был от меня Мескалито. Я сказал, что почти касался его.
Эта часть моего рассказа заинтересовала его. Он внимательно выслушал все подробности без замечаний, прерывая лишь для того, чтобы задать вопросы о форме существа, которого я видел, о его позе, движениях и прочих деталях относительно него.
Было уже около полудня, когда дону Хуану, видимо, показалось достаточно моих рассказов. Он поднялся, привязал мне на грудь полотняный мешок и велел идти за ним, сказав, что будет срезать Мескалито и передавать их мне, а я должен буду осторожно укладывать их в сумку.
Мы попили воды и отправились. Когда мы достигли края долины он, казалось, секунду колебался, в каком направлении идти. После того как он сделал свой выбор, мы все время шли по прямой. Каждый раз, когда мы подходили к растению пейотля, он склонялся перед ним и осторожно срезал верхушку коротким зазубренным ножом. Он делал надрез вровень с землей а затем посыпал "рану", как он называл это, чистым порошком серы, который был у него в кожаном мешочке. Срезанное растение он держал в левой руке, а сам срез посыпал правой. Потом он поднимался и передавал пейотль мне. Я принимал его обеими руками, как он велел, и укладывал в мешок.
- Стой прямо и не давай мешку коснуться земли или кустов, или чего-нибудь еще, - несколько раз повторил он, как будто считал, что я могу забыть.
Мы собрали 65 батончиков. Когда мешок заполнился, он перевесил его мне на спину, а на грудь привязал новый мешок. К тому времени, когда мы пересекли долину, у нас было два полных мешка, в них поместилось 110 батончиков. Мешки были так тяжелы и громоздки, что я едва мог идти под их тяжестью.
Дон Хуан прошептал мне, что мешки потому так тяжелы, что Мескалито хочет вернуться к земле. Он сказал, что печаль при расставании со своими местами делает Мескалито тяжелым. Моей главной задачей было не дать мешкам коснуться земли, так как если я это сделаю, то Мескалито уже не позволит мне взять его снова.
В какой-то момент давление лямок на мои плечи стало невыносимым. Что-то применяло поразительную силу, чтобы пригнуть меня вниз. Мне было тревожно и я заметил, что убыстряю шаги, почти бегу за доном Хуаном.
Внезапно тяжесть практически совсем исчезла, ноша стала легкой, как будто в мешках была губка. Я свободно бежал, чтобы не отстать от дона Хуана, который шел впереди. Я сообщил ему, что больше не чувствую тяжести. Он ответил, что мы вышли из владений Мескалито.
Вторник, 3 июля 1962 года.
- Я думаю, что Мескалито почти принял тебя, - сказал дон Хуан.
- Почему ты говоришь, что он почти принял меня?
- Он не убил тебя и даже не нанес вреда. Он дал тебе хороший испуг, то есть не во вред. Если бы он не принял тебя совсем, он явился бы тебе чудовищем, полным ярости. Некоторые люди сполна узнали, что такое ужас, встретившись с ним и не будучи им приняты.
- Если он так ужасен, почему ты не сказал мне об этом, прежде чем вести на поле?
- У тебя нет мужества, чтобы искать его сознательно. Я думал, что будет лучше, если ты не будешь знать.
- Но, дон Хуан, я ведь мог умереть!
- Да, мог. Но я был почти уверен, что для тебя все обойдется благополучно. Он играл с тобой однажды. Он не повредил тебе. Я предположил, что и на этот раз он будет к тебе расположен.