II
"Весь прошедший день перед глазами. Была суббота. В солдатском кафе состязались в решении математических задач. Играл на баяне. Вышел на улицу.
- Виктор! - кто-то окликнул меня.
Оглянулся: подходил старший лейтенант Малко. Пока он подходил, я думал: "Почему же никто не напоминает о проступке? Неужели отец вмешался? Зря это он делает".
- Поиграли? - спросил старший лейтенант, кивая в сторону солдатского кафе. - Кому отдых, а кому работа. Узловцев по тревоге подняли, в ракетном парке вкалывают. Хочешь, пойдем со мной, женсовет будут обновлять. Морока с этими женщинами. Без Елены Васильевны ничего у них не получается. Придется самому возглавить...
- Женсовет? - удивился я.
- А что вы думаете! Приходится вникать во все дела. Оброс общественными поручениями, как старый корабль ракушками. Ничего, сдюжим. Пойдемте.
В душе шевельнулась жалость к старшему лейтенанту: он и член партийного бюро, и редактор стенгазеты "Колючка", и внештатный лектор. Правда, с лекциями он еще не выступал, но говорят, разрабатывает одну важную тему. Слышал как-то от Шахова: "Мишель наш нахватал общественных поручений, теперь к нему не подступишься. Чуть что, ответ: "Сами знаете, как я занят. В такой крутоверти не мудрено допустить и недогляд в службе".
И верно, нагрузили человека поручениями и еще выговаривают: не подступишься!
- Товарищ старший лейтенант, вы откажитесь...
- От общественной работы? Не в моем характере. Поручают - значит, доверяют. А это, товарищ Гросулов, большое дело. А ну-ка завтра мне потребуется характеристика, скажем, на выдвижение или на учебу. Кто таков старший лейтенант Малко? Пожалуйста, вот характеристика. Так что, Виктор... - Он все чаще и чаще называет меня по имени, просто обращается, хотя с виду строг. - Так что, Виктор, соображать надо. Понятно?
Шутит он или серьезно говорит, не пойму. Лейтенант Узлов в этом отношении более понятен, перед солдатами он как на ладони, накричит иногда, потом скажет: "Ладно, мазила, поведу в городской тир, натаскаю, каждую пулю будешь в пятачок класть". Узлов стреляет из личного оружия бесподобно. А ефрейтор Цыганок - такой же стрелок. Меня все больше и больше тянет к этому балагуру. Чем-то он похож на Ваню Оглоблина.
Мы зашли в небольшую комнату, гримерная, что ли: на полке парики, костюмы, музыкальные инструменты. Женщин было немного. Я их никого не знаю. Они сразу набросились на старшего лейтенанта:
- Товарищ Малко, так нельзя опаздывать, целый час ждем вас.
- Рикимендую не нервничать. Спокойно, товарищи. - Он вытер платком розовое лицо. - Вы же знаете, сколько у меня дел. Лекцию готовлю, план работы партбюро на очередной месяц составил...
- Михаил Савельевич, - вдруг поднялась женщина с высокой прической, - что вы говорите! Вчера мой Захарыч составлял этот план. Там даже о женсовете пункт есть.
- Критика - это хорошее дело, товарищ Савчук. - сказал старший лейтенант, - но когда она объективна. Петр Захарович только сделал наброски... Начальство, так сказать, предначертало, а мне пришлось ломать голову, кто и как будет выполнять... Понятно?
Разгорелся спор о составе жеисовета. Ольга Семеновна Савчук, вспоминая добрыми словами свою подружку Елену Васильевну Бородину, жену замполита, подморгнув, сказала:
- Товарищи, может, нам ввести в состав женсовета Михаила Савельевича?
- А что, это хорошая идея! - серьезно воскликнул старший лейтенант Малко. - Мне не привыкать к общественным поручениям.
- Тю-тю! - удивилась самая молодая из присутствующих. - Разве может такое быть! Или вы, Михаил Савельевич, только с виду мужчина?
Все рассмеялись. А Ольга Семеновна сказала:
- Аннета, подтверди...
И опять раздался хохот. Старший лейтенант Малко, почему-то посмотрев на меня, крикнул:
- Тихо!.. Я предлагаю выбрать председателем женсовета нашей части Ольгу Семеновну. Она член партии, потянет...
- Сначала состав, потом председателя, - подсказала та, которую Савчук назвала Аннетой.
- Что ж, давайте так, - согласился Малко.
Начали называть кандидатуры.
Я тихонько поднялся и вышел за дверь. "Изберут или нет?" - подумал я о своем командире. Женсовет для меня - темное дело. Для чего он существует и чем занимается - мне пока неизвестно. Но поскольку это совет, то почему бы и не избрать в него старшего лейтенанта Малко?
Воспоминания чередуются в строгой последовательности. Потом я оказался неподалеку от ракетного парка. Услышал голос лейтенанта Узлова. По его командам понял, что в парке закругляются, готовят установку, как моряки говорят, на "товьсь". Но я ошибся.
Вдруг из ворот на приличной скорости выскочила ракетная установка и помчалась по тренировочному маршруту. В кабине сидел Цыганок. Я помахал Косте, он сделал знак рукой: велел подождать его. На обратном пути он, открыв дверцу, сказал: "Садись, смотри, как мы тревожимся. Учись, Витяга".
Под навесом стояли подполковник Громов и майор Савчук. Они наблюдали, как солдаты зачехляли ракетную установку. Я помогал Цыганку, он хвалил меня за расторопность и все приговаривал: "У нас, брат, так: попотеешь - считай, ты солдат".
Громов посмотрел на часы, сказал:
- Молодцы, торопитесь не спеша, отбой!
Узлов построил взвод. И уже хотел было вести его к навесу, как вдруг заметил меня. Он подал команду "вольно", подошел ко мне.
- Рядовой Гросулов? Вы как сюда попали? Кто пропустил в парк?
Цыганок повел в сторону виноватыми глазами. Потом вскинул голову, сказал:
- Мы его в кабине провезли. Пусть ума набирается. Он мечтает перейти в наш взвод, - нашелся Цыганок, хотя об этом я никому не говорил.
Вход в ракетный парк только по специальному расписанию и разрешению. Узлова аж всего передернуло:
- Ефрейтор Цыганок, делаю вам замечание... Смирно! На-право!
- Садитесь, товарищи, - сказал Громов, когда взвод оказался под навесом.
Подполковник подошел к бачку, наполнил кружку водой, выпил не отрываясь.
- Устали? - сказал он, возвращаясь к столу.
Цыганок взглянул на Волошина, Волошин - на сержанта... и промолчали. Командир, видно, понял, что солдаты устали, потому что сам он тоже устал.
- Говорят: суббота - не работа. - Подполковник улыбнулся белозубым ртом, заулыбались и солдаты. - Нам приходится работать, да еще, как говорится, на полную катушку. Сейчас там, на западе нашей страны, поют первые петухи... Поют! Может, оттого они и поют, что мы тут у ракетных установок тревожимся. - сказал подполковник негромко, как бы про себя. Но его услышали и поняли: я это определил по взглядам солдат, по тому, как они, когда он умолк на минуту, начали перешептываться, а Цыганок дохнул мне на ухо: "Соображаешь, когда петухи поют? Когда у нас мокро под мышками".
Командир части объявил благодарность взводу и в это время заметил меня. Цыганок хотел загородить спиной, но я сам поднялся.
- Вы как попали сюда? - спросил Громов и почему-то посмотрел на Савчука.
- Зайцем, - ответил я. - Когда взвод входил в парк, незаметно пристроился...
- Для чего? - затревожился Громов. Он хотел было позвать дежурного по парку и сделать ему внушение за ротозейство. Но тут поднялся лейтенант Узлов.
- Товарищ подполкновник, виноват ефрейтор Цыганок. Разрешите доложить?
- Товарищ подполковник, выслушайте меня, - твердо сказал я.
- Говорите, рядовой Гросулов.
Что я мог сказать? Мне не хотелось, чтобы наказывали Цыганка, не хотелось потому, что Костя, я в этом убежден, искренне старается помочь мне. Иногда у него это получается не так, как надо бы. И все же он старается.
- Я был в солдатском кафе, на баяне играл... Пальцы по клавишам ходят, а мысли мои о тройке. Все знают, что я троешник. А соревнуюсь я с кем? С самим ефрейтором Цыганком. Дай, думаю, посмотрю, как он колдует у приборов. Вот и пришел. Конечно, Цыганок провез в кабине. Но я был к этому готов, он лишь отгадал мое желание...
Командир, видимо, поверил мне. Он обратился к Савчуку:
- Слышал? Случай-то необыкновенный. Вроде и наказывать-то не за что. Ну хорошо, мы разберемся... Лейтенант Узлов, -взвод в вашем распоряжении.
- Струхнул? - спросил Цыганок, когда я остался с ним вдвоем. - Играл бы себе на баяне, мило и хорошо. Сочинитель, потянуло его посмотреть. Придумал?
- Правду сказал.
- Поверил я тебе! Выгораживал меня, вот и сочинил.
- Нет. - возразил я и вспомнил отца: - Если узнает, попадет и мне и другим.
- Если! - возразил Цыганок. - Ты думаешь, он не узнает? Узнает. У генералов нюх на чепе обостренный, они на расстоянии чувствуют компот. Приедет, поведет носом и сразу пальчиком поманит: подойди, субчик, ты чего же здесь колбасишь, воинский порядок нарушаешь! Уставы читал? Читал! Получай двойную порцию! Обязательно двойную. А как же, читал и нарушил. В этом случае лучше говорить - не читал. С необразованных да незнаек спрос полегче. Они, эти незнайки, как божьи сироты, сострадание вызывают...
- Отец таких "тузиками" называет.
- И своего сына?
- Для него я сейчас не сын - солдат.
- И ты так считаешь?
- Так. Он сам по себе, а я сам по себе. Защиты у него не ищу...
- Ну! Первый раз вижу такого, - сказал Цыганок и, помолчав, весело заговорил: - Полюбил я разнесчастную командирскую жизнь. Улавливаешь? Нет. Слушай: осенью подаю заявление в училище. Через два года я - лейтенант. Обязательно попаду в свою часть. Вот тогда-то я тебя научу, как сочетать игру на баяне с отличной службой. - Цыганок засмеялся. Подошедший рядовой Волошин подтвердил:
- Костя такой: в одни двери войдет ефрейтором, в другие выйдет лейтенантом.
- Мне не до шуток, ребята, - обиделся я.
- Кто шутит? - закипятился Цыганок. - Ты сам разве пошутил? Сам пошел в парк. Это на первом году службы! А что будет через год, два! Или ты это делаешь, чтобы генералу-папаше понравиться? Отцовского ремня боишься? Тогда отстань, не ходи в нашем строю... Папа строгий. Па-а-па!.. Настоящий солдат солдату худого слова не скажет. И папа твой такой же солдат, как и все люди в погонах. Пошли в свой домик, ты сыграешь, а Пашка споет "Не брани меня, родная, что я так его люблю".
- А про что это? - спросил Волошин.
- Про любовь. Пашенька, про ту, которая только снится ракетчику во сне.
Мы пошли в кафе. Я играл на баяне. Павел действительно пел, только без слов, просто подпевал, и ладно получалось.
Завтра я скажу Цыганку: Костя, а ведь я не был на квартире старшего лейтенанта Малко. Интересно, как это он воспримет?
Скажу".
Ill
Виктор смотрел на секундомер: тонюсенькая стрелка мчалась галопом. Ничтожная стрелка пугала.
- Вот прет! - сокрушался он. Для обработки данных пуска не хватало нескольких секунд, вот этих: раз-два, три-четыре, пять-шесть - всего три ничтожных всплеска маленькой стрелки... Он знает, чего они стоят в настоящем бою. Еще бы не знать! Каждый день старший лейтенант Малко напоминает: "Ты вообрази, Виктор, что произойдет, если враг упредит пуск нашей ракеты всего лишь на одну секунду>. И командир взвода рисует страшную картину взрыва. Виктор воображает мысленно: поднимается огромный столб земли, медленно, с трудом, затем хлещет яркое пламя, и тут же грохот потрясает округу... От этой картины пробегают мурашки по телу.
Секунды, секунды... Раньше, когда учился в школе, отрабатывал трудовую практику на стройке жилых домов, и в голову не приходило, что секунды имеют какое-то значение, что это серьезное время и из-за него придется потеть и краснеть. Да, ничего подобного не было! В школе были оценки, на стройке - план. Об оценке говорили и учителя, и классный руководитель, и завуч, и директор, за нее и от бабушки попадало, и от родителей. На стройке шумели о плане. Но о секунде?.. Что там говорить - строители и не задумываются о том, что часы .и минуты состоят из секунд. Раствор поступал - работали, раствор не подавали на леса - курили. Как-то прораб, старичок, инженер-строитель, набросился на бригадира каменщиков дядю Мотю, бородатого увальня: "Матвей Филиппович, у тебя десять минут простоя, а ты мне не звонишь!" Дядя Мотя от удивления рот раскрыл, потом, сообразив, за что выговаривает прораб, ощерился: "Тю, Ляксей Сандрович, да когда ж это было, чтобы десять минут считалось за простой. Рабочий класс курит, Ляксей Сандрович. Вот ежели мои ребята, скажем, ну часа два животы грели бы на солнце, тогда другое дело. А чего шуметь, из-за каких-то, тьфу, десяти минут. Никогда этого не бывало, Ляксей Сандрович".
"Эх, дядя Мотя, попал бы ты к ракетчикам!"- вздохнул Виктор и обратился к Цыганку, склонившемуся у макета пульта управления:
- Костя, а что будет, если я вообще не смогу уложиться в норматив?
- Как это "вообще"?
- Ну, никогда...
Цыганок выпрямился, окинул взглядом царство учебных макетов и моделей, покоившихся на подставках и развешанных на стенах, сказал:
- Такого быть не может, Виктор.
- А если случится?
Цыганок подошел к Виктору, посмотрел в упор в лицо:
- Встань!
Виктор поднялся. Он был выше Цыганка на две головы, шире в плечах. Костя обошел вокруг, сказал:
- Ты представляешь, что будет, если твой портрет напечатать в газете? И подпись: "Лучший оператор Н-ской ракетной части Виктор Гросулов". Девушки с ума сойдут, письма будешь получать каждый день: "Дорогой Виктор! Я случайно увидела ваш портрет в газете на первой полосе, рядом с передовицей. Не помню, о чем говорилось в передовой статье, но хорошо запомнила ваше энергичное лицо.
И представьте себе, в эту же ночь вы приснились мне! Ах, какая это была ночь! Мы танцевали, я была в голубом платье, которое мне мама подарила в честь окончания электромеханического института. Диплом я, конечно, защитила на "отлично". Мне нет еще двадцати двух лет, а я уже инженер и зовут меня Альбиной Недосекиной". Неужели ты не хочешь получать такие письма? - спросил Цыганок, отойдя к окну. - От Альбины Недосекиной?
- У меня есть девушка, Альбина мне не нужна...
- Хорошо, допустим, девушка у тебя есть.
А портрет в газете, твой портрет в газете или журнале на первой полосе тоже есть? И твоя мамочка видела его и бегала к соседям: "Вот какой у меня сын, посмотрите: он уже ефрейтор, и значок на груди, почти как орден"?
И твою мамочку поздравляли и говорили ей: "Спасибо, какого сына воспитала. Отличника ракетных войск!" Витяга, у тебя этого ничего нет. А что есть? Социалистическое обязательство, которое подписали я и ты. Зачем подписывал? - вдруг разгорячился Цыганок. - Никто тебя не принуждал.
-- Командир взвода велел, - робко отозвался Виктор. - Он говорил: "Вызовешь на соревнование ефрейтора Цыганка - на взвод будут смотреть как на порядочное подразделение. Надо взвод поднимать в глазах общественности". Вот я и послушался, а теперь вижу: зря, мне ли с тобой тягаться, Костя!
- Фыо, - свистнул Цыганок. - Рядом с твоей подписью стоит моя. Выходит, что я ничего не стою, можно Цыганку и подножку дать на третьем году службы? Нет, я не хочу падать, Виктор. Кому нужен лежачий человек? "Тузики" нынче не в моде, даже если они красавцы с виду, ангелочки, хоть молись на них. Вон Пашка Волошин на что уж был древним, можно сказать, снежным человеком, а теперь механик-водитель второго класса! В норматив ты будешь укладываться. Слушай мою команду!
Десять раз Виктор опаздывал с обработкой данных. Цыганок не унимался, покрикивал:
- Еще, слушай команду!
На одиннадцатом заходе, когда Виктор, изрядно уставший, хотел было сорваться: "А ну тебя, командир нашелся, я тебе не подчинен", что-то произошло, он даже не заметил, как быстро и четко сработал у макета. Ожидая очередной команды, он, уже начав успокаиваться, покосился на Цыганка. Тот с улыбкой смотрел на секундомер. Потом молча подошел к Виктору, похлопал по плечу:
- Подходяще! - Подумав, сказал: - Собирался нынче в свободное время написать Тоне письмо, только приготовил ручку и бумагу, приходит в ленинскую комнату Шах-королю, инженер Шахов, и эдаким сладеньким голосом обращается ко мне: "Товарищ Цыганок, а я думал, вы и сегодня в техническом классе. Гросулов уже там. - И смеется этот Шах. - Гросулов говорит, что он тебя измором возьмет, ты бросишь ему помогать". Знает Шах, чем Цыганка зажечь. Ты говорил это инженеру части?
- Нет, я его не видел сегодня.
- Умненький наш Шах-королю. Бочком, бочком, а попадает в самое яблочко, в десятку.
- И наш взводный кладет в десятку, - в тон Цыганку похвалил Виктор старшего лейтенанта Малко. - Как нарисует упреждающий удар со стороны противника, аж паленым запахнет и в ушах слышатся крики и стоны. До чего картинно говорит! Любое занятие начинает фразой: "Я хочу, чтобы каждый из вас поднимал взвод в глазах общественности". - Виктор подошел к окошку. - О, легок на помине, спешит...
- Бежит. - Цыганок тоже увидел Малко. - Мне кажется, он никогда не сидит на месте. До чего ж быстрый! Когда в штабе работал, как молния мелькал в подразделениях: фразу начнет в комендантском взводе - последний слог ее произносит в другом подразделении.
С тех пор как Малко увидел на учебном полигоне работу оператора ефрейтора Цыганка, желание перетянуть его в свой взвод еще больше завладело им. Правда, сомнения возникали: Узлов, конечно, встанет на дыбы, скажет, это неразумно. Но в голове Малко вечно жил какой-то толкователь, который нашептывал: "Почему неразумно? Рассуди, не для собственного благополучия ты это делаешь, ради общего дела. И соревнования проводятся не для того, чтоб поднять лейтенанта Узлова, а старшего лейтенанта Малко швырнуть в низину". От "низины", в которой он может оказаться, холодела душа, но толкователь еще больше напирал: "Не отступай, не отступай. Мишель, действуй, избавляйся от генеральского сынка". Сейчас он направлялся к замполиту с тем же вопросом: убедил себя, что Бородин поддержит.
По пути Малко заглянул в клуб, постоял немного у Доски отличников. Фотография Узлова ему не понравилась. "Для такого случая можно было бы сделать приличный портрет в фотоателье". Он вспомнил, на какой улице оно помещается, вспомнил витрину и фамилию мастера, работы которого очень нравились и Аннете и ему. На глаза попался появившийся в фойе солдат. Малко остановил его и, тыча пальцем в фотографии, возмутился:
- Смотрите, сколько пыли! Сейчас же сотрите, чтобы все блестело. Это же лучшие люди части! Надо соображать.
- Слушаюсь, товарищ старший лейтенант! - ответил солдат и попытался объяснить, что он случайно попал в клуб и к здешним порядкам не имеет никакого отношения.
- Отношения у всех одни - не проходить мимо безобразий. - внушал Малко растерявшемуся солдату и, довольный тем, что тот подчинился, энергично открыл дверь, бросив на ходу: - Соображать надо, мил человек. Рикимендую соображать!
Его потянуло в технический класс: рассчитывал встретить здесь Шахова. Инженер на его предложение о переводе Цыганка пока отвечал шуткой: "Что ж одного Цыганка? Бери заодно и лейтенанта Узлова, тогда твой взвод наверняка выйдет победителем социалистического соревнования и первым произведет боевые пуски".
Приоткрыв дверь технического класса, он с минуту любовался Цыганком, который, сделав вид, что не замечает старшего лейтенанта, работал на макете. Потом, перешагнув порог, сказал:
- Молодцы, соколики, не теряете зря времени... Шахов здесь?