VIII
Приезда Гросулова ждали со дня на день. "Приезжает завтра", - словно вихрь проносился слух по городку, будоража солдат и офицеров. В подразделениях нажимали на троешников, на полигоне и в парке с утра до вечера слышались команды, у троешников гудели руки и ноги, но их становилось все меньше. И наконец объявили на общем собрании личного состава: в части шестьдесят процентов отличников. Острота чепе притупилась, об аварии вспоминали лишь после того, как кто-нибудь, побывав в госпитале, рассказывал о Волошине, что дела у него идут на поправку и что он вот-вот возвратится в часть. И тогда по вечерам, после занятий, когда городок затихал, в комнатушке, в которой жили Узлов и Шахов, вновь вспыхивали баталии. Шахов бегал, что-то выяснял, измерял, вычислял, придя в гостиницу, садился за стол и погружался в расчеты. Узлов знал: инженер до сих пор не верит, что авария произошла случайно, и пытается найти какие-то доказательства. Узлов смотрел на его согнутую спину и говорил:
- Меня ни один адвокат не оправдает, даже господин Плевако, если бы он был жив. Схлопотал сам себе выговор, и точка!
- Не мешай, помолчи...
- Тратишь силы впустую, просто жалко тебя, Игорь... Я не хочу алиби. Ты понимаешь, не хо-чу! Оно мне не нужно.
Шахов разогнулся, бросил на стол очки, сказал:
- Алиби? При чем тут алиби?
- Доказательства невиновности.
- Не совсем так. Алиби - доказательство отсутствия обвиняемого на месте преступления в момент его совершения, как факт невиновности. Но ты же был у ракетной установки...
- Был и командовал взводом. Значит, нет моего алиби. Вот поэтому и не ищи...
- Не мешай, Дима...
- Буду мешать... Ты инженер, а не медведь, не таскай пустые колоды: напрасный труд, ненужный!
Шахов открыл ящик, помахал билетами в кинотеатр:
- Видал? Ждет тебя Катюша Зайцева.
- И не подумаю... не до нее...
- Тогда я пойду.
- И ты не пойдешь.
- Почему?
- Тебя самый мощный подъемный кран не оторвет от стола.
- Плохо ты знаешь своего друга. Через полтора часа меня здесь не будет.
- Не верю.
- А для чего я их взял? Пойду, обязательно пойду. - Он вновь принялся за работу.
Узлов, помолчав немного, взял гитару, но тут же бросил ее на кровать.
- И зачем ты меня тянул на этот "маяк"? Знал же, могу сорваться, загреметь головой вниз. Так и получилось... Средненькому легче живется. Ходит он по земле, и его никто не знает. Споткнется - ну что ж, поднимут и фамилии не спросят, а если и спросят, тут же забудут. И опять середнячок идет по земле, как будто с ним ничего не случилось - дышит воздухом, получает зарплату, потихонечку выпивает, потихонечку скандалит...
- Что же ты предлагаешь? - насторожился Шахов.
- Поменьше делать героев, выдающихся личностей. Не бить в литавры, если человек не опаздывает на службу, не бить в барабаны, если солдат не грубит своему командиру... Чего, Игорь, я боялся, то и случилось. Савчук готовит по партийной линии выговор. Одного ведь мало для "маяка". А сам генерал Гросулов своим аршином померит...
- Не померит.
- Тебя испугается? Или думаешь своими бумажками меня прикрыть? Не делай ты этого, пожалей свою умную головушку, обрати свои силушки для настоящего дела. Меня не надо защищать. Не надо. Понимаешь, не надо! - Узлов взял гитару и с азартом запел:
Был врагами схвачен
Молодой матрос.
Был ему жестокий
Учинен допрос.
Выстоял, не дрогнул
Парень молодой.
Был черноволосый.
Стал к утру седой...
Шахов за эти дни перебрал в голове десятки вариантов возможных ошибок, не раз вместе с Виктором на действующих макетах проверял то, что обязан был сделать он там, на полигоне. Его пугала мысль: "В конце концов возможен и технический дефект. Это пострашнее, чем ошибка солдата". Но ничего подобного он не обнаружил.
Узлов настроил гитару, запел другую песню:
Мы при всякой погоде
Помним правду свою:
Если трудно в походе,
Если трудно в походе,
Легче будет в бою!
Он бросил гитару на кровать, сказал:
- Так кто из нас пойдет в кино?
- Ага, ревнуешь! Вот билеты. - И он сделал вид, что собирается идти в кинотеатр.
Узлов посмотрел на него и подумал: "Ах ты, чертяка, до чего же ты добрый парень".
- Уступи билеты. - сказал Узлов.
- Испугался? Возьми...
- Она действительно там будет?
- Зайцева? Конечно, если ты пригласишь. Она ждет тебя в нашем клубе...
- Откуда знаешь?..
- Иди, не мешай мне работать. Еще одна минута, и я изорву билеты...
- Это неразумно, за них деньги уплачены. Возьми рубль. Привет, Игорек! Нагуляюсь сегодня до отвала. А ты работай, работа инженеров любит, особенно таких очкариков. - Он взъерошил волосы Шахову и хлопнул дверыо.
IX
В клубе Кати не оказалось. Узлов посмотрел на часы: время еще было, чтобы поспеть в кинотеатр, он решил немного подождать, начал рассматривать рисунки Аннеты Малко, плакаты, спортивные стенды. Вдруг его взгляд задержался на Доске отличников: там, где находилась его фотография, алел пустой квадратик. В груди вдруг стало тесно, лицо обдало жаром. Он повернулся, намереваясь немедленно уйти. Кто-то придержал за рукав. Узлов поднял голову, увидел краснощекое, улыбающееся лицо Малко.
- Димочка, ты не знаком с моей женой? Аннета, - позвал он жену.
Аннета подошла и обдала таким ароматом косметики, будто в фойе только что выплеснули ведро смеси помады и духов. Через минуту-другую, когда они сидели на диване, Аннета уже называла Узлова Дмитрием. Она была чем-то похожа на мужа. Слушая ее, Узлов пытался определить, чем именно. И когда она заговорила о том, как ее Мишелю удалось получить квартиру, он услышал те же слова, которые часто слышал от Малко.
- Он не для себя требовал квартиру, для общего дела. Мишель правильно говорит: хороший быт офицера неизбежно отражается на боевой учебе, - говорила она почти с открытой иронией, и Узлов понял, что Аннета нарочито копирует своего мужа. - Для вас, конечно, Дмитрий, жилье не проблема, - продолжала она. - Вы в части не новичок. Слышала от Мишеля - пятый год тут служите. Надо полагать... - Она посмотрела на мужа и не смогла докончить фразы.
Узлов, увидел за окном Зайцеву, сказал:
- В моей квартире шесть комнат. Извините, Аннета Григорьевна, я тороплюсь. - Узлов поклонился: - Спешу в город.
Он подошел к Кате. Она спросила:
- Товарища старшего лейтенанта Шахова не видели?
- Там, в тереме, изнывает в одиночестве, - показал Узлов на гостиницу.
- Он сегодня был в городе, я просила купить мне билеты в кинотеатр. Не знаете, купил?
- Один?
- Один...
- Может, два? Он купил два билета...
- Ой, может, я два и просила.
Узлов засмеялся, показал взглядом на ворота:
- Пойдем провожу, билеты у меня.
За воротами их догнала машина. Из кабины показалась голова Рыбалко.
- Садись, подвезу, - предложил Максим, а сам подумал: "Таким машина не нужна".
Узлов махнул рукой:
- Езжайте.
Катюша робко попросила:
- Подъедем?
Но Узлов еще решительнее замахал:
- Езжай, езжай, старина!
Когда машина удалилась, он сказал:
- Пять километров - не расстояние...
- Можем опоздать в кино...
- Ну и хорошо. Шахов прописал мне глотать ионы, они успокаивают нервы.
- Которых у тебя нет, - осмелела Катюша. - Столько дней не виделись, хоть бы позвонил. Ведь я все знаю, в клуб бегала: верно - сняли твою фотокарточку...
Ему не хотелось говорить на эту тему. Он взял ее под руку, сказал:
- Неужто сняли? - Дмитрий выразил удивление. - Помру без витрины. - и прижался щекой к ее плечу. - Не будем об этом говорить, Катюша, просто подышим ионами. Согласна?
Она вздохнула:
- Да ведь жалко человека...
- Какого человека?
- Узлова Дмитрия...
- Тоже мне, нашла кого жалеть. Этого человека надо пороть, иначе он сойдет с фарватера...
- Ой, что я слышала, Дима! - воскликнула Катюша, чувствуя его горячую щеку. - И рассказать не могу.
- Ну и не рассказывай...
- Про тебя слышала.
- Обо мне говорят теперь всюду.
- Генерал Гросулов звонил Громову.
- Ну-у... Сколько суток ареста он отпущает мне?
- Нет, хорошо говорил.
Узлов остановился.
- Гросулов? Обо мне? И хорошо отзывался? Всевышний, что я слышу! Тогда говори...
- Нет, не могу. Я ведь случайно подслушала. Меня накажут за это. Я не имею права подслушивать...
- Нет, говори!
- Не скажу.
Он обнял ее и, дыша в лицо, зашептал:
- Говори, говори.
- Не могу, не могу, Дима, - и захлебнулась в поцелуе.
- Это что? Ионы? - спросила она, когда Дмитрий наконец оторвался, ошалело ловя воздух губами. - Такие тебе ионы нужны! Силенка есть - значит, можно все.
- Да, да, и такие ионы мне нужны, и силенка есть, Катюша.
- Как-то бы по-другому, - сказала она, поправляя погоны.
- По-другому не могу. Хочешь, я понесу тебя на руках до самого "Голубого Дуная"?
- Зачем?
- Вино будем пнть, дядю Якова слушать...
Она испугалась того, что он предлагает.
"С горя к вину потянуло, - промелькнула мысль. - Что он делает?"
- Нет, я не пойду в ресторан и тебе не советую.
- Пойдешь. Как так не пойдешь, если я решил...
- Что ты решил, что?
Он молчал. "Женюсь я на тебе, солдатик-рюмочка, сегодня женюсь. А вот как это делается, я не знаю. Я не знаю, не обижайся, Катюша", - рассуждал Дмитрий.
- Вот что я решил... Если ты меня любишь, - выходи замуж, сегодня, сейчас же!
Она прошептала:
- Сумасшедший, что ты говоришь!
Он шагнул к ней. Катюша отступила назад.
- Сегодня, сейчас... Завтра пойду к замполиту и буду стучать до тех пор, пока он не даст нам квартиру. Расшибу дверь, но квартиру мы получим. Слышишь, не я, а мы с тобой, Катюша.
- Поразительно! - воскликнула она. - На дороге, по пути в кинотеатр, женится человек! Димочка, ты погоди, погоди, остынь немного. Ну не так же люди женятся, пойми ты, пойми - не так.
- А как? Подскажи!
Она подумала и удивилась тому, что сама не знает, как все же женятся люди. Тихо сказала:
- Я маме напишу, она знает. Завтра напишу...
Катюшина мама жила в Белоруссии. Узлов это знал и, прикинув, что ответ придет недели через две, решительно запротестовал. Катюшу охватила робость, потом страх. Она посмотрела по сторонам в надежде кого-либо увидеть и, заметив приближающегося к ним Бородина, сказала:
- Димочка, ты хоть бы с кем-нибудь посоветовался. Нельзя же так сразу, на ходу! - Осмелев, она засмеялась. Ее чистый, звонкий смех еще больше распалил Узлова, и он хотел было обнять ее, но тоже увидел Бородина и сразу остыл.
Они пошли втроем. Катюша молчала. Узлов и Бородин заговорили о новом фильме. Вдруг Узлов остановился, попросил ее постоять на месте, сам отошел с Бородиным в сторонку. Степан ожидал услышать от лейтенанта что-то о службе, но услышал совершенно неожиданное:
- Товарищ подполковник, скажите мне, пожалуйста, как женятся люди?
- Что-что? - не сразу понял Бородин.
- Я спрашиваю, как женятся люди?
- Какие люди?
- Ну вы, например, как женились на Елене Васильевне?
- Я?.. Под дождем бежал через огороды, прибежал к ней как сумасшедший, кричу: "Елена, не уезжай, я женюсь на тебе!.."
- Правда?
- Примерно так, а почему вы спрашиваете об этом?
Узлов подбежал к Катюше, взял ее за руку, подвел к Бородину.
- Спроси, спроси у замполита, как женятся, спроси! Товарищ подполковник, скажите ей.
Она молчала, на ее глазах показались слезы, маленькие капельки-бусинки, неизвестно откуда попавшие на густые ресницы. Одна из них, дрогнув, покатилась по щеке.
- В чем дело, ребята? - сказал Бородин с той простотой, которая так трогает человеческое сердце.
- Он сумасшедший, - не стесняясь, уже плакала Катюша. - Настаивает, чтобы я сейчас вышла за него замуж.
- Как сейчас? Сегодня?
- Да. - качнула головой Катюша, вытирая платком глаза. - Немедленно, говорит, выходи за меня...
- Узлов, это правда?.. Так нельзя, товарищи. Вы хоть подумали как следует? Это же серьезный шаг! Надо взвесить, посоветоваться, прикинуть. - Бородин вспомнил, как он бежал к Елене под дождем, как прогнал "к чертовой бабушке" Дмитрича, осматривающего Еленину мебель, чтобы купить ее за бесценок, как отобрал у Елены железнодорожный билет и так вот, без "взвесив", и женился. Ему стало смешно и в то же время неловко: он понимал, что говорит не те слова. Если бы он не был замполитом, человеком, который отвечает за каждый поступок вот этих подчиненных ему людей, он бы тогда сказал: "Ребята, это же чертовски хорошо!" - и они бы все поняли. Но сейчас, сейчас, что он им скажет?.. Внутренний голос хлестнул Бородина: "Философ, запетлял, как заяц, ты им еще прочитай лекцию о семье и браке да побольше цитат приведи. Они ведь не слышали этого. Откуда им знать: у одного высшее образование, у другой среднее". Бородин нахмурился, сказал: - Я вам не поп и не сват, однако скажу: люди женятся по-всякому - и в прекрасных дворцах сочетаются, тут и шампанское, цветы, и поздравления от районных, областных и даже центральных организаций. Женятся и без этого, просто там, где созрела любовь, под дождем, при грохоте пушек, даже в госпиталях и... в тюрьмах. Почему так происходит, ни один мудрец не может объяснить. Одно только понятно: по плану жениться нельзя, расчет и план -- это не для любви. План для боевых пусков! - Бородин вдруг так рассмеялся, что некоторое время не мог говорить. Потом, успокоившись, сказал: - Чего вы на меня так смотрите? Я же вам сказал, что я - не поп. Идите в кино, меня Елена ждет на вокзале, сегодня приезжает. - Он сошел с дороги и, пройдя немного по тропинке, ведущей к дому, оглянулся. Узлов нес Катюшу на руках. - Чудаки, еще спрашивают, как женятся люди. Так вот и женятся...
Еще раз оглянулся, вспомнил о намерении Громова поднять сегодня "кое-кого" по тревоге, чтобы "живность вдохнуть" перед боевыми пусками, хотел было вернуть Узлова, но лишь махнул рукой: "Пусть, коль загорелось. Может, Сергей хотел припугнуть, ведь суббота сегодня".
X
В квартире Бородина все было так же, как и до отъезда Елены: диван у простенка, маленькая этажерка у балконной двери, стол посередине комнаты, накрытый дешевенькой разноцветной скатеркой, платяной шкаф, на котором хранился трехколесный велосипед Павлика, обернутый газетами. Во второй комнатушке, служившей спальней и рабочим кабинетом, тоже ничего не изменилось, за исключением того, что на стенке, возле кровати, появилась семейная фотография - он, Елена и Павлик. Это их как-то снял Громов и потом уже, после отъезда Елены, отдал фотографию Бородину. Степан увеличил ее в городском ателье и повесил над кроватью...
Телеграмма о приезде Елены пришла утром. Узнав о ней, Громов сказал Бородину:
- Иди домой и приготовь квартиру, там же кругом пылищи на вершок.
- Успею убрать. Поезд приходит в шестнадцать ноль-ноль. В десять семинар руководителей групп политических занятий.
Громов предпринял все, чтобы выдворить Бородина из части: он сам взялся провести семинар и обещал сделать это не хуже замполита. "Ты нарек меня членом Военного совета, а теперь сомневаешься, проведу ли я семинар? Значит, на словах одно, а на деле другое?"
Крыть было нечем, и Бородин отправился домой. И хорошо, что так получилось. Полдня занимался уборкой комнат. Непривычный труд изнурил до предела. Но мысль о приезде семьи действовала ободряюще, и он еще мог держаться на ногах. Убрав комнаты, он принялся за кухню и ванную.
Он открыл кран в ванне и, пока она наполнялась водой, занялся уборкой кухни. Подобрал с подоконника куски затвердевшего хлеба, заглянул в буфет: и там лежали куски зацветшего хлеба, заметил две бутылки с наклейкой "Сидр". Они были раскупорены, в одной на донышке осталось вино. Потянул носом и скривился от запаха: "Черт знает что! И когда я набезобразничал?" Он вспомнил, как недели три назад, уезжая на пятидневные сборы замполитов в политуправление округа, отдал квартиру курсантам, и понял, что это их следы. "Гусарики веселились. Счастье ваше, что вы уехали вовремя и мне было недосуг посмотреть". Все эти дни Бородин питался в офицерской столовой, домой приходил поздно - и сразу на диван...
Надев Еленин фартук, он начал мыть посуду. В его больших руках тарелки казались маленькими и хрупкими. Он держал их осторожно, складывая стопочкой на столе. Горка росла, и Бородин, позабыв о "гусариках", которые расстроили его вначале, радовался, что так ловко он моет посуду, даже запел, притопывая:
Не кочегары мы, не плотники.
Да, да, да!
Горка тарелок покачнулась, "заговорила", и он с ужасом увидел, как она валится. Бородин бросился спасать тарелки, наскочил на стул, качнул его, и кухню потряс громоподобный взрыв. В руках оказалось два чайных блюдечка. Он прижал их к щекам, глядя широко раскрытыми глазами на белые осколки, усеявшие пол и удивительно похожие на комочки снега.
- Минуточку, - еще не соображая, что произошло, зашептал он. - Минуточку, гусарики... Посуда бьется - это к счастью, гусарики. - Он опустился на колени, начал собирать осколки в фартук. Их было много - и мелких и крупных. Крупные Бородин примерял, нельзя ли склеить, и клал на стол. Вдруг он почувствовал под ногами сырость, глянул на дверь и сразу понял:
- Ванна переполнилась? - Хлюпая по воде, он бросился закрывать кран.
Кое-как собрал воду в кухне и коридоре. Мокрый и усталый, сел на табуретку, ругая и Громова за то, что выпроводил его из части убирать квартиру, и себя, "косолапого медведя". не способного ни на что. С минуту он чувствовал себя совершенно беспомощным, страшно хотелось позвонить Громову, рассказать, что он. "косолапый медведь", учинил дома погром, залил квартиру и теперь хоть караул кричи. Вдруг подумал: может быть, попросить на помощь из хозвзвода солдат. Но тотчас же упрекнул себя: "Убирать квартиру для замполитовской жены? Ничего себе, придумал Степка-комиссар!" Он поднялся, косолапо топчась на месте, вздохнул:
- Ах ты, доля женская, до чего ты довела замполита.
Кто-то позвонил. Бородин посмотрел на неподобранные осколки, мокрый пол, старые брюки, которыми он впопыхах собирал воду и которые теперь лежали на полу в коридоре распластанными, словно нарочно подчеркивая его беспомощность, неспособность вести домашние дела, и решил не открывать дверь. Затаив дыхание, он ждал, когда прекратятся звонки. Но звонили продолжительно, и он робко спросил:
- Кто там?
- Это квартира номер двадцать шесть? - послышался женский голос.
- На дверях написано, - прошептал Бородин, не решаясь сойти с места.
- Бородин Степан Павлович здесь живет?
"Что же ответить? - подумал он. - Живу я тут или нет?" Поколебавшись, он решил схитрить: "Открою, на лбу не написано, кто я такой" Он, не сняв фартука и позабыв, что на нем форменная сорочка, погоны, впустил женщину, пригласил ее пройти в комнату и спиной заслонил дверь в кухню.