- Я не имею данных для пуска. Но если говорить без относительных данных, расчет подготовил весь комплекс хорошо...
- И время отличное ребята показали на всех этапах, - похвалил Громов. - Без командира хорошо сработали... Что вы на это скажете?
-- Виноват, я опоздал...
- Ай-я-я-яй, - покачал головой Громов. - Виноват... А я другое понял: молодец тот командир, который научил подчиненных так хорошо работать при любой обстановке, даже в отсутствие своего командира. Это то, что нужно для ракетчика. Понял? И замечаний у меня нет... Вы одни в кинотеатре были?
- Нет...
- С кем?
- С девушкой, - ответил Узлов.
Громову понравилась откровенность лейтенанта. Он взглянул на часы:
- С девушкой? Вы ее оставили одну?..
- Да, я приехал на такси... Катюша еще там, фильм смотрит...
Громов позвал водителя своей машины.
- Отвезите лейтенанта в город, сейчас же. Езжайте, езжайте, - заметив колебания Узлова, настаивал Громов. - Они ценят, когда за ними ухаживают по-настоящему. Да, да, ценят! Поезжайте...
У кинотеатра Узлов заметил знакомую машину такси. Водитель узнал лейтенанта. Он открыл дверцу и подмигнул, как старому приятелю.
- Ну как, порядок в ракетных войсках?
- Порядок. Спасибо, что выручил. - Узлов достал деньги, подал таксисту. - Тут и за обратный путь.
Водитель оттолкнул его руку, вышел из машины. Это был высокий, уже в годах человек. Он начал закуривать, и Узлов заметил на его руке, пониже кисти, глубокий шрам. Погасив спичку, таксист сказал:
- Убери деньги... У меня сын служит на Дальнем Востоке. Лейтенант Долбин, может встречал? Возможно, и ему вот так же тревоги мешают смотреть фильмы. Живем, как перед грозой, чувство такое - вот-вот загрохочет... А я ее на своей шкуре испытал, от Волги до Берлина прошел. - Он втиснулся в машину и оттуда крикнул: - Тревожьтесь хоть каждый день, лишь бы не повторилась!
Вспыхнули огни. Катюша стояла на перекрестке дорог, видимо ожидая попутную машину. Он подбежал к ней. Радостный и улыбающийся, козырнул:
- Мой генерал, прошу прощения...
Часть третья
I
Едва Громов вошел в кабинет, раздался звонок. "Это генерал", - подумал он и не ошибся.
- Я буду у вас в десять ноль-ноль. Ждите меня в кабинете.
- Я вас понял, товарищ генерал. Разрешите спросить, что вас будет интересовать?
- Вопросы, связанные с вашим донесением. До свидания.
Громов положил трубку и тотчас вызвал к себе Бородина.
- Приезжает генерал, - сказал он. Достал из сейфа копию донесения. - Будет интересоваться вопросами слаженности в боевых расчетах и готовности к пускам. Все ли у нас здесь в порядке?
Они просмотрели донесение по пунктам, пришли к выводу, что донесение соответствует реальному состоянию боевой готовности части, что специалисты в подразделениях выполнили свои социалистические обязательства и могут заменять друг друга в любой обстановке. Наиболее яркие примеры записали для устного доклада Гросулову. Картина получилась довольно оптимистическая, и Громов заметно повеселел. Он еще не знал о письме Виктора Гросулова: Бородин не успел сообщить командиру. Письмо не на шутку разозлило замполита, вернее, не само письмо, а неблаговидный поступок Малко. Бородин успел лишь поговорить с Виктором Гросуловым и уточнить, докладывал ли Малко дежурившему в то время по части майору Савчуку о том, что он занимался у себя на квартире с солдатом. Савчук подтвердил, что именно так и было и что в этом нет ничего плохого. Бородин не сказал майору, почему он интересуется давнишним случаем, - решил прежде доложить командиру части.
Громов заметил, что Бородин чем-то недоволен: обсуждая донесение, Степан был немногословен, раза два прикладывался к графину с водой. Громов не выдержал:
- Что это ты на воду налегаешь, уж не выпил ли вчера?
- Проглотил такую порцию горького, что огнем горит вот здесь, - постучал он по широкой груди. - Вот, прочитай, - подал письмо, - и у тебя загорится.
Громов прочитал письмо. Помолчав немного, еще раз прочитал, налил стакан воды, залпом осушил его, выругался так, что у Бородина вздрогнули брови: "Во как ты можешь!"
- Проверил? - выдохнул Громов.
- Да.
- Подтвердилось?
- Да.
- В бок ему дышло! Как он мог так поступить! - Он ругался до тех пор, пока не закурил. Сел на свое место, тихо сказал: - Значит, генерал по этому поводу и приезжает.
- Нет, Петр Михайлович не знает о письме. Письмо привезла Любовь Ивановна, жена генерала. Она была у меня на квартире... Беспокоится о сыне.
Громов вновь вспыхнул:
- "Тузик" этот Малко! "Тузик"! Одни красивые речи: "Общая копилка". "Болею за коллектив!" В голове ящик различных предложений, а по-настоящему работать не умеет. - Громов вдруг притих, потом, к удивлению Бородина, засмеялся: - Знаешь, Степан, когда ты ездил на сборы замполитов в Москву, что предложил Малко? Ха-ха, - хохотал Громов. - Избирали женсовет, так он выдвинул свою кандидатуру в состав женсовета. Женщины еле убедили его, что так нельзя. - Громов прошелся по кабинету. - Знал я одного такого Антея, из кожи лез, чтобы попасть в выборные органы. Перед выборами как развернет агитацию: "Коля, Юра, Вася, Саша, вы же знаете, у меня опыт есть". Избирали. Потом эти же Коли, Юры, Саши работали за него, а он только предложения выдвигал. До его прихода в роту мы спокойно учились, выполняли учебную программу, участвовали во всех общественных работах. С приходом этого Антея все было перевернуто кверху дном. Каждый день вызывали на заседания, устраивали самоотчеты, давали поручения и вновь вызывали на заседания. Потом подвели итоги: в первой учебной роте каждый курсант имеет по три общественных поручения и по две двойки.
"Мил человек, ты посмотри, сколько у тебя дыр по службе!" - сказали ему. "А что вы хотели? - ответил Антей. - Семь общественных нагрузок". Раздели его догола. Оказалось, что он общественными поручениями, которые плохо выполнял, прикрывал неспособность работать, пытался сделать карьеру. Комиссия записала Антею: не знает принципов обучения и воспитания, является случайным человеком на этой должности.
- Вот и нам могут так записать, - закончил Громов. - Почему Малко пошел на такое, можешь ты мне ответить?
- Не могу, сейчас не могу. Просто не могу, Сергей Петрович. Где-то ты, конечно, прав со своим Антеем. Я только что еще раз просмотрел личное дело Малко. Частенько перепрыгивал с одной должности на другую, не задерживался или не задерживали. На днях высказал мне желание продолжить учебу в адъюнктуре Академии имени Дзержинского. Может быть, отфутболим? Пусть едет. - Бородин испытующе посмотрел на Громова: еще работая в штабе, Малко заявлял об академии командиру части, и Громов, когда старший лейтенант изъявил желание пойти на взвод, обещал поддержать его кандидатуру. - Как, отправим?
- Где упал, пусть там и поднимается.
- А поднимется?
- Ну что ты на меня смотришь? Не знаю, поднимется он или нет, но академии ему не видать...
- Вот так. Сергей Петрович, и я не знаю, почему он пошел на скрытие проступка солдата.
- Нет, знаешь! По глазам вижу - знаешь!
- И мысли мои знаешь?
- Знаю.
- Скажи...
- Вот что ты думаешь: Малко скрыл проступок солдата по двум причинам: первая - чтобы не бросить тень на свой взвод, вторая - чтобы расположить к себе Виктора Гросулова, сына командующего. Карьеристы в этом отношении изобретательны. Угадал?
- Как на строевом смотре!
- Серьезно?
- Конечно. Других причин я не нахожу.
Громов прикурил от зажигалки, сильно затянулся и, кашляя, выговорил:
- Я ведь высказал... собственные мысли, Степан. Оказывается, и ты к такому выводу пришел. - Он хотел было позвать майора Савчука, чтобы втроем сделать окончательный вывод о Малко, но в кабинет вошел старший инженер-лейтенант Шахов.
После официальных выводов о том, что авария произошла вследствие недостаточной профессиональной подготовки рядового Виктора Гросулова (поэтому основная ответственность пала на Узлова), Громов поручил Шахову досконально изучить причину этого неприятного случая с точки зрения возможных технических недоделок в механизмах пусковой установки. Он не торопил Шахова с выводами. Сам же Игорь, не веря в наличие даже малейших дефектов, тем не менее отнесся к поручению Громова самым серьезным образом и пришел к окончательному убеждению, что конструкция и работа узла точна и абсолютно совершенна.
Он не раз собирался доложить Громову свои выводы о причине аварии, но все откладывал. Несколько дней назад после занятий он задержал Виктора Гросулова в техническом классе. Попросил повторить на действующем макете порядок работы у направляющего механизма. Виктор с завидным умением и быстротой выполнил команды. "Почему же вы в тот раз не уложились в норматив?" - спросил он солдата. "Я работал тогда не в такой последовательности... Накануне командир мне показал другой порядок работы и сказал: "Только так действуйте, и вы утрете узловцам нос". - "А ну-ка, ну-ка покажите, как он требовал от вас". Виктор повторил. Шахову стало не по себе: подобная последовательность в работе специалиста неизбежно приводила к опозданию с выполнением команд.
Мелькнула страшная догадка: "А не специально ли Малко дал эту подножку Узлову, чтобы самому выдвинуться вперед?" Он гнал прочь эту мысль, а она вновь приходила, мучила, терзала. Он появлялся на службе - в ракетном парке, в классах, на полигоне - молчаливым, затаенным. "Ты что такой? - спрашивал его Узлов. - Заболел?" - "А что, если это правда?" - произносил Шахов, не расшифровывая вопроса. Узлов напирал: "Ты хоть скажи, что это за правда? Талдычишь одно и то же каждый день". Шахов отрицательно качал головой: "Нет, нет, Дима". И жил он как бы разрубленный пополам: не верилось в то, чтобы Малко сознательно пошел на такое, повторные же беседы с Виктором Гросуловым укрепляли страшную догадку. "Склеился" лишь после того, как в осторожной форме высказал свою догадку самому Малко. "Конечно, солдат нарушил порядок работы, - бросил тот как само собой разумеющееся. - Дело прошлое, теперь не стоит об этом ему напоминать". - и поспешил перевести разговор на другую тему, но Шахов не отступал: "По-моему, стоит. Неизвестно, кто ему показал такую последовательность работы". - "Самовольничал, ясно, как божий день". И снова заговорил о другом, потом куда-то заторопился.
Этот разговор произошел вчера.
- Товарищ подполковник, разрешите доложить: ваше поручение выполнено, - сказал Шахов чуть дрожащим голосом.
Громов сразу понял, о каком поручении говорит инженер. Он посмотрел на часы: до приезда генерала оставалось полчаса.
- Без подробностей, коротко говорите, Игорь Петрович.
- Совсем коротко, товарищ подполковник. Старший лейтенант Малко совершил мерзкий поступок...
- Вы о письме? - поспешил спросить Бородин.
- Нет, не о письме, - сказал Громов. - Это не о письме, Степан Павлович, - повторил он и снова выпил стакан воды. - Речь идет о причинах аварии.
Шахов коротко изложил суть дела. Громов посмотрел в окно и сказал:
- Вот и генерал приехал. Пойду встречать. - Надел фуражку, осмотрелся. "Пойду" - сказал так, словно шел решать собственную судьбу.
- Зайдите ко мне, - сказал Бородин Шахову. - Потребуемся - вызовут.
Из окна бородинского кабинета они увидели, как подъехал генерал, как вышел из машины. Выслушав доклад Громова, он подал подполковнику руку, что-то сказал ему, и они - генерал и Громов - направились в офицерский клуб.
- Привычка у него такая, - сказал Бородин. - пока не обойдет подразделения, в штаб не зайдет... Давай, Игорь Петрович, выкладывай все, что знаешь о мерзком поступке. Позовем Савчука, пусть послушает.
В фойе клуба генерал остановился.
- Это все свежее или прошлогоднее? - спросил он, показывая на материалы наглядной агитации: плакаты, портреты отличников учебы, показатели социалистического соревнования, рисунки Аннеты Малко, Доску последних известий... Громов несколько удивился тому, что Гросулов начинает свою работу в части с клуба, которым раньше редко интересовался. Сергей ответил не сразу. Генерал нетерпеливо бросил: - Не знаете?.. Только, пожалуйста, не вызывайте ни замполита, ни начальника клуба, сами расскажите, сами, товарищ командир, - подчеркнул он слово "командир", с хитрецой поглядывая на Громова.
- Все свежее, обновленное, товарищ генерал.
- Это что у вас? - подошел он к Доске отличников.
- Лучшие люди части.
- Вижу. Я спрашиваю про пустой квадратик.
"Заметил, глазастый", - подумал Громов, Он не знал, что ответить: полностью выслушать Шахова не успел, возможно, инженер имеет доказательства, которые ставят Узлова вне всякой вины и какого-либо подозрения...
- Это кого же вы отлучили от передовиков учебы? - Гросулов наклонился к красному квадратику, пытаясь прочитать стертую надпись. Ои надел очки и все же прочитал. - Лейтенанта Узлова?
Громов сказал:
- Товарищ генерал, я писал вам донесение по поводу аварии. Это произошло во взводе лейтенанта Узлова.
- Читал. Читал и последнее донесение, в котором вы характеризуете этого офицера как лучшего командира взвода. - Он опять наклонился к квадратику, покачал головой: - Нехорошо, нехорошо. - Поискал взглядом, где бы можно сесть. Направился к дивану. - Садитесь, Сергей Петрович. - Набил трубку табаком, но прикуривать не стал. - Когда-нибудь ваш портрет печатали в газете? Или вот на Доске выставляли?
- Не помню, товарищ генерал...
- А я помню... И было это на фронте. Артиллерийским дивизионом тогда командовал... Когда меня щелкнул фотокорреспондент, не заметил. Однажды принесли газеты. Признаться, не очень я их читал, некогда было. Мой замполит капитан Табидзе развернул газету и начал, как всегда делал при этом, тихонечко насвистывать. Потом как свистнет на всю мощь. "Командир! Кацо, Петя! Смотри!"
На первой полосе был мой портрет и соответствующая надпись... Эту газету я так и храню. Она всегда при мне. Неловко показывать другим, но я тайком разверну - и на стол ее... В кармане носил, до дыр потерлась... Вот она.
Гросулов подал Громову завернутую в целлофановую бумагу газету. Она была сложена так, что из-под прозрачной обертки виднелись лишь портрет Гросулова в помятой пилотке и коротенькая подпись, набранная курсивом: "Кавалер двух орденов Боевого Красного Знамени гвардии майор П. М. Гросулов - мастер огневых таранов. От ударов его орудий рушится любая оборона врага".
Сергею показалось, что фотография, весь сверток пахнет обожженной землей. Он долго рассматривал его, пытаясь найти связь с портретом лейтенанта Узлова. Он ожидал, что связь эту сейчас раскроет сам Гросулов: не ради же хвастовства и личной популярности генерал показал эту старую фотографию, изрядно потертую и пахнущую не то порохом, не то опаленной землей. Он представил в мыслях сухощавого майора во фронтовом блиндажике, тайком (Петр Михайлович щепетилен на людях к своим заслугам), именно тайком разглядывающего свою фотографию в газете. Видимо, этот снимок не раз и не два воодушевлял его в бою. Но об этом Петр Михайлович, конечно же, не скажет ни слова. Связь прояснялась, виделась, и Громов приготовился признаться генералу, что они - сам он и Бородин - поторопились с решением убрать с Доски отличников части портрет Узлова. "А теперь к тому же выяснилось, что Узлов вовсе не виноват". От этой мысли Сергей передернул плечами, будто озноб прокатился по спине.
Гросулов поднялся, сказал:
- Будем смотреть дальше.
Они ходили от стенда к стенду. Генерал спрашивал. Громов отвечал. Из царства цифр и фамилий рисовалось лицо полка, его боевая готовность. Заинтересовали Гросулова и рисунки Аннеты Малко.
Громов пояснил:
- Это иллюстрации к роману о современной жизни армии.
- Вот как! И что же солдаты говорят, как оценивают?
- Некоторые считают, что художница отобразила их собственную жизнь, отдельные даже нашли портретные сходства. Ждут выхода романа.
- Вот как! - повторил Гросулов, но это уже относилось не только к рисункам, а ко всему тому, что он увидел в клубе. - Интересно, интересно... Все как на ладони. И главное - в целом соответствует тому, что вы изложили в последнем донесении. Будем считать, что личный состав готов к боевым пускам. Так, что ли?
- Готов, товарищ генерал...
Он снова подошел к Доске отличников. Долго вглядывался в лица ракетчиков. "Сына ищет", - мелькнула догадка у Громова. Но ошибся, генерал искал старшего лейтенанта Малко. Не найдя, сказал:
- Он как у вас, тот стройненький голубоглазый офицер?
- Товарищ Малко?
- Да! Именно он. Вам известно, что произошло с моим сыном?
- Только сегодня я узнал, товарищ генерал.
- Только сегодня? Как же могло случиться? Ведь вон когда Виктор совершил самоволку! Полтора месяца прошло...
- Разрешите доложить?
- Докладывайте. - Генерал загремел спичками и, поколебавшись, все же закурил, пуская дым в открытую форточку.
Он слушал Громова, опустив голову. И когда подполковник доложил о настоящих причинах аварии, Гросулов весь как-то согнулся, из руки выпала трубка. Он поднял ее и еще дымящуюся сунул в карман, но тотчас же выхватил и начал опять раскуривать.
- Видите, что получилось! - крикнул он. - Виновник остался ненаказанным, а честного человека вы наказали.
Громов не знал, что сказать. Генерал ходил по фойе, то опуская голову, то вскидывая, поглядывая вокруг, будто соизмерял что-то. Подойдя к Громову, сказал:
- Сделайте представление: на одиу ступеньку в воинском звании понизить "тузика"... И никакой паники, боевые запуски должны быть произведены в срок. - Он вдруг поостыл, вытер платком вспотевшее лицо. - Господи, до чего же "тузиков" ненавижу. Пойдемте в штаб, там подробнее разберемся. Пойдемте, Сергей Петрович. - сказал другим тоном, словно бы и не горячился.