Степан посмотрелся в маленькое зеркальце, проверил, все ли пуговицы застегнуты. За дверью послышался шепот, похоже было, что Узлов уговаривал Катюшу. "Девчушка стесняется, а этот бык, видимо, и не догадывается", - затревожился Бородин. Он вышел из-за стола и, открыв дверь, пригласил их в кабинет.
- Заходите, заходите. - Он взял под руку Катюшу, провел к столу. - Садитесь, товарищ Зайцева. Я вас слушаю. - И упрекнул себя: "Уж слишком я официально, служебное. Вытер платком шею, покосился на Узлова: чего этот-то стесняется.
Узлов молчал. Молчала и Катюша. Ее лицо то краснело, то бледнело. Опущенные по швам руки, казалось, искали опоры.
- Вы все же присядьте, - сказал Бородин.
Но она не села. Губы ее чуть дрожали, большие темные глаза выражали крайнюю растерянность.
- Мы женимся, - сказала она и, присев на стул, отвернулась. - Просим вас, товарищ подполковник, прийти к нам на свадьбу... с Еленой Васильевной. - Плечи ее затряслись, и она, вскочив, мигом скрылась за дверью.
Узлов бросился к выходу. Бородин остановил его. Ему жалко стало девушку, и он упрекнул Узлова:
- Сам не мог сказать. Онемел, что ли? - И тут же остыл, улыбаясь, сказал: - Ну иди, иди, приглашение принято. Успокой ты ее, ради бога...
Он начал рассматривать служебные бумаги. С волнением прочитал рапорты сержанта Добрыйдень и ефрейтора Цыганка с просьбой послать их в военное училище ракетных войск. "Молодцы ребята, пусть учатся, может, после учебы вернутся в часть". Дошел до приказа командующего войсками округа о снижении в воинском звании на одну ступень Малко. Громов успел написать резолюцию: "Объявить всему офицерскому составу, вызвать Малко, вручить лейтенантские погоны". Сам Громов уехал на пять дней, сказав Бородину; "Решай все вопросы, придется тебе тянуть мою лямку до назначения нового командира". "Лямка" не пугает Бородина. "Это можно, даже полезно". Но ему хотелось, чтобы сам Громов объявил приказ командующего о Малко.
Он отложил этот приказ до другого раза, открыл ящик стола; там лежали лейтенантские погоны и подколотая к ним записка: "Степан Павлович! Это надо сделать в первую очередь, мы и так затянули в суете боевых пусков. Громов".
- Надо так надо, - произнес Бородин.
Он поднялся и, думая о Малко, заходил по кабинету. "У одного свадьба, у другого... позор. Вот и разберись сам, почему такое происходит? Вспомнил слова Рыбалко о снежном человеке. - Чего его ловить, этого снежного человека? К сожалению, Алексеич, есть и среди нас снежные люди. И откуда такие берутся?.. А жаль его, до боли сердечной жаль. Вовремя бы открыть ему глаза: куда ты, сукин сын, прешь, башку потеряешь! Смотришь, избежал бы позора. Ведь он, этот Малко, мог быть хорошим офицеров. Ах, Малко, Малко, как же я буду объявлять тебе приказ! Нет, подожду до завтра".
- После свадьбы, - вслух произнес он. - Нет, после свадьбы не пойдет, настроение будет не то. Для такого дела надо быть злым или безразличным. Н-да, ничего себе работенка, удружил Серега, - продолжал рассуждать, все глядя на приказ как на что-то такое, обо что можно поранить руки. Он отодвинул его локтем. - Пусть начальник штаба объявит, - решил Бородин и потянулся к телефону.
В это время постучали в дверь. Вошел Малко.
- Товарищ подполковник, по вашему вызову старший лейтенант Малко прибыл!
- Я не вызывал...
- Мне начальник штаба приказал явиться к вам...
- Ага, начальник? Ну и ну! - покрутил головой Бородин, чуть даже не засмеялся оттого, что начальник штаба так ловко перехитрил его. - Раз так, значит, вызывал... Вот приказ получен, ознакомьтесь, - сказал Бородин и удивился, что так сразу объявил, без предварительных слов: сказал, как будто и не мучился перед тем.
- Это ошибка! - закричал Малко. - Ошибка. Пуски произвел хорошо. Ошибка...
- Нет, это не ошибка.
- Как? - Перед глазами Малко закружились окна, стол, стены, Бородин, так быстро, так стремительно, что он еле устоял на ногах. - Обжаловать могу?
- Можете, пишите по команде.
- Хорошо. Разрешите идти?
Бородин открыл ящик стола, достал оттуда погоны, положил на стол, взглядом показал на них и вышел из кабинета.
Малко опустился на стул. "Аннета", - прошептал он и понял, что самое страшное для него начнется не сейчас, когда он снимет свои погоны и приладит к рубашке вот эти, что лежат на столе, и когда будет докладывать Бородину: "Товарищ подполковник, лейтенант Малко ваше приказание выполнил", а тогда, когда явится домой. Он долго дрожащими и потными руками расстегивал рубашку, долго снимал погоны и прилаживал новые. Вошел Бородин. Малко доложил точно так, как и думал, только на слове "лейтенант" запнулся.
- Разрешите идти?
Бородин ответил не сразу. Он стоял напротив бледный и мял папиросу, мял до тех пор, пока не раздавил. Швырнув ее в урну, сказал:
- Куда вы пойдете?
- Не знаю.
- Жена дома?
- Не знаю.
- Не знаете... Может, вас откомандировать в другую часть?
- А это возможно?
- Постараемся, в ту часть, где вас не знают. Согласны?
Малко отрицательно покачал головой.
- Почему?
- Нет... Где падают, там и поднимаются. Разрешите идти?
- Идите.
Бородин еще долго стоял, никак не мог оторвать своего взгляда от двери, за которой скрылся Малко. Потер руки, они были мокрые, вспотевшие.
- И так бывает, товарищ замполит. - прошептал Степан, все еще глядя на дверь.
...За воротами навстречу шел Цыганок. Малко хотел свернуть в сторону, но Костя лихо дал строевой шаг, еще не подходя, крикнул:
- Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! - И, приблизившись, взглянул на погоны, искренне воскликнул: - Товарищ старший лейтенант, вы одну звездочку потеряли!
Малко вздрогнул, невольно коснулся руками погон и бросился бежать. "Лейтенант, - стучало в голове, как молотом выбивало: - Лейтенант, лейтенант".
Он долго не мог попасть в замочную скважину ключом. Наконец открыл дверь и сразу увидел Аннету. Оиа стояла перед зеркалом и поправляла прическу.
- Ты пришел? - спросила она, услышав его шаги. - В кухне обед, подогрей. Времени у нас мало, торопись.
- Куда?
- Интересный вопрос! - Она повернулась к нему. - Как прическа? Разве нас не приглашали на свадьбу? Иди ешь.
- Аннета! - крикнул Малко и закрыл глаза: "Боже мой, она ничего не знает! Я все скрывал, скрывал". Он опустился на диван, вобрав голову в плечи, и, боясь пошевелиться, притих.
- Ты устал, ну хорошо, я сама разогрею обед, отдохни.
"Свадьба? Какая свадьба? Да, да. Узлов женится... Почему меня не позвали? Никто даже и не напомнил. Один остался... Один... Как еще Аннета посмотрит... Надо писать жалобу министру, и только министру, и немедленно". Он бросился к столу и вдруг сразу как-то обмяк, похолодел.
Руки Аннеты легли на плечи. Он вскочил.
С минуту они молча смотрели друг на друга. Синие глаза Аннеты то вспыхивали, то пропадали за густыми ресницами.
- Ты что? - спросила она.
- Откуда? - прошептал Малко.
- Что откуда?
- Подлость берется... выползает, не знаешь?
Ей стало страшно. Она прижалась к стенке.
- Что с тобой? Почему тебя не пригласили на свадьбу? Или пригласили? Ну скажи: пригласили?
- Нет...
- Это неправда, не верю. Ты мне говорил: тебя уважают, ценят...
Он снял рубашку, прошел в кухню. "Кажется, она ничего не заметила".
Аннета стояла в дверях.
- Меня переводят в другую часть...
- Почему?
- Отличился, вот и переводят...
- Куда?
- Может, и в Москву. Скучно в столице без меня, вот и переводят.
Он говорил, не глядя на жену. Когда поднял голову, увидел: Аннета плакала тихо, не вытирая слез. Потом, вздохнув, сказала:
- Пойду готовить чемоданы... Я все поняла.
Он отодвинул тарелку, посмотрел в окно. Увидел Узлова, шедшего с Катюшей рядом, плечом к плечу. Потом прошел Шахов со свертком под мышкой. Из-за угла соседнего дома появился Бородин. Навстречу ему выскочил Павлик и с разбегу повис на шее у отца. Подошла Елена с меньшим на руках. Подполковник поставил Павлика на землю, взял у Елены Андрюшку, и они все направились к подъезду.
"Писать жалобу не буду. На кого? Нет", - Малко закрыл глаза.
XIII
Машина стояла у калитки. Гросулов вышел на крыльцо. У клумб возилась Любовь Ивановна. Сильно пахло цветами. Петр Михайлович потянул носом. "Герань", - определил он по терпкому запаху и залюбовался пестрым сокровищем двора. Вдруг он заметил среди цветов свежую прогалину. Раньше не обратил бы внимания, но теперь, когда понял и оценил Любашин труд, забеспокоился: "Неужели ночью воришки были?"
Он сбежал вниз, позвал жену.
- Любаша, ты видела? - ткнул он рукой в сторону цветов.
Любовь Ивановна сразу догадалась, что взволновало мужа. Она, держа в руках громадный букет роз, на которых искрились капельки воды, сказала:
- Подари молодым. Пусть их жизнь будет, как эти цветы...
- Да ты посмотри, цветов-то нет, убежали со двора.
- Не волнуйся. Вчера приезжали солдаты. Пусть украшают свой быт.
Гросулов вспомнил герб у шлагбаума, те самые цветы, из которых создан герб, спросил:
- И раньше тоже дарила?..
- Там же Витя служит...
- Только ради Вити?
- Ради солдат и тебя, сухаря. - Она толкнула его в спину. - Езжай... Ведь там ждут тебя. Да не забудь поговорить с сыном.
Вчера приехал домой поздно. В штабе никто не задерживал, но Гросулов попросил, чтобы принесли ему методическую разработку предстоящих учений. Она была создана в штабе генералом Захаровым. "Так, Николай Иванович, что тут нам приготовил?" - подумал он о Захарове, намереваясь бегло просмотреть разработку.
Отвлек телефонный звонок. Громов говорил о какой-то свадьбе. Он не сразу понял полковника. А когда наконец сообразил, что его приглашают на свадьбу старшего лейтенанта Узлова, не знал, что ответить.
- Погодите, погодите, полковник, вы откуда звоните? Из гостиницы?
Громов говорил, что его тоже приглашают и поставили условие: без генерала не приезжать.
- Интересно, интересно... Меня приглашают на свадьбу... Да чего же смелый пошел народ: постановили - и баста.
- Они просят вас приехать хотя бы на часок. Узлов женится на телеграфистке Кате Зайцевой.
- Кто она такая, эта Зайцева?
- Солдат, рядовой солдат.
- Офицер - на солдате?..
Он хотел положить трубку, но все же дослушал Громова, сказал:
- Утром позвоню вам.
Методичка увлекла, и он сделал второй заход. Поднялся лишь тогда, когда в коробке кончился табак.
Дома Любовь Ивановна уговорила:
- Хорошо, когда генералов по такому случаю приглашают подчиненные, значит, уважают.
- Ишь ты, уважают. Такого-то сухаря и служаку? Это интересно, интересно, Любаша. Поеду на часик и тут же вернусь.
Спал не более трех часов, думал то о предстоящих учениях, то о свадьбе, то снова об учениях.
Едва выехали на шоссе, как его потянуло ко сну. Чтобы отпугнуть прилипчивую дремоту, Гросулов начал вспоминать содержание разработки. Однако сон брал свое, и вскоре в его голове мысли смешались, перепутались.
...Машину подбросило, отшвырнуло за кювет. К счастью, она плюхнулась днищем в небольшое озерцо, и сержант Рогов сумел вывести ее на сушу, лопнул лишь баллон у переднего колеса. Они вышли из машины совершенно невредимыми... Черный столб земли, огня и дыма еще тянулся кверху. Медленно, грозно-фантастически: казалось, весь огромный хребет с его многочисленными горбами и отрогами, с его растительностью и быстрыми реками всасывается потемневшим небом и еще несколько минут - и кусок планеты будет оторван, уйдет в космическое пространство или, подломившись, грохнется на землю, засыплет все предгорье - хлеба, пастбища, гурты скота и деревни, разбросанные у подножия вставшего на дыбы великана.
Стояла оглушающая тишина. Гросулов определил: взрыв произошел на далеком расстоянии, ибо его грохот еще не дошел сюда, к маленькому озерцу, где-то еще катится, сметая на своем пути все живое и мертвое. Генерал смотрел на часы, ожидая рокового удара. Удивительное дело. Гросулов не испытывал ни страха, ни потребности что-то предпринять для самозащиты, он ждал: докатится - точка и ему, и озерцу, и дороге, вдруг опустевшей. - всему, что поблизости еще жило, хотя и безмолвствовало.
Рогов спросил:
- Товарищ генерал, что это? - Голос водителя прозвучал громко, как выстрел. Гросулов прикинул расстояние до центра хребта, соизмерил силу взрыва. Появилась небольшая надежда: может быть, взрывная волна и не докатится. Он крикнул:
- Меняй баллон! - и бросился к установленной в машине радиостанции. Позывные главного командного пункта он знал наизусть. Ответил Талубаев. Маршал назвал кодовый номер, число, состоящее из нескольких цифр, указывающих и что произошло, и что делать ему, Петру Михайловичу Гросулову, в создавшейся обстановке.
Земля вновь закачалась, а затем послышался гул. Машина накренилась, но не перевернулась, лишь отлетел в сторону домкрат, который уже не требовался: Рогов успел сменить баллон. И то, что машина не перевернулась, стояла на своих резиновых лапах, и то, что водитель сменил лопнувшую камеру, и даже то, что под ногами Гросулова хрустнул попавшийся сухой стебель камыша, - все это несказанно обрадовало его: смерть не докатилась, и он обязан действовать, и он будет действовать, как того требует условный код.
Хребет не улетел в космос: его спайки оказались прочнее силы образовавшегося вакуума, лишь гигантский черный гриб висел в воздухе, закрывая собой полнеба. Его длинная крученая ножища тянулась к вершине, словно ей не хотелось отрываться от земли. Но просвет увеличивался, и черный гигант, дрожа, поднимался все выше в выше, роняя глыбы обугленной земли, поднятые камни и вырванные с корнем деревья...
Когда Гросулов прибыл на аэродром, предметы, поднятые взрывом, еще кружились в воздухе, описывая причудливые зигзаги, с шумом падали то тут, то там. Что-то шлепнулось в нескольких метрах от машины. Гросулов присмотрелся: это была лошадь. При падении лопнули подпруги, седло отлетело в сторону, в одном стремени торчал полусгоревший сапог... "Вот она какая, эта война", -подумал Петр Михайлович и взбежал по трапу в самолет вместе с Роговым. Глядя в иллюминатор, он увидел поле: аэродром был пуст, видимо, все машины поднялись в воздух. Командир корабля, одетый в высотный костюм, назвал свою фамилию, доложил маршрут полета, пункты дозаправки в воздухе. Гросулов занял свое место - на вращающемся кресле. Его окружили знакомые приборы: он мог наблюдать воздушную и наземную обстановку, держать связь с главным командным пунктом, передавать точные координаты целей. Теперь он, генерал Гросулов, - бог, глаза и уши ракетных установок, теперь он хозяин сражения, он знает все и видит все, каждый залп будет точен, как орбита планет...
Корабль сразу набрал высоту. Гросулов припал к прибору. Огромное пламя пожирало лес, отдельные постройки и целые поселки. Оранжевый разлив, шириной в несколько десятков километров, катился вниз. Такого Гросулов еще не видел. Он не отрывался от приборов. Скопища точек тянулись к горным рекам. Это люди искали спасения от огня. Он знал, что их ничто не спасет, от смертельной дозы радиации не укроешься. И все же внутренне противился этой мысли, противился потому, что до сегодняшнего дня не видел ничего подобного, а всякие теоретические расчеты, игра на учебных картах и условное поражение оставались лишь игрой, умозрением, без физического ощущения. Бежали от огня стада и отары, клубились обезумевшие птицы, сталкиваясь и убивая на лету друг друга. Бессильный чем-либо помочь, остановить пляску смерти, он только повторил, скрипя зубами: "Значит, так, так, ну что ж, что ж".
Инженер-штурман, с которым Гросулов не успел познакомиться на земле, выкрикнул из своей кабины:
- Прошли зону атомного удара. Высота... - Петр Михайлович не расслышал, какая высота, потому что в наушниках тут же прозвучал голос техника-локаторщика:
- Впереди атомные бомбардировщики врага.
Гросулов припал к экрану: самолетов было много, они шли в несколько этажей. Приборы выдали координаты воздушного противника, автоматически передали их на главный командный пункт. Летчик по радио продублировал координаты цели. Чей-то далекий голос отозвался в наушниках: "Я - "Мститель", вас понял". Гросулов еще зорче всматривался в экран. Прошли минуты, показавшиеся ему вечностью.
И все же взрыв произошел неожиданно. Самолет подбросило, и Гросулов увидел будто бы подожженное небо. Оно горело от края до края, а вспышки от взрывов ракет не прекращались. Казалось, что солнце мечется по небосклону: то скроется, то на мгновение появляется в другом месте...
Но вот небо сделалось темным, на какие-то доли секунды проклюнулись звезды. Потом темнота быстро рассеялась.
Самолет находился на огромной высоте. Гросулов припал к прибору земного наблюдения и удивился: там и сям, покачиваясь, летели стаи птиц. Потом он понял, что это не птицы, а множество уцелевших от огня различных деталей вражеских самолетов. Воздушные потоки несли их то вверх, то вниз, то бросали в стороны.
Радист передал сообщение Земли:
- Самолеты врага поражены.
Гросулов откинулся на спинку сиденья, заметил Рогова, устало прошептал:
- Мы же не "тузики", ошиблись, господа империалисты...
Он распорядился поднять корабль выше. Самолет пошел на предельной высоте, едва держась, чтобы не опрокинуться. На экранах появились вспышки. Техиик-локаторщик доложил:
- Наземные цели противника.
По приборам Гросулов определил: ракетные батареи врага. Их надо было уничтожить. Минуту он колебался, с каким зарядом послать ракеты. Посмотрел на Рогова, и тот, словно угадав его мысли, сказал: