Временами, когда машину начинало бросать, Ирина хваталась за мою правую руку и вцеплялась в рукав, но не произнесла больше ни слова. Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, и через одежду я чувствовал тепло ее тела. Это было приятное чувство, оно меня возбуждало, и я подумал, что с удовольствием переспал бы с Ириной. Но подумал только два раза. В остальное время, если я вообще думал, а не следил за тем, чтобы удержать разогнавшуюся машину на автобане, то только об истории, на которую нарвался. Теперь я был абсолютно уверен, что наткнулся на "горячую" тему, и мое сердце начинало сильнее биться при мысли, что я напишу эту историю, я, я, я! Наконец-то настоящую сенсацию после многолетней отупляющей гонки по замкнутому кругу моих сексуальных серий.
Три человека, тесно прижавшиеся друг к другу в одной машине, каждый со своими мыслями: я - о том, что это будет мое возвращение в качестве серьезного репортера; Ирина - определенно только о своем Яне Билке и о любви, разрываясь между страхами и надеждой; а Берти… в мирных сновидениях. Он, как водится, уснул и счастливо улыбался. Ох, уж этот Берти!
У него вообще не было нервов. Он попросту засыпал где угодно. Помню, нас с ним однажды послали в Йоханнесбург, и над Африкой, ночью, наш "боинг" попал в страшную грозу, самолет то и дело проваливался в воздушные ямы, били молнии, нас швыряло туда и сюда. Пассажиры кричали, плакали или громко молились, свет в салоне то вспыхивал, то гас, и многим было дурно. Вонь стояла на весь салон. Когда мы провалились не меньше чем метров на пятьсот, и я почувствовал, как, несмотря на пристегнутый ремень безопасности, поднимаюсь вверх, милому Берти упало на голову одеяло из багажной сетки, и он, наконец-то, проснулся. Свет в салоне мигал. Берти посмотрел на меня с усмешкой, потер череп, послушал спросонья, как молились, плакали и издавали разные звуки люди, которых рвало, и изрек:
- Немного беспокойный полет, да?
- Послушай, - сказал я, - уже целый час мы в середине грозы и никак не вырвемся. - Новая молния как раз ударила с грохотом в крыло, и самолет швырнуло, как камень из пращи. - И уже давно так. Я чуть в штаны не наложил. Ты что, совсем не боишься?
Берти удивленно улыбнулся:
- Чего?
- Ну, к примеру, что мы разобьемся.
- Ну, и что? - не понял он. - Я хорошо застрахован. Моя мать получит кучу денег. - Через две минуты он уже снова дрых. У него была старая мать, с которой он жил вместе и которую очень любил. Оба его брака закончились разводом. Молодые женщины просто не могли вынести той жизни, которую вел Берти.
Я подъехал к Новому мосту через Эльбу и ее рукава. Каждый раз, когда я ночью въезжал в Гамбург, от этой картины у меня замирало сердце. Многочисленные огни верфей, складов, кораблей и лодок. Красные, зеленые и белые сигнальные фонари, отражающиеся в воде. Лучи неоновых светильников на ясно, как днем, освещенном мосту. Все это я любил и не отрываясь смотрел вниз на воду и на множество разноцветных огней.
Теперь я ехал медленнее, и Берти проснулся. Он протер глаза, посмотрел на часы и сказал: "Шустро у тебя получилось, Вальтер. Старина, какой воздух!"
Ураган бушевал и над Гамбургом. Корабли раскачивались на воде. С крыш слетала черепица, грохотала жесть, ветер свистел и выл. Я проехал вдоль по Хайденскампвег через мрачные пригороды Клостертор и Боргфельде до дамбы Берлинер-Тор. На улицах ни души. Я хорошо знал Гамбург. Через Бюргервайде, Штайнхауердамм и Мюлендамм я проехал дальше на север до Армгартштрассе. Там повернул налево и поехал в западном направлении по Мундсбургердамм до Шваненвик, которая находится буквально рядом с Аусенальстер. Воды Альстера тоже были неспокойны, и огни больших отелей по ту сторону обоих Ломбардных мостов, один из которых, новый, называется теперь мост Кеннеди, плясали на волнах. По небу летели клочья туч. От Уленхорстер-Вег и Шене-Аусзихт начиналась Адольфштрассе с сумасшедшим односторонним движением, направление которого менялось в зависимости от времени дня. Я заехал на эту тихую сейчас улицу и остановился на тротуаре возле дома 22А, красивого старинного белого особняка, расположенного за небольшим садиком. Здесь жили несколько семей.
- Мы уже на Эппендорфер Баум? - взволнованно спросила Ирина. - Это тот дом?
- Нет, - ответил я. - На Эппендорфер Баум мы сейчас поедем. Но сначала нам надо сюда, на Адольфштрассе. Здесь живет Конрад Маннер.
- Кто?
- Наш корреспондент в Гамбурге, - пояснил я. - Вы же помните, я при вас звонил в редакцию и просил послать ему телеграмму, чтобы он немедленно выехал и попытался отыскать Яна Билку.
- Ах, да, - сказала она беспокойно и нетерпеливо.
- Нас ждет подружка Конни. От нее мы узнаем, что ему удалось выяснить. Ну, идемте.
Я помог Ирине выбраться из машины. Берти вылез с другой стороны.
- Его подружка Эдит, - сказал он с улыбкой. - Прекрасная Эдит.
Ураган ревел. Деревья вдоль улицы стонали и трещали, ветви низко склонялись и полоскались на ветру. Причудливые тени плясали на асфальте в свете уличных фонарей.
Мы прошли через маленький садик - калитка была открыта, - и я нажал на кнопку звонка, возле которой была табличка с именем Конни Маннера. Он жил на третьем этаже. Ждали мы довольно долго. Потом услышали, как включилось переговорное устройство дома. Из динамика послышался очень испуганный женский голос, в котором звучали слезы:
- Кто там?
- Роланд, - ответил я в динамик. - Роланд, Энгельгардт и еще кое-кто.
- Кое-кто еще - это кто? - спросил женский голос. Потом послышалось что-то похожее на всхлип.
- О Господи, да откройте же, Эдит, - воскликнул я. - Я объясню вам все наверху.
- Я хочу знать, что такой этот кое-кто.
- Молодая дама.
- Что еще за молодая дама?
- Эдит, вы выпили?
Снова всхлип. Потом:
- Значит, вы не хотите мне сказать?
- Нет. Не здесь. Нам надо войти. Быстро. Откройте же, наконец, черт возьми.
Голос Эдит спросил:
- Вы можете назвать еще одно имя господина Крамера?
- Послушайте…
- Не знаете?
- Конечно, знаю! Но что все это значит?
- Тогда назовите это имя! Или я не открою!
- Хэм, - ответил я. - Теперь довольны?
- А сколько ему лет?
- Проклятье…
- Сколько лет?
- Пятьдесят шесть.
Загудел сигнал кодового замка. Мы быстро вошли. Я отыскал кнопку выключателя. Лифта в узком высоком подъезде не было. Нам пришлось пешком подниматься на третий этаж. Ступени лестницы были крутые. На каждом этаже жил только один квартиросъемщик. Дверь в квартиру Конни Маннера была закрыта. Я снова позвонил. После этого дверь приоткрылась, насколько позволяла цепочка. Я заметил, что в прихожей было темно. Потом я увидел пистолет. Он был огромный. "Кольт-45", калибр девять миллиметров - небольшая пушка. Ее использует американская военная полиция. Матово блестящий ствол просунулся в щель. Я знал, что у Конни была такая штука. Теперь, очевидно, эту вещь держала в руке его киска. Ее мы не видели, только немного руку на рукоятке пистолета. И мы услышали дрожащий голос:
- Встаньте у окна, чтобы я могла вас видеть. Все трое. Или сколько вас там.
- Трое, черт побери, - ответил я. - Я же говорил, Эдит.
- К окну, живо, - повторила Эдит из темноты.
Свет в подъезде погас. Я включил его снова. Потом посмотрел на Берти и Ирину и пожал плечами. Что нам было делать? Я первым подошел к окну, которое, как и весь дом, было оформлено в лучших традициях югендстиля. На окне, состоявшем из многочисленных разноцветных, обрамленных свинцом кусочков, были изображены морские змеи в женском обличье. Очень женском.
- Хорошо, - сказала Эдит из-за двери. - Это вы, господин Роланд. Теперь остальные.
Ирина и Берти встали рядом со мной.
- А это господин Энгельгардт, - сказала Эдит за дверью. Огромный ствол пистолета был направлен на меня. За последние часы я видел достаточно безумия. А что если Эдит тоже сошла с ума?
- Кто эта молодая дама? - спросила она.
- Послушайте, это же идиотизм, откройте, наконец, Эдит, или… - начал я, но она перебила меня:
- Или что? Или ничего! Я опять захлопну дверь и вызову полицию!
- Вы явно перебрали!
- Я в полном порядке, - всхлипнула она. - Кто эта дама? Быстро!
Что ж, я представил их друг другу, и при этом никак не мог вспомнить фамилию Эдит. "Херваг", - подсказала она.
- Эдит Херваг, - сказал я Ирине, смотревшей на меня с испугом. После этого Эдит потребовала объяснить, откуда взялась Ирина. И только после того, как я выложил ей всю эту распроклятую историю - свет в подъезде, конечно, снова погас, и нам дважды пришлось включать его заново, - ствол пистолета исчез, цепочка откинулась, дверь открылась.
- Входите, - сказала Эдит Херваг.
Она была действительно очень красива. Высокая и белокурая, раньше она работала моделью, пока не переехала к Конни. Ему эта работа не нравилась. Он хотел на ней жениться. "Наверное, так бы скоро и случилось", - подумал я, входя следом за Ириной и Берти в просторную прихожую. Комод в стиле бидермейер, красивое зеркало, обои в стиле бидермейер. Так же была обставлена вся квартира. Конни любил стиль бидермейер. В прихожей стояли еще несколько кресел в стиле бидермейер, в нише за шторой находилась кладовка для одежды. Эдит была бледной, ее слегка покачивало, а ее зеленые глаза были неестественно расширены. Я подумал, что она, наверное, наркоманка и сейчас в кайфе, этого нам только не хватало! Она стояла, держала пистолет направленным мне прямо в живот и вдруг снова заплакала. Она содрогалась так сильно, что я мог думать только о том, как легко спускается курок такого пистолета.
- Что случилось, Эдит? - с улыбкой спросил Берти.
- Конни, - всхлипнула она, теперь пистолет нацелился в живот Ирине, что было не намного приятнее.
- Что, Конни? - снова спросил Берти со своей непоколебимой любезностью. - С ним что-то случилось?
Эдит смогла только кивнуть. От этого кивка мне стало холодно. Она все еще держала палец на спусковом крючке, а оружие было снято с предохранителя и направлено Ирине в живот.
- Что с ним случилось?
Теперь она плакала навзрыд.
- Эдит! - позвал я. - Эдит!
- Дай я, - мягко сказал Берти. Он спросил: - Несчастный случай?
Эдит помотала головой. С ресниц у нее стекала черная тушь и оставляла причудливые следы на щеках.
- Не несчастный случай?
Она помотала головой.
- А что?
- Убийство, - ответила Эдит Херваг.
6
Конни Маннер вышел из своего синего "Порше 911S" и медленно пошел через дамбу к дому 187, который мы ему указали и в котором у своего друга Рольфа Михельсена жил Ян Билка.
Эппендорфер Баум - это оживленная торговая улица, расположенная в хорошем районе. Первые этажи большинства ее прекрасных домов занимают магазины. На верхних этажах, определил Конни по окнам, находятся жилые квартиры. Конни был среднего роста, стройный, тридцати лет и уже четыре года работал в "Блице". Раньше он работал в центральном офисе ДПА, до этого в Юнайтед Пресс Интернэшнл, в Администрации земли Гамбург. На нем была спортивная куртка цвета ржавчины, шляпы он не носил.
Он был дома, когда телетайп начал отстукивать мое сообщение для него. Было без десяти пять. Конни подтвердил получение задания, сказал своей подружке, что, возможно, вернется не слишком скоро, но будет ей время от времени звонить и сообщать новости. А она должна их записывать и потом прочитать мне. Я приеду позже вечером. И Конни уехал на своем "Порше 911S". Он не рассчитывал попасть в час пик и злился, что до Эппендорфер Баум пришлось добираться почти три четверти часа. Если точно, то от получения телеграммы из Франкфурта до прибытия на место ему потребовалось сорок восемь минут.
В семнадцать часов тридцать восемь минут он пересек дамбу Эппендорфер Баум. Это сообщили позже двое свидетелей, которые наблюдали все происшествие. Оба свидетеля видели также, что фары "мерседеса", стоявшего дальше и ниже на Эппендорфер Баум, трижды коротко мигнули, как только Конни ступил на дамбу. После третьего сигнала из укрытия на другой стороне улицы выехал тяжелый темный автомобиль. "Мерседес" проехал мимо Конни и скрылся. Темный автомобиль был примерно на таком же расстоянии от Конни, как и от "мерседеса", - около ста метров. Конни припарковался возле "зебры". По ней он и двинулся. Тяжелый темный автомобиль поехал вниз по Эппендорфер Баум. Его водитель быстро переключал скорости и, по утверждению очевидцев, разогнался до скорости более ста километров в час. Мужчина за рулем держал курс прямо на Конни и налетел бы на него точно на середине перехода, если бы Конни, понявший в последнюю секунду, что происходит, не совершил отчаянный прыжок назад. Мужчина, управлявший тяжелым легковым автомобилем, резко вывернул руль и ударил Конни левой передней стороной. Конни отбросило в сторону, он пролетел по воздуху и тяжело упал на асфальт на пешеходном переходе. Тотчас вокруг него образовалась лужа крови.
Автомашины резко тормозили, суматошно крича, со всех сторон бросились люди, один из двух свидетелей помчался к телефону и вызвал полицию. Через шесть минут приехала "скорая помощь" из Университетской больницы, расположенной неподалеку, на Мартиништрассе, через семь минут прибыли две радиофицированные патрульные машины, через одиннадцать минут - два автомобиля со следователями криминальной полиции, которых вызвали патрульные. Следом за ними подъехал один из фургонов дорожной полиции для расследования и допросов.
Как сообщил врач "скорой помощи", Конни получил опасные для жизни повреждения, ему срочно требовалась операция. Его осторожно положили на носилки и отнесли в машину "скорой помощи". "Скорая" включила сирену и тут же уехала. Полицейские и криминалисты оставались на месте происшествия еще больше часа. Были допрошены оба свидетеля. Специалисты фотографировали, делали измерения на местности и выполняли обычные протокольные действия. Стекло одной из фар совершившего наезд автомобиля, левой, разбилось. Специалисты собрали его осколки, а также кусочки краски и сложили все в нейлоновые пакеты.
Следователи еще беседовали с обоими свидетелями в машине для допросов, когда им позвонили с центрального пункта. Это был очень странный звонок, как сказал позже Эдит Херваг один из свидетелей.
- Значит, сначала центральный пункт вызвал эту машину по ее позывному. А потом голос по громкой связи сказал что-то совершенно бессмысленное, - рассказывал он.
- Что? - спросила тогда Эдит этого свидетеля.
- "Капри нужен городской лоцман".
- Что?
- Да, именно так. "Капри нужен городской лоцман", слово в слово, - подтвердил второй свидетель.
- И что? Что ответил криминалист центральному пункту? - спросила Эдит.
- Он ответил: "Рухлядь идет через Северный полюс, понял", - сказал Эдит первый свидетель. - А потом он снова повернулся к нам, и я сказал: "Это не был несчастный случай, это однозначно преднамеренное убийство".
- Совершенно верно! - воскликнул второй свидетель. - Мы же оба видели, как "мерседес" еще подавал автомобилю-убийце сигналы светом!
- Допрашивавший нас служащий принял вдруг совершенно отсутствующий вид и сказал: "Сигналы светом, так-так. Сигналы светом…"
7
- Мне позвонили из полиции две минуты седьмого, - рассказывала Эдит Херваг. Мы сидели в комнате Конни Маннера. Эдит немного пришла в себя, но еще то и дело принималась плакать. Я нашел бутылку виски и время от времени давал ей по глотку выпить. Это была бутылка Конни. Я не хотел расходовать слишком много моего "Чивас". В комнате стояла очень красивая мебель, на стене, оклеенной такими же обоями, как и в прихожей, висели две красивые картины. - Они сказали мне, что Конни сбила машина и что он лежит в Университетской больнице на Мартиништрассе. Я сразу туда поехала. - Она снова заплакала, и я налил ей полстакана. Мы сами ничего не пили. Нам надо было выслушать эту историю и ехать дальше, теперь мы торопились еще больше, чем прежде.
- Спасибо, - поблагодарила Эдит. "Кольт-45" лежал между нами на столе. Эдит выпила, перестала плакать и говорила теперь неестественно ровным, глухим голосом. - Я вызвала такси. Без десяти семь я была в Университетской больнице. Мы попали как раз в вечерний час пик. Когда я пришла, Конни делали операцию. Мне сказали, что ждать не имеет смысла и что мне следует уйти, но я, конечно, осталась. Я ждала перед дверью операционной. В четверть восьмого они его вывезли.
- Вы его видели?
- Нет. Он был накрыт с головой, и один из врачей шел рядом и держал колбу с раствором, Конни поставили капельницу, я видела пластиковую трубку. Но руку я не видела. Я побежала за санитарами, которые везли его каталку. Врач сказал, что нельзя. Я начала кричать. Тут подошли двое в гражданском, взяли меня за руки и повели к выходу. Я снова закричала и стала пинать их, но они не говоря ни слова потащили меня к выходу, а там стоял третий, и он сказал, что я должна на такси вернуться домой, а они мне, когда Конни можно будет видеть, или если ему станет хуже, или если он… - она замолчала.
- Что это были за парни? - спросил я.
- Не имею понятия.
- Из криминальной полиции?
- Может быть. Я не знаю. Все было так жутко. Первые двое со мной вообще не разговаривали, а третий бросил только пару фраз, потом они ушли.
- Ушли куда? - спросил Берти с улыбкой.
- В больницу. Конечно, я тоже снова побежала внутрь, через минуту или около того, и дежурная медсестра, которая явно ни о чем этом не имела понятия, сказала мне, что Конни лежит в одиночной палате в отделении реанимации на третьем этаже.
- После операции все попадают в отделение реанимации, - сказал Берти.
- Знаю. Но почему в одиночную палату? - спросила Эдит. - Я поднялась патерностером на третий этаж, искала отделение реанимации, а когда нашла, снова увидела тех обоих парней, которые меня выводили. Они стояли перед входом в отделение и сказали мне, что сейчас я ничего не могу сделать, что мне нужно ехать домой, а они мне позвонят.
- Они сказали, что они вам позвонят? - уточнил я.
Ирина сидела неподвижно, как в оцепенении, смотрела на Эдит и слушала, а снаружи ночная буря гремела ставнями.