- Магда, прошу тебя! - вскрикнул маленький мужчина, до смерти испуганный.
- Долго я за тобой следила, кобель ты эдакий! - кричала Магда. - Но теперь ты попался! И твоя потаскуха тоже!
- Что вы сказали? - закричала темноволосая, ярко раскрашенная дама.
- Я сказала - потаскуха! - продолжала кричать Магда. - Грязная жалкая потаскуха, таскаешься с женатым мужчиной!
Несколько человек, заинтересовавшись этим развлечением, остановились. Пока что в зале было очень мало людей.
- Что там у тебя за шум? - спросил Хэм.
- Две бабы сцепились из-за мужчины, - объяснил я. - Трагедия брака. Продолжайте, Хэм.
- Ты говоришь, компьютер, Вальтер, - доносился его голос. - Да, компьютер, и если будешь продолжать, то всегда помни, - в этом случае особенно.
- А при чем тут компьютер? - удивился я. - Тем более, что у этой шизофренички он явно сломался.
- Ну, ладно! - воскликнула черноволосая возле моей кабины и выхватила что-то из своей крокодиловой сумочки. - Вот моя регистрационная карта, ты, старая сова! А теперь покажи мне свою!
Окружающие засмеялись и захлопали в ладоши. Им очень нравилось это представление. Маленький мужчина попытался влезть между женщинами. Они оттолкнули его в сторону.
- Пошел отсюда, скотина! - закричала его супруга.
- Это я и хочу тебе объяснить, - продолжал Хэм, - а ты не торопись говорить о сломанном компьютере. Что такое мозг на самом деле, мы и сейчас вряд ли можем себе представить, настолько невероятно сложно он устроен. Трудно сдержать удивление, когда читаешь у такого исследователя мозга, Как Грей Уолтер, что мы знаем об этом компьютере.
- Ну, давай, давай, ворона, показывай свою карту! - кричала черноволосая. Блондинка не первой молодости бросилась на нее с криком: "Ах ты, свинья!" - и вцепилась ей в волосы. Бабы начали таскать друг друга за волосы. Маленький мужчина стоял тут же, как памятник отчаянию.
- Так что, ничего удивительного, - говорил Хэм, - что постоянно говорят и пишут о человеческом мозге как о чуде.
- Вы так пренебрежительно сказали "чудо", - заметил я.
Монета.
- Да, так и есть.
- Почему?
- Сейчас я до этого дойду. Итак: только в коре головного мозга, по грубым оценкам, содержится десять миллиардов нервных клеток - в три раза больше, чем живет на земле людей, и в тысячу раз больше, чем элементов памяти в большом компьютере, но все это в маленьком по размеру черепе еще и связано между собой миллионнократно…
Магда получила от брюнетки удар в грудь и отлетела. Руками она все еще вцеплялась в волосы соперницы, и, когда она отлетела, все волосы остались у нее в руках. Оказалось, что та носила парик. Из-под него показались ее собственные темные, жирно блестящие волосы. Зрители зааплодировали.
Оставшаяся без парика дама зарыдала. Супруга торжествовала, правда, не очень благородно:
- Так вот как ты выглядишь, свинья!
- В одном только зрительном нерве импульсы проходят к зрительному центру через миллион нервных волокон, - доносился голос Хэма. - Там у тебя возле телефона происходит что-то шикарное.
- О да, - подтвердил я.
Потаскуха с криком ярости бросилась на Магду и свалила ее на пол. Женщины катались по грязному цементному полу. Маленький мужчина беспомощно подпрыгивал неподалеку и ломал руки от отчаянья.
- А теперь они по-настоящему дерутся, - сказал я.
- Миллиарды клеток, - продолжал Хэм, - прямо или косвенно связанных между собой триллионами нервных волокон в единое целое. Если это сравнивать с компьютером, то у нас на плечах вместо головы должен был бы стоять высотный дом. Но нет, у нас на это все хватает мозга весом в два с половиной фунта. Это уже чудо, ты не находишь? Безумно тебя впечатляет, а? Заставляет поверить в Бога, верно?
- Да, - согласился я.
Женщины подкатились вплотную к моей кабинке и ожесточенно дрались. У супруги из носа текла кровь. Потаскуха оказалась сильней. Она поднялась, встала на колени, наклонилась над соперницей и начала бить ее по лицу. Магда пронзительным голосом стала звать на помощь. Печальный супруг тоже. Черный парик валялся в пыли. Я снова бросил монету в автомат.
- А теперь слушай внимательно, Вальтер, - рассказывал Хэм. - Мозг - это чудо, это величайшее чудесное творение нашего мира - вот тебе мое признание в вере, - является, по сравнению с бесконечным космосом и с еще более непостижимым для нас понятием бесконечности, ничем иным, как всего-навсего смешной маленькой ничтожностью.
- Что?
Потаскуха ударила супругу по зубам. Несколько человек стали громко звать полицию. Супруг заплакал.
- Именно так, смешной ничтожностью! Прямо-таки грустно от его примитивности, если ты сравнишь его с вечностью и с бесконечным пространством, в котором мы живем, на одной из миллиардов и еще раз миллиардов звезд! Если ты сравнишь эти понятия, то вынужден будешь признать, что это чудо, наш мозг, о котором у нас только жалкие мизерные знания из всего непостижимого во Вселенной, в состоянии только осознать сам факт своего существования в Космосе как результат Творения.
Прибежали двое вокзальных полицейских. Они попытались растащить дерущихся женщин и в свою очередь щедро раздавали при этом удары. Маленький мужчина теперь вскрикивал попеременно:
- Магда… Лило!.. Лило… Магда! Прекратите! Прекратите же!
- Почему именно мы являемся планетой с высокоразвитыми живыми существами? Ха! Кто это говорит? Что это за высокомерие? Представь себе звезду где-нибудь в системе Млечного пути. Я это могу. И думаю, что там одаренные разумом существа тоже обладают мозгом, по сравнению с которым наш - это примитивнейшее из примитивного! Люди на этой звезде - или на какой-либо другой, - может быть, обладают мозгом с таким широким спектром восприятия, что чувствуют и видят такие вещи и события, предвидят их в будущем и продолжают воспринимать их из прошлого, о которых мы вообще не в состоянии получить никакого представления. Ты следишь за моей мыслью?
- Да, - ответил я. И снова опустил монету. Полицейские развели женщин в стороны. Те яростно бранились. - А почему вы мне все это рассказываете именно сейчас, среди ночи?
- Сейчас поймешь, - ответил Хэм. - Я могу представить себе существа с мозгами, где-то в бесконечном мировом пространстве, для которых, например, понятий времени или хронологического хода времени - было, есть, будет - не существует! Тогда эти существа воспринимают все Творение одновременно! Для них спокойно могут существовать Гомер рядом с Гитлером, Эхнатон рядом с Эйнштейном. И давно умершие или живые рядом с еще не родившимися. Эти существа охватывают восприятием столько, сколько нам никогда не будет доступно. Они видят все взаимосвязи. Они смотрят в будущее, в прошлое и в настоящее одновременно, и поэтому они не связаны нашим рационализмом, нашим материализмом!
Полицейские развели дравшихся женщин. Обе они выглядели как мегеры, пальто и платья на них были разодраны в клочья. Полицейские увели их, супруг поплелся за ними следом.
- Возможно, - сказал Хэм, - возможно, Вальтер, у шизофреников такие или похожие мозги. И твоя фройляйн Луиза - возможно, она принадлежит к этим существам! Да что мы знаем о шизофрении? Почти ничего. Только то, что представления шизофреников часто имеют религиозное содержание. Как у твоей фройляйн Луизы.
- Вы имеете в виду, что действительность - то, что воспринимает она, а не то, что воспринимаю я и все мы? - воскликнул я.
- Может быть, Вальтер, может быть. И я хочу, чтобы ты всегда помнил об этом, когда будешь продолжать работу. - Толпа зевак разошлась. Один из полицейских прибежал обратно и забрал парик потаскухи Лило, который лежал на полу. Так же бегом он удалился. - Многие душевные болезни создают так называемые философемы - предпосылки для философий. Это чувство дежа-вю, видение прошлого, предугадывание и предвидение будущего у шизофреников, их пророчества - все это может как нельзя лучше подтверждать, что они обладают значительно более утонченными и грандиозными по восприятию мозгами, чем мы, так называемые нормальные.
- Черт побери, - изумился я. - Такие вещи - и из ваших уст, Хэм.
- Да, - отозвался он. - Такие вещи из моих уст. Полагаю, это связано с возрастом. Двадцать лет назад я тоже еще так не думал. Церкви отмирают, это уже неотвратимо после всего, что они натворили, Вальтер. В следующем году американцы хотят отправить человека на Луну. И значит, Папа римский будет смотреть на Луну в телескоп и молиться за астронавтов. Это же конец всему, друг мой! - Я бросил еще монетку. В зале опять было тихо. - Это будет уловлено мозгом какого-то существа где-нибудь на звезде в Млечном пути, то есть таким мозгом, который улавливает все в миллиарды раз тоньше, чем наш, когда американцы действительно высадятся на Луне и если все пройдет успешно, и это перед лицом бесконечной Вселенной будет иметь не большее значение, чем… ну, чем, например, гол Мюллера в матче против Албании сегодня после обеда. Не большее! То, что мы делаем, что происходит на этой земле, всего лишь ничтожно, мелочно и глупо для такого мозга, какой я могу себе представить… и, возможно для мозгов шизофреников! Кто знает, может, их мозги воспринимают бытие таким, каким оно является на самом деле? По крайней мере, мы - нет.
- Вы полагаете, что в доме на Эппендорфер Баум действительно сидит поляк, да еще и француз с астмой, а среди друзей фройляйн Луизы есть мертвый француз-астматик и поляк, и что это что угодно, но не случайное совпадение?
- Именно так я считаю, Вальтер, - ответил Хэм. Снова засветилась надпись. Я поспешно бросил монету. - Помни об этом всегда. Не слишком полагайся только на свой мозг. Учитывай, что возможно и то, о чем я тебе сейчас рассказывал. Ты знаешь, что я в церковь не хожу. Но тебе известна также моя точка зрения, что человечество не выработало ничего действительно положительного и действительно великого, кроме религий. Все равно каких. Я это все больше осознаю. И они потому такие великие, что от материализма и рационализма, захвативших этот мир и позволяющих нам понять только самые примитивные вещи, уводят нас прочь, уводят вверх, ввысь, Вальтер, может быть, к тем существам с поистине чудесными мозгами.
- Такими, какой, возможно, у фройляйн Луизы, - продолжил я его мысль.
- Да, - задумчиво сказал Хэм, - какой, возможно, у фройляйн Луизы. Это просто-таки преступные измышления газетчика, который настраивает тебя на большую сенсацию, но я ощущал мучительную потребность все это тебе рассказать. Надеюсь, ты меня понимаешь, так ведь?
- Да, Хэм, - ответил я. - Я всегда буду об этом помнить.
- Но только ничего не выдумывай! - воскликнул он торопливо. - Постарайся меня правильно понять! Конечно, твоя фройляйн Луиза - во всяком случае, в этом мире - совершенно очевидно душевнобольная. Конечно, с помощью своего мозга ты напишешь для других мозгов на этой планете, таких, как у тебя и у меня. И конечно, истории не получилось бы, если бы ты не изобразил свою фройляйн шизофреничкой, а ее переживания не описал как переживания больной шизофренией, как зрительные галлюцинации и так далее… Но я хотел бы, чтобы ты немного поколебал нашу самодовольную уверенность, что мы всегда и всюду можем различать безумие и реальность, чтобы некоторые люди задумались. Ты меня понимаешь?
- Да, понимаю, Хэм. Пока. До скорого.
Я отпил большой глоток из фляжки, сунул ее в карман и вышел из зала. В здании вокзала были страшные сквозняки. "Бедные пьяницы на скамейках, они все обязательно заболеют, - думал я. - Или уже заболели". Потом я подумал о мозге фройляйн Луизы. Я подошел к своей машине на большой автостоянке, в это время совершенно пустой, и велел Берти вылезать со всеми пленками. Он сложил их в один из конвертов с прокладками, которые мы всегда использовали, и выбрался из "Ламборджини". Ирина смотрела на меня со страхом.
- Я только посажу Берти в такси, - сказал я, - и сразу вернусь.
Я не хотел, чтобы она еще больше разволновалась от того, что я собирался сказать Берти о его задании. В конце концов, у меня еще не было договора с Ириной. Мы с трудом двигались навстречу урагану к единственному такси на краю автостоянки. При этом я кричал Берти в уши все, что ему нужно было знать.
- Как только все сделаешь, сразу приезжай на Эппендорфер Баум, 187. Мы ждем тебя там! - проорал я.
- Договорились, мой милый! - с улыбкой проорал Берти в ответ и сел в такси. Я еще слышал, как он назвал шоферу адрес - аэропорт, потом захлопнул дверь, и машина тронулась. Не успел я повернуться, как услышал слабый из-за ветра крик Ирины: "Господин Роланд!"
Я резко обернулся и остолбенел.
За рулем "ламборджини" я увидел мужчину. Фары загорелись, машина пошла задним ходом на разворот. Я помчался изо всех сил. Я почти летел, потому что теперь ураган дул мне в спину. "Ламборджини" описал большую дугу, потом водитель переключил скорость, и машина поехала на меня. Я подбежал к ней.
- Господин Роланд! Господин Роланд! Помогите! Помогите! - кричала Ирина.
Окно со стороны водителя было опущено. Я увидел за рулем мужчину со светлыми волосами под синей морской фуражкой, который пытался меня оттолкнуть. При этом он на мгновение поднял глаза. От мужчины - он, наверное, был матросом - несло шнапсом. "Как этот пьяный оказался в машине?" - подумал я. Он должен был сделать это за те несколько секунд, когда я с Берти шел к такси. Я выхватил из кармана "кольт-45", приставил холодный ствол к виску матроса и прорычал: "Стой или я стреляю!" Он дико испугался, убрал ногу с педали газа - я бежал рядом с машиной, которая шла довольно быстро, - и заглушил мотор. Ирина ударилась головой о металлическую арматуру под обивкой, упала и лежала неподвижно. Очевидно, она ударилась очень сильно и потеряла сознание. Машина остановилась. Нигде не было видно ни души. Я поднял ствол к виску парня и приказал: "Живо вылезай!"
Он не двигался. Я рванул его за рукав, рукав с треском разорвался наверху, у плеча. Тогда я ткнул ему кольтом в череп и заорал: "Вылезай, или я нажму курок!"
Неожиданно я получил удар и невольно сделал пару шагов назад. Мужчина выпрыгнул из машины. Я испугался. Это был орангутан, чудовище. От его опьянения не осталось и следа. Парень ударил меня снизу по руке. "Кольт" отлетел. Матрос бросился на меня и своими огромными ручищами сдавил мне горло.
Я успел еще подумать: "Как странно, здесь, в центре Гамбурга, на площади возле Центрального вокзала, среди множества людей… Нет, - подумал я, - людей здесь нет, не видно ни одного человека… Последнее такси увезло Берти".
Мужчина в морской фуражке не говорил ни слова. Его пальцы сомкнулись у меня на горле и сжимали железной хваткой. Мне было ясно, что он хочет меня убить. Оружия у меня не было. Бушевал ураган. Вокруг меня уже все начало вращаться. Я не мог уже даже хрипеть. Тогда я резко, со всей силы, ударил матроса левым коленом в промежность. Это было неблагородно, но, в конце концов, речь шла о моей жизни. К тому же парень пытался похитить Ирину, и в случае моей неудачи мне бы пришел конец, а он все-таки достиг бы своей цели.
Но он ее не достиг. Он издал крик и рухнул на колени. Мне снова удалось вздохнуть, взглядом отыскал блестевший "кольт", сбегал за ним, поднял и понесся обратно к матросу. Тот лежал на асфальте с искаженным от боли лицом и держался за ушибленное место. Он попытался ухватить меня за правую ногу. Я со всей силы наступил ему левым ботинком на руку, а потом ударил ногой в низ живота. Он перекатился на бок, и его стошнило.
На другой стороне улицы я увидел, наконец, людей. Они выпрыгнули из притормозившей машины и шли против урагана. Они явно направлялись ко мне, эти трое мужчин. Немедленно прочь! Только прочь!
Я подбежал к "ламборджини", прыгнул за руль, включил зажигание и дал газ. Машина рванулась. При этом я заметил, что Ирина сидит прямо и держится за голову. Прочь! Прочь! Прочь отсюда!
Я вылетел с автостоянки к северной стороне Центрального вокзала на двух колесах. Ирина вскрикнула. Меня это не беспокоило. На визжащих тормозах я свернул на Глокенгисервалль и промчался по старому Ломбардному мосту к эспланаде до станции метро "Штефансплац". Я долго смотрел в зеркало заднего вида, но ни одной машины сзади не было. Однако страх не отпускал меня еще долго. Возле станции метро я резко вывернул руль вправо и как бешеный помчался вверх к железнодорожному вокзалу Даммтор, потом через площадь Теодор-Хойсс-плац, довольно далеко на Ротенбаумшоссе. Здесь я, наконец, остановился.
- Что… что это было? - с трудом выговорила Ирина.
- Это я у вас спрашиваю! Как этот парень оказался в машине?
- Он вдруг как-то сразу оказался внутри… Не сказал ни слова… Я хотела выпрыгнуть, но тут он поехал… Вы оставили ключ… пьяный матрос…
- Он не был пьян, - возразил я. - Нет.
- Но чего же он хотел?
- Уехать с вами, - ответил я.
- Уехать?.. Вы имеете в виду - похитить? Господин Роланд! Господин Роланд! Что здесь происходит… Скажите мне!
- Если бы я сам это знал, - сказал я. - Как ваша голова?
- Болит. Ничего, пройдет. Я на пару секунд отключалась, да?
- Похоже на то, - сказал я. - Давайте я вас осмотрю. - Я включил освещение в салоне и осмотрел лоб Ирины.
- Что-нибудь видно? Шишка?
- Ничего не вижу, - ответил я. Но все-таки я кое-что увидел, когда снова наклонился вперед. На полу между педалями лежал кусочек ткани. "Скорее всего, я сорвал его у матроса с рукава", - подумал я и наклонился, чтобы его поднять. Это был четырехугольный кусочек красной ткани, по всей длине пересеченный синим закрашенным крестом. Поперечная перекладина примыкала к одной из узких сторон четырехугольника. Все перекладины синего креста были окантованы тонкой белой линией.
- Это… это флаг… маленький флаг, - догадалась Ирина.
- Да, - подтвердил я. Похоже, это была нарукавная нашивка.
Ураган бушевал вокруг машины, шум от него был адский.
- А что это за страна? - спросила она.
- Норвегия, - ответил я, и мне вдруг вспомнилось все, что рассказывал мне по телефону Хэм, и меня пробила дрожь.
- Норвегия? - прошептала Ирина. Ее глаза были широко раскрыты.
- Да, Норвегия, - повторил я и неожиданно заметил, что у меня дрожат руки. Скорее фляжку! Я сделал большой глоток.
- Можно мне тоже? - тихо произнесла Ирина. Я передал фляжку ей. Она выпила и посмотрела в штормовую ночь за окном. - Норвегия… - прошептала она.