12
Наконец, за матовыми стеклами двери зажегся свет. На стеклах появилась тень, сначала огромная, потом она становилась все меньше и меньше, по мере того как человек приближался к нам. Одно из окон открылось. В его проеме показался пожилой человек в очках с жидким венком седых волос, обрамлявших большую лысину.
- Добрый вечер, - произнес он неприветливо и в то же время боязливо. "Ужас послеобеденных событий у него еще не прошел", - подумал я.
- Добрый вечер, господин Кубицкий, - сказал я. - Мне жаль, что пришлось вас разбудить. Нам нужен господин Михельсен.
Услышав это имя, он заметно вздрогнул. Очки сползли ему на нос, и он сдвинул их на место. На нем было теплое пальто поверх пижамы.
- Михельсен, - как эхо, откликнулся он.
- Михельсен, - повторил я.
- Да, чтобы… - начала Ирина, но я прервал ее, сжав ей руку и этим подавая сигнал замолчать.
- Он ведь здесь живет?
- Что?
- Господин Михельсен здесь живет?
- Я… он… да, конечно. Он живет здесь. - Станислав Кубицкий говорил с легким польским акцентом. От страха его лицо стало совсем маленьким. Он ухватился за прутья ажурной металлической решетки на окне. - Но в такое время… среди ночи… Кто вы вообще такой?
Я подал ему свое журналистское удостоверение.
Он его внимательно изучил.
- Господин Вальтер Роланд, - констатировал он. - Журналист. - И добавил: - Ах ты, Господи Боже мой.
Мое терпение кончилось.
Я забрал у него удостоверение и закричал:
- Мне это надоело! Откроете вы или нет? Если нет, я вызываю полицию! Она тут сегодня уже была!
Это подействовало. Он открыл дверь и впустил нас. В подъезде стояла мертвая тишина. После рева урагана на улице мне показалось, что я оглох.
- Вы меня практически вынудили открыть дверь, - с несчастным видом сказал портье.
- Да, - подтвердил я.
- Если будет скандал, я об этом тоже скажу, - заявил он.
- Конечно, - согласился я, обратив внимание, что говорит он как-то уж слишком громко. Подъезд был очень приличный. С мраморными плитами на стенах, старомодным лифтом в черной проволочной клетке, расположенном в середине подъезда, и красной ковровой дорожкой.
- Где живет господин Михельсен? - спросил я.
- Четвертый этаж, - сообщил Кубицкий, пряча двадцатимарковую купюру.
- Большое спасибо, мой господин. Вам будет нетрудно найти. На каждом этаже проживает только один квартирант. Вы поедете на лифте?
- Да, - ответил я.
Мы направились к лифту. Кубицкий открыл сетчатую металлическую дверь, потом раздвижную дверь деревянной кабины лифта. Было заметно, что его опять охватил страх. Этот человек был сплошной комок страха.
- Но только скажите наверху, что я сначала не хотел вас впускать, потому что уже поздно, прошу вас, ладно? - Он сказал это умоляющим тоном.
- Да, - отозвался я.
Он закрыл обе двери, я нажал кнопку, и старый лифт с легким треском медленно заскользил вверх. Станислав Кубицкий остался внизу и смотрел нам вслед. Губы у него шевелились, как во время молитвы. Я подумал, что очень хотел бы узнать, действительно ли Кубицкий молился и о чем.
- Чего боится этот мужчина? - спросила Ирина, которой сейчас и самой было страшновато.
- Боится? Этот мужчина? Ничего он не боится, - ответил я. - Просто мы его разбудили, и он расстроен. А страх тут ни при чем.
- Нет, боится, - возразила Ирина.
- Да нет же, - сказал я.
Лифт остановился. Я вышел из кабины первым, следом Ирина. Я закрыл обе двери. Лифт остался на месте. Здесь, на четвертом этаже, тоже лежали красные дорожки на мраморном полу, и была только одна очень высокая и широкая двойная дверь, прямо напротив лифта. На латунной пластинке было написано: "Михельсен". Над пластинкой находился смотровой глазок. Около глазка, на дверном косяке, был звонок. Я позвонил. В этом подъезде свет не гас автоматически, он продолжал гореть. В этом я мог убедиться, потому что мы ждали перед высокой дверью добрых десять минут. В это время я постоянно звонил снова и снова.
- О Господи, - сказала Ирина и сжала мою руку. Она вдруг стала у нее холодной как лед. - О Господи, что тут происходит?
- Ничего, - ответил я с усмешкой, потому что как раз в эту минуту металлическая крышка, прикрывавшая глазок с внутренней стороны двери, открылась, и на нас неподвижно уставился человеческий глаз. Он смотрел чрезвычайно высокомерно.
- Ну-ка, - сказал я громко и зло, - открывайте, наконец, черт вас побери!
- Я просил бы вас, если возможно, выражаться несколько приличнее, - произнес мужчина, которому принадлежал глаз в дверном глазке, оставаясь для меня невидимым. Голос тоже звучал чрезвычайно высокомерно. Он все еще рассматривал нас.
- Какая безграничная наглость - трезвонить здесь в такое время!
- Моя фамилия Роланд, - сказал я, стараясь говорить спокойно и терпеливо. Потом достал свое журналистское удостоверение и поднес к глазку.
- Журналист?
- Да.
- Исчезните. В это время журналистов здесь не принимают.
- Вы господин Михельсен?
- Нет. Так вы не исчезнете?
- Ни в коем случае.
- Тогда я вызову полицию.
- Хорошая мысль, - поддержал я. - Я и без того хотел бы, чтобы она была здесь, когда мы войдем. Особенно потому, что вы не господин Михельсен. - Женихом Ирины он, несомненно, тоже не был, иначе она вела бы себя не так. А сейчас она стояла совершенно тихо и неподвижно.
- Ну, давайте, - настаивал я, - вызывайте полицию! Если не хотите, я могу спуститься вниз и позвонить.
Я повернулся. В ту же секунду я услышал, как замок щелкнул и дверь открылась. В дверном проеме стоял высокий худой мужчина лет примерно пятидесяти, чрезвычайно холеный, с черными волосами и бакенбардами, с продолговатым лицом, тонкими губами и приподнятыми бровями. На нем был темно-синий костюм, белая рубашка и голубой галстук.
- Пожалуйста, - произнес мужчина. Я увидел хрустальную люстру, сверкавшую у него за спиной, в прихожей. На стенах я рассмотрел красные шелковые обои, на старом комоде стояла большая китайская ваза.
- Кто вы? - спросил я.
- Меня зовут Нотунг, Олаф Нотунг. Я слуга господина Михельсена.
- Вы его - кто?
- Слуга, - повторил он. - Я же, кажется, ясно говорю?
Я был слегка ошарашен. Значит, есть еще люди, имеющие слуг. В доме, сдающемся внаем. Довольно необычно. Хотел бы я знать, какого рода слугой был господин Нотунг, какие обязанности исполнял. Я спросил:
- А это ваша рабочая одежда?
- Нет, господин Роланд.
- А почему это вы еще не спите? У господина Михельсена гости?
- Нет, господин Роланд. Сегодня после обеда я свободен. Я был в центре. Сначала встретился с друзьями, потом сходил в театр. Я ходил в театр с друзьями. Потом мы еще немного выпили в баре. Я вернулся домой полчаса назад. - Он сделал вежливый жест рукой. - Входите, пожалуйста, у вас ведь, несомненно, какое-то дело. Мы не должны обсуждать его между дверью и порогом.
Я пропустил Ирину вперед. Нотунг закрыл за нами дверь.
- Может быть, пройдем в салон? - предложил он, не давая нам сказать ни слова.
И сразу пошел вперед. Даже его походка была высокомерной. Из прихожей много дверей вели в другие помещения. Дверь, которую открыл слуга, вела в салон. Салон был размером в половину теннисного корта. Мы увидели дорогую лепнину, несколько кресельных гарнитуров, холодный камин, желтые шелковые обои, прекрасную старинную мебель, три люстры и огромные ковры. На стенах висели четыре картины, три больших и одна поменьше. Та, что поменьше, была кисти Ренуара, в этом я мог бы поклясться, и притом подлинник. Остальные картины я не знал.
- Садитесь, пожалуйста, - сказал слуга. - Что позволите вам предложить? Что-нибудь выпить? Кофе? Чай? Сигареты? Разрешите ваши пальто? Я немедленно…
- Кончайте, - прервал я его.
- Прошу прощения?
- Прекратите этот вздор. Где остальные?
- Какие остальные?
- Господин Михельсен и господин Билка, - объяснил я.
- Я не понимаю, - ответил он с неподвижным лицом. - Не хотите ли все-таки присесть?
- Нет. Вы очень хорошо понимаете. Я задал вам вопрос. Итак! - я был в ярости, этот парень вывел меня из себя.
- Я все-таки вас не понял, - сказал Нотунг. - То есть не совсем. Господин Михельсен в отъезде.
- Где он? - испуганно спросила Ирина.
- В отъезде, милостивая фройляйн.
- Куда? На сколько? С какого времени? - задавал я вопросы.
- Этого я не знаю. Я имею в виду, я не знаю, куда и на сколько он уехал. Он покинул квартиру сегодня примерно во второй половине дня. Когда я вернулся, я обнаружил только вот эту записку. - Нотунг сунул руку в карман пиджака и достал листок из блокнота, на котором карандашом было написано заглавными буквами:
"ДОРОГОЙ ОЛАФ! МНЕ НУЖНО СРОЧНО УЕХАТЬ ПО ДЕЛАМ. ЗАВТРА ПОЗВОНЮ И СООБЩУ ВАМ, КАК ДОЛГО МЕНЯ НЕ БУДЕТ. ПРИВЕТ. МИХЕЛЬСЕН".
Последнее слово было написано, как обычная подпись.
- Это часто бывает?
- Что, извините?
- Что господин Михельсен так неожиданно уезжает! - закричал я.
- Да, это бывает часто, мой господин, - ответил он подчеркнуто тихо. - Господин Михельсен - владелец крупной экспортно-импортной фирмы. Офис находится на улице Юнгфернштиг. Господин Михельсен много времени проводит в разъездах. Ему приходится ездить часто и далеко.
- Тогда мы хотим поговорить с господином Билкой, - заявил я.
- Опять это имя, - произнес Нотунг с выражением абсолютного непонимания.
- Что значит - опять?
- Вы прежде уже спрашивали об этом господине. Поэтому я сказал, что не понял вашего вопроса. Господина по фамилии Вилка…
- Билка! - прервал я. - Ян Билка!
- Господина по имени Ян Билка я не знаю, - договорил слуга.
- Не говорите глупостей! - закричал я на него. Он удивленно поднял брови. Я продолжал кричать: - Вы, конечно, знаете господина Яна Билку! Он близкий друг господина Михельсена, и он живет здесь!
- Я бесконечно сожалею, - ответил слуга с достоинством, - но кроме господина Михельсена и меня здесь никто не живет.
Ирина, судорожно прижав руки к горлу, спросила:
- Это значит, что вы никогда не видели Яна Билку?
- Я его никогда не видел и никогда о нем не слышал, милостивая фройляйн, - подтвердил Олаф Нотунг.
13
Ирина опустилась на большую кушетку. Она просто не держалась на ногах.
- Я это чувствовала… Я догадывалась… - произнесла она и вдруг сильно задрожала всем телом.
Слуга посмотрел на нее с интересом. Я достал свою фляжку.
- О, - отозвался Нотунг, - может быть, я…
- Не утруждайтесь, - перебил я, отвинтил пробку и наклонился к Ирине. - Выпейте, - сказал я. Она отрицательно покачала головой. У нее побелело лицо, маленькие руки сжались в кулаки. Я боялся, что она свалится без сознания.
- И все-таки, - настаивал я.
- Я… не… хочу…
- Обязательно, - сказал я, наклонил ее голову немного назад и поднес фляжку к губам. Она отпила и задохнулась, начала хватать ртом воздух. - Еще раз, - сказал я. - Один большой глоток. - Она отпила большой глоток и ее передернуло. Но дрожь унялась. Она пробормотала:
- Но… но… но этого не может быть! Господин Билка живет здесь! Я это знаю! Я знаю!
Слуга посмотрел сначала на нее, потом на меня, как будто хотел показать, что достиг предела своего разумения. Потом сказал:
- Господа, это явное недоразумение. Я искренне сожалею. Прошу вас, не плачьте, милостивая фройляйн.
- Я не плачу, - отозвалась Ирина, всхлипывая, и слезы полились по ее лицу. Она их не вытирала. Я дал ей свой платок. Нотунг сказал:
- Я могу только повторить: кроме меня и господина Михельсена никто здесь не живет и никто не жил. Я бы точно знал, я…
- Стоп, - сказал я.
- Простите?
- Прекратите. Сделайте остановку. Заткнитесь, - грубо добавил я и, прежде чем завинтить крышку, сам отпил глоток. - Вы лжете. Вы точно знаете…
- Это оскорбление. Немедленно покиньте квартиру! - тут же воскликнул он.
- …что это ложь, - продолжал я, качая головой. - Еще сегодня после обеда мы говорили с господином Билкой по телефону. Тогда он был здесь. Здесь, в этой квартире.
- Это исключено! Этого не может быть!
- Какой у вас номер телефона? - спросил я.
- 2 20 68 54, - ответил он, не раздумывая.
- Вот видите, - сказал я. - По этому номеру мы говорили с господином Билкой.
- Повторяю вам, это исключено. Здесь нет никакого господина Билки! - повторил Нотунг.
- Скажите правду! - закричала Ирина, вскакивая на ноги. - Пожалуйста, пожалуйста, ну, пожалуйста, скажите правду! У меня от этого зависит все! С ним что-нибудь случилось? Вам нельзя об этом говорить? Что-то случилось?
- В самом деле, - сказал Нотунг смущенно. - В самом деле, вам нужно успокоиться, милостивая фройляйн.
- Успокоиться? Я не могу не волноваться! - кричала Ирина. Теперь она снова дрожала, но я не решался дать ей виски. Уже много лет мне никого не было жалко. Разве что самого себя. А сейчас, в первый раз за последние годы, мне было жалко другого человека, жалко искренне и от всего сердца. Ирина была такой беззащитной, такой юной, такой одинокой. Я осознавал, что был сейчас ее единственной опорой в жизни. Хорошую опору она себе нашла. - Я обручена с господином Билкой! Господин Михельсен - близкий друг моего жениха! Он приезжал к нему в Прагу! И они договорились, что после побега мой жених приедет сюда! И сегодня после обеда я слышала его голос отсюда, из этой квартиры, когда мы набрали его номер!
На лице Нотунга не дрогнул ни один мускул. Потом тихо сказал мне:
- Может быть, я должен врача…
- Вы должны заткнуться! - грубо прикрикнул я на него.
Неожиданно Ирина вцепилась в меня с искаженным в панике лицом.
- Что теперь… Что мы будем теперь делать? - лепетала она. - Господин Роланд, прошу вас… помогите… помогите мне! Тут что-то случилось… с Яном что-то случилось… Пожалуйста, господин Роланд…
- Спокойно, - сказал я и погладил ее по шелковистым волосам. - Спокойно. Мы это все выясним. Обязательно. Но сейчас вам нужно взять себя в руки. - Она кивнула, вытерла последние слезинки и отпустила меня.
- Вам, конечно, понятно, что сейчас мы сообщим в полицию, - проговорил я.
- Это вам не возбраняется, - холодно ответил слуга. - Я хотел бы даже просить об этом. Я не собираюсь позволять Вам и далее оскорблять меня. Я сам сейчас немедленно вызову полицию и подам на вас заявление по поводу нарушения неприкосновенности жилища. Я буду…
- Цыц! - сказал я. Слуга вдруг обнаружил, что к его желудку прижато дуло "кольта-45". Я был в таком возбуждении и в ярости, что действовал инстинктивно, когда выхватил - уже не в первый раз! - из кармана пальто пистолет Конни. Я понимал, что из-за этого у меня действительно могут быть неприятности, но мне было все равно. Это дело очень сильно и дурно пахло! События, в которые я оказался втянутым, все время разрастались. Нервный срыв Ирины стал для меня последней каплей. Теперь мне на все наплевать. "Этот подлец не станет звонить в полицию, - все-таки подумал я в этот момент, - точно нет".
Нотунг смотрел на меня. Он пытался смотреть на меня с презрением, но во взгляде у него был страх, безграничный страх. И не только из-за ствола пистолета, упиравшегося ему в желудок, но и из-за чего-то другого, в этом я мог бы поклясться.
- Что это… Вы с ума сошли?.. Отдайте оружие, или я зову на помощь!
- Кричите, зовите на помощь! - ответил я.
Прошло две секунды. Три. Пять. Восемь. Десять.
Он не закричал. Его глаза стали щелками:
- Чего вы от меня хотите? - спросил он хрипло и уже совсем не высокомерно, нет-нет, отнюдь не высокомерно.
- Повернитесь, - потребовал я. - И не забывайте, что пистолет все время направлен вам в спину. Так что не пытайтесь делать глупостей. Сейчас мы совершим маленькую прогулку.
- Куда?
- По квартире, - ответил я. - Вперед! - Я слегка подтолкнул его пистолетом в спину: - Сначала вернемся в прихожую, - сказал я. Дверь туда оставалась открытой, на это я обратил особое внимание. Я же не вчера родился. - А теперь закройте дверь и заприте на засов.
Он двинулся, мы пошли следом. По толстому ковру мы дошли до двери. Нотунг притих. Он запер входную дверь, как я и требовал от него. Если все другие двери останутся открытыми, я теперь непременно услышу, если кто-то попытается выйти из квартиры.
- Ну, что ж, начнем, - скомандовал я и снова подтолкнул его пистолетом.
Мы обошли всю квартиру. Она состояла из семи больших комнат и множества смежных помещений. Одних только спален я видел три штуки. Все помещения были оборудованы очень богато и со вкусом, на что явно ушло безумно много денег. Повсюду были шелковые обои различных цветов, сплошь под старину.
- И это все вы тоже убираете сами, так что ли? - спросил я.
- У нас есть уборщица и повариха. Но они приходят утром и вечером уходят. По понедельникам они обе только до обеда.
- Как их зовут? Где они живут?
- Уборщицу зовут Мари Гернольд, повариху - Эльсбет Курц. Где они живут, я не знаю.
- Конечно, нет, - отозвался я. - Но это нужно будет выяснить.
- Зачем это выяснять?
- Возможно, обе эти женщины видели господина Билку! - ответил я.
Он не ответил.
Мы переходили из комнаты в комнату. Я вытаскивал ящики из комодов, открывал встроенные шкафы. В квартире действительно не было ни души. Содержимое ящиков я вытряхивал на пол. Так я устраивал разгром в одной комнате за другой.
Еще раньше я предупредил Ирину: "Смотрите внимательно, не найдете ли вы чего-нибудь, принадлежащего вашему жениху. Хоть запонку от манжеты. Все равно. Достаточно любой мелочи".
Но она не нашла никакой самой ничтожной мелочи.
В гардеробной двери встроенных шкафов были открыты. Двух или трех костюмов недоставало, на их месте было пусто.
- Вот пожалуйста, - сказал слуга, - белого чемодана, который господин Михельсен всегда берет с собой в самолет, тоже нет. - Я открыл дверь в стене. За ней находилось маленькое помещение с многочисленными пакетами. Слуга проверил в шкафах. - Нет также белья и туфель, - сообщил он. Мы разговаривали теперь очень тихо, так я распорядился, потому что все время прислушивался к шорохам в прихожей. Но по-прежнему было тихо. Наконец, мы закончили обход. Без всякого успеха. Ни Михельсена. Ни Билки. В квартире был только господин Олаф Нотунг. В конце концов мы опять оказались в огромном салоне.
- Теперь вы мне, наконец, верите? - спросил слуга.
- Нет, - ответил я. - Ни единому слову.
- Позвольте мне дать вам один добрый совет…
- Оставьте ваш добрый совет при себе! - оборвал я. - И не думайте, что этим все кончится. Я приду снова. И не один. Можете не сомневаться, господин Нотунг. Если вы собираетесь сейчас тоже уехать, то хочу вам отсоветовать делать это, не сообщив в полицию, где вас можно найти. Поскольку я немедленно расскажу полиции, что здесь было. - Нам обоим все равно нужно было обращаться в полицию, как требовал Хэм, так что это не было блефом.