Описанные выше идеологические кампании и мероприятия проводились в те годы, когда советская верхушка уже начала осознавать кризис прежней официальной идеологии. Как вспоминает В. Ганичев, в конце 1970-х гг. "оказалось, что в арсенале партии нет людей и идей, которые могли бы помочь [против нараставших антиармейских настроений], за исключением идеи Великой Отечественной войны" (Митрохин 2003: 280). Ранее всего это как будто бы поняли в КГБ, где в 1970-е годы велся мучительный поиск новых идеологем. В ряду последних важную роль руководство КГБ отводило возрождению русского шовинизма и черносотенного мировоззрения, ядром которых служил антисемитизм. Сейчас известно, что именно по заданию КГБ и на основании сфабрикованных в его недрах "документов" писатель Н. Н. Яковлев выпустил в 1974 г. свой печально знаменитый роман "1 августа 1914", призванный служить противовесом "Августу 1914 года" А. И. Солженицына. Центральное место в романе Яковлева отводилось "злокозненной" деятельности русского масонства, что должно было оживить в обществе интерес к проблеме "жидомасонского заговора" (Поликарпов, Шелохаев 1998: 10–11). Затем эту тему активно развивал другой писатель, В. Пикуль.
Впрочем, "Протоколы сионских мудрецов" циркулировали в комсомольских верхах еще в 1960-х гг., и главный редактор журнала "Молодая Гвардия" А. В. Никонов находил нужным знакомить с ними своих новых сотрудников (Митрохин 2003: 248, 342). Как убедительно показывает Н. Митрохин, антисемитизм неизменно сопутствовал русскому национализму после антисемитских кампаний позднего сталинизма, и "миф о злокозненности евреев" стал уже к 1970-м гг. достаточно популярным у чиновников центральных ведомств (Митрохин 2003: 358). Как мы увидим ниже, все это нашло живой отклик уже в среде первых неоязычников, и прочный сплав антихристианства с антисемитизмом, типичный для их мировоззрения, оказывается далеко не случайным.
Таким образом, массовая советская пропаганда языческого наследия не осталась безответной, тем более, что сам характер атеистического образа жизни в СССР способствовал расцвету языческих и оккультных настроений (Дунаев 1998). Специальное исследование нетрадиционных религий, проведенное в 1980-х годах, показало, что в 1970-1980-е годы в стране, как грибы, росли новые "пост-атеистические" секты и религиозные направления, которые один из авторов прозорливо квалифицировал как неоязычество. К его особенностям он отнес агрессивное отрицание христианства вместе с иудаизмом, обвинение их в развале российской государственности и закабалении народов мира, и упование на восстановление "общеарийского (русского) пантеона", призванного сплотить русский народ в его борьбе с "нечистью". Стержнем этого неоязычества были патриотизм и национальная идея. Они доминировали в такой степени, что порой оттесняли на второй план или вообще отказывались от богатого пантеона древних богов и довольствовались одним безличным "Русским Богом", считая себя просто "верующими". По словам того же автора, такая "бедная религия" жила "не памятью, а надеждой" (Эпштейн 1991), что неизбежно придавало ей изрядный заряд мессианства.
Вчерашние атеисты без особого труда становились ее истовыми последователями, так как, с одной стороны, их отпугивали сложные догматы и ритуалы традиционных мировых религий, казавшиеся им чересчур архаическими, а с другой, их привлекали включенные в неоязычество оккультные идеи и представления, которые отличались большим динамизмом и апеллировали к научному знанию (Эпштейн 1993). Такое отношение к религии в значительной мере сохранялось в России, в особенности, в провинции, в течение 1990-х гг. (Ушакова 2003). Например, судя по данным социологов, в середине 1990-х гг. в Тамбове большинство молодых людей, считавших себя религиозными, верили в Бога как в Высший Разум. Религия и безличный Бог представлялись им привлекательным источником нравственности в условиях, когда наука, искусство и политика поносились журналистами как весьма сомнительная деятельность (Борисенко 1996).
Такие настроения поддерживались российскими властями. Достаточно сказать, что с 1992 г. до июля 1996 г. под эгидой президента Ельцина в службе безопасности А. Коржакова работало подразделение экстрасенсов, во главе которого стояли известный своей страстью к оккультным наукам генерал-майор Г. Г. Рогозин и его заместитель генерал-майор Б. Ратников, составлявшие гороскопы и астрологические прогнозы для президента. А консультантом Министерства обороны и Роскосмоса стал В. Т. Новичков, объявлявший себя "потомком египетских жрецов". Тогда же в НИИ ВМФ Министерства обороны работала Лаборатория космопрогнозов под руководством капитана А. Бузинова, пытавшегося поставить астрологию на службу военному ведомству. Возглавляемый им Центр научной астрологии продолжал существовать вплоть до начала 2000-х гг. Аналогичные службы имелись в ряде других министерств и даже в Госдуме. Даже известный мошенник Г. П. Грабовой, обещавший жительницам Беслана воскресить их детей, долгое время весьма плодотворно сотрудничал с МЧС. Он же одно время состоял сотрудником вышеупомянутого подразделения экстрасенсов и составлял гороскопы для высших российских чиновников. Лидер РНЕ А. Баркашов был уверен в том, что Рогозин и его сотрудники якобы хотели разгромить его организацию оккультными способами (Проханов 1998).
По словам академика Эд. Круглякова, в середине 1990-х гг. в администрации президента при попустительстве генерала Коржакова царила "вакханалия мракобесия" (Пархоменко 1995; Михайличенко 2002; Шавлохова, Соколов – Митрич 2005. См. также: Кругляков 1998; Александров, Гинзбург, Кругляков, Фортов 2003; Кузина 2005; Светлова 2006; Мороз 2005: 75–76). Следует сказать, что в Министерстве обороны еще в последние годы СССР началось увлечение сомнительными оккультными идеями, на разработку которых уходили огромные деньги. Этим занималась секретная воинская часть № 10003, находившаяся под контролем КГБ. Там разрабатывалось психотронное оружие, основанное на идее пресловутых "торсионных полей" (Шлейнов 1998б; Антонов 1998: Кругляков и др. 2008: 5–8; Кругляков 2008). Волна мракобесия достигла кульминации в 1998–1999 гг., когда даже один из лучших в России научно-популярных журналов "Родина" публиковал на своих страницах статьи об "арийцах" и их "Северной прародине". Показательно, что именно тогда на первом телевизионном канале (ОРТ) была закрыта популярная передача "Очевидное-невероятное", ибо ее ведущий, академик С. П. Капица, предпочел лучше уйти, чем участвовать в популяризации лженауки и мистики, как того требовало руководство канала (Кокурина 2001).
В советское время одной из специфических черт "язычества" было то, что оно оправдывало существующие коммунистические порядки, помогало властям бороться с мировыми монотеистическими религиями и признавало атеизм в качестве особой веры (Шнейдер 1993: 144–148. См. также: Фаликов 1989). Страсть к язычеству нарастала рука об руку с обострившимся интересом к народной культуре, причем пропагандисты сознательно вырабатывали в обществе отношение к языческим верованиям и обрядам не как к религии, а как к бесценному культурному наследию, имевшему прямое отношение к этнической идентичности. Такие настроения партийное начальство не только не искореняло, но, напротив, искусственно подогревало в преддверии близившейся тысячелетней годовщины принятия христианства на Руси. Достаточно сказать, что в ряде регионов СССР директорам колхозов было предписано устраивать языческие по духу гуляния, и, как образно пишет М. Новикова, годовщина крещения Руси была к всеобщему удивлению отмечена девятым валом "погановедения" (Новикова 1991: 243, 245). Тогда же по роману известного писателя-антисемита В. Н. Иванова был поставлен фильм "Русь изначальная", наполненный антихристианскими мотивами (Вишневская 1988: 95).
Особое место среди новых сект занимало "Общество сознания Кришны", появившееся в Москве в 1971 г. после визита сюда Шрилы Прабхупады. Его первым последователем стал москвич А. Пеняев, принявший имя Ананда Шанти (Пудов 1989: 472; Маму Тхакур дас 1992; Ткачева 1997: 99; Гурко 1999а: 32). Политический контекст кришнаизма и характер его взаимоотношений с властью еще предстоит оценить. Впрочем, известно, что в конце 1970-х и в 1980-х гг. кришнаиты подвергались гонениям (Пудов 1989; Antic 1993: 260–268; Ткачева 1997: 99; Трофимчук 1997: 9; Гурко 1999а: 32). Но в 1988 г. "Общество сознания Кришны" было признано официально и получило регистрацию, а в 1992 г. его примеру последовало и другое неоиндуистское движение "Тантра сангха". Все это имело свои последствия, и известные в настоящее время тексты, распространяемые русскими неоязычниками, свидетельствуют о несомненном влиянии неоиндуизма на сложение их национал-патриотической идеологии, настаивающей на арийстве славян и бесценной роли их "ведических" знаний. Скажем, появившиеся в России сторонники неоиндуизма вполне целенаправленно и увлеченно занимались поиском общих корней и концепций древнеиндийской религии и славянского язычества (Ткачева 1997: 105; 1999: 480). В свою очередь в 1992 г. журнал "Чудеса и приключения", популяризировавший самые различные мистические и оккультные идеи, печатал на своих страницах (№ 4–5 и 7–8) рекламу "Бхагават-гиты".
Это отражало более широкую тенденцию, ибо, поставив еще в 1966 г. одной из своих задач пропаганду индуизма среди племенных групп, фундаменталистский "Вишва хинду паришад" (Всемирный совет индусов) на своем съезде в Копенгагене в 1985 г. выступил с заявлением о том, что древние славяне будто бы исповедовали индуизм. В пользу этого приводились следующие аргументы: будто бы термины "Русь" и "Россия" восходят к санскр. ришия ("земля мудрецов"), а название Москвы происходит от мокшия ("место, где душа соединяется с Богом"). Индусские жрецы доказывали, что, приняв иудейские учения – вначале христианство, а затем и марксизм, славяне отклонились от истины, и их следовало вернуть назад к индуизму (Клюев 1999: 459–460; Глушкова 2000). По сообщению Б. З. Фаликова, эта тенденция возникла в кришнаизме не ранее 1990-х гг., и действительно именно тогда вайшнавы активно включились в хор, прославляющий Аркаим, "Влесовы письмена", "Русские веды" А. Асова как подходящие основы для законного утверждения кришнаизма в России (Кнорре 2005: 278). В середине 1990-х гг. лидер движения "Тантра сангха" Свами Садашивачарья активно участвовал в мероприятиях русских радикалов и всячески сближал "древнюю славянскую религию" с индуизмом. В частности, он отождествлял бога Рудру со славянским Родом и доказывал необходимость сближения тантрического и славянского культов (Наследие предков, 1998, № 5. С. 12. См. об этом: Лихачев 2003: 222–223).
Среди прочих кружков и компаний, собиравшихся в 1970– 1980-х гг., нас особенно могла бы заинтересовать интеллектуальная среда, группировавшаяся в Южинском кружке вокруг писателя и поэта Ю. Мамлеева и литературоведа-мистика Е. Головина (1938–2010). После отъезда Мамлеева в США в 1974 г. непререкаемым духовным авторитетом там сделался Головин. Именно под его влиянием там искусственно культивировался нездоровый интерес к средневековой мистике и оккультизму, вспоминали фантазии мадам Е. Блаватской, рисовали себе апокалиптическую картину скорого конца света, рассуждали о "консервативной революции" и геополитике. В этом контексте были оживлены давно забытые идеи германских и австрийских ариософов о Валгалле, чаше Грааля и погибшем континенте Атлантиде. А это прямо вело к реставрации нацистского арийского мифа и нацистской символики. И далеко не случайно, что именно в этой среде сформировал свое мировоззрение нынешний идеолог "неоевразийства" (а в недавнем прошлом и "национал-большевизма"), любитель эзотерики, раннего романтического фашизма и консервативной революции А. Г. Дугин (Челноков 1997; Shenfield 2001: 191–192; Мороз 2002: 27–29; Шеховцов 2010: 76–77). В 1980-х гг. поиски дохристианского наследия и ностальгия по арийству, густо замешанная на расизме, стали определенной модой среди части российских писателей, и об этом еще в начале 1988 г. с тревогой писали поэт-фронтовик А. Межиров (1988) и литературный критик С. Чупринин (1988).
По свидетельству экспертов, ранний этап развития движения "Память" (1980–1982) проходил в рамках деятельности "Общества книголюбов" при Министерстве авиационной промышленности, и лишь в 1982 г. оно сменило название на Общество "Память" по одноименному роману В. Чивилихина. Его костяк составили люди из московской части ВООПИиК и окружения художника И. Глазунова. В первой половине 1980-х гг. члены Общества были заворожены неоязычеством и его историософией, представляющей русских древнейшим народом на планете. Это подтверждал и один из организаторов движения, В. Емельянов, говоря о том, что "Память" была задумана как языческая, антихристианская организация (Емельянов 1994). В июне 1983 г. "Память" провела специальное заседание, посвященное "Влесовой книге". По приглашению тогдашнего руководителя Общества Эд. Дьяконова докладчиком на нем был В. Скурлатов, с тех пор ставший здесь завсегдатаем (Верховский, Прибыловский 1996: 12. См. также: Вишневская 1988: 87–88). Руководители Общества состояли в КПСС и были ярыми защитниками единства Советской Империи. Православные и монархические ценности имели для них тогда лишь периферийное значение. Неоязычество же было представлено неким сплавом из обрывков славянского язычества с вульгаризированным индуистским учением в интерпретации "гуру Вар Авера" (Валерия Аверьянова). По сообщению ряда экспертов, другими "классическими произведениями" служили "Десионизация" В. Емельянова и "Христианская чума" А. М. Иванова (Скуратова) (Соловей 1991: 18; Прибыловский 1992: 165–166; Мороз 1992: 71–72; Верховский, Прибыловский 1996: 9-10; Митрохин 2003: 555–556). Два последних автора, как мы уже знаем, стояли у истоков русского неоязычества, идейный багаж которого формировался с конца 1960-х гг. (Dunlop 1983: 267–268; Yanov 1987: 141–144), когда был запущен маховик "антисионистской" кампании (Нудельман 1979: 39 сл.; Вишневская 1988; Laqueur 1993: 107 ff.; Korey 1995). На них-то теперь и следует остановиться.
Глава 8. Отцы-основатели и их последователи: портреты
В. Н. Емельянов (1929–1999), выпускник Института восточных языков МГУ, в свое время был референтом Хрущева по ближневосточным делам. Правда, еще в 1963 г. он ухитрился попасть под суд за плагиат, допущенный им в своей кандидатской диссертации (Резник 1991: 69–70), но это не помешало его дальнейшей карьере. После отставки Хрущева он в 1967 г. сумел защитить диссертацию в Высшей партийной школе при ЦК КПСС, после чего преподавал в Институте иностранных языков им. М. Тореза и ряде других вузов, включая ВПШ. Хорошее знание арабского языка и особенности службы позволили ему завести обширные связи в арабском мире, включая и самых высокопоставленных лиц. Из этих источников он и получил знания о "сионизме", с тех пор ставшем для него синонимом абсолютного зла и объектом бескомпромисной борьбы. Будучи в начале 1970-х гг. лектором московского горкома партии, Емельянов уже тогда начал читать публичные лекции, "разоблачавшие" "жидо-масонский заговор" в духе "Протоколов сионских мудрецов" (Нудельман 1979: 36–37). И лишь после официального протеста, заявленного американским сенатором Дж. Джевицом советскому послу в США А. Добрынину в 1973 г., эти лекции были прекращены (Вишневская 1988: 85).
Между тем, Емельянов не успокоился. В том же ключе он написал книгу "Десионизация", впервые опубликованную на арабском языке в сирийской газете "Аль-Баас" в 1979 г. по указанию президента Хафеза Асада. Тогда же ксерокопированная копия этой книги, якобы выпущенной Организацией освобождения Палестины в Париже, распространялась в Москве. Среди иллюстраций к этой книге были и репродукции картин К. Васильева, изображавших борьбу русских богатырей со злыми силами и, прежде всего, картины "Илья Муромец побеждает христианскую чуму", с тех пор весьма популярной у неоязычников.