Абу-али-сина словно и не слышал предложения халвафруша и продолжал говорить о чем-то другом. И халвафруш решил, что дервиш не зря уклоняется от разговора о халве, он просто ничего не умеет делать и с какой-то непонятной целью морочит голову бедному юноше. Халвафруш хотел было выгнать дервиша, но, набравшись терпения, удержал себя в руках и снова спросил, как же он готовит халву.
Понял Абу-али-сина, что юноша беспокоится, как бы не остаться ему завтра без халвы, и сказал:
- О юноша, достоин осуждения тот мужчина, чей язык способен лгать. Почему ты не веришь, что я научу тебя готовить вкусную халву? А ну принеси мешок мякины и посмотри, как это делается. Еще больше усомнился в добрых намерениях дервиша халвафруш. "Что за глупость? Разве можно из мякины приготовить халву? Незнакомец хочет просто посмеяться надо мной…" - подумал он, а потом решил сам посмеяться над дервишем и принес ему 20 мешков мякины.
И сказал Абу-али-сина:
- Я хотел научить тебя более достойному ремеслу, но поскольку твои помыслы только о халве, что ж, будь по-твоему.
И он прошептал заклинание, и в каждом мешке мякина превратилась в такую вкусную халву, что и описать невозможно.
- Вот тебе халва, - сказал Абу-али-сина, - можешь нести ее утром и продавать.
Но халвафруш даже не взглянул на халву. Слова Абу-али-сина он принял за издевку. Гнев охватил юношу, - Бессовестный дервиш, - закричал он, - ты хотел обмануть меня, как ребенка! Да кто поверит, что от слов "Будь халва" мякина превратится в халву? Нехорошее дело ты задумал. И сна меня лишил, и из терпения вывел! - С этими словами халвафруш схватил полено и бросился на дервиша. Но Абу-али-сина перехватил его руку, крепко сжал и вышвырнул халвафруша из лавки. Халвафруш вылетел из дверей и упал, потеряв сознание…
Очнувшись, он открыл глаза и увидел неоглядное поле. Не только его бедной лавки - самого Каира нет ив помине. Испугался халвафруш - никогда не приходилось бывать ему в такой переделке, и места были совсем незнакомые. И пошел он, вытирая слезы, куда глаза гладят. Долго шел он, измучился вконец, пока не добрался до одинокого дерева, лег под ним обессиленный и заснул. Сквозь сон донеслись до его слуха какие-то голоса. Приоткрыл он глаза и увидел в утреннем свете, как несметное войско с ружьями и мечами окружает его со всех сторон. О аллах, сколько нужно ног, чтобы убежать от этих воинов, сколько нужно рук, чтоб сражаться с ними! Несколько конных молча подъехали к юноше и связали его. Бедный халвафруш взирал на них с немой мольбой, взывая о милосердии, но ни один мускул не дрогнул на лице воинов. Юношу сковали с другими пленными, и все войско двинулось дальше.
- В чем моя вина? Куда вы меня ведете? - со слезами вопрошал бедняга халвафруш, но солдаты только подталкивали его стволами ружей и покрикивали:
- Шагай быстрее! Не зевай по сторонам!
Вскоре ноги халвафруша распухли, мысли затуманились, и слезы не высыхали от обиды и усталости. Понял халвафруш бедственность своего положения, догадался, что за человек был его гость. Да какая польза от такого открытия, если помощи ждать неоткуда и не от кого. "Лишь бы скорей закончились мучения", - горестно думал он, бредя за пленными. Шли они долго и лишь вечером пришли в какой-то город.
- Что это за город? - спросил халвафруш у воинов, взявших его в плен.
- Это город Багдад, - отвечали они. - Наш падишах посылал нас в Палестину. Слава аллаху, мы вернулись с победой живыми и невредимыми.
Войско вошло в город… Богатая добыча и пленные были подарены падишаху. Халвафруш очень понравился падишаху, и тот взял его в услужение к себе во дворец. Бедный пленник стал прислуживать падишаху и, обращаясь мыслями к богу, говорил: "О аллах! Кто объяснит мне, как за одни сутки я из Каира попал в Багдад и, покинув родину, очутился на чужбине? Разве я знал, какой чудодейственной силой обладает этот дервиш? Поделом наказал он меня, за свое невежество я страдаю. Не послушать мудреца - это все равно, что клад бросить в мусор, золото сменять на медь и отказаться в пустыне от живой воды". Горько раскаивался халвафруш в своем поступке, и неудержимые слезы текли по его лицу.
Три месяца служил он падишаху, но никому не рассказывал о том, что с ним произошло. Однажды падишах Багдада взял с собой в баню, которую, как мы помним, выстроил для него Абульхарис, всех своих дворцовых слуг. Когда падишах, отдыхая, нежился в прекрасных покоях бани, халвафруш, прислуживавший вместе с другими своему господину, спросил, пораженный великолепной баней:
- Неужели способны руки человеческие создать подобную красоту?
И ему поведали о могучих чарах Абульхариса, о падишахе Сабы и его дочери и о том, как была построена эта баня. Удивился халвафруш всему услышанному и поразился, как похожи рассказанные чудеса на его таинственное путешествие из Каира в Багдад.
Заметив взволнованность юноши, слуги поинтересовались в свою очередь:
- Ну, а как ты оказался здесь?
И халвафруш поведал обо всем без утайки, что с ним произошло. Его рассказ передали падишаху, и падишах повелел позвать к нему халвафруша. И юноша снова рассказал о том, как за один день из далекого Египта он неведомым образом попал в Багдад. Слушал его историю и Абульхарис, главный визирь падишаха. И заметил Абульхарис:
- О падишах, одно могу сказать - это сделал или злой колдун или мудрый волшебник.
И спросил падишах;
- А что, есть разница между колдовством и волшебством?
И ответил Абульхарис;
- О властелин мира, колдунам помогает нечистая сила творить зло на земле, а волшебники в своих чудо-действиях опираются на силу разума и знаний, полученных упорным трудом, и любовь к людям руководит ими. Так что колдовство приносит бедствие, а волшебство - радость.
Поглаживая свою бороду, задумчиво слушал падишах объяснения Абульхариса. И сказал Абульхарис:
- О падишах, если будет на то твоя воля, не составит большого труда отправить бедного юношу на родину в далекий Каир. И сказал падишах:
- Если таково желание юноши, надо ему помочь.
- Милый юноша, хотел бы ты вернуться в родные края? - спросил Абульхарис халвафруша.
- О, конечно, мой господин, - радостно воскликнул халвафруш, - я готов идти в услужение дервишу, лишь бы вернуться в Каир.
Увел Абульхарис халвафруша в свой дворец, а когда зашло солнце и наступил час вечерней молитвы, взял его за руку, велел стать на одну ногу и сказал:
- Закрой глаза! Закрыл халвафруш глаза.
- А теперь открой! - услыхал он далекий голос Абульхариса. Халвафруш открыл глаза и увидел, что он в Каире у порога родного дома.
- Слава аллаху, я снова дома! - воскликнул юноша и постучал в закрытую дверь…
…Швырнув из лавки неблагодарного халвафруша, Абу-али-сина поднял полено, пошептал над ним, придал ему облик исчезнувшего юноши и отправил домой к матери. И в то самое время, пока настоящий халвафруш с великими мучениями и трудностями добирался до Багдада, его деревянный двойник лег спать, а наутро, как обычно, встал и пошел в лавку. Три месяца он исправно торговал халвой, но в один день заболел и слег, охая. Желая вылечить сына (а она его принимала, конечно, за сына), мать призвала лекарей, но не смогли помочь лекари, усилилась болезнь, и душа больного перенеслась в мир иной. Тогда муэдзин и родные обрядили, как положено, покойника, отнесли его на кладбище и похоронили. С глубокой скорбью собрала мать всю одежду халвафруша и положила в сундук и присела в горести. Вдруг кто-то постучал в дверь. "Кто там?" - спросила несчастная мать.
- Это я, твой сын халвафруш! Открой, мама! - услыхала она голос сына. Не понимая, в чем дело, мать открыла дверь, увидела живого сына и, лишившись чувств, упала.
Когда к матери вернулось сознание и она приоткрыла глаза, перед взором ее снова стоял сын!
- Свет очей моих, - воскликнула мать, - во сне или наяву вижу я это чудо! Может ли такое случиться на самом деле? Объясни мне, сынок, этот волшебный сон.
- О дорогая мама! Что же здесь особенного? - отвечал халвафруш. - Несколько месяцев предназначено было мне претерпеть страдания, я вынес их все и вернулся, многое поняв.
И он рассказал матери обо всем, что с ним случилось, что пришлось пережить ему, скитаясь целых три месяца на чужбине, какие муки испытал он, и как он благодарен аллаху за возвращение домой.
- Нет бога, кроме аллаха, - сказала мать. - Ты рассказал удивительную историк и все-таки ты все время был здесь. Только вчера вечером ты вернулся домой нездоровы, слег и вскоре умер. Сколько горя принесла твоя смерть, как мы рыдали, оплакивая тебя, дождь слез пролили над твоей могилой! Когда, вернувшись с кладбища, народ разошелся по своим домам, я осталась в этой комнате наедине со своим горем и все вспоминала тебя… И вдруг в дверь постучали, я открыла и увидела тебя, живого и невредимого…
И спросил сын с удивлением: "А что ты сделала с моей одеждой, мама, после моей смерти?"
- В сундук убрала, сынок, - ответила мать и приоткрыла сундук. Но в сундуке и соринки не оказалось. Если бы и был он полон, то разве что воздухом.
И еще спросил сын: "А что ты сделала с лавкой, мама?"
- А там сейчас сидит один дервиш и торгует халвой, - ответила мать.
Только сейчас халвафруш до конца осознал причину всех злоключений я поделился с матерью своими мыслями. Умной женщиной была мать халвафруша правильно истолковала она историю, приключившуюся с ее сыном, и дала ему материнское наставление:
- Ради аллаха, сынок, уважь послушанием этого дервиша. По всему видно, как мудр этот человек, ибо тот, кто способен творить чудеса, должен многое знать и уметь. И ты многое узнаешь и многому научишься, если будешь внимателен к его словам. И не вздумай разгневать его своим непочтением, ибо беды твои будут неисчислимы. Немедля иди, и попроси у него прощения и не противоречь ему ни в чем.
Халвафруш тут же поспешил в лавку, где Абу-али-сина, как заправский торговец халвы, с успехом вел дела.
Увидев халвафруша, он улыбнулся:
- О юный красавец, расскажи, где ты был? Халвафруш припал к ногам Абу-али-сины и, орошая их слезами, с раскаянием и мольбой обратился к мудрецу:
- О мой повелитель, велика моя вина и только на твое прощение я уповаю…
Халвафруш был так искренен в своем раскаянии, что даже слезы навернулись на глаза Абу-али-сины.
- Яви свою милость, покажи широту души своей, прости мне ошибку мою невольную, - рыдал халвафруш.
И Абу-али-сина сказал тогда:
- Я прощаю тебя, юноша, но и ты прости меня… И они обнялись и повели дружескую беседу.
- О милый юноша, - сказал Абу-али-сина, - с помощью волшебной силы я сослал тебя в Багдадскую пустыню. Поведай мне, с чем же ты там встретился?..
Подробно рассказал халвафруш обо всем, что ему пришлось пережить: и про то, как взяли его в плен воины багдадского падишаха, и про то, как его привели к самому падишаху, и про свою службу в течение трех месяцев при багдадском дворе, и про чудесную баню, построенную Абульхарисом, и про то, как Абульхарис с помощью волшебной силы вернул его в Каир, - все вспомнил юноша.
Так Абу-али-сина узнал, что родной брат его оказался в Багдаде и, построив удивительную баню, стал визирем багдадского падишаха. А халвафруш продолжал:
- О великомудрый и всезнающий господин мой! Ты явил милость ко мне и показал широту души своей, простив ошибку. Так разъясни мне, как совершаешь ты чудеса свои. Три месяца покорный слуга твой скитался на чужбине, мыкаясь в горе и бедах, а в это время, как рассказала мне моя мать, я был здесь, но умер и меня похоронили со всеми обрядами. Может ли случиться такое? Развей великодушно мои сомнения…
И халвафруш снова припал к ногам Абу-али-сины. И Абу-али-сина приоткрыл тайну происшедшего:
- Неизмерима мудрость аллаха, но лишь толику знаний дает он рабам своим. Все, что свершил я, сравнимо лишь с каплей в море и лучиком солнца. Как только ты исчез из Каира и начались твои скитания по чужбине, я придал образ твой дереву, чтобы успокоить мать твою. И похоронила она не тебя, а твоего двойника, точнее, дерево.
И на этот раз ошеломлен был халвафруш такими чудесами, хотя и должен был бы уже привыкнуть к необычным превращениям.
Со временем преданный Абу-али-сине душой и телом халвафруш многому у него научился и даже кое-что усвоил из науки превращений. Но халвафруш оставался халвафрушем, и теперь, правда, в красивых одеждах, он ходил по улицам и базарам, чтобы больше продать халвы. Где бы он ни появился, халва его шла нарасхват - покупателей привлекал не только отменный вкус халвы, красотой лица своего, ладной фигурой халвафруш покорял сердца горожан. Тот, кто хоть раз видел его, желал снова взглянуть на прекрасного юношу. Весь Каир потерял покой. Некоторые из его жителей бросали даже свою работу и ходили за халвафрушем, словно завороженные. Денег у халвафруша стало много, но он не чувствовал себя счастливым. Не радовало его и излишнее внимание горожан.
- Мне стало противно торговать на улицах, - сказал он однажды Абу-али-сине, - хоть совсем не выходи из дома.
- Хорошо, - согласился с ним Абу-али-сина, - торгуй в лавке, - и построил новую роскошную лавку с несколькими комнатами для посетителей и работников. А для себя Абу-али-сина соорудил маленькую уютную комнатку наверху. После работы, когда наступал вечер, халвафруш поднимался в эту комнатку, и они вели с Абу-али-синой задушевные беседы.
Со временем халвафруш приобрел себе в помощь несколько красивых рабов, и дела его еще больше пошли на лад. Спрос на его халву вырастал так быстро, что он уже не успевал ее готовить. Покупали халву даже те, кто раньше никогда ее и не ел - так была она приятна на вкус, да и лавка была хороша. Ну, а о халвафруше и говорить не приходится. Многие под предлогом покупки халвы приходили только затем, чтобы лишний раз полюбоваться юношей. Очарованные его красотой, они появлялись снова и снова. Когда халвафруш, желая прогуляться, выходил с халвой на улицу, поклонники красоты его с криками: "Вышел, вышел" окружали его толпой и, стремясь подойти к нему поближе, поднимали суматоху. Однажды в сопровождении шумной толпы проходил он мимо дворца падишаха. А надо сказать, что у падишаха была дочь красоты необыкновенной. Каждое движение ее было достойно поэмы, сияние солнца меркло перед сиянием ее лика. Как Зулейха, была она очаровательна, но моток пряжи значил для нее до сих пор куда больше, чем тысяча Юсуфов.
И вдруг девушка заметила халвафруша, и беспокойство закралось в ее сердце. Она позвала кормилицу и велела пригласить продавца халвы.
- Да спроси, хороша ли у него халва, - сказала она кормилице. Кормилица позвала халвафруша, и он с радостью последовал за ней во дворец.
Дочь падишаха кокетливо приподняла покрывало, открывшее ее нежное лицо, и, ослепляя своей красотой, заговорила с халвафрушем:
- О халвафруш, полна ли твоя корзина? Если полна, то халва ли там? Если халва, то сладка ли она? Если сладка, то вкусна ли она?
Ну, а если вкусна, то продашь ли ты ее? Или ты халву только напоказ носишь?
Девушка говорила и говорила, и в ее вопросах звучало зародившееся нежное чувство.
А халвафруш подходил к девушке ближе и ближе и, открыв халву, отвечал:
- О прелестная! Прежде чем купить халву, надо узнать вкус ее. А можно ли узнать вкус, не пробуя? Попробуй, красавица, и ты узнаешь вкус настоящей халвы. Слова халвафруша были для девушки слаще самой халвы, да и халвафруш, хотя и смущался, все же посмотрел на нее краешком глаза.
О чудо! Лицо девушки можно было бы сравнить с полной луной, но при сиянии лица ее не нужны были ни луна ночью, ни солнце днем. Она была яблоком, созревшим в саду красоты, раскрывшимся бутоном самого прекрасного цветка.
Бедный халвафруш! Душа его лишилась покоя - он продал халву, а вместе с ней оставил здесь и свое сердце.
Любовь овладела его душой, грусть затуманила глаза. Как ночная бабочка, он готов был сгореть в огне своего чувства. Слезы теснили его грудь.
Вернувшись домой, он обо всем рассказал Абу-али-сине и, припав к его ногам, с жаром снова и снова говорил о своей любви.
- Ты льешь слезы, - сказал Абу-али-сина. - Что же ты хочешь?
- Один только взгляд этой девушки так растревожил мне душу, - отвечал халвафруш, - что все мои мысли спутались, и сердце заболело от любви. Как унять эту боль? Что делать? Умереть? Или покинуть этот город?
Халвафруш обнимал Абу-али-сину, припадал к его ногам, и горючие слезы не высыхали на глазах.
А что же дочь падишаха? Не успела она кокетливо потупить взор, как халвафруш исчез, словно его ветром сдуло. На том месте, где он только что стоял, никого не было.
- Посмотрите, куда он пошел, - приказала дочь падишаха служанкам, но кого бы ни спрашивали верные служанки, никто ничего не смог сказать. И все решили, что это был джин, ибо простой человек не может так молниеносно исчезнуть. И бедной дочери падишаха оставалось только вздыхать о пропавшем прекрасном юноше…
А халвафруш молил Абу-али-сину: - О великий, чья мудрость сравнима лишь с мудростью Платона, твоему могуществу ничего не стоит избавить меня от напрасных переживаний. Помоги же покорному влюбленному слуге своему достичь цели, - и он положил свою голову ему на колени, и снова слезы потекли из его очей. Слезы юноши растрогали Абу-али-сину. У него не хватило сил отказать в помощи юноше, страдающему от любви, как Меджнун.
Абу-али-сина сидел, задумавшись, и вдруг, словно от землетрясения, качнулись стены, заходил под ногами пол, и Абу-али-сина явил свое могущество. Открылась дверь, и в комнату вошла прекрасная девушка. Замер от изумления халвафруш. Застыла, потеряв на миг сознание, и девушка. Приоткрыв глаза, она огляделась и увидела сидевшего дервиша и прекрасного юношу близ него. Присмотревшись, она узнала юношу - это был тот самый халвафруш, который приносил ей халву. Дервиш ей тоже понравился - в нем чувствовалась мудрость, и лицо его было добрым.
"Все от аллаха! - подумала девушка и испугалась. - О, аллах, где же я?"
И сказал Абу-али-сина халвафрушу:
- О влюбленный счастливец, твоя возлюбленная пред тобой. Не обижай ее святости, дорожи ее честью, и да будут чисты ваши объятия и поцелуи! Помни, если ты ослушаешься меня и оскорбишь прекрасную девушку, большие беды падут на тебя и даже головы можешь ты лишиться.
С этими словами Абу-али-сина вышел.
Влюбленные остались наедине. Халвафруш поднял девушку на руки, поцеловал след ноги ее и обратился к ней со словами, полными нежности.
Девушка пришла в себя, подняла ресницы и спросила:
- О прекрасный юноша, не ты ли приносил мне халву?
- Да, это я, ваш покорный слуга!
- Что за чудо? - воскликнула девушка. - Кто ты? Злой дух или добрый джин? Как удалось тебе такое чудо? Поведай мне об этом, прошу тебя, и пусть никакие сомнения не будут омрачать мою душу.
- О прекрасная любовь моя, часть моей души, плоть сердца моего, ни в чем не сомневайся: я - обыкновенный человек, такой же, как все, - отвечал своей возлюбленной халвафруш и продолжал, - об одном меня не спрашивай: как сошлись тропинки нашей любви в этой комнате. Это - не моя тайна, и говорить о ней я не могу. Да разве нам не о чем больше говорить? Разве любовь не жжет наши сердца?