Тогда возлегли они вместе, а когда увидела Эри, что воин поднимается, принялась плакать.
– Отчего ты плачешь? – спросил тот.
– Две причины моему горю, – отвечала женщина.
– Расставание с тобой после нашей встречи. Юноши Племен Богини напрасно домогались меня, а теперь ты овладел мной, и лишь тебя я желаю.
– Избавишься ты от своей печали, – сказал человек. Со среднего пальца снял он свое золотое кольцо и вложил в руку женщине и наказал не дарить и не продавать его кроме как тому, на чей палец придется оно впору.
– Еще одно томит меня, – молвила женщина, – не знаю я, кто приходил ко мне.
– Не останешься ты в неведении, – отвечал ей воин, – Элата, сын Делбаета был у тебя. И от нашей встречи понесешь ты сына и не иначе он будет наречен, как Эохайд Брес, Эохайд Прекрасный. Все, что ни есть прекрасного в Ирландии, долину иль крепость, пиво иль факел, мужчину, женщину или лошадь будут сравнивать с этим мальчиком, так что станут говорить: это Брес.
Тут удалился человек как и пришел, а женщина отправилась в дом и совершилось в ней великое зачатие.
Вскоре родила она мальчика и назвала его, как и сказал Элата, Эохайд Брес. К исходу первой недели вырос он словно за две, да так и рос дальше, пока за семь лет не сравнялось ему четырнадцать.
Так из-за распри меж Племенами Богини отдали власть над Ирландией этому мальчику. Семь заложников передал он лучшим мужам Ирландии, дабы не знала ущерба королевская власть, если его неправые дела будут тому причиной. Потом мать наделила его землей, и на той земле возвели ему крепость. Сам Дагда построил ее.
В пору, когда принял Брес королевскую власть, три правителя фоморов – Индех, сын Де Домнан, Элата, сын Делбаета и Тетра обложили Ирландию данью, так что ни один дым из крыш страны не был от нее свободен. Сами великие мужи принуждены были нести службу: Огма таскал дрова, а Дагда возводил валы – это он построил Крепость Бреса.
Так томился Дагда и случалось ему встречать в доме уродливого слепца по имени Криденбел, рот которого был на груди. Думал Криденбел, что ему доставалось мало еды, а Дагда много.
– Во имя твоей чести, пусть три лучших куска от твоей доли достаются мне, – сказал он.
И стал после этого Дагда отдавать три куска каждый вечер – воистину немалой была доля шута, ибо каждый кусок был словно хорошая свинья. Треть всего, что имел, отдавал Дагда и оттого нелегко приходилось ему.
Как-то раз, когда Дагда копал рвы, заметил он идущего к нему Мак Ока.
– Добро же тебе, о Дагда! – сказал Мак Ок.
– Воистину, так, – отвечал тот.
– Отчего ты мне кажешься хворым? – спросил Мак Ок.
– Есть на то причина, – молвил Дагда, – три лучших куска из моей доли требует шут Криденбел каждый вечер.
– Дам я тебе совет, – сказал на это Мак Ок, засунул руку в свою сумку и, достав три золотые монеты, подал их Дагда.
– Положи три монеты в куски, что относишь ему на исходе дня. Воистину станут они лучшим, что у тебя есть. Станет золото перекатываться в животе Криденбела, и тогда уж не миновать ему смерти. Неправым будет суд Бреса, ибо люди скажут королю: – Дагда сгубил Криденбела, подсыпав ему ядовитой травы.
И велит король предать тебя смерти, но ты скажешь ему: – Недостойны владыки твои слова, о, король фениев! Смотрел на меня Криденбел, пока я трудился, а потом говорил: "Отдай, о Дагда, три лучших куска из твоей доли. Пусто в моем доме сегодня!" Так бы и погиб я, если бы не помогли мне найденные сегодня три золотые монеты. Положил я их в мясо и отдал Криденбелу, ибо и вправду не было у меня ничего дороже золота. Ныне золото в утробе Криденбела, и оттого он уж мертв.
– Хорошо же, – ответил король, – пусть разрежут живот Криденбела и поищут там золото. Коли не будет его, ты умрешь, а если найдется, останешься жив.
Тогда разрезали живот Криденбела и отыскали там три золотые монеты. Так был спасен Дагда.
Когда на другое утро отправился Дагда работать, приблизился к нему Мак Ок и сказал:
– Скоро уж ты закончишь, но не ищи за это награды, доколе не приведут к тебе скотину Ирландии. Выберешь ты из нее черную телку с черной шерстью.
Когда ж довершил свой труд Дагда, пожелал узнать Брес, какую он хочет награду. И отвечал Дагда: – Желаю, чтобы согнали ко мне всю скотину Ирландии. Исполнил король, что просил его Дагда, а тот по совету Мак Ока нашел себе телку. И посчитал это Брес невеликой наградой, ибо думал, что выберет Дагда получше того.
В ту пору Нуаду страдал от увечья, и Диан Кехт приставил ему руку из серебра, что двигалась словно живая. Не по нраву пришлось это сыну Диан Кехта Миаху и направился он к отрубленной руке и молвил:
– Сустав к суставу и мышца к мышце! Так исцелил он Нуаду в трижды три дня и три ночи. До исхода трех дней держал он руку у бока, и наросла на ней кожа. Вторые три дня держал он ее у груди, а напоследок прикладывал к ней белую сердцевину тростинок, обугленных на огне.
Недобрым показалось такое лечение Диан Кехту и обрушил он меч на голову сына и рассек кожу до мяса. Исцелил эту рану искусный Миах. Тут вторым ударом меча разрубил Диан Кехт ему мясо до самой кости, но вновь исцелил эту рану Миах. В третий раз занес меч Диан Кехт и расколол кость до самого мозга, но Миах и тут исцелил свою рану. В четвертый же раз мозг поразил Диан Кехт, говоря, что уж после этого удара не поможет ему ни один врачеватель. Воистину так и случилось.
Потом похоронил Диан Кехт Миаха, и на его могиле выросли триста шестьдесят пять трав, ибо столько было у Миаха мышц и суставов. Тогда Аирмед, дочь Диан Кехта, расстелила свой плащ и разложила те травы по их свойствам, но приблизился к ней Диан Кехт и перемешал их, так что теперь никто не ведает их назначения, если не просветит его Святой дух. И сказал Диан Кехт: – Останется Аирмед, коли нет уже Миаха.
Брес, между тем, оставался владыкой, как было ему назначено. Но величайшие из Племен Богини стали все больше роптать, ибо ножи их в ту пору не покрывались жиром и сколько б не звал их король, изо ртов уж не пахло хмельным. Не было с ними их филидов, бардов, шутов, волынщиков и арфистов, да прочих потешных людей, что прежде веселили их. Не ходили они уж на схватки бойцов, и никто не отличался доблестью перед королем, кроме одного Огма, сына Этайн.
Выпало ему доставлять дрова в крепость и всякий день приносил он вязанку с островов Мод. Но уносило море две трети запаса, ибо от голода оставляли героя силы. Лишь треть доносил он до места, но всех должен был наделить.
Племена не несли больше службу и не платили эрик и богатства племен не раздавались по воле всех.
Как-то раз пришел ко двору Бреса филид Племен Богини по имени Кайрпре, сын Этайн. Затворился он в сумрачной, тесной и темной каморке, где не было ни огня, ни сидений, ни ложа. Три маленьких черствых лепешки подали ему. Поднявшись наутро, он был недоволен. И проходя по двору, молвил Кайрпре:
Без пищи, что явится быстро на блюде,
Без молока коровы, в утробе которой теленок,
Без жилья человечьего в темени ночи,
Без платы за песни поэтов пребудет пусть Брес.
– Нет отныне силы у Бреса.
И было это правдой, ибо ничего, кроме пагубы не знал он с того часа. Вот первая песнь поношения, которую сложили в Ирландии.
Недолго спустя сошлись Племена Богини и отправились поговорить со своим приемным сыном, Бресом, сыном Элата. Потребовали они своих заложников, и Брес передал им возмещение за царство, хоть и не хотел идти против обычая. Испросил Брес позволения остаться королем до исхода семи лет.
– Будь по-твоему, – ответили все, – но от того же поручительства не достанется плода твоей руке, долга и земли, золота и серебра, скота и еды, податей и возмещения до той поры.
– Получите все, как желаете, – отвечал на это король.
И оттого просил он об отсрочке, что желал собрать могучих мужей из сидов, как прозвали фоморов, и подчинить Племена силой. Воистину, нелегко ему было расставаться с царством.
Потому пошел Брес к своей матери и пожелал узнать какого он рода.
– Знаю о том, – ответила Эри и отвела сына к холму, с которого некогда заметила в море серебряный корабль. Подошла она к берегу и достала кольцо, что хранила для сына, и пришлось оно Бресу впору на средний палец. Никогда прежде не желала женщина продавать иль дарить кольцо, ибо до того дня никому оно не было впору.
Пустились они в путь и вскоре достигли земли фоморов. Там предстала пред ними бескрайняя равнина со множеством людских сборищ. Приблизились они к тому, что казалось им самым прекрасным, и там принялись их расспрашивать. И сказали они в ответ, что были из людей Ирландии. Тогда спросили те люди, нет ли с ними собак, ибо по их обычаю, собираясь вместе, вызывали друг друга на состязание.
– Есть у нас собаки, – отвечал Брес, а когда пустили их наперегонки, оказалось, что собаки Племен Богини проворнее. Пожелали узнать те люди, не привели ли они лошадей для скачек.
– Есть у нас лошади, – молвил Брес, и снова кони Племен Богини обогнали коней фоморов.
И спросили тогда, есть ли средь них человек, чья рука отличится в искусстве владения мечом, но не нашлось никого, кроме самого Бреса. Лишь только взялся он за рукоять меча, как отец его увидел перстень и захотел узнать, кто был тот воин. Отвечала за Бреса Эри, что перед ним королевский сын и рассказала все то, о чем мы поведали прежде.
Опечалился отец и молвил: – Что привело тебя к нам из краев, где ты правил? И отвечал ему Брес: – Лишь одна моя лживость и дерзость тому причиной. Я лишил их сокровищ, богатств и еды. Ни возмещения, ни дани не платили они до сего дня.
– Недоброе это дело, – ответил отец. – Лучше их благо, чем их королевская власть. Просьбы их лучше проклятий. Зачем ты явился?
– Пришел я просить у тебя воинов, – ответил Брес, – дабы подчинить эту землю силой.
– Не пристало неправдой захватывать то, что не удержал ты честью, – сказал Элата.
– Какой же совет ты мне дашь? – молвил Брес.
И отослал его Элата к величайшим героям – Балору, внуку Нета, правителю Островов, Индеху, сыну Де Домнанн, владыке фоморов, и те собрали воинство от Лохланна к западу, дабы силой отнять королевскую власть и обложить данью Племена Богини. Сплошная вереница их кораблей тянулась от Островов Чужеземцев до самой Ирландии.
Дотоле не знала Ирландия силы грозней и ужасней, чем войско фоморов. Люди из Скифии Лохланн и с Островов Чужеземцев были соперниками в этом походе.
Теперь же о Племенах Богини.
После Бреса снова Нуаду стал их королем и как-то однажды позвал Племена Богини на славный пир в Тару. Меж тем, держал туда путь воин по имени Самилданах. Два привратника были тогда в Таре и звали их Гамал, сын Фигала, да Камал, сын Риагала. Заметил один из них незнакомых людей, приближавшихся к Таре, и во главе их был благородный юный воин, отмеченный знаками королевского сана.
Повелели они привратнику объявить о них в Таре, а тот пожелал узнать, кто перед ним.
– Видишь ты Луга Лоннансклеха, сына Киана, сына Диан Кехта и Этне, дочери Балора, того, что приемный сын Таллан, дочери Магмора, короля Испании и Эхайда Гайрух, сына Дуаха.
И спросил привратник Самилданаха: – Каким ремеслом ты владеешь? – ибо не знающий ремесла не может войти в Тару.
– Можешь спросить меня, – отвечал Луг, – я плотник.
– Ты нам не нужен, – молвил привратник, – есть уж у нас плотник, Лухта, сын Луахайда.
– Спроси меня, о привратник, я кузнец, – сказал Луг.
– Есть между нами кузнец, – ответил привратник, – Колум Куалленех трех невиданных приемов.
– Спроси меня, я герой, – сказал Луг.
– Ты нам не нужен, – ответил привратник, – воитель могучий есть в Таре, Огма, сын Этлиу.
– Спроси меня, я играю на арфе, – снова сказал Луг.
– Ты нам не нужен, ибо есть уж среди нас арфист, Абкан, сын Бикелмоса, что был призван из сидов людьми трех богов.
– Спроси меня,- молвил Луг, – я воитель.
– Не нужен ты нам, – ответил привратник, – в Таре бесстрашный Бресал Эхарлам, сын Эхайда Баетлама.
Снова Луг молвил: – Спроси меня, я филид и сведущ в делах старины.
– Нет тебе места средь нас, – отвечал тот, – наш филид Эн, сын Этомана.
И сказал Луг: – Спроси меня, я чародей.
– Ты нам не нужен, – отвечал привратник, – есть уж у нас чародеи, да немало друидов и магов.
Сказал Луг: – Спроси меня, я врачеватель.
– Ты нам не нужен, – промолвил привратник, – врачеватель средь нас Диан Кехт.
– Спроси меня, – снова сказал он, – я кравчий.
– Ты нам не нужен, – ответил привратник, – наши кравчие это Делт, Друхт, Дайте, Тае, Талом, Трог, Глеи, Глан и Глези.
– Спроси меня, – сказал Луг, – я искусный медник.
– Ты нам не нужен, есть среди нас уже Кредне.
И тогда снова заговорил Луг. – Спроси короля, – сказал он, – есть ли при нем человек, что искусен во всех тех ремеслах. Если найдется такой, то покину я Тару.
Направился привратник в королевские покои и обо всем рассказал королю.
– Юный воин пришел к входу в Тару, – сказал он,- что зовется Самилданах. Все, в чем народ твой искусен, постиг он один, человек всех и каждого дела.
И тогда повелел король расставить перед Самилданахом доски для игры в фидхелл и всякий раз тот выигрывал, сделав Кро Луга. Надо сказать, что хотя игра в фидхелл и была придумана во времена троянской войны, в ту пору еще не знали ее ирландцы, ибо разрушение Трои и битва при Маг Туиред случились в одно время.
Когда ж рассказали о том Нуаду, то король молвил: – Пропустите его, ибо до сей поры равный ему не подходил к этой крепости.
Тут пропустил Луга привратник, а тот вошел в крепость и воссел на место мудреца, ибо и вправду был сведущ во всяком искусстве.
Поднял тогда Огма величайший камень, сдвинуть который было под силу разве лишь восьмидесяти упряжкам быков, и метнул его через покои за стены крепости. Желал он испытать Луга, но тот зашвырнул его обратно на середину королевского покоя, а потом поднял отколовшийся кусок и приставил к камню.
– Пусть сыграет для нас на арфе, – молвили люди короля. И тогда дремотною песнью погрузил их Луг в сон, и проспали они до того же часа назавтра. Грустную песнь сыграл им воин, и все горевали да плакали. Песнь смеха сыграл им потом, и все они веселились да радовались.
Когда же проведал Нуаду о многоискусности воина, то подумал, что поможет он им избавиться от кабалы фоморов. Принялись Племена Богини держать о нем совет, и порешил Нуаду обменяться местами с Лугом. Сел тогда воин на королевское место, и сам Нуаду вставал перед ним до исхода тринадцати дней.