Решили мы выждать день, а затем уехали. Я повел их в Сорбильяно боковыми дорогами, и сперва мы достигли Мецолы, где мессер Заноби нас угостил обедом. Я благополучно довел их до области Сьены, а затем оставил их и вернулся в Пизу, подвергаясь большой опасности быть схваченным, так как все дороги охранялись. И заметь, что я совсем не испытывал страха, разве тогда, когда оказался в надежном месте, т. е. уже в Пизе, и когда вдруг почувствовал себя таким уставшим и от страха, который внезапно охватил меня, и от работы, которую я проделал, поскольку провел без сна три дня и три ночи; так что в Понтедере я целых два дня пролежал, отдыхая. А затем я узнал в Пизе, что мессеру Гиригоро и тем семерым, которых захватил защитник, отрубили головы и обо мне спрашивали, как и о многих других, которые впоследствии получили приказ об изгнании под угрозой смерти.
В 1379 году я поехал в Геную вместе с Маттео делло Шельто. По возвращении нашем, когда мы были в Пизе, мессер Пьеро Гамбакорта выслал из Пизы меня и многих других изгнанников. Отправился я в Сьену и, пробыв там несколько месяцев, вернулся в Пизу. Возвратился я вместе с Джусто дель Читерна, который официально был изгнан из Флоренции, и после того, как мы прожили там несколько месяцев, случилось… апреля 1380 года, что Маттео дель Рикко Корбицци да Сан Пьеро Маджоре, бывший доверенным лицом тех, кто тогда правил Флоренцией, и приехавший в Пизу по своим торговым делам, повсюду – в церкви, в домах знакомых, даже на площади – открыто, прямо в лицо говорил всякие поносные слова против всех высланных или бежавших граждан и неотступно продолжал так действовать с неудержной дерзостью; случилось, что однажды он и мне стал говорить всякие ругательства, на что я ему ответил, сказав, что если он будет продолжать досаждать гражданам, бежавшим из Флоренции или высланным из нее, то он увидит свою рубашку в крови. Но он еще более исполнился надменности и удвоил свои оскорбления; тогда я отошел от него и послал Джусто дель Читерна сказать ему, что я больше не буду ни ходить туда, где он бывает, ни говорить с ним, чтобы он не мог иметь случая обращаться ко мне со своими поносными речами; и что если он пришел бы туда, где я уже находился, я оттуда уйду, однако, если он будет продолжать говорить обо мне что-либо, задевающее мою честь, я ему на деле покажу, что мне это неприятно. Джусто пошел к нему и вернулся, передав мне то, что тот ему сказал: "Иди и скажи Бонаккорсо, что я не забочусь о его словах и угрозах и что я не перестану действовать до тех пор, пока он, и ты, и другие изгнанники, которые находятся здесь, не смогут жить в Пизе". Дальше последовало, что через несколько дней после этого я ужинал с Маттео делло Шельто и, когда мы вышли вместе с ним около 24 часов, встретились мы с указанным Маттео дель Рикко. Маттео делло Шельто подошел к нему, поскольку они вместе имели некоторые торговые дела; я же отошел от них и встретил Никколо ди Бетто Барди, и мы с ним стали ждать, пока один Маттео оставит другого; через малое время Маттео дель Рикко отошел от Маттео делло Шельто, встретился с Кароччо Кароччи и, говоря с ним о своих торговых делах, остановился рядом с тем местом, где был я, и сказал громко, чтобы я услышал: "Кароччо, я завтра утром уезжаю во Флоренцию и на деле сведу счеты с тем, кто тут мне грозил на словах". Понимая, что он говорит для меня и имеет в виду моих братьев, которые были во Флоренции, я подошел к нему и, взяв его за грудь, встряхнул, говоря: "Что мне с тобой делать?". Никколо же, помимо моего желания, ударил его палкой по голове, так что тот упал к моим ногам. Тут поднялся шум, а я, как обалделый, оставался на месте; появились стражники, каковые схватили бы меня, если бы не Ванни Бонконти, который встал между ними и мной и сказал мне: "Уходи". Я пошел в дом мессера Гвальтеротто Ланфранки и Никколо вместе со мной, и мы рассказали ему все дело; он утешил меня, говоря: "Не бойся, я устрою тебя в надежном и верном месте". Ночью указанный раненый умер. Три дня я провел в доме мессера Гвальтеротто и один день в доме одного его племянника, куда меня поместили, так как мессер Пьеро сказал, что он знает, где мы находимся, и что он хочет, чтобы нас взяли; и от того на пятый день, когда указанный выше Кароччо обедал с мессером Пьеро, который его очень любил, мессер Пьеро весьма сокрушался об этом и сказал: "Если я не предам суду тех, кто это сделал, синьоры Флоренции подумают, что я согласен, чтобы их купцов убивали в Пизе". Кароччо же ответил ему, сказав: "Мессер Пьеро, будьте в уверенности, что случай сей произошел не преднамеренно, и покойник сам его вызвал, поскольку, когда я говорил с ним о наших делах, идя по улице, Маттео остановился около Бонаккорсо и, прервав наш разговор, сказал такие-то слова, Бонаккорсо сделал то-то, а Никколо то-то; и я слышал, что Бонаккорсо имел с ним за несколько дней до этого такой-то разговор и потом передал через другого такие-то слова, а Маттео так-то ему ответил. И после я узнал, что Маттео столь гнусно поносил всех граждан, изгнанных из Флоренции, что если бы он не уехал отсюда вскорости или не оказался убитым, как произошло, то он от других имел бы неприятности". При этом разговоре оказался и мессер Гвальтеротто, поскольку он тоже там обедал. Мессер Пьеро тогда ответил, говоря: "Кароччо, ты меня весьма утешил, и теперь я уже не хотел бы, чтобы этих двоих арестовали. Но пусть они уедут отсюда, если они здесь, а я думаю, что это так. Мессер Гвальтеротто хорошо знает, находятся ли они здесь или нет". Тут он позвал своего слугу и сказал: "Пойди и сними стражу у ворот, которая поставлена, чтобы схватить их" и пр. Мессер Гвальтеротто оттуда пришел к нам – туда, куда он поместил нас, и сказал: "Вы в безопасности, поскольку вот какие слова были сказаны"; и вечером мы возвратились в его дом, а на следующий день сели на коней, и он с нами, и повел он нас обедать в Санта Мария ин Кастелло; а затем дал мне письмо, которое он написал Дуччино д'Армо в Лукке, рекомендуя меня ему, и т. д., каковое письмо мне много помогло, поскольку, когда мы в течение нескольких дней были в Лукке, брат того каменотеса, которого я ранил на площади, защищаясь от него, явился к Дуччино как к своему синьору, который его поддерживал, и попросил, чтобы тот дал ему вооруженных людей в достатке, чтобы совершить отмщение, которое он задумал, и назвал меня, говоря: "Он ездит каждый день веселиться в такую-то гостиницу за воротами". А тот, уже имея от меня письмо мессера Гвальтеротто и уже высказавшись в связи с ним в мою пользу, и пр., сказал этому человеку, которого звали Микеле: "Приходи ко мне завтра, и я дам тебе провожатых"; сам же вечером пришел ко мне и все мне рассказал, указав, чтобы я не выходил за стены Лукки и т. д. Я оставался там еще три дня, а затем уехал и направился в Геную. И, пробыв там некоторое время, я начал играть и с помощью пятидесяти флоринов, которые у меня имелись, выиграл на протяжении месяца около тысячи пятисот флоринов; это было в 1380 году в июне месяце.
И вот случилось, что в Геную приехал Джованни ди Биндо делла Вителла, посланный многими наиболее значительными лицами, изгнанными из Флоренции, и от их имени рассказывает, что мессер Карло Мирный должен в самое ближайшее время прибыть в Верону и чтобы указанные изгнанники все поехали в Верону, дабы сделать там все доброе, что смогут. И, поскольку я тоже должен был туда поехать из-за одного послания, которое я вместе с многими указанными изгнанниками написал в Сьене, я тут же купил пять добрых лошадей и вооружения в достатке и дал в долг Никколо две сотни новых флоринов; он купил себе трех лошадей и хорошо вооружился.
Мы направились в Верону, куда уже приехали многие из наших видных изгнанников; и все, представившись вышеуказанному мессеру Карло, присоединились к нему. Он же во главе большого войска из венгерцев, немцев и итальянцев выступил и направился в Романью. И мы в сопровождении Бернардо ди Липпо и Джованни ди Герьери деи Росси вместе с ним направились в предместье болонского замка Сампьеро, чтобы получше разместиться на постой; и, когда мы поужинали, начался пожар в конюшне, который очень меня коснулся, ибо сгорели четыре мои лучшие лошади. Это вышли вилланы замка, чтобы убить нас, и им бы это удалось, если бы не какой-то человек из Фиренцуолы, который еще до ужина пришел предупредить нас, что они придут внезапно. Мы вооружились и кто верхом, кто пешком отправились с большим трудом среди ночи в сторону лагеря, до которого было четыре мили. Поехали мы в Форли, и там я купил трех лошадей, а потом в Римини, где купил еще одну. Так добрались мы до Ареццо, и тут при содействии вышеназванных наших важнейших лиц – Бостоли и Альберготти, город был сдан мессеру Карло. При входе же в город Томазино да Панцано мессер Бартоломео дель Прато, который тогда еще не был рыцарем, и Москоне деи Беккануджи убили мессера Джованни ди Моне, который был послом в Ареццо и должен был уговорить аретинцев не сдавать город мессеру Карло; этой смертью мессер Карло был очень огорчен и велел сказать тем, кто убил его, чтобы отныне они не являлись на глаза ему. Вышли мы из Ареццо и направились к Сьене через Стаджу, и здесь простояли несколько дней и не могли двинуться дальше из-за нехватки денег, так как его венгерские отряды, а также и другие, не желали продвигаться дальше, если не получат денег, и хотели уйти и бросить мессера Карло. Поэтому он вошел в переговоры с теми, кто правил Флоренцией, и, получив от них 25 тысяч золотых флоринов, ушел и вернулся в Ареццо. Будучи здесь, все мы, бежавшие из Флоренции, которым он обещал раньше, что будет продвигаться до самых стен Флоренции, откровенно, устами мессера Лапо да Кастильонкьо, высказали ему наши сожаления. Он ответил нам, опустив голову и со слезами, что сделал это, вынужденный необходимостью, и обещая нам, что если он завоюет свое королевство, то не успокоится до тех пор, пока не вернет нас в наши дома. И через несколько дней он выступил и направился к Риму. С ним отправилась некоторая часть наших изгнанников, но большинство простились с ним, так как не имели средств следовать за ним; и я был одним из тех, кто уехал от него, поскольку вместо 1500 золотых флоринов, которые я вывез из Генуи как наличными, так и лошадьми и вооружением, я оказался всего при двух лошадях и без денег, все их истратив и раздав в долг многим из названных изгнанников.
Мы с Бернардо ди Липпо решили отправиться во Францию. Мы поехали в Римини и там заняли пятьдесят дукатов у Джованни ди Мазино дальи Антелла, жившего там, и прямым путем, спешно, без остановок, доехали до Авиньона; и, будучи в Тарасконе, мы отправились навестить мессера Стольдо Альтовити и мессера Томазо Содерини, которые были в числе высланных. Расставшись с ними, отправились мы в Париж, где по прошествии недолгого времени случилось, что Бернардо ди Чино послал меня играть с герцогом Брабантским, каковой тогда находился в Брюсселе вместе со многими знатными синьорами, которые все время устраивали большие празднества с джострами, танцами и игрой; так что в конце концов в немногие дни я проиграл около 2000 золотых, которые я туда привез из денег Бернардо ди Чино, поскольку он вложил в компанию свои деньги, а я свою глупость, и проиграл, делая ставку в 300 флоринов или более при игре в две кости. Меня уверяли, что выгоднее делать большие ставки, что было неразумно. И случилось так, что в последнюю ночь, когда я проиграл, заняв у герцога 500 франков, я оставил игру, поскольку знал, что дома у меня оставалось всего лишь около 550 золотых франков. Герцог и другие синьоры поднялись и вошли в зал, где танцевали многие синьоры и дамы, и, стоя там, я с радостью увидел, что одна прекраснейшая юная девица, лет четырнадцати, незамужняя, дочь одного знатного барона, подошла ко мне и сказала: "Идем танцевать, ломбардец, не беспокойся из-за того, что ты проиграл, бог тебе поможет", и взяла меня за руку. Я последовал за ней; когда я остановился, герцог позвал меня и сказал: "Сколько ты потерял этой ночью?". Ответил я: "Я потерял последнее, что у меня оставалось, – около двух тысяч франков, которые я занял в Брюсселе". Он же сказал: "Я тебе верю, и если бы я сам потерял столько, я не сумел бы так провести вечер, как ты; иди, продолжай веселиться, пусть все у тебя будет хорошо". На следующее утро я положил в кошелек около 500 золотых франков и отнес их ему, сказав: "Отпустите меня, я хочу уехать и искать в другом месте большей удачи". Он же ответил: "Если ты хочешь остаться, то проверь с этими 500 франками, не вернется ли к тебе фортуна, и, может, ты отыграешься, а если опять проиграешь, вернешь мне их в другой раз, когда будешь богат". Я поблагодарил его, сказав, что мне очень нужно поехать в Англию и что сейчас я больше не хочу играть. Тогда он сказал: "Возьми эти 500 франков, ты их отдашь мне на другой год, когда вернешься сюда и отыграешь то, что потерял". И позвал своего правителя канцелярии и сказал ему: "Напиши письмо для Бонаккорсо, что я принимаю его в качестве лица, особо обслуживающего мою персону".
Так уехал я из Брюсселя и отправился в Англию; я пробыл там около месяца, ведя переговоры о выкупе Иоанна Бретонского, ибо таково было поручение Бернардо ди Чино; и, узнав намерения герцога Ланкастерского, который содержал его, вернулся я в Париж и там доложил Бернардо ди Чино обо всем, что я делал в Брюсселе и Лондоне.
В 1381 году, вернувшись в Париж после проигрыша в Брюсселе, я оказался в очень стесненных обстоятельствах, поскольку из 2000 проигранных франков мне следовало четверть отдать Бернардо ди Чино; я отдал ему те 500 франков, которые герцог Брабантский дал мне в виде займа, и в указанном году в феврале месяце я снова поехал в Брюссель, имея с собой около 200 франков золотом, которые я занял у ряда лиц, да еще 300 франков я занял у Бернардо ди Варадзано; и, играя с герцогом и другими синьорами, получил я письмо из Флоренции о том, что вернулись изгнанники. Я еще пробыл там весь великий пост и выиграл около 600 золотых франков. Вернулся я в Париж, купил хороших лошадей и возвратился во Флоренцию в 1382 году в мае месяце.