Книга французского историка Огюстена Тьерри "Рассказы о временах Меровингов" повествует о жизни, нравах и обычаях семьи королевского рода Галии в VI веке. О.Тьерри рассказывает о различных путях прихода к власти представителей Меровингской династии. Дает характеристику этим представителям и оценивает политическую ситуацию во время их правления.
Содержание:
РАССКАЗ ПЕРВЫЙ. Четыре сына Клотера I-го. - Нрав их и браки. - История Галесвинты. (561 - 568). 1
РАССКАЗ ВТОРОЙ. Последствия убийства Галесвинты. - Междоусобие. - Смерть Сигберта. (568 - 575). 6
РАССКАЗ ТРЕТИЙ. История Меровига, второго сына короля Гильперика. (575 - 578). 14
РАССКАЗ ЧЕТВЕРТЫЙ. История Претекстата, епископа Руанского. (577 - 586). 23
РАССКАЗ ПЯТЫЙ. История Левдаста, Турского графа. - Стихотворец Венанций Фортунат. - Монастырь Радегонды в Пуатье. (579 - 581). 31
РАССКАЗ ШЕСТОЙ. Гильперик-богослов. - Еврей Приск. - Продолжение и конец истории Левдаста. (580 - 583). 45
РАССКАЗ СЕДЬМОЙ. Возмущение лиможских граждан. - Повальная болезнь. - Материнское отчаяние Фредегонды. - История Клодовига, третьего сына короля Гильперика. (580 г.). 52
Примечания 58
Огюстен Тьерри
Рассказы о временах Меровингов.
РАССКАЗ ПЕРВЫЙ. Четыре сына Клотера I-го. - Нрав их и браки. - История Галесвинты. (561 - 568).
В нескольких льё от Суассона, на берегах небольшой реки, лежит деревня Брень. В VI веке она была одной из тех огромных ферм, в которых короли франкские держали свой двор, предпочитая их лучшим городам Галлии. Королевское жилище не представляло воинственного вида зàмков средних веков: то было обширное строение, окруженное портиками римской архитектуры, иногда деревянное, тщательно выстроганное и украшенное довольно щеголеватой резьбой . Вокруг главного здания располагались в порядке жилища дворцовых чинов, или из варваров, или римского происхождения, и тех начальников дружин, которые, по германскому обычаю, вступили с своими войнами в службу короля на особых условиях подчиненности и верности . Другие дома, меньшего размера, заняты были большим числом семейств, в которых мужчины и женщины занимались всякого рода ремеслами от мастерства золотых дел и выделки оружия до тканья и кожевенного дела, от вышивания шелком и золотом до самого грубого прядения льна и шерсти.
Семейства эти большей частью происходили от Галлов, родившихся или на том участке, который присужден был королем себе на долю при дележе завоевания, или насильно переведенных с женами и детьми из какого-либо соседнего города, для заселения королевского поместья. Однако, судя по собственным именам, в числе этих семейств были также Германцы и другие варвары, которых предки пришли в Галлию вслед за победоносными дружинами, в качестве работников или слуг. Впрочем, эти семейства, без различия ремесла или происхождения, все считались в одном разряде и носили одно ими литов, на языке германском, и фискальских, т.е. приписанных к фиску или казне, на языке латинском . Сельские хозяйственные строения, конские заводы, хлевы, овчарни и житницы, лачуги земледельцев и избы поместных рабов дополняли королевскую усадьбу, совершенно подобную, хотя в большем размере, волостям древней Германии. Самое положение этих королевских местопребываний несколько напоминало зарейнские виды: усадьбы эти большей частью были расположены на опушке, а иногда и в самой средине обширных лесов, в последствии истребленных, но остаткам которых дивимся мы еще и поныне.
Брень была любимым местопребыванием последнего из сыновей Клодовига, Клотера, даже и тогда, когда смерть троих его братьев доставила ему королевскую власть на всем протяжении Галлии. Там сберегал он, в потаенной комнате, огромные сундуки за тройными замками, в которых хранились сокровища его: золотая монета, сосуды и драгоценности; там совершал он важнейшие свои государственные дела: созывал соборы епископов галльских городов, принимал чужестранных послов и председательствовал на больших собраниях франкского народа, за которыми следовали пиры по образцу сохранившихся в преданиях тевтонского племени, пиры, на которых зажаренные кабаны и дикие козы целиком подавались на стол, а по четырем углам комнаты стояли откупоренные бочки . Пока война с Саксами, Бретонами или септиманийскими Готфами не отзывала Клотера вдаль, он катался из одного поместья в другое, переезжал из Брени в Атиньи, из Атиньи в Компьен, из Компьена в Вербери, уничтожая поочередно запасы, заготовленные в каждом из королевских поместьев потешаясь с своими франкскими людьми, leudes охотой, рыбной ловлей или купаньем, и вербуя многочисленных любовниц между дочерями фискальских семейств. Нередко эти женщины из ряда наложниц переходили, без малейшего затруднения в звание его супруг и королев.
Таким образом Клотер, которого браки трудно распределить и перечислить, женился на Ингонде, девушке самого низкого рода. Впрочем, он не покинул своих распутных привычек, которые она, как жена и рабыня, переносила с величайшей покорностью. Он очень любил ее и жил с ней в совершенном согласии; однажды она ему сказала: "Король, господин мой, сделал из рабыни все, чтò ему было угодно и призвал меня разделять с ним ложе; он довершил бы эти великие милости, если бы исполнил ее просьбу. В числе слуг твоих у меня есть сестра, по имени Арегонда; дай ей, прошу тебя, мужа храброго и богатого, дабы не терпела я за нее посрамления". Просьба эта, подстрекнув любопытство короля, возбудила его сластолюбивые вожделения; он в тот же день отправился в поместье, где жила Арегонда, занимаясь изготовлением и крашением тканей, ремеслами, предоставленными в то время женщинам. Клотер, найдя, что она по крайней мере так же красива, как и сестра ее, взял ее с собой, водворил в королевских покоях и возвел в сан своей супруги. Через несколько дней, он пришел к Ингонде, и сказал ей с лукаво-добродушным видом, равно свойственным его собственному и вообще германскому характеру: "Я не забыл о милости, которую ты так откровенно у меня просила: искал для сестры твоей мужа богатого и разумного, но лучше себя никого не нашел. Узнай же, что я сделал ее своей супругой; я думаю, тебе это не будет противно". - Да исполнится воля государя моего; как будет ему угодно, отвечала Ингонда, нисколько не смутившись и отнюдь не выходя из своей покорности и супружеского смирения: - лишь бы меня, рабыни своей, не лишил он милости .
В 561 году, после похода на одного из своих сыновей, которого, в наказание за возмущение, Клотер приказал сжечь с детьми и женой, возвратился он в свои бренские хоромы, спокойный духом и совестью. Он занялся тут приготовлениями к большой осенней охоте, бывшей у франков особенным торжеством. С толпой людей, лошадей и собак, король отправился в Кюизские леса, от которых Компьенский лес, в нынешнем его виде составляет последний, ничтожный остаток. Там, среди этих тяжелых упражнений, несвойственных его летам, он заболел лихорадкой, приказал перенести себя в ближайшее свое поместье и умер там после пятидесятилетнего царствования . Четыре сына его, Гариберт, Гонтран, Гильперик и Сигберт, проводили отцовский гроб в Суассон, пели псалмы и несли восковые факелы.
Едва погребение было совершено, как третий из четырех братьев, Гильперик, поспешил в Брень и заставил стражей королевского поместья выдать себе ключи от сокровищ. Овладев богатствами, собранными отцом его, он начал с того, что роздал часть их предводителям дружин и воинам, жившим в Брени и ее окрестностях. Они клялись ему в верности, пожимая его руки, провозгласили его конингом и обещали следовать за ним всюду, куда бы он ни повел их. Тогда, предводительствуя ими, он пошел прямо на Париж, старинное местопребывание Клодовига I-го, а впоследствии столицу королевства старшего сына его, Гидельберта.
Может быть с обладанием города, бывшего некогда местопребыванием завоевателя Галлии, Гильперик соединял мысль о первенстве; может быть, он имел в виду только присвоение императорского дворца, занимавшего строениями и садами своими обширное пространство на левом берегу Сены. Предположение это весьма правдоподобно, потому что честолюбивые замыслы франкских королей не простирались далее личного и немедленного стяжания. - Впрочем, Гильперик, все еще сохраняя резкий отпечаток германского варварства, необузданные страсти и безжалостную душу, отчасти полюбил уже и римскую образованность: охотно строился, потешался зрелищами в деревянных цирках, и в довершение всего имел притязание быть грамотеем, богословом и стихотворцем. Его латинские вирши, редко подчинявшиеся правилам метра и просодии, находили восторженных поклонников между благородными галлами, которые рукоплескали им с трепетом, восклицая, что знаменитый сын Сикамбров превзошел изяществом языка сынов Ромула, и что река Вагал послужит образцом самому Тибру.
Гильперик вступил в Париж без всякого сопротивления и разместил своих воинов в башнях, защищавших мосты этого города, в то время окруженного Сеной. - Но прочие три брата, узнав о таком внезапном нападении, соединились против того, который самовольно хотел захватить долю отцовского наследия, и быстрыми переходами пошли на Париж с большими силами. Гильперик не дерзнул противостать им и, отказавшись от своего предприятия, подчинился условиям полюбовного раздела. Этот раздел всей Галлии и значительной части Германии совершен был по жребию, подобно тому, как полвека назад поделились между собой сыновья Клодовига. Составлено было четыре доли, соответствовавшие, с небольшими изменениями, четырем участкам, носившим наименования королевства Парижского, королевства Орлеанского, Нейстрии и Австразии.
На долю Гариберта выпал участок дяди его Гильдеберта, то есть королевство названное по имени города Парижа; оно простиралось полосой от севера к югу и заключало в себе Санли, Мелён, Шартр, Тур, Пуатье, Сент, Бордо и города пиренейские. Гонтран получил, с Орлеанским королевством, уделом дяди своего Клодомира, всю землю Бургундов, от Соны и Вогезских гор до Альпов и Прованского моря. Долю Гильперика составило владение отца его - королевство Суассонское, которое франки называли Неостер-рик (Neoster-rik) или западным королевством, граничившее к северу Шельдой, к югу течением Луары. Наконец, восточное королевство, или Остер-рик (Oster-rik) досталось на долю Сигберта, соединившего таким образом в своем участке Оверн, весь северо-запад Галлии и Германии, до рубежей Саксов и Славян. Впрочем, города, кажется, считались отдельно, и только число их послужило основанием в составлении этих четырех участков потому что независимо от странности подобного поземельного раздела, встречается много черезполосных владений, образование которых невозможно объяснить иначе. Таким образом, Руан и Нант причислены к гильперикову королевству, а Авранш к королевству Гариберта, владевшего Марселью; Арль принадлежал Гонтрану, а Авиньйон Сигберту. Наконец, Суассон, столица Нейстрии, был как бы окружен четырьмя городами, Санли и Мо, Ланом и Реймсом, принадлежавшими двум королевствам, Парижскому и Австразийскому.
Когда жребий определил каждому особую часть городов и поместий, братья, присягнув на мощах святых угодников, обещали довольствоваться своей долей и не захватывать лишнего ни силой, ни хитростью. Клятва эта скоро была нарушена: Гильперик, воспользовавшись отсутствием брата своего, Сигберта, воевавшего в Германии, напал врасплох на Реймс и овладел как им, так и многими другими соседними городами. Но он не долго пользовался этим завоеванием: Сигберт, возвратившись победителем из-за Рейна, отнял один за другим свои города, и преследуя брата до самых стен Суассона, разбил его и овладел столицей Нейстрии. - Имея общий характер варваров, у которых горячность пылка, но не продолжительна, братья примирились и снова поклялись не предпринимать ничего друг против друга. Оба они были буйны, заносчивы и мстительны; - напротив того, Гариберт и Гонтран, будучи старше и не так пылки, любили мир и спокойствие. Вместо грубой и воинственной осанки своих предков Гариберт любил принимать спокойный и несколько мешковатый вид властей, которые в галльских городах творили суд по римским законам. - Он даже имел притязание слыть знатоком в законоведении и никакая лесть не была ему так приятна, как похвала его судейской ловкости в разборе запутанных дел, или искусству, с каким он, германец по языку и происхождению, изъяснялся и спорил по-латыни. В характере короля Гонтрана, обыкновенно кроткое и почти патриархальное обращение, по странной противоположности, соединялось с порывами внезапной ярости, достойной лесов Германии. Однажды, за потерянный им охотничий рог, он предал пытке многих свободных людей; в другой раз велел умертвить благородного франка по подозрению в убийстве буйвола в королевском поместье. - В минуты хладнокровия, он показывал некоторое чувство порядка и законности, особенно выражавшееся в его религиозном усердии и покорности епископам, которые в те времена были живым образцом благочиния.
Напротив того, король Гильперик, род полудикого вольнодумца, подчинялся только своей прихоти, даже в тех случаях когда дело касалось церковных догматов и католической веры. - Власть духовенства для него была нестерпима, и он находил особенное наслаждение уничтожать завещания, составленные в пользу монастыря или церкви. - Нравы и поведение епископов были главным предметом его застольных острот и шуток; одного он честил безмозглым, другого беcстыдником, того болтуном, а этого сластолюбцем. Возрастанию несметных богатств, которыми обладала церковь, влиянию в городах епископов, воспользовавшихся со времени владычества варваров, большей частью прав прежнего муниципального управления, - всему завидовал Гильперик, не находя средств присвоить их себе. Вырывавшиеся у него жалобы были не без основания, он говаривал часто: "Наша казна беднеет, достояние наше отходит на церкви! Истинно царствуют в городах одни епископы".
Все вообще сыновья Клотера I-го, кроме Сигберта, самого младшего, были в высшей степени невоздержны: они почти никогда не довольствовались одной женой, покидали супруг своих без всякого сожаления, тотчас после брака, и потом снова возвращали их к себе, по минутной прихоти. Благочестивый Гонтран менял жен своих почти так же часто, как и оба другие брата, и подобно им тоже держал наложниц, из которых одна, по имени Венеранда, была дочь галла, приписанного к фиску. - Король Гариберт разом взял себе в любовницы двух сестер удивительных красавиц, бывших в числе прислужниц супруги его, Ингоберги; одна из них называлась Марковефа и была в монашестве; другая звалась Мерофледой; обе они были дочери ремесленника, занимавшегося выделкой шерсти, родом варвара, и притом лита королевского поместья.