Только произнёс это, как в окно влетает сорока, но куда больше и красивее других сорок, перья на ней были белые, как снег, глаза чёрные. Прервав свой стремительный полёт, опустилась на стол. Удивлённый хозяин смотрит на оживлённые и стремительные движения прекрасной птицы. Слетела на пол, и во мгновение ока стоит посреди комнаты женщина - чудо красоты, ростом высокая, лицо румяное, большие, полные очарования очи, на голове и по всему платью сияют жемчуга и искрятся драгоценные камни. Скомороха остолбенел, слова не смеет вымолвить. Она ж прервала молчание такими словами:
- Когда летела, то видела прекрасные горы и леса этого края, тут очень много озёр. Как вижу, у здешних жителей ни в чём нет недостатка.
- Так, пани, - тихим голосом ответил хозяин, поклонившись. - Наши края природа одарила всем, что только нужно для жизни.
- Я давно собиралась побывать тут, познакомиться с этим краем и его жителями. Надеюсь, что найду здесь гостеприимных друзей.
- Многие из тутошних помещиков будут почитать за счастье увидеть пани.
- А как живут здешние крепостные?
- И они счастливы. На лугах и пригорках трава растёт обильно, можно разводить прекрасные стада.
Белая Сорока села в кресло, а пан Скомороха подле неё. Долго описывал ей окрестности, что лежат на берегах Дриссы и Двины; рассказывал, что за соседи живут в этой округе, какие доходы собирают с имений, и кто из них наиболее уважаем. Рассказывал, как торгуют с Ригой, когда весенней порою разливаются реки, и какая от того выгода жителям этого края. Беседа их тянулась без перерыва до полуночи.
- Я ещё наведаюсь в твой край, и ты познакомишь меня со своими добрыми соседями. А сейчас должна я спешить домой, уже полночь, а дорога дальняя.
Сказав это, поклонилась хозяину, во мгновение ока обернулась Белой Сорокой и вылетела в окно.
Скомороха долго стоял удивлённый и смотрел туда, где она скрылась в ночной мгле. Вернувшись к креслу, на котором сидела красавица, увидал посреди комнаты её посланца. Тот, держа в руках большой мешок золота, произнёс:
- Белая Сорока передаёт тебе этот подарок, чтобы ты сам был ей верен и нашёл других, что тоже были бы ей преданы. Она снова посетит твой дом, когда тут уже будет несколько твоих соседей, по-настоящему доброжелательных к ней.
Сказав это, он выскочил в окно и исчез.
Снова пан ходил по комнате в одиночестве. Дивные мечты проносились в его голове. Богатый наряд и необычайная красота Белой Сороки живо рисовались в его воображении; не мог он ни на минуту забыть о ней, сон бежал от беспокойных мыслей. Не успел сомкнуть глаз, а уж всё вокруг пробудилось и солнце стояло высоко.
Свистнул. На зов пана вошёл слуга, и чёрный пёс, поскуливая, прибежал в комнату. Погладив собаку, Скомороха обратился к слуге:
- А что, может, и сегодня вас мучили ужасные сны?
- Ах, пан! Непонятная тоска напала на нас и этой ночью, - ответил слуга. - У всех нас сон был короткий и тревожный. Сторожа рассказывают, что слышали ночью, как по деревням выли собаки, мычала скотина, и видели, как с севера, полыхая огнём и рассыпая искры, летел змей, верно, нёс золото для какой-то пропащей души, что побраталась с дьяволом. А эконом сказал, что некоторые видели женщину, которая плакала на кладбище, да так, что её голос наводил на всех тревогу и печаль.
Скомороха, слегка изменившись в лице и задумавшись, несколько раз быстро прошёл по комнате.
- Не повторяй мне больше эту чушь, - сказал он. - Вы всё время болтаете о каких-то чудесах и пророчествах, как суеверные бабы; каждая вещь вас пугает и лишает покоя. Скажи, чтоб запрягали лошадей, хочу сегодня съездить к пану Л. и к пану С., а может, и других соседей проведаю.
Переезжая из усадьбы в усадьбу, он повсюду увлечённо описывал красоту, богатство, разум и щедрость Белой Сороки. С удивлением все слушали эти рассказы и разное о них думали. Некоторые доказывали, что тут кроется какое-то предательство, за которое всех ждут большие несчастья. Другие радовались и просили пана Скомороху, чтобы порекомендовал их Белой Сороке, если она ещё раз наведается к нему в дом, и с нетерпением ожидали дня, когда смогут её увидеть.
Вот приехали к Скоморохе гости, все они были из числа усердных почитателей Сороки, хотя ещё не имели случая видеть её. Слугам заходить в покои запретили, чтоб не слышали секретных разговоров своих панов. На столе стояли бокалы, наполненные чудесным вином. Весёлый Скомороха, сидя за столом, рассказывал о своей давешней беседе с Белой Сорокой. Вдохновенно и с запалом говорил о её уме и красоте, убеждая, что в жизни не видел, даже на самых лучших и дорогих картинах таких благородных и восхитительных черт лица, как у неё.
Часы пробили полночь. Ночь была ясная, тихая, луна светила в открытое окно.
Хозяин вновь наполнил бокалы вином и воскликнул:
- Выпьем за здоровье пани, что всё это время была главным предметом нашей приятной беседы.
Едва он это произнёс, как стремительно, словно молния, влетает в окно Белая Сорока и садится на стол посреди наполненных бокалов. Все, поражённые этим, вскочили с мест и смотрят на неё. В комнате воцарилось молчание. Сделав несколько быстрых движений на столе, она посмотрела на гостей, потом легко, как ветер, слетела на пол, и никто не успел и глазом моргнуть, как видят перед собой женщину необычайной красоты, всю в жемчугах и брильянтах.
- Издалека спешила я к вам, - сказала она. - Надеялась найти тут добрых друзей. Не ошиблась я в своих ожиданиях: вижу, в этом обществе все люди с добрым сердцем. Я сумею оценить ваши чаяния и буду усердно думать о вашем счастье.
- Так, пани, - сказал хозяин. - Ваше имя всё это время неизменно звучало в наших устах. Все, кого пани видит пред собою, наивернейшие ваши поклонники и самые преданные слуги до гробовой доски.
Затем Белая Сорока села в кресло, ласково говорила с каждым гостем, расспрашивала о хозяйстве и о доходах с имений, сопровождая их речи своими суждениями и советами.
В разговорах время бежало быстро, наконец, хозяин взял со стола полный бокал и воскликнул:
- Выпьем за здоровье нашей госпожи.
И все гости с полными бокалами в руках крикнули разом:
- Да здравствует Белая Сорока!
И единым духом выпили до дна.
Она встала с кресла, поблагодарила всех собравшихся, отведала вина и поставила бокал на стол. Так почти вся ночь прошла за разговорами и тостами.
На небе уже занялась заря, зарумянились облака, предвещая восход солнца. Гостья поблагодарила хозяина за любезность, а всех остальных за добрые и приветливые пожелания, обернулась Белой Сорокой и вылетела в окно.
Говорят, что она таким образом посещала по ночам всех тех, с кем познакомилась в доме пана Скоморохи, и всюду за её здоровье лилось вино и звучали приветственные возгласы.
В скором времени начали исполняться предчувствия простого народа. Эта страшная чаровница тайком разослала во все стороны зловредных людей, чтоб они пакостили бедным крестьянам. Расскажу панам случай, который в то время произошёл недалеко отсюда в деревне Клишково, там до сих пор все про это помнят.
Все дойные коровы вдруг сразу начали сохнуть, и у них совсем пропало молоко: явно, чары. По всем околицам слышались жалобы и сетования, но откуда пошло это зло, узнать было невозможно. Случайно один сторож из деревни Клишково, возвращаясь домой на самом восходе солнца, увидел, как из хаты одной женщины, которой пан построил в той деревне новый дом с большими окнами, вылетела сорока, белая, как снег. Рассказал он об этом остальным. Заподозрили, что там живёт чаровница, и начали следить разными способами, чтобы вывести её злодеяния на чистую воду.
Наконец по счастливому случаю всё открылось само собой. В ночь на Купалу та чаровница, укрывшись в диком лесу, собирала в ладонь росу и призывала злых духов, чтобы те собирали со всей округи молоко и сливали в её посуду. А нанятая за несколько дней перед этим женщина, не зная о намерениях своей хозяйки, перемыла все глиняные кувшины и деревянные бадейки и оставила их сохнуть, перевернув вверх дном. Злые духи, не заметив этого, всю ночь носили молоко и выливали на пол, а на восходе солнца вся деревня увидела, что из-под дома чаровницы течёт глубокая молочная река. Не миновать бы ей смерти, но она, как только узнала об этом, тут же обернулась птицей и улетела куда-то далеко.
В то время было много заломов во ржи, потом появились какие-то зверьки, настолько прыткие и юркие, что убить их было невозможно, и они стригли овец на скотных дворах, а медведи повсюду разоряли ульи и губили пчёл.
Ещё более дивную вещь скажу панам: по округе сновали такие стаи волколаков, что страшно было выйти в поле.
- Почему ты называешь их волколаками? - спросил дядя. - А может, это были обыкновенные волки, что набежали из соседних лесов, спасаясь от пожаров? Так и медведи, и иные звери переходят из одних мест в другие.
- Я хорошо знаю, - ответил Якуш, - что это были волколаки, ведь рассказывают, что загривки у некоторых из них были белые, чёрные и других цветов.
- А отчего такая разница?
- А оттого, что они на самом деле люди, превращённые в зверей; какого цвета раньше носили платки на шее, такая шерсть на загривках у них и выросла после превращения в волков.
- Дивные вещи ты рассказываешь!
- Но правдивые; горестные были времена, весь народ страдал, вой волколаков разрывал сердца.
- Что ж потом случилось с паном Скоморохой и другими друзьями Белой Сороки?
- Белая Сорока, слыша проклятия и сетования народа и узнав от дьяволов, что охотники подкарауливают её с заряженными ружьями, улетела далеко и больше в наших краях не появлялась. Но зло, которое она навела, расползлось повсюду. Друзья, что пили вино за её здоровье, пьют слёзы несчастного народа; пан Скомороха уехал из этих мест, и говорят, будто он во дворце Белой Сороки, приняв обличье страшного медведя, охранял её бессчётные сокровища.
Тут Якуш закончил свой рассказ о Белой Сороке и взялся за шапку.
- Куда спешишь? - спросил дядя. - Или пан приказал тебе вернуться непременно сегодня?
- Пан позволил мне зайти в корчму на игрища, повидаться со знакомыми, повеселиться. Но завтра до рассвета, пока в усадьбе ещё не проснулись, непременно надо быть дома. Солнце уже низко, скоро темнеть начнёт.
- Кланяйся от меня пану и скажи, что Янкó завтра после святой мессы обязательно будет у него.
Повесть девятая. Страждущий дух
Во время разговора Завáльни с гостями слепой Францишек сидел молча, а когда Якуш рассказывал свою повесть, погрузился в какие-то печальные мысли; но по лицу можно было заметить, что это повествование сильно тронуло его чувства. Дядя, чтобы прервать его молчание, сказал:
- Пан Францишек всё молчит, и сдаётся мне, что-то его опечалило?
- Веселье моё окончилось ещё в детские годы, когда день сокрылся от меня; среди нескончаемой ночи всё время слышу я жалобы несчастных людей: чужие страдания больно ранят сердце того, кто сам их познал.
- А, Бог милостив, всему когда-нибудь наступает конец. Янкó, скажи, чтоб нам подали водки и закуски, уже время подкрепиться. Наш век короткий, напьёмся водки.
Выпив и закусив, дядя сказал гостям:
- Слава Богу, через несколько часов настанет Новый год, милосердый Бог дозволил нам встретить его в добром здравии. Покуда петух пропоёт полночь и минет последний час старого года, пан Францишек расскажет нам что-нибудь из того, что он слышал на свете, ибо в своей жизни он встречал много разных людей и помнит все разговоры с ними, а потом придёт черёд пана Сивохи.
- Мои повести вряд ли могут всем понравиться, ибо помню я только печальные.
- Таковы уж повести нашего края, - сказал Сивоха. - Мой рассказ тоже не рассмешит слушателей. Пусть пан Францишек начинает, а я тем временем, может, что-нибудь припомню.
- Хорошо, раз уж такова воля хозяина и гостей, - сказал слепой. - Несколько лет тому назад направлялся я из Полоцка в Невель; выехав из города, вскоре оказался среди леса. Над головой шумели деревья, конь мой шёл медленно, словно тянул по песчаным пригоркам нагруженный воз. Я сидел, раздумывая о том, о сём, а товарищ мой шёл пешком. Прерывая мои раздумья, он сказал:
- Проехали двадцать пять вёрст, уже недалеко деревня Бобовики, там есть корчма. Надо, чтобы конь немного отдохнул; потом ещё несколько вёрст, и будет река и хорошее пастбище; если как следует накормим коня, то сможем ехать всю ночь, а то солнечный зной переносить тяжело, да и коня он изнуряет.
Я охотно согласился с его советом.
Приехали в деревню; мой товарищ хлопотал возле воза, а я, сидя в корчме, слушал разговоры и разные суждения тамошних крестьян о каком-то незнакомом человеке. Потом завязался между ними спор: одни доказывали, что он, гонимый судьбой либо обиженный людьми, вынужден скитаться по свету; другие ж называли его бездельником и зловредным человеком, с которым и встретиться-то страшно. И спорили они так запальчиво, что аж до драки дошло.
- Уж которую неделю, - сказал один из них, - он появляется в разных сторонах нашей околицы. Рассказывают, будто заходит он к тем, кто его знает, недолго гостит у них и снова уходит, чтоб бродить по горам и лесам. Он спокойный и добрый, говорят даже, что некоторые видели, как, встретив убогих, он делился с ними куском хлеба или отдавал им последние деньги.
- Видать, он совсем помешался, раз последний кусок хлеба или последние деньги отдаёт другим, не думая о завтрашнем дне; порядочный человек прежде всего должен обеспечить себя; жизнь прожить - не поле перейти, и потому пусть каждый думает о себе. Что это за жизнь - не иметь своей норы, чтоб укрыться от дождя и ветра, - такой человек не заслуживает и доброго слова.
Третий обратился ко мне:
- Как вижу, едешь в Невель; будь осторожен, чтоб не набрести на беду, в наших лесах проезжим подчас небезопасно, да и про того незнакомца Бог знает, что и думать.
- Я не боюсь, - отвечаю, - сокровищ с собой не везу.
- Коли так, то счастливой дороги!
И вся компания, продолжая спорить, вышла из корчмы.
Вскоре после этого пришёл мой товарищ и говорит:
- Коня запряг, поехали дальше; лучше отдохнём возле реки, где много травы и воды.
Сказав это, он помог мне дойти до телеги.
Когда мы были уже на назначенном для выпаса месте, и телега наша стояла на берегу реки, товарищ мой повёл коня туда, где заметил траву погуще, а я остался сидеть под деревом. День клонился к вечеру, кукушка надо мной повторила несколько раз свою печальную жалобу, а неподалёку в кустах соловей не прекращал своей нежной, прекрасной песни; в одиночестве погрузился я в приятные воспоминания.
- Добрый вечер, - сказал кто-то рядом, прерывая мои раздумья.
- Добрый вечер, - отвечаю, - какая тишь повсюду, и как прелестно поют соловьи.
- Но тебе, я вижу, доступна лишь половина этой красоты, ибо хоть и слышишь ты пенье птиц, но не зришь ни небесной синевы, ни весеннего убранства гор и лесов.
- Давно уж скитаюсь по свету, не видя его.
- Худо не видеть света, но худо также иметь острый глаз и зреть самые дальние дали.
- Человек не может видеть и слышать дальше, чем ему позволила природа.
- А веришь ли, что есть на свете чудеса? Я не только вижу и слышу дальше всех, но и могу принимать разные обличья.
- Не понимаю, как человек может менять облик.
- Не видишь меня, потому и не понимаешь.
- Кто ж ты такой? живёшь где-то поблизости? или тоже странствуешь?
- Я - страждущий дух; странствую к вечности быстрей, нежели прочие.
- Твою душу тяготит какое-то беспокойство?
- Да, беспокойство души. Страдальцу трудно быть спокойным; хворый мечется на ложе, чтобы хоть немного унять боль, - так и я, чтоб получить облегчение, то и дело принимаю разные обличия. Расскажу тебе про страшный мой грех: когда исчезли все мои надежды, а душа погрузилась в печаль, вообразил я, будто летучую травку, что приносит покой и счастье, можно найти лишь на кладбищах. Мечтая о ней и разыскивая её цветок, порой до поздней ночи бродил я, словно упырь, меж могил. Размышляя о духах, я позавидовал их счастью и покою - согрешил, ах! и, может, именно тот грех отравил кровь мою, расстроил нервы, потряс всю мою сущность. Тяжкая немочь поразила тело, а слух обострился, и глаза мои сделались подобны очам духа. Вижу и слышу далеко - ужасный это недуг! не в силах переносить его, принимаю разные обличия, но ни в одном из них не нахожу облегчения.
- Что же ты слышал и видел на свете, - говорю я, - что так мучит твою душу?
- Видел диких чудовищ, которые рвали детей и женщин. Внимая воплям этих несчастных, высокие скалы не стронулись с места, а лишь эхом повторили несколько раз стоны страдающих жертв и смолкли. Глядя на эту жуткую сцену, я сам был чудовищем, я проклинал звёзды, которые безучастно смотрели с неба на всё это, и тучи, что не разразились стрелами молний.
Ещё скажу тебе: люди-великаны смотрят на всех свысока, будто на ничтожных карликов, мечтают о славе, но дрожат перед любым ненастьем, даже по широкой дороге идут со страхом и осторожностью, боясь ступить на колючие тернии. Я встречал их, видел мелкие души в великих телах. Вся сущность моя была потрясена! Не знаю, как, но смотрел я на этих великанов сверху вниз и презирал их величие.
Однажды в полдень во время сильного зноя присел я на траве у дороги, чтоб отдохнуть в тени берёзы. По дороге шёл один лукавый, ещё издали почуял я в нём ядовитую кровь, и потому не удалось ему застать меня врасплох, хоть приблизиться ко мне он пытался в обличии змеи, прячась среди кустов и травы. Но он обманулся, ибо и я уже обернулся змеёю: посмотрел он мне в глаза, но не смог выдержать моего взгляда, попятился в кусты и скрылся в чаще леса.
Долгий вышел бы рассказ, если бы я перечислил тебе все обличья, которые неохотно и с болью вынужден был я принимать, бродя по деревням, городам и местечкам. Когда в богатых домах горел свет, кипели танцы, раздавался весёлый смех и шла по кругу чаша, а под соломенной крышей нищий голодный крестьянин поднимал к небу полные слёз глаза, я в облике зверя прятался от проливного дождя под ветвями густой ели, слушая, как ветер шумел в густом лесу.
Видя эти перемены в моей натуре, некоторые меня не понимали, называли беспокойным и диким.
Тсс… слышишь голоса? Кричат: "Волк! Волк!" Они заметили меня - я в облике волка - сейчас начнут стрелять. Прощай! Я спрячусь в чаще леса и навсегда покину эти края.
Там, где он забежал в лес, послышался шелест ветвей, а я сидел и думал о его рассказе, как о чудесном сне. Пришёл мой товарищ и сказал:
- Солнце уже низко, время запрягать коня. Поехали дальше.
- Ты не видел возле меня кого-нибудь? - спрашиваю я.