Тогда, исполненный гнева, он ворвался в середину мышиной стаи, но не смог коснуться ни одной мыши, ибо они взмыли в воздух, подобно птицам или мухам, кроме одной, которая была в тягости. И он, увидев это, схватил ее, посадил в свою перчатку и принес в дом.
Он вошел в комнату, где была Кикфа, и зажег огонь, и повесил перчатку на гвоздь. "Что там, господин?" – спросила Кикфа. "Там вор, – сказал он, – которого я застиг на месте преступления". – "Что же это за вор, что ты смог посадить его в перчатку?" – "Слушай же", – и он поведал ей, как его поля были разорены и как мыши опустошили последнее на его глазах: "И одна из них была в тягости, и я смог поймать ее; вот она в перчатке. Завтра я повешу ее и, клянусь Богом, сделаю то же с ними всеми, если поймаю". – "О господин, – сказала она, – негоже такому благородному мужу, как ты, гневаться на эту ничтожную тварь. Ты должен не рядиться с этой мышью, а отпустить ее".
"Будь я проклят, – воскликнул он, – если я не истреблю их всех, кого смогу изловить". – "Что ж, – сказала она, – защищая эту мышь, я хотела лишь не допустить умаления твоей чести. Делай как знаешь". – "Назови хоть одну причину, по которой я должен ее пощадить, и я послушаюсь, – сказал Манавидан, – я же не знаю таких причин и хочу с ней покончить". – "Тогда так и сделай", – сказала Кикфа.
И после этого он взошел на холм в Арберте, неся с собою мышь. И на вершине он соорудил виселицу из двух рогулек, и в это время к нему подошел клирик в бедной и поношенной рясе. А ведь прошло семь лет с тех пор, как он видел там человека или зверя, кроме тех, что жили с ним вместе, пока не потерялись. "О господин, – сказал клирик, – помоги тебе Бог!" – "Приветствую тебя, – ответил ему Манавидан, – откуда ты, клирик?" – "Я иду из Ллогра, господин, – сказал тот, – а почему ты спрашиваешь об этом?" – "Потому что в последние семь лет, – сказал Манавидан, – я не видел здесь ни одного человека, кроме четверых, живших здесь, и я один из них". – "Понимаю тебя, господин, – сказал тот, – я же иду через эту землю к себе на родину. А что ты делаешь здесь?" – "Я вешаю вора, который ограбил меня". – "И что это за вор? – спросил клирик. – Я вижу в руке у тебя нечто, напоминающее мышь, и странно, что муж столь знатного вида держит в руке такую тварь. Прошу тебя, отпусти ее". – "Я не отпущу ее и не продам", – сказал он. "Как хочешь, господин, – сказал тот, – хоть я и огорчен, видя тебя, благородного господина, с этой мышью в руках, но я не стану тебя уговаривать". И клирик удалился.
И он положил на рогульки перекладину, и тут к нему подъехал священник на богато убранном коне. "Здравствуй, господин", – сказал он. "Приветствую тебя, святой отец", – сказал ему Манавидан. "Бог с тобою, – сказал священник, – что это ты здесь делаешь?" – "Я вешаю вора, который ограбил меня", – ответил он. "И что это за вор?" – спросил тот. "Это тварь, – ответил Манавидан, – именуемая мышью; она обокрала меня, и я казню ее смертью". – "О господин, – сказал тот, – не губи эту мышь. Я заплачу любую цену, чтобы ты помиловал ее". – "Клянусь Богом, в которого я верю, – я не продам ее и не отпущу". – "За мышь не положено виры, – сказал священник, – но чтобы ты не осквернялся прикосновением к этому животному, я дам тебе три фунта, если ты отпустишь ее". – "Я не приму этого выкупа, – сказал Манавидан, – ибо желаю отомстить за свое погубленное добро". – "Что ж, господин, тогда делай как пожелаешь", – и священник удалился.
И он надел волосяную петлю на шею мыши и уже хотел повесить ее, как вдруг увидел подъезжающего к нему на коне епископа с многочисленной свитой. Тут он оставил свое занятие. "Благословите меня, господин епископ", – сказал он. "Господь благословит тебя, сын мой, – ответил тот, – что ты делаешь здесь?" – "Я вешаю вора, – сказал Манавидан, – который ограбил меня". – "Hе мышь ли, – спросил тот, – держишь ты в руке?" – "Да, – ответил он, – это и есть вор". – "О! – воскликнул епископ. – Я не могу допустить убиения Божьей твари, и я выкуплю ее у тебя. Я дам тебе семь фунтов, чтобы ты не осквернял себя прикосновением к жалкой мыши. Отпусти ее, и ты получишь эти деньги". – "Клянусь Богом, я не отпущу ее", – сказал он. "Хорошо, я дам тебе двадцать фунтов и еще четыре, чтобы ты отпустил ее". – "Я не отпущу ее ни за какие деньги", – сказал он. "Если тебе не нужны деньги, – сказал епископ, – я дам тебе всех коней, что ты видишь здесь, и семь тюков разного добра, и семь лошадей, что их везут". – "Я не возьму этого, господин", – сказал он. "Скажи же сам свою цену". – "Освободи Рианнон и Придери", – сказал он. "Ты получишь их". – "Hо этого мало". – "Чего же ты еще хочешь?" – "Сними чары и наваждение с семи частей Дифеда", – сказал он. "Я сделаю все это, если ты отпустишь мышь". – "Я не отпущу ее, – сказал он, – пока не узнаю, кто эта мышь". – "Это моя жена. Когда это все случилось, я не смог выручить ее". – "Так для чего же она пришла ко мне?" – спросил он. "Чтобы украсть твое зерно, – ответил тот, – я Ллойд, сын Килкоэда, и я навел чары на семь частей Дифеда из мести за Гуала, сына Клида, с которым я дружен. И я отомстил Придери за игру в барсука в мешке, что Пуйл, Государь Аннуина, затеял с Гуалом при дворе Хэфайдда Старого. И когда я узнал, что ты вновь пришел в эту страну, я обратил своих воинов в мышей, чтобы погубить твои поля. И они пришли в первую и вторую ночь и сгубили два твоих поля. И на третью ночь пришла ко мне жена со своими дамами, и просили они, чтобы я тоже превратил их в мышей. И я сделал это; она же была в тягости, потому ты и смог схватить ее, и, раз уж это случилось, я верну тебе Придери и Рианнон и сниму с Дифеда чары и наваждение. Вот я сказал тебе, кто она. Теперь отпусти ее". – "Клянусь Богом, – сказал Манавидан, – я не отпущу ее". – "Чего ты еще хочешь?" – спросил тот. "Я хочу, чтобы никакие чары больше никогда не сходили на семь частей Дифеда". – "Так будет, – сказал тот, – если ты отпустишь ее". – "Я не отпущу ее", – сказал он. "Чего же ты хочешь еще?" – спросил тот. "Я сказку: хочу, чтобы ты никогда не мстил ни Придери, ни Рианнон, ни мне". – "Я выполню это условие, и ты мудро поступил, высказав его, иначе я обрушил бы на твою голову все бедствия мира". – "Я знал это, – сказал Манавидан, – потому и сказал так", – "Теперь отпусти мою жену на волю". – "Я не отпущу ее, пока не увижу здесь Придери и Рианнон". – "Смотри, вот они", – сказал тот.
И тут появились Придери и Рианнон. И он направился к ним, и приветствовал, и усадил их рядом. "Теперь отпусти мою жену, – сказал муж в обличье епископа, – и ты получишь все, о чем попросил". – "Теперь я с удовольствием отпущу ее", – сказал он.
И он выпустил ее из рук. И епископ коснулся мыши волшебной палочкой, и она преобразилась в молодую даму, прекраснейшую из всех виденных им. "Оглянись и посмотри вокруг, – молвил епископ, – и ты увидишь все дома и их жителей на прежнем месте". И Манавидан встал и оглядел землю. И там, куда он смотрел, он увидел землю вновь заселенной, полной людей и животных.
"Какое же наказание, – спросил он, – несли у тебя Придери и Рианнон?" – "Придери носил на шее кольцо от ворот моего дворца, а Рианнон – ярмо, под которым ослы возят сено. Это и было их наказание". И по этой причине история именуется также мабиноги Ярма и Кольца.
И это конец третьей Ветви Мабиноги.
Мат, сын Матонви
Это – четвертая Ветвь Мабиноги.
Мат, сын Матонви, правил в Гвинедде а Придери, сын Пуйла, был королем двадцати и одной части юга. Это были семь частей Дифеда, семь частей Морганнога, четыре части Кередигиона и три – Истрад-Тиви.
И в то время Мат, сын Матонви, не мог прожить без того, чтобы, когда он сидел, ноги его не покоились на коленях девушки, за исключением времени, когда он отправлялся на войну. И девушку, что была тогда с ним, звали Гэвин, дочь Пебина из Дол-Пебин в Арфоне, и она была красивейшей из дев того времени.
И Мат всегда жил в Каэр-Датил в Арфоне и не объезжал своих владений; вместо него это делали Гилфайтви, сын Дон, и Эфейдд, сын Дон, его племянники, дети его сестры со своими дружинами.
И девушка эта всегда была с Матом; и Гилфайтви, сын Дон, приметил ее и влюбился так, что не находил себе места, и его вид так изменился от любви к ней, что его трудно было узнать. И в один из дней Гвидион, его брат, обратился к нему. "О юноша, – спросил он, – что случилось с тобой? И отчего ты так печален? Я вижу, что ты худ, и бледен, и плохо ешь". – "Брат мой, – ответил тот, – я не могу открыть никому причину охватившей меня тоски". – "Hо что же это, друг мой?" – спросил Гвидион. "Ты ведь знаешь Мата, сына Матонви, – сказал тот, – если самый тихий шепот двоих будет подхвачен ветром, он услышит его". – "Это так, – сказал Гвидион, – тогда лучше молчи, ибо я знаю твои мысли: ты влюблен в Гэвин". И вот что сделал Гилфайтви, когда брат сказал ему это: он издал самый тяжкий в мире вздох. "Погоди вздыхать, друг мой, – сказал Гвидион, – может статься, с моей помощью ты добьешься своего. Я подниму весь Гвинедд, и Поуис, и Дехьюбарт, – сказал он, – чтобы ты смог получить эту девушку. Поэтому возвеселись, и ты достигнешь желаемого тобой".
И после они пошли к Мату, сыну Матонви. "Господин, – сказал Гвидион, – слышал я, что на юге появились звери, не виданные на этом острове". – "И как же их зовут?" – спросил тот. "Свиньи, господин" – "И что же это за звери?" – "Это небольшие звери, но их мясо вкуснее, чем говядина". – "И кто же ими владеет?" – "Их хозяин – Придери, сын Пуйла; их прислал ему Араун, король Аннуина". – "Хорошо, – сказал король, – и как же нам их добыть?" – "Я сам, господин, отправлюсь к нему с дюжиной спутников под видом бардов и выпрошу свиней". – "Он может отказать тебе", – возразил король. "Я не так плохо умею просить, господин, – сказал Гвидион, – и я не вернусь без добычи". – "Что ж, – сказал король, – тогда иди".
И так он вместе с Гилфайтви и десятью другими людьми отправился в Кередигион, в место под названием Руддлан – Тейви, где был тогда двор Придери. Они приняли вид бардов и шли с песнями и музыкой.
И той же ночью Гвидион явился к Придери. "Я буду рад, – сказал Придери, – услышать от вас какую-нибудь историю". – "О господин, – ответил ему Гвидион, – по нашему обычаю, когда мы приходим к столь знатному мужу, в первую ночь с ним говорит главный бард. Я с радостью поведаю тебе те удивительные истории, которые знаю".
А Гвидион был лучшим рассказчиком в мире, и всю ночь он развлекал короля и его свиту историями и беседами так, что все были очарованы им, и сам Придери говорил с ним. "Господин, – сказал он наконец, – может, пришла пора прислать к тебе другого барда?" – "Нет нужды, – ответил Придери, – ты лучший рассказчик". – "Тогда выслушай мою просьбу, – сказал он, – дай мне одно из тех животных, что прислали тебе из Аннуина". – "Hе было бы ничего легче, – сказал Придери, – если бы не договор с моими людьми, которым я обещал никому не отдавать этих животных, пока их число не удвоится". – "О господин, – сказал Гвидион, – это легко исправить. Сейчас я не прошу у тебя свиней, а завтра покажу тебе то, на что ты сможешь обменять их без ущерба для себя".
И той же ночью он собрал на совет своих спутников. "Друзья мои, – сказал он, – нам не отдадут свиней просто так". – "Hа что же, – спросили они, – можем мы их обменять?" – "Сейчас увидите", – ответил он. И он показал свое искусство, сотворив чудесные вещи. Он сотворил дюжину коней и дюжину борзых, белых без единого пятнышка, и дюжину ошейников и поводков для них. И никто из видевших их не догадался бы, что эти вещи не из золота. И он сотворил дюжину седел для коней, каждая часть которых была из железа, покрытого золотом, и такие же уздечки. И со всем этим он пришел к Придери. "Привет тебе, господин", – сказал он. "Благослови тебя Бог", – ответил тот. "Господин, – сказал он, – ты сказал мне прошлой ночью, что не можешь ни продать, ни подарить своих свиней. Hо ведь ты можешь обменять их, и я дам за них эту дюжину коней, которых ты видишь, и их седла с уздечками, и дюжину борзых, и их ошейники с поводками, и дюжину золоченых щитов, что ты видишь там". В щиты же он обратил шляпки грибов. "Что ж, – сказал Придери, – нам надо посоветоваться". Он созвал своих людей на совет, и они порешили отдать свиней Гвидиону и взять за них коней, и собак, и щиты.
И они отправились в путь, захватив с собою свиней. "Друзья мои, – сказал Гвидион, – нам придется поспешить. Волшебство сохранит силу лишь до утра". И той ночью они дошли до высочайшего места Кередигиона, которое по этой причине получило имя Мохдреф. Hа другой день они продолжили путь, прошли через Эленидд и к ночи оказались между Кери и Арвистли, в месте, которое тоже называется с тех пор Мохдреф. И потом они отправились дальше и дошли до места в Поуисе, что зовется поэтому Мохнант, и заночевали там. И после они дошли до Кантреф-Рос, и в месте их ночевки после возникла деревня, названная также Мохдреф.
"О друзья, – сказал Гвидион, – мы должны скорее достичь с этими животными Гвинедда, ибо за нами уже отправилась погоня". И они дошли до высочайшего места Арлехведа и устроили там загон для свиней, поэтому деревня, появившаяся там, стала называться Креувирион. И после этого они пришли к Мату, сыну Матонви, который ждал их в Каэр-Датил. И они нашли короля и народ в волнении.
"Каковы ваши новости?" – спросил Гвидион. "Придери отправил двадцать и один отряд воинов за вами, – ответили ему, – странно, что они не нагнали вас". – "Где же те животные, за которыми вы ездили?" – спросил Мат. "Они укрыты в загоне недалеко отсюда", – сказал Гвидион. И тут они услышали звук рога, призывающий к оружию, и вместе с войском отправились к Пенардду в Арфоне.
Hо той же ночью Гвидион, сын Дон, и Гилфайтви, его брат, вернулись тайно в Каэр-Датил, и Гилфайтви соединился с Гэвин, дочерью Пебина, на ложе короля Мата против ее воли.