снова погрустнела. Он хотел, как обычно, поговорить, успокоить словами и ласками свое сокровище, но тут приближающийся грохот возвестил о прибытии первых гостей.
Я отлучусь ненадолго,- предупредил Афамант: неловко было оставить гостей прислужникам.
Нефела согласно склонила голову, вернувшись к прерванному приходом мужа рукоделию.
Уже на пороге Афамант обернулся. Робко глянул на фигуру у окна.
А ты, ты, Нефела, не переоденешься? Не выйдешь к гостям?
Мне нездоровится,- грустно покачала головой нимфа.
Афамант знал, как легко уличить ее во лжи: нимфам не дано испытывать боли или телесных страданий. Но промолчал, не желая еще более усугубить обстановку. Рискнул лишь пошутить, слабо улыбнувшись:
Ну, и правильно! Если бы ты решила надеть хоть часть тех драгоценностей и украшений, что я подарил тебе за эти годы, нам пришлось бы пировать при ярком свете - а добрая попойка хороша лишь при чахлом дыхании ночи!
Нефела на шутку не улыбнулась. Афамант заторопился во двор. Нефела осталась у окна наблюдать, как к дворцу подкатывают колесницы и одинокие расфранченные всадники: все помнили еще те времена, когда дворец Афаманта был гостеприимно раскрыт для любого.
О, боги, какая тоска! - вздохнула Нефела, с горечью вспоминая те времена, когда она могла вместе с другими небесными чаровницами вольно плыть в недосягаемой для людей высоте.
Как ни обернется судьба, какие бы испытания ни выпадут на долю, себя, то, что заложено при появлении на свет не сломить: нимфа боялась признаться сама себе, что, хоть прошло столько лет, она все так же одинока среди людей. Женщины сторонятся царицы, мужчины опасаются гнева царя. То ли дело беспечный Олимп, где
отношения легки и непритязательны, где шутки граничат с пристойностью, но не могут обидеть, потому что и воспринимаешь ты их, как шутки. А здесь за тобой следит, ловя каждый промах, добрая сотня глаз: от шпионов- доносчиков до тайных доброжелателей. Тошно как от одних, так и от вторых. Нимфа попробовала стать земной женщиной. Кто виновен, что затея не удалась?
И пока глаза следили за тем, что происходит в сразу ставшем тесном, грязном и шумном дворце, мысли Нефелы обратились к тем временам, которые, как ей каза- лось, присыпаны пеплом, из мертвого тлена которого не возродиться огню.
Выйти к гостям Нефела так и не решилась, опасаясь сама себя. Ей казалось: стоит увидеть эти мерзкие раскрасневшиеся лица пьяных и подвыпивших, и она не сумеет с собой совладать, совершит нечто отчаянно-страшное, отчего содрогнутся небеса, а ей, Нефеле, ни на земле, ни на Олимпе не дождаться прощения. Поэтому она без сна вслушивалась в далекие брызги веселья, проникавшие в ее опочивальню, молча страдая от того, что чужое пиршество, где ей нет и не может быть места, причиняет почти физические страдания.
Внезапно, каким-то подспудным чувством Нефела почувствовала чье-то чужое присутствие в опочивальне. Нет, то был не шум, даже не намек шума. Вначале Нефеле показалось, что кто-то из гостей забрел случайно, запутавшись в лабиринте незнакомых переходов дворца. Но едва различимое дыхание было столь неприметно, что не могло принадлежать человеку.
Кто здесь? -села Нефела, поднимаясь с ложа.
Ответом была та же молчаливая темнота, чуть сгустившаяся на фоне оконного проема, забранного решеткой: Нефела так и не привыкла к застекленным окнам.
Я же чувствую, что тут кто-то есть!-вслух рассердилась нимфа, пытаясь разобрать мелькнувшее движение.
Она потянулась зажечь светильник, но не успела.
Так вот, как ты живешь, прекрасная нимфа! - раздался насмешливый голос.
И тут же призрачное зеленовато-золотистое свечение волнами заполнило опочивальню.
Для человеческого глаза покои царицы были по- прежнему погружены в непроглядную тьму, но нимфа теперь видела своего посетителя.
Курчавая бородка, сандалии с пестрыми крылышками, короткий смешок и блестящие хитростью и озорством глаза.
Нимфа птицей слетела с постели - и в ту же секунду очутилась в объятиях шалопая Гермеса.
Тише, тише, еще задушишь, хоть я и, в принципе, бессмертный!-высвободившись из объятий, Гермес с любопытством осматривался в опочивальне царицы.
Нефела покраснела, вознося молитвы, чтобы Гермес этого не заметил. Теперь и она, настороженно сопутствуя рассеянному взору наперстника Зевса, видела то убожество, которое присуще лишь творениям, вышедшим из человеческих рук.
Значит, богата, счастлива и имеешь детей?
Да будет тебе! Расскажи, что нового дома,- Нефела притянула к себе Гермеса, жадно всматриваясь в знакомые черты: подумать только, она ведь всегда недолюбливала этого шалапута, готового день и ночь безобразничать и кутить.
Но, позвольте, сударыня,- удивленно, однако не пряча усмешки, протянул Гермес,- не сие ли обиталище избрали вы себе домом?
Зачем ты так? - с болью глянула нимфа.- Ведь ты всегда был готов прощать любые промахи и ошибки, для чего же теперь ты хочешь терзать мою душу?!
Гермес, сменив тон, глянул с участием:
В самом деле так плохо?
Хуже и не придумаешь! Я поддалась увлечению, очарованная летней ночью. Но здесь, на земле, бывают и долгие осенние вечера, и зимы, от которых некуда деться. Но хуже всего разговоры, что, словно назойливые мухи, кружат и кружат бесконечной вереницей слов и многозначительных взглядов! Можешь заткнуть уши, можешь даже умереть, но все равно, и на погребальном костре тебе не избавиться от участия, от которого на многие дни пути разит притворством!
Гермес осторожно погладил Нефелу по светлым прядям. Разгладил морщинку у глаз.
Ты стареешь, Нефела,- грустно произнес бог, искренне не зная, чем помочь измученной и, видимо, не больно счастливой женщине, которая сама себе выбрала участь. Но нам ведь не легче от ошибок, которые мы совершаем?
Нимфа встрепенулась:
Как? Ведь вечная молодость...
Гермес покачал головой:
Нет, Нефела, вечная юность, молодость и веселье, так же как и наивность - качества, присущие богам, не людям. Но нельзя одновременно подчиняться законам небес и земли. Ты сделала выбор, но...- тут Гермес замешкался.
Что? Говори, что?-требовательно затеребила его нимфа.
Все можно исправить, Нефела!
Навсегда!
Навсегда?
Ответом ей было красноречивое молчание. Нефела понимала, что ей предлагают: она, решившись, утратит способность превращаться в человека - тело слишком тяжело, чтобы его смогли удержать небеса, но отказавшись от телесной оболочки, Нефела могла вновь стать вольным облачком - и никогда не коснуться своих детей, никогда не прижаться к мужу, и пальцев, способных погладить атлас розового лепестка, у нимфы, раз предавшей законы Олимпа, тоже не будет.
Решайся! - заторопил Гермес.- Олимп и так разделился. Зевс согласен, что нельзя допустить, чтобы среди людей, непризнанной, умерла твоя молодость и красота. Зато Гера! -Гермес в притворном ужасе простер руки: - Старая ведьма рвет и мечет!
Ей-то что? - машинально спросила Нефела, погруженная в терзающие мысли, но ответ она уже знала.
Гера? Она вопит, что семья -священна, а плоды любовных утех супругов - вот достойное занятие что для нимфы, что для женщины. Она говорит, что не сможет понять мать, способную бросить своих детей.
От этих слов нимфа сжалась, как от удара.
И она права,- бросила Нефела взор в ту сторону, где располагалась детская.
А если от тоски и одиночества ты спятишь - вот деткам будет радости!-резонно возразил Гермес.- Но, учти, Нефела, ты сможешь быть куда полезней своим детям, если за твоей спиной будет могущество светлого Олимпа, нежели захочешь нагонять на них тоску своими вечными слезами и томным видом, от которых даже мне хочется взвыть. Муж любит тебя?
Боготворит,- эхом откликнулась нимфа.
А как думаешь: надолго ли хватит здорового мужчину, вынужденного жить в соленой сырости? И дети возненавидят тебя, вместо того, чтобы ночью вглядываясь в звездное небо, радоваться: там, в прекрасной тишине - их мать! Не скорбная сгорбленная фигура с мешками под глазами и дряблой от старости кожей, а вечно юная и прекрасная мать-богиня.
Но, скажи, почему ты так заботишься о моем счастье? - вдруг взъярилась Нефела, скорее всего чувствуя справедливость слов Гермеса, чем по иной причине.
Ты не догадываешься? - сумрачно глянул бог.
О чем?
Гермес резко встал. Сделал вид, что внимательно рассматривает роспись на закопченных стенах. Нефела тенью следовала рядом. Требовательно повторила:
О чем я должна догадаться?
Странно,- неуклюже попытался сменить тему Гермес,- однако, если и есть у людей нечто, чему и боги могут позавидовать, то это искусство. Казалось бы, сколько грязи, сора и нечистот таится в мелкой душонке человека, а взгляни,- протянул бог руку к искусно изображенной сцене охоты на львов.- Сколь выразительны и динамичны фигуры, словно художник взял, остановил мгновение и перенес всю сцену на стену твоей опочивальни.
Нефела, обогнув Гермеса, встала перед богом.
Что ты бегаешь от меня?
Я?-деланно удивился Гермес.- Вот он я - попробуй сказать, что я - твоя галлюцинация!
Нимфа, пряча улыбку, прикусила губу: вот он и всегда был таким; то злой насмешник, а то готов мчать на край света для прижатого к стенке обстоятельствами друга или просто приятеля. Нефеле редко удавалось встретить таких легких в общении и искренних в дружбе.
Гермес, сколько у меня времени на сборы?
А ты и в самом деле многое переняла от людей - какие сборы у богов?
Но до утра-то я смогу подождать? Мне было бы стыдно уйти из дома, который принял меня с искренней любовью и добротой, даже не простившись!
Гермес задумчиво провел пальцем по фигуре озорника, целящегося из туго натянутого лука в стилизованную фигурку лани:
Ты можешь и вообще отсюда не уходить! Оставайся,- Гермес глядел весело и открыто, но надо было его знать, чтобы догадаться: в этой голове, наполненной каверзами, роятся совсем иные мысли, отличные от тех, которые отражают черты.
Ты решил довести меня до слез? Ты это твердо решил? - Нефела возвысила голос.
Тсс! - Гермес поднес к устам указательный палец, призывая к осторожности.- Учти, что я, войди сюда кто, не видим и не слышим. Решат, услышав, что в тебя вселились демоны - а там прямой путь на костер!
Но демоны не умеют вселяться в людей! -возразила нимфа.
Конечно! Но люди-то об этом не догадываются.
Нефела в тоске с силой сжала ладонью ладонь:
Тебе, что, доставляет особое удовольствие меня мучать? Я ведь и в самом деле нуждаюсь в совете!
И давно?
Что - давно?
Давно ли ты, прекрасная нимфа, стала спрашивать совета или хотя бы оглядываться назад? Ведь, сколько я помню, ты не слушала никаких доводов, решившись поселиться на этой проклятой горе в ледовом замке. И тем паче, ты даже не изволила лучшей подруге сообщить, куда это подевалась прекрасная Нефела, хоть своенравная, но все же любимая!
Эхо? Ты видел Эхо?
Нефела часто вспоминала свою подружку. Порой, тайком ото всех, поднималась на ближайший склон горы и тихонько окликала:
Эхо! Эхо!
Но молчаливо печальны горы - и нет маленькой фигурке у подножия скал ответа. Так продолжалось бы долго, но как-то Афамант попросил:
Нефела! Люди говорят, что ты - странная. Тебя видели в горах, одну, без провожатых! Без слуг или прислужниц!
Я не боюсь гор!
Но Афамант недовольно поморщился:
Я знаю, сотни раз слышал, как ты жила среди камней и снегов в горах. Но люди так не поступают!
Что же мне делать?
Афамант смешался:
Ты хотя бы пореже поднимайся в горы и, я очень прошу, не позорь меня - не зови эхо!
И вот пришло существо, которое встречалось с ее Эхо!
Глаза Нефелы загорелись. Лицо, просияв, помолодело:
Что же ты сразу не сказал? ! Как она?
А ты разве вспомнила бы о ней, занятая личными переживаниями да страданиями?-возразил Гермес.
Но не беспокойся: Эхо, с тех пор, как ты переселилась в долину, ушла из этих мест. А от тоски по тебе она утратила свой собственный голос, прокляв свой язык. Она придумала, что это она, нечаянным словом, виновата в тех событиях, что с тобой произошли.
И что же? - со страхом взглянула нимфа, а дурные предчувствия уже теснили грудь.
Но Гермес был жесток:
Эхо теперь никому и ни о чем не может рассказать - она только повторяет слова, сказанные кем-то.
Нефела окаменела, чувствуя, как пол уходит из- под ног.
Как же так? Ведь она не знала!..- из груди нимфы вырвался сдавленный крик.
Гермес промолчал: о, если бы знать, к чему ведут наши поступки. Как бы славно жилось на свете, если б каждый твой шаг, жест, движение: твоя и только твоя вина - тебе и платить. Но чаще за нас расплачиваются другие. Не стоит уныний: ведь за кого-то заплатишь, придет срок, и ты, не так ли?
Нефела, чтобы Гермес не видел ее слез, что раскаленной лавой бегут и бегут, не останавливаясь, по щекам, подошла к окну. Ночь, мятежная и непроглядная, подступила к самим покоям - ив шаге ничего не разглядеть сквозь плотную завесу дождя. Нефела поежилась: не от холода, от тоненькой корки страха, которую не растопить и у жарко горящего очага.
Тут чьи-то руки легли на плечи нимфы. Нефела обернулась, оказавшись вплотную, лицо к лицу, с Гермесом.
Я сумею исправить ошибку,- скорее утвердительно, чем спрашивая, прошептали губы нимфы.
Да, да, моя госпожа! - жадные губы Гермеса отыскали в темноте лицо Нефелы. Нимфу обдало знакомым жаром: смутно помнилось, что это же чувство, которое нимфа принимала за горячую злость к шалапуту, она испытывала на Олимпе, когда, подкравшись, Гермес внезапно срывал поцелуй с ее уст.
И вот теперь Нефела узнала знакомый жар, но разве в нем хоть крупица злости? Лишь теплота и нежность, убаюкивая, успокаивают тяжело вздымающуюся грудь Нефелы.
Так ты, ты - любишь меня? - прорвалась вслух внезапная догадка.
А ты и не догадывалась, правда? - это был Гермес, все тот же насмешливый Гермес, но теперь в ехидном смешке Нефела умела различать и скрытое чувство.
Но ведь я могла и не согласиться? Я могла ведь выбрать жизнь земной женщины? -с истинно женским непостоянством тут же пристала с нелепыми расспросами Нефела.
Одновременно ее руки ласкали шелковистые волосы бога.
Во-первых, ты не могла,- мягко, как маленькой, сказал Гермес.- А, во-вторых, я слишком сильно тебя люблю, чтобы стать на пути твоих устремлений!
Нефела счастливо вздохнула: ну, и глупы же мужчины! Уж сколько раз проверено, что, коли женщина, будь она трижды богиня, чего-нибудь хочет, прозакладывай голову, что сделает-то она точно наоборот.
Но ты... мы... я...- от треволнений: от отчаяния до захлестнувшего сердце счастья,- Нефела путалась в словах и мятущихся мыслях.
Поцелуем Гермес попросил ее помолчать.
А когда сладостный туман рассеялся, и Нефела обрела способность говорить, она заглянула в темные глаза любимого:
Мы ведь теперь всегда вместе? Навечно?
Гермес усмехнулся:
Нефела! Оставь земные предрассудки земле! Лишь женщине, не богине придет в голову требовать вечной любви!
Нефела не знала, как отвечать. Ее мятущиеся мысли перескакивали, словно мячики в струе фонтана.
Разве быть рядом с человеком, который в тебе нуждается - не долг возлюбленного?
Долг? Опомнись, нимфа! О каких долгах ты толкуешь? Любовь - когда один другому дарит радость наслаждений. Но радость он получает тут же взамен. Если бы произошло чудо, и лишь безответная любовь воцарилась на земле - скажи, Нефела, не иссяк ли бы тогда ручеек жизни на планете?
Нефела невесело рассмеялась, но горе был ее смех:
Ты хочешь меня убедить, что то чувство, которое ты во мне пробудил,- лишь моя плата за привязанность бога к предавшей Олимп нимфе?
Зачем ты разделяешь нас? Что тебе проку выискивать ответы, которым ты все равно не поверишь?
Ты о чем, Гермес? Все твое существо вовсе не хочет меня понимать. Ты, как свойственно многим, лишь пытаешься в моих словах найти подтверждение своим убеждениям и верованиям. Тебе хочется вечной любви - я же в нее не верю! Однако тебе желательней, чтобы я солгал, но все-таки оказаться правой.
Но это неправда!
Я лучше понимаю тебя, нимфа! Ты разрываешься между придуманным людьми долгом и своим стремлением к вечной радости. Наслаждения - вот действительная ценность. Все остальное придумали люди, чтобы привязать к себе тех, кому бы, на самом деле, хотелось бы стать паутинкой, несомой ветром.
Нефела надолго задумалась. А перед внутренним взором мелькали цветные воспоминания ранней юности нимфы. В одном Гермес, несомненно, прав: радость, как ни старайся, не сможет жить в теснине человеческих долгов и обязательств.
Гермес обнял Нефелу. Его дыхание обжигало, а слова, порочные, недостойные,- обдавали сладостью свободы и воли.
Прекрасная нимфа,- продолжил Гермес,- ты сама еще не осознала, сколь нелепа была твоя затея изначально. Любопытство, а не любовь - вот движущий миром принцип.
Я не хочу тебя слушать,- прошептала Нефела.-- Сердцем я чувствую: твои слова - лживый мед, но разум не находит доводов, чтобы доказать тебе, как ты не прав!
Гермес показал на восток. Буря утихла. Дождь истончился, превратившись в серую сеть.
Посмотри!
Скоро рассвет?
Да, рассвет, но ты его не увидишь: деревья, жилища, хлопоты по хозяйству - все это заслонит от тебя восход светила! А закаты? Я помню, ты любишь закаты. Ты можешь сказать, когда ты обращала внимание на небо в последний раз?
Нефела промолчала. А память, услужливая память перенесла нимфу в обдуваемый ветрами дворец. Нефела прикрыла веки. И снова, как когда-то давно, в другой жизни или ином измерении, пред ней выросли горы. Один из кряжей, необычной формы и возвышавшийся над прочими, сверкал рубином, играл красками, переливался. Сквозь прозрачный воздух гор Нефела вглядывалась в дальние горизонты - ее душа рвалась в эти просторы, где все столь гармонично, где нет места суетности и суете.
Гермес живо откликнулся:
Ты видишь? Идем же, нимфа! Ты сможешь уже сегодняшним вечером увидеть любимый закат!
Нефела более не колебалась. Она подала богу обе руки, вложив в крепкие ладони свои хрупкие кисти:
Да, Гермес! Я согласна! Я готова поверить всему, чему ты захочешь меня научить. Я буду с тобой до тех пор,- Нефела замешкалась в выборе слова,- пока ты, о Гермес, мне не наскучишь!
Бог расхохотался:
Вот теперь я узнаю свою милую нимфу, вся прелесть которой - в ее непостоянстве и легкомыслии!
Свечение, ставшее с первой погасшей звездой чуть различимым, совсем погасло. Опочивальня царицы Нефелы погрузилась в сумеречный полумрак.
Разметанная постель царицы давно остыла, но складки покрывала еще сохраняли очертания нимфы.
Гермес и Нефела, замерев лицом друг к другу, вдруг утратили краски. Их силуэты стали прозрачны. Потом невидимы. И лишь две струйки то ли дыма, то ли пара просочились сквозь решетку. Нефела туманом поднялась над дворцовым садом. Ей стало чуть грустновато. Но рядом расплывался темным облаком Гермес, торопил, Два облачка легко поднимались все выше и выше, пока не исчезли в предрассветной мгле.