Разбойники
Кудеяр
Этот Кудеяр где-где не разбойничал! И в Калуге, и в Туле, и к Рязани, и к Ельцу, и к Воронежу, и к Смоленску – везде побывал, везде свои станы расставлял и много кладов позарыл в землю, да все с проклятиями: страшный колдун был. И какою поганой силой владел: раскинет на берегу речки, озера, так какого ручья, раскинет полушубок или свиту и ляжет спать; одним глазом спит, другим сторожит: нет ли погони где; правый глаз заснул – левый сторожит, а там левый спи, правый сторожи – так вперемену; а как завидит где сыщиков, вскочит на ноги, бросит на воду полушубок, на чем спал, и станет тот полушубок не полушубок, а лодка с веслами; сядет Кудеяр в ту лодку – и поминай как звали…
За Брянском дальше Десна-река до Кудеяра прямо текла, а при Кудеяре луку дала. И вот отчего: на самом том месте, где теперь лука, был дремучий лес, и в том лесу Кудеяр притон имел, а в том же лесу на самом берегу на Десне стоял дворишко или два, так, выселочек небольшой. В этом выселке жил мужик степенный, мужик настоящий, и вел он порядки по-божьи: людей не обижал, дурными делами не занимался, и была у него дочь, красавица, и полюбилась она этому Кудеярищу-разбойнику; у хорошего мужика девка-дочь не шалит, да и девка-то не такая была, чтоб прельститься на разбойника. Кудеяр и так и сяк – все его дело не выгорает! Захотел Кудеяр девку силком захватить. Присмотрел он пору-времечко, когда отец с матерью на работу, что ли, пошли, на крестины ли к кому, – только во всей избе одна эта девка осталась. Глядит девка в окно, видит: Кудеяр в избу идет; та двери на запор и сидит – ни жива ни мертва. Стал Кудеяр в двери стучаться. "Что тебе надо? – спрашивает девка. – Зачем пришел?" – "Пусти, – говорит Кудеяр, – надо!" – "Да что надо-то?" – "А мне тебя надо, с собой хочу взять, – долго я этого времени ждал! Отвори скорей!" – "Не отворю, – говорит девка, – ступай, разбойник этакий, ступай, откуда пришел". – "А не хочешь волею, рыло воротишь, – так силою заставлю полюбить".
Как сказал эти слова Кудеяр и стал двери ломать; а девка сама не своя, схватила икону Пресвятой Владычицы-Богородицы, что в переднем углу стояла, схватила да в окно и выпрыгнула; не успела девка выскочить в окно, как Кудеяр разломал дверь и в избу смотрит, а в избе никого нет. Глянь в окно – видит: девка к речке Десне бежит; он за ней вдогонку побежал; девка от него, он за ней; совсем уж было догнал, только девка подбежала к Десне и стала молиться: "Матушка Пречистая Богородица! Матушка Десна-река! Не сама я тому виною – пропадаю от злого человека!" Сказала те слова и бросилась в Десну-реку; и Десна-река в тот же час на том месте пересохла и в сторону пошла, луку дала, так что девка стала на одном берегу, а Кудеяр-разбойник очутился на другом! Так Кудеяр никакого зла и не сделал; а другие говорят, что Десна как кинулась в сторону, так волною-то самого Кудеяра захватила да и утопила.
(П. Якушкин)
Каменные крестцы
В Пронском уезде, на левом крутом берегу речки Истьи, в дачах села Абакумова, Чулкова и Воскресенок есть несколько больших известковых камней, под которыми, как уверяют окрестные жители, положено несметное сокровище разбойником Кудеяром Тишининовым: он жил, как известно, в царствование Иоанна Грозного, служил в числе его опричников и потом, вместе с братьями Лихаревыми, пустился в разбой.
В начале второй половины прошлого столетия, на том же берегу речки Истьи, крестьяне отыскали камень с какою-то надписью. Камня они поднять не могли и, опасаясь, чтоб клад не достался в чужие руки, срубили надпись. Через два или три года после того помещики села Старая Дуброва и деревни Студенцы, ближайших к замечательному берегу Истьи, узнав о срубленной надписи с камня, могли еще на ней разобрать имя Кудеяра Тишининова. Разбивши камень, они под ним нашли большой дверной медный ключ, положенный на преогромнейшей плите, которую не могли уже ни отворотить, ни разбить.
Впоследствии хотели было взорвать плиту порохом, но на это никто не решился. Место Кудеярова клада называется Каменными крестцами. О Кудеяре повествует предание, что он был молодчина рослый, своевольный, удалой казак. Его разбои бушевали в землях Тульских, Московских и по всему княжеству Рязанскому. Ни конный, ни пеший не имел от них ни проезда, ни выхода. Рязанские казаки, о которых теперь и память почти исчезла, едва ли не без исключения были верною дружиной Кудеяру.
Иногда в глубокую полночь, над каменьями древнего злодея, боязливые люди видят огонек синий, бледный и за огоньком страшные лица людей, вооруженных рогатинами, копьями, ножами, кистенями.
(М. Макаров)
Берложки
В окрестных местах реки Радобежа, особенно в истребленной роще Берложки, принадлежащей к селу Старая Дуброва, в некоторых древних дубах заделана была богатая утварь церковная, награбленная от престолов Божиих, предпочтительно из монастырей рязанских и пронских. Теперь все это сказка. В Берложках в дупле одного дуба с незапамятных времен утвержден образ святителя Николая, напоминающий будто бы и тут бытность страшного Кудеяра.
(М. Макаров)
Село Лох, Саратовского уезда, полно преданиями о знаменитом атамане разбойников – Кудеяре, перескакивавшем на богатырском коне своем Соколе с Маруновой на Кудеярову гору, заколдовывавшем оружие и творившем множество других чудес.
Лоховчане и окольные жители верят, что Кудеяр, уже древний старец, еще живет до сих пор в невидимой землянке своей горы около села Лох.
(А. Минх)
Веревкин
Дорога от Рязани в Радовицкий монастырь еще и теперь полна рассказами о Веревкине. Вам укажут место, где он один остановил многолюдную свиту именитого рязанского помещика Волынского; вам расскажут подробно, как он взял у него все, оставив ему только по расчету, сколько было нужно на проезд, на молебен и на свечу к Чудотворной иконе. Вот здесь тот же Веревкин с крутой горы Федякинской спускал богатых купцов кубарями и для примера двоих лихоимцев отправил за рыбными процентами на дно Оки. В селе Сельцы его неоднократно окружала городская команда; но Веревкин выпивал заветный стакан вина и сам исчезал в том стакане. В другой раз его совсем было захватили, связали; но вдруг Сельцы объяты были каким-то чародейским огнем, – Веревкин опять пропал.
Долго, может быть, он не попался бы, если бы не изменила ему любовь: одна рязанка, которая имела случай узнать тайные чары Веревкина, выдала его с головою. Удалец не стал, однако ж, ждать конца своей судьбины: он отравился. После него шайка его была переловлена ряжским помещиком Ляпуновым. Похождения Веревкина столь же любопытны, как и Картушевы, как и Ваньки Каина. Дела о нем еще недавно были целы в рязанских архивах.
(М. Макаров)
Рощин
(Из собрания Н. Комовской)
Катериновы суда
Катерины Второй суда по реке ходили, и на суда эти Кузьма Рощин нападал. Тут недалеко Лысая гора есть. Так вот все больше около этой горы нападал он. Пойдет царское судно, Рощину кричат:
– Едут, мол, Катериновы слуги!
Протянут веревку через реку, остановят судно, команду перебьют, денежки заберут, а судно в пруд уведут.
Старушка по лесу бежала
Вот одна старушка по лесу бежала. На коровку пошла в деревню занять три рубля. Не хватало у ней на покупку, а скотина была тогда дешева. Сколь-то она набрала, а трех рублей нету. Бежит она в деревню, а уже темнеет, она боится, скоро бежит. Видит – навстречу ей идет мужик здоровый, высокий, красивый.
Говорит он ей:
– Бабушка, куда бежишь, куда торопишься?
– Рощина боюсь, – чай, сумерки.
– А чего боишься – у тебя денег много?
– Где много – заняла в деревне у родных три рублика.
– А зачем три рублика?
– Да на коровку не хватает.
– А сколько корова стоит?
– Да рублей восемь аль десять.
Он вынимает ей деньги, дает десять рублей:
– Вот тебе, бабушка, на корову. Рощин я самый и есть. Да ты не бойся меня, я купцов граблю, бедных людей не трогаю.
Старушка схватила десять рублей, зажала в кулак да бежать!
Рощин и золото
Рощин, бывало, платок расстелет и плывет по реке. А то насыплет золото, и без его разрешения никто не берет.
Он все ровно сквозь землю видел. Бывало, спросит отца:
– Макаров, где ты был?
– На Колодливом озере.
– А золото, насыпленное в рогожах, видал?
– Видал.
– А взял?
– Нет, не взял.
– А мог бы взять горсточку или две!
– Да я побоялся.
– Ну и дурак, взял бы. Твое же золото, не купецкое.
Плавучий остров
Есть озеро, на нем плавучий остров из деревьев. Ветер подует – плавучий остров перейдет к другому берегу. А под теми деревьями к корням лодка цепями привязана, а в той лодке рощинские клады лежат.
Ворожеин
Рассказывают, будто Ворожеину письмо от царицы пришло. Царица пишет: "Уничтожь Рощина, озолочу тебя!" И пошел Ворожеин на темное дело.
Вот как Рощина поймали. Он все к одной девушке ходил. Ворожеин задумал Рощина извести и обратился к этой девушке:
– Ты мне Рощина с головой выдай.
Она не хотела, да Ворожеин ее настращал. Вот поехал Рощин на Колодливо озеро гулять, а девушка побежала на Ворожейку и говорит:
– Рощин гулять едет.
Ворожеин за Рощиным, солдат собрал, солдаты пришли. Раскинул Рощин кафтан, хотел по воде уйти, не может. Окружили его и убили.
Как убили его, – вдруг кругом все в кустах заплакало, застонало. Из озера огненный столб метнулся, птицы из озера повылетели, звери повыбежали, гром ударил. И все озеро закричало:
– Убит! Убит!
* * *
Аника
Разбойник, вишь, был: по пятницам молоко хлебал, сырое мясо ел в Велик день. Жил он около промыслов на Мурмане и позорил всякого, так что кто что выловил – и неси к нему его часть. Без того проходу не даст: либо все отнимет, а не то и шею накостыляет, так что и на тот свет отправит. Не было тому Анике ни суда, ни расправы. И позорил он этак-то православный люд почитай, что лет много.
Да стрясся же над ним такой грех, что увязался с народом на промысел паренек молодой: из Корелы пришел, и никто его до той поры не знавал. Пришел да и стал просить кормщика: "Возьми да возьми!" И крест на себя наложил: православной, мол.
Приехали. Паренек-то вачеги – рукавицы, значит, суконные – просил вымыть. Вымыли ему рукавицы, да выжали плохо – осердился. "Дай-ка сам!" – говорит. Взял это он в руки рукавицы-то, да как хлопнет, что аглечкой из пушки: разорвал! Народ-от и диву дался: паренек-то коли, мол, не богатырь, так полбогатыря наверняка будет.
А тут и Аника пришел свое дело править: проголодался, знать, по зиме-то. "Давайте, – говорит, – братцы, мое; затем-де пришел и давно-де я вас поджидаю". А парень-то, что приехал впервые, и идет к нему на устрету: "Ну уж это, – говорит, – нонеча оставь ты думать, не видать-де тебе промыслов наших, как своих ушей, не бывать плешивому кудрявым, курице петухом, а бабе мужиком". Да как свистнет, сказывают, он его, Анику-то, в ухо: у народа и дух захватило! Смотрят, как опомнились: богатыри-то бороться снялись и пошли козырять по берегу: то на головы станут, то опять угодят на ноги, и все колесом, и все колесом… У народа и в глазах зарябило. Ни крику, ни голосу, только отдуваются да суставы хрустят. Кувыркают они этак-то все дальше да дальше, и из глаз пропали, словно бы де в окиян ушли. Стоит это народ-от да Богу молится, а паренек как тут и был: пришел, словно ни в чем не бывал, да и вымолвил: "Молись-де, мол, братцы, крепче; ворога-то вашего совсем не стало: убил", – говорит. Да и пропал паренек-от. С тем только его и видели. И Аника-то тоже пропал…
В становище Корабельна Губа, подле Колы, островок экой махонькой есть: зовут его Аникиным и кучу камней на нем показывают… А, стало быть, Аники-то, мол, этого могила. Так и в народе слывет.
(С. Максимов)
Кончак
Кончак жил в нынешней деревне Дураково. Однажды к этому месту пристала лодья, шедшая в Поморье. В числе пассажиров на лодье был один поп с молоденькою женою. Узнав об этом, Кончак решился завладеть прекрасною попадьею, и это ему ничего не стоило. Он был и великан, и такой силач, что на него не действовало никакое оружие.
Сделавшись обладателем красавицы, Кончак удалился с нею в свое жилище. Между тем лодья стояла у острова, потому что поп, сожалея о несчастной участи своей жены, приискивал средство, как бы освободить ее от колдуна Кончака.
Так прошло несколько дней. Между тем жена попа успела увидеться с одним из своих спутников, который просил ее разведать у Кончака, какая сила на него действует, чтобы, узнавши это, можно было приступить к освобождению несчастной пленницы. Хитрая красавица так искусно начала свои расспросы, что Кончак проболтался и высказал ей свою заветную тайну.
– Когда я сух, – говорил он, – то на меня не действует никакая сила; но когда я выйду из байны и пока не обсохну, тогда и малый ребенок уходит меня.
Эти слова попадья поспешила, разумеется, передать своему мужу, который, собрав всех бывших на лодье людей, вооружив их и вооружившись сам, приготовился к нападению на Кончака и ждал только благоприятного случая. Этот случай вскоре представился.
Выходя однажды из бани, великан Кончак был окружен вооруженною толпою и, жестоко раненный, обратился в бегство. Он бежал по морскому берегу верст восемь или девять, но, истощенный, упал на землю и умер на берегу, в том месте, где ныне Кончаков наволок, названный этим именем в память злого колдуна Кончака. Недалеко от этого места есть маленький бугор, называемый могильницею. Под этим бугром лежит тело Кончака.
(В. Верещагин)
Колга, Жожга и Кончак
– Знаешь про Колгу да Жожгу?
– Слыхал, что есть острова в море – Колгуев да Жогжин.
– Супротив последнего острова есть мысок, экой небольшой, – Кончаковым наволоком зовется – неподаль от деревни Дуракова. Вот на всех местах этих жили три брата, меньшего-то Кончаком звали, так по именам-то их и острова теперь слывут. Вот, стало быть, и живут эти три брата родные, одного, выходит, отца-матери дети, живут в дружбе-согласии; у всех топор один: одному надо – швырнул один через море к брату, тот подхватил, справил свое дело, третьему передал. Так и швырялись они – это верно! С котлом опять, чтоб уху варить, – самое то же: и котел у всех один был. И живут-то они этак год, другой, третий, да живут недобрым делом: что сорвут с кого, тем и сыты. Ни стиглому, ни сбеглому проходу нет, ни удалому молодцу проезду нет, как в старинах-то поется. Шалят ребята кажинной день, словно по сту голов в плечи-то каждому ввинчено. Стало проходящее христианство поопасываться. В Соловецкой которые богомольцы идут, так и тех уж стали грабить, что бы, кажись, баловства пуще.
А вот пришел раз старичок с клюкой: седенькой экой, дрябленькой, да и поехал в Соловки с богомольцами-то, и пристали они к Жогжину-то острову, где середний братан жил, и вышел Жожга, и подавай ему все деньги, что было, и все, что везли с собой. Старичок-то клюкой и ударь его – и убил, наповал убил. А по весне притворился на сальный промысел – да и Колгу убил, и в землю его зарыли, да, сказывали бабы, из земли-то выходить-де стал и мертвый бы, – а лежит, мол, что живой, только что навзничь, и пугает… Долго ли, много ли думали да гадали и стали на том, что вбить, мол, колдуну по заплечью-то, промеж двух лопаток, осиновый кол… Перестал вставать: ушел на самое дно, где три большущих кита на своих матерых плечах землю держат…
Слушай! Кончак-от такой силы был, что коли сух, да не бывал в бане, что ли, или не купывался – в силе стоит, с живого вола сдерет одним духом кожу, а коли попарился этак или искупался, так знай – малой ребенок одолит. Вот и полюби он попову жену и украдь ее у попа-то. Та на первых порах и смекни, что богатырь-от после бани что лыко моченое, она и погонись за ним вдоль берега по морю до Кончакова наволока. Тут он изошел духом, умаялся – помер. Там тебе и могильцу его укажут, коли хочешь.
(С. Максимов)
Атаман Блоха и сорок разбойников
В Михайловской волости жил некогда какой-то народ, числом сорок человек, под предводительством атамана Блохи, получившего свое прозвище оттого, что умел обвертываться в блоху и превращать всю шайку свою в это же насекомое. Народ этот известен здесь под именем разбойников. Жили разбойники в дремучем лесу между деревнями Михайловской волости и Архангельским трактом, в двадцати пяти верстах от ближайших селений и в пятнадцати от бывшего некогда Никольского монастыря, ими же разоренного. В том лесу у них был выстроен свой поселок, и самое то место, где жили они, до сих пор носит название Блохино Раменье, а протекающая тут речка называется Блошнинкой. Из этого поселка они и делали набеги в Михайловскую и Ильинскую волости, лежащие по реке Кубене, это с одной стороны, а с другой – разбойники выходили на Архангельский тракт, на так называемый Комаров волок, где и грабили проезжающих купцов. Но так как дороги туда не было, место болотистое, считавшееся непроходимым, то разбойники проложили дорогу свою, незаметную для посторонних, а потому и безопасную от преследования, именно: они вбивали в землю деревянные чурбаши на все протяжение от Комарова волока до своего поселка и размещали их на таком один от другого расстоянии, чтоб только была возможность перепрыгнуть с одного чурбаша на другой.
При разграблении Никольского монастыря разбойники заводили в храм своих лошадей и чинили разное святотатство, что указывает не на русское происхождение их, если это только правда. Простых крестьян, рабочих разбойники не трогали, особенно обходившихся с ними ласково, зато торговцам, священникам и монахам не было пощады. Во время летних гуляний, когда обыкновенно в известные дни к той или другой церкви стекается масса народу, особенно молодежи, погулять, куда приезжают и торговцы с товарами, в это время, бывало, как снег на голову, так же неожиданно появятся и разбойники. Тогда гуляющие быстро разбегутся по лесам и по домам, разбегутся и торговцы, оставив товар, который разбойники и подбирали, а то и силой отнимали, если б нашелся смельчак, не убежал.