Бывает еще: вылезет она на край лощины – прямо против нашего порядка, – сядет и плачет. Много кто у нас ее видел. Даже собаки хвосты подожмут, брехать на нее зачнут, выть, только близко к ней не подходят.
Нехорошо тут у нас от нее в лощине, жуть какая берет, ежели ночным делом мимо идти…
(О. Семенова)
"Кость ноет"
С могил невинно убитых слышат по ночам, как "кость ноет" (плачет).
Крестьянин деревни Пеньки, Ногинской волости, А. Богов, девяностолетний старик, рассказывал мне, как он сам слышал этот вой на Городине – урочище в лесу в ста саженях от деревни, добавляя, что каждый раз, когда он приходил на это самое место, "кость ныть переставала".
В пасхальную ночь в деревне Китовразово, Галичского уезда, слышат, как воет вытьянка. Это душа непохороненных костей просит похоронить их.
(В. Смирнов)
Опойца
Существует поверье, что и после смерти опойцу мучит нестерпимая жажда, вследствие чего он выпивает всю влагу из почвы в той местности, где его похоронили, и воду из облаков, что влечет за собой засуху и неурожай. Потому если опойца умрет в чужом селе, то крестьяне не дают хоронить его у себя.
Когда наступает засуха и незадолго до этого был похоронен на общем кладбище опойца, то его считают причиной бездождия, и все общество, со старостою и другими властями во главе, тайком ночью вырывают гроб, вынимают покойника и бросают в пруд, в воду или же зарывают в соседнем владении, а в спину вбивают ему осиновый кол, чтобы не ушел.
(Е. Всеволожская)
О самоубийцах
На могилу самоубийцы сыплют несколько пшеничных зерен и наблюдают издали: если птица не клюет, то не надо и поминать покойника, исключая Дмитриевой субботы да праздника Всех Святых. Если же видят, что птица клюет зерна, то кидают их потом на могилу в продолжение года и даже двух, "сколько не напостынет". Рассказывает, что один самоубийца являлся во сне и просил не поминать его, потому что он от этого опускается глубже, говорил, что их шестеро носят сатану на голове…
О душах самоубийц думают, что они идут к дьяволу. "Душу дьяволу отдал". Есть поговорка о самоубийце: "Черту баран".
(А. Бурцев)
Всякого самоубийцу можно отмолить. Труднее всего отмолить удавленника, потому что он решает себя, как Иуда, вложив голову в петлю.
В Рязани у одной купчихи удавился муж. Каждую ночь она его видела с веревкой на шее и бог знает как по нем мучилась. День и ночь о нем Бога молила, ходила и к Сергию Преподобному, и к Тихону Задонскому, и в Киев – где-где только не странствовала, а муж все ей по ночам являлся.
Так и не знала, как отмолить его грех. Раз уж в одном монастыре попался ей старичок монах, совсем на ладан дышит, – он ее и надоумил колокол вылить. Этим колоколом и спаслась купцова душа. Оно и верно ведь: как в колокол к обедни али к утрени ударят, сколько душ христианских перекрестится и к Богу вздохнет – тысячи!
Три ли, четыре ли года прошло, перестал купчихе ее муж являться. А еще через полгода явился он ей без веревки на шее, и лицо у него стало светлое. Тут уж узнала купчиха, что простился ее мужу грех его.
Без колокола нельзя спасти душу удавленника!
(О. Семенова)
Удавился за копейку
На большой дороге был богатый постоялый двор; много православных перебывало в нем: кто лошадку покормить, кто чайком побаловаться, а иной заедет просто водочки попить.
Хозяин на постоялом дворе был старый-престарый; люди баяли, что ему без году сто лет, и был этот старик страшный скряга, никому не доверял он своего хозяйства, во все и повсюду вникал сам, до всего доходил своим глазом. Сыновья стариковы, а их у него было трое, скорее походили на работников, чем на хозяйских детей. Без спросу и указу отцовского они ничего не могли сделать.
Как-то остановились на этом дворе одни проезжие, бедные мужички, переночевали, а наутро при расчете не уплатили одной копейки. Знамое дело, копейка хоть и не деньга да недорого стоит, но для скряги что золотой, что медная копейка – все равно, одинаково он их бережет и лелеет.
Так и наш старик – долго приставал к проезжим мужикам, чтобы рассчитались сполна, но делать нечего, где же взять копейку, коли ее нет; не лошадь же отпрягать, и то хорошо, что побожились мужики:
– Ей-богу, мол, отдадим, когда назад ворочаться будем.
Однако старику не спалось, не елось, все мерещилась ему неотданная копейка, и, не дождавшись обратного проезда мужичков, он взял да и удавился. Дети его хорошо знали, что батюшка их, конечно, не в рай угодил, а потому посоветовались со священником, который и велел им в течение восьми лет ни с кого за постой не брать, а бедных мужиков даром кормить.
Послушались они этого совета и ни с кого не берут за постой, а бедных и даром кормят. Вот проходят и восемь лет, как-то под вечер в сильную вьюгу прикатили на тройке богатых лошадей на этот двор двое господ и просятся переночевать, а господа эти, к слову сказать, были не кто другой, как черти.
Переночевали они, призывают, кто за хозяина, и дают за постой; тот не берет.
– Ну возьми хоть лошадку, – говорят господа.
Но и от лошадки отказываются. Делать нечего, уехали. Глядь, а на дворе стоит в хомуте серый жеребец, господский коренник; так и ахнули стариковы сыновья, но все-таки подошли к жеребцу и снимают с него хомут.
Только что успели снять, ан перед ними вместо жеребца – их отец, который благодарит их, что послушались они совета священника, что теперь он отмолен и избавлен от мучений.
Проговорив это, старик тотчас же скрылся.
(А. Иванов)
Посмертные состояния души
Как только человек начинает испускать дух, так за его душой ангелы являются, но духи лукавые обыкновенно предупреждают их заблаговременно, и здесь между ангелами и дьяволами торги идут большие. Ангелы спрашивают:
– Зачем вы, архары черные, явились? Зачем вы душу пужаете?
Черти начинают ангелам доказывать свои права на душу помирающего. Помирающий в свою очередь тоже оправдывается, но если он грешник, то у него отшибает язык, и он не может тогда говорить слов в свое оправдание.
Пока идут торги, человек не помирает и только время от времени переводит дух.
(Г. Завойко)
[При глубоком обмороке] больного вместо подачи какой-либо помощи наряжают в чистую одежду и кладут на лавку, как покойника.
– Не знаем, – говорят крестьяне, – вернется его душенька с того света в свое тело или нет. Она ведь по раю да по аду ходит, так тело и одежда должны быть чистыми, чтобы душа не побрезговала войти назад, когда из своего странствия вернется.
(Г. Попов)
Душу видеть нельзя. Но ее мимолетное присутствие с несомненностью обнаруживается в момент расставания души с телом… Станет умирать человек – и зачнет позевать. Душа вылетает изо рта, и потому у каждого человека, когда он умрет, бывает открытый рот.
И в обычное время, когда человек жив и здоров, душа временами оставляет человека; когда, например, он погрузится в первый сон, то его разбудить сразу нельзя. Он проснется тогда, когда возвратится к нему душа…
Душа – тень, неуловимая для слуха, едва заметная для глаза.
Она выходит из человека в виде пара или облачка неопределенной формы…
В одном селе (Мураши) мне рассказывали:
– Когда у мамы умирал ребенок, она созвала ночевать старушку. Когда наступила смерть, старушка видела, как на стене промелькнула тень – и больше ничего не было.
– Это, – догадывается старушка, – промелькнула душенька или тень ее.
(Г. Виноградов)
Рассказывают, что когда умирает грешный человек, то душа у него так и рвется, даже видно, как грудь подымает, а у праведного человека душа выходит потихоньку, плачет, когда расстается с телом, скорбит о теле.
По выходе из тела душа принимает вид маленького человечка и видна праведным.
("Русские крестьяне". VII)
[Ставят на раскрытое окно стакан или чашку с водой], чтобы душа, вышедшая из тела покойника, в этой воде или искупалась-омылась, или запила этой водой ту горечь, которую они чувствовала при расставании с телом.
Сверх того кладут в углу под иконами в доме умершего хлеб, который должен пролежать тут шесть недель, потому что покойник будет приходить каждую ночь в тот дом и подкреплять себя этою пищею.
(В. Борисов)
Душа – дуновение, дух, ветер.
Когда слышится завывание ветра в трубе, суеверные люди говорят:
– Чья-то душа родная жалуется, что ее не поминаем!
(А. Соболев)
Умирал наш зять. Сидим мы около него. Потом вижу, как ему умереть-то: из окна в окно пролетела… Не видала кто, а как будто маточка (мотылек).
(Г. Виноградов)
Когда умирает человек, то стараются в последние минуты подержать у его рта ковш с горячими угольями и ладаном – чтобы душе легче было подняться на небо.
Связанные у покойника руки и ноги перед тем, как хоронить, развязывают, чтобы свободнее ему было предстать на тот свет.
(С. Осокин)
На том свете покойник живет той же жизнью, какой жил и прежде, сохраняя все свои внутренние и внешние качества, и исключение представляют лишь дети. Они, по воззрению олончан, продолжают расти и мужать.
А потому когда умирает ребенок, то меряют рост его отца ниткою, обрывают ее и кладут нитку в гроб, "для того чтобы он родителей не перерос, а рос бы да мерился да вовремя остановился".
(Г. Куликовский)
Маленьким кладут в гроб под подушку яйца и говорят:
– Он радуется пусть яичку, может быть, и поиграет там…
Когда обрезывают ногти, то обрезки их собирают в одно место и хранят, а при погребении покойнику кладут в гроб и его ногти, чтобы они помогли перебираться ему через какую-то высокую гору на том свете.
("Русские крестьяне". V)
Единственное отчетливое представление народа о загробной жизни – это ее вечность. Там во веки веков будешь мучиться или жить хорошо… И не умрешь больше, и никакой перемены больше не будет…
Народу не нравятся, например, ночи, потому что "в темно" свободно разгуливает везде нечистый и приходится опасаться лихого человека; не нравится также и холод – и их не будет на том свете.
Там будут всякие древа, вишенья и цветы… Из "того света" народ исключает заботы о своих насущных потребностях, т. е. то, что для него тяжело…
На том свете Бог дает неизносимые одеянье и обутку. Есть не будут на том свете, без еды все сыты будут.
– А что же делать-то там будем?
– А уж это что Господу угодно заставить.
Прибавляют, впрочем, еще, что все родные, попавшие в рай, будут жить "вместях".
("Русские крестьяне". VII)
Души умерших взрослых людей пребывают в темном пустом месте до страшного Христова судилища, – праведники и грешники все вместе. В то время, когда за них вынимают просфору, глаза их видят свет.
Лучше всего служить по покойникам панихиду и поминать их в субботу или в какой-нибудь праздник на неделе, тогда они видят свет вплоть до того времени, когда священник кончит воскресную службу. А если поминать их в воскресенье, то свет осеняет их глаза лишь на то время, пока длится служба.
Мы не знаем ничего – где какая душа будет после Христова судилища, в раю ли, в аду ли. Но сама душа в то время, когда мы ее поминаем, видит уготованное ей место. Если человеку умершему приготовлено место в аду, то родные и близкие его на земле могут спасти его своими молитвами, могут умолить за него Господа. Особенно легко может мать умолить за своих детей – молитва матери всегда доходит до Бога. Так же и жена за мужа. А муж за жену умолить не может: таков уж закон.
Если в субботу отслужить заупокойную обедню по покойнику, то душа его освобождается из темного места, где она заключена, – на целые сутки, вплоть до окончания воскресной службы. Душа в это время свободно гуляет по белому свету.
Если она праведная, то невидимо пребывает с нами в это время, остерегая нас от греха; если же она грешная, то летает по тем местам, где грешила, мучится, глядя на совершенные ею грехи, терпит казнь и этим постепенно искупает свои прегрешения.
Сами за себя умершие не могут молиться – они молятся только за нас, в то время, когда мы поминаем их за обедней, и по их молитве прощаются нам многие наши грехи. Мы за них молимся, а они – за нас, ни им без нас, ни нам без них нельзя быть.
(О. Семенова)
О конце света и Страшном суде
До Страшного суда и грешники, и праведники живут в особом помещении, темном и страшном: свету и радости не имеют.
Поэтому праведники молят Бога, чтобы свет поскорее кончился, а грешникам расчета нет, потому что мучения их начнутся только после Суда, – до тех пор сидят хоть и в темноте да в тепле, и никакого наказания пока нет.
(Е. Ляцкий)
После Суда души поселяются в тех местах, где кому назначено. Будет построен огромный дом с бесконечным числом этажей вверх и вниз. В среднем этаже будут жить те люди, за которыми нет особых грехов, ни особых добродетелей… Чем человек праведнее, тем его вечное поселение будет выше. Выше людей будут ангелы, а на самом верху – Бог.
Чем человек грешнее, тем ниже будут ему отведены покои. Самая нижняя комната – в виде необъятного котла. В этом котле огромное колесо, вращающееся около оси три года раз. Налит котел расплавленными металлами, и грешники купаются в этой массе. Посередине сидит сатана и радуется, созерцая эту картину мук…
До Страшного суда чертей в аду очень мало: они все почти на земле, около людей.
("Русские крестьяне". VII)
Рай и ад
Рай – обширная обетованная земля с горами, садами и полями. В ней живут на восточной стороне ангелы и архангелы; в полдни ("на полдённой стороне") – младенцы до семилетнего возраста, а мечта взрослых – попасть бы хоть на закатную сторону, к Маронию на райское поле. Здесь хотя и нет яблок, жить все-таки недурно.
Что касается младенцев, то им не всем равное царство. Так, младенцы, помирающие вскоре после рождения, не попробовавшие соски, но крещеные, живут на восточной стороне, как ангелы. Младенцы безымянные, т. е. некрещеные, живут хотя и в раю, но они слепы.
(Г. Завойко)
Рай – прекрасный сад, изобилующий всем, чего только в состоянии человек пожелать. В раю никто из живых людей никогда не был.
(П. Чубинский)
* * *
Ад представляется абсолютно темным и очень холодным местом с огромной огненной рекой, всюду расставленными котлами с кипящей смолой и всевозможными орудиями пытки, которые народ переносит туда из этого же света: горячие сковороды, раскаленные крючья, гвозди и т. п.
Огонь в реке и котлах будет куда жарче здешнего.
Ад – другое отделение "того света", предназначенное, разумеется, для грешников и помещенное ниже первого отделения рая… В аду будет особое отделение, нечто вроде огромной бездонной ямы, в которой будет "темнее темного" – это тартарары. Все управление ада будет сосредоточено в руках дьявола.
Представление об аде и адских муках народом несомненно заимствовано с картины Страшного суда, которую и теперь можно встретить в иных крестьянских избах.
("Русские крестьяне". VII)
Либо в рай, либо в ад
Одна баба, ставя по праздникам свечку перед образом Георгия Победоносца, завсегда показывала змию кукиш:
– Вот тебе, Егорий, свечка; а тебе шиш, окаянному!
Этим она так рассердила нечистого, что он не вытерпел; явился к ней во сне и стал стращать:
– Ну уж попадись ты только ко мне в ад, натерпишься муки!
После того баба ставила по свечке и Егорию, и змию. Люди и спрашивают: зачем она это делает?
– Да как же, родимые! Ведь незнамо еще куда попадешь: либо в рай, либо в ад!
(А. Афанасьев)
Чертовы оковы
Бог, увидев приготовленные чертом оковы, спросил черта:
– Что это ты сделал?
– Оковы.
– Для кого?
– Для людей.
– Что же ты сделаешь с ними?
– Закую по рукам и ногам и таким образом лишу их свободы.
– Как же ты это сделаешь, покажи-ка мне?
– А вот так.
И черт надел на себя оковы. Тогда Бог взял его, привел в ад и там приковал. Стоит он там, прикованный, и по сей день на самой середине ада, что и видно на картине, изображающей Страшный суд.
(П. Чубинский)
Страшный суд
До Страшного суда, по рассказам одних, с людьми ничего не бывает, а по рассказам других, все люди мучатся.
Страшный суд будет так: все люди восстанут из мертвых одинаковые по возрасту и соберутся на большое поле.
Праведники будут во всем белом, лица их будут светлы, как солнце, а грешники будут во всем черном, и лица их будут как уголь. Все дела людские, как хорошие, так и дурные, станут ясны для всех: все и всё узнают друг про друга. Знакомые люди там узнают друг друга, только сын не узнает своего отца и матери, и муж не узнает своей второй и третьей жены, а первую узнает.
Потом грешники станут по левую сторону, а праведники – по правую, и грешники пойдут в ад (где огонь, смола, разные гады, темнота), а праведники – в рай (в хороший сад).
Средние люди будут одним боком на холоде, другим – на жаре.
(Д. Ушаков)
Конец старой земли и наказание сатаны
Небо свернется в скатерть; эта старая земля сгорит, а будет земля новая, и на ней Господь устроит рай. И будут пороть железными прутьями сатану двенадцать ангелов, и будет верещать он на всю вселенную, а потом кинут его на кумову постель. А та постель такая, что ее и теперь сатана боится: вся в огне, вколочены в нее железные гвозди. Вот как кинут сатану на нее, тогда ему и придет шабаш; а пока место свободно. А миру определено быть семь тысяч лет. Говорят, теперь восьмая тысяча идет, и это все правда, может быть. Господь сказал: "Могу прибавить, могу и убавить".