Когда приговоренный занимает свое место, кайсяку обнажает правое плечо своего церемониального платья, которое позволяет спуститься ниже рукава, и вынимает свой меч, кладет ножны с осторожностью, чтобы его оружия не было видно приговоренному, затем занимает место слева от приговоренного и сразу за его спиной. Приговоренный должен сидеть лицом на запад, а кайсяку – лицом на север, и в таком положении он наносит удар. Когда кайсяку видит, как помощник секунданта вносит поднос, на котором лежит малый меч вакидзаси, он должен собраться с духом и поместить душу ниже пупка. Когда поднос ставят, кайся-ку должен принять исходное положение, чтобы нанести удар мечом. Он должен сделать шаг с левой ноги, а затем сменить ногу, так чтобы правая нога была впереди, – это позиция, с которой он наносит удар. Однако он может изменить положение ног. Когда приговоренный снимает свою верхнюю одежду, кайсяку должен поднять свой меч. Когда приговоренный потянется рукой, чтобы пододвинуть к себе поднос, и слегка наклонится вперед, именно в это мгновение кайсяку и следует нанести удар мечом. По этому поводу существуют всевозможные традиции. Некоторые говорят, что приговоренный должен взять поднос и уважительно поднять его над головой, а затем поставить на место, и именно в этот момент ему отрубают голову. Существуют три правила времени отрубания головы: первое – когда кинжал кусунгобу или малый меч вакидзаси кладется на поднос; второе – когда приговоренный смотрит на левую сторону своего живота, прежде чем вонзить кинжал кусунгобу или малый меч вакидзаси; третье – когда он вонзает в живот кинжал кусунгобу или малый меч вакидзаси. Если упустить все три эти момента, отрубать голову будет труднее, – так говорит традиция. Однако также запротоколировано четыре момента для отрубания головы: первый – когда помощник кайсяку удаляется после того, как установит подставку, на которой находится малый меч вакидзаси; второй – когда приговоренный пододвигает подставку к себе; третий – когда он берет кинжал кусунгобу или малый меч вакидзаси в руку; четвертый – когда он делает надрез в животе. Хотя одобрены все четыре способа, все же первый слишком поспешный; последние три – правильные и надлежащие. Короче говоря, удар следует наносить без промедления. Если кайсяку срубил голову одним ударом без промаха, то он осторожно, не поднимая меча вверх, держит его острием вниз, затем он должен немного отступить назад и вытереть свое оружие, встав на колени. У него должно быть приготовлено много белой бумаги либо за поясом, либо за пазухой, чтобы стереть кровь и протереть меч. Вложив меч в ножны, ему следует поправить верхнюю одежду и занять свое место сзади. Как только голова упала, должен войти младший секундант и, взяв голову, поднести ее свидетелю для освидетельствования. Когда тот ее опознает, церемония завершается. Если не имеется помощника или младшего кайсяку, главный кайсяку, как только срубит голову, неся свой меч за лезвие в левой руке, должен взять голову правой рукой, держа ее за пучок волос магэ, приблизиться к свидетелю, обойдя тело с правой стороны, и показать свидетелю правый профиль, положив подбородок отрубленной головы на рукоять меча и встав на левое колено. Затем, вернувшись и обойдя тело слева, встав на левое колено, взяв голову левой рукой и поместив ее на острие своего меча, он снова должен показать левый профиль отрубленной головы свидетелю. Также установлено в качестве еще одного правила, что кайсяку, отложив свой меч, должен вытащить бумагу из-за ворота своего кимоно и, положив голову на ладонь своей левой руки и взявшись за пучок волос магэ правой рукой, положить голову на бумагу и таким образом предоставить ее для освидетельствования. Оба способа считаются правильными.
Примечание. То, что голову кладут на плотную бумагу, – это знак уважения, оказываемого ее владельцу, положить голову на острие меча – знак оскорбления. Что из этого выбирать, зависит от ранга приговоренного к казни. Если церемония должна быть сокращенной, она может закончиться отрубанием головы. Это нужно решить заранее, посоветовавшись со свидетелем. В случае если кайсяку не сможет отрубить голову одним ударом, кайсяку должен взяться за пучок волос магэ и, прижав голову, отрезать ее. Если он промахнется и по ошибке попадет в плечо, а приговоренный вскочит с криком до того, как начнет корчиться от боли, кайсяку должен удержать его и заколоть насмерть, а уж потом отрубить голову. Или же помощники кайсяку, которые сидят позади, должны выйти вперед и удерживать приговоренного, в то время как главный кайсяку отрубает ему голову. Не исключено, что у кайсяку после того как он отрубит голову, возникнет необходимость подтолкнуть тело, чтобы оно упало, а затем поднять голову для опознания. Если тело не падает в ту же минуту, что, как говорят, иногда случается, кайсяку следует потянуть его за ноги, чтобы заставить упасть. Есть некоторые, кто находит безукоризненным способ, когда кайсяку не рубит голову с плеч одним ударом, а оставляет на шее полоску кожи, и так как голова держится на этой полоске кожи, берется за пучок волос магэ и перерезает кожу, а уже тогда представляет голову для осмотра. Причина тому, чтобы, если голову срубают с плеч одним ударом, церемонию харакири не спутали с обыкновенной казнью. Судя по утверждениям специалистов по старине, это надлежащий и уважительный образ действий. После того как голову отрубают, бывает, что глаза продолжают моргать, а рот двигаться и кусать мелкие камешки и песок. Смотреть на это отвратительно, а поскольку харакири считается среди самураев чрезвычайно важным событием, никак нельзя потерять лицо, поэтому считается, что лучше всего не дать голове упасть, а слегка придерживать, когда наносят удар. Возможно, это правильно, однако очень непросто отрубить голову так, чтобы оставалась небольшая полоска кожи, на которой и висит голова. Здесь есть опасность промахнуться, а поскольку любая ошибка при обезглавливании – ужасное зрелище, лучше уж сразу нанести один верный удар. Другие говорят, что, даже когда голову отрубают одним ударом, следует изобразить некое подобие перерезания полоски кожи, однако это не обязательно.
* * *
Различаются три способа ношения меча среди тех, кто искусен в умении владения мечом. Если чин приговоренного высокий, меч должен быть поднят вверх; если приговоренный и кайсяку относятся к одному сословию, меч носят по центру тела; если приговоренный низшего сословия, дозволяется носить меч острием вниз. Правильное положение кайсяку для нанесения смертельного удара – преклонив одно колено, но не произойдет ничего ужасного, если он будет стоять. Другие говорят, что если казнь происходит внутри дома, кайсяку следует преклонить колено, если в саду – ему следует стоять. На этих моментах не стоит упорно настаивать: человек должен наносить удар из того положения, в котором ему удобнее всего это делать.
Главная обязанность помощника кайсяку, о которой он не должен забывать, – принести поднос с кинжалом кусунгобу очень тихо и спокойно, когда приговоренный занимает свое место, и поставить так, чтобы он находился на расстоянии вытянутой руки от приговоренного. Затем помощник кайсяку возвращается на свое место, но, если приговоренный проявляет признаки волнения, помощник кайсяку должен оказать ему поддержку.
Был случай, когда приговоренный, получив поднос от помощника кайсяку, держал его долгое время, не выпуская из рук, а те, кто был с ним рядом, снова и снова настаивали, чтобы он поставил поднос рядом. Также бывает, что после того как поднос поставлен и помощник кайсяку удаляется, приговоренный не протягивает руку к подносу, чтобы взять его. Тогда помощник кайсяку должен заставить его взять поднос. Кроме того, приговоренный может попросить, чтобы поднос поставили чуть ближе к нему, в таком случае его желание должно быть исполнено. Также поднос ставится таким образом, что помощник кайсяку, держа его в левой руке, может протягивать кинжал кусунгобу приговоренному, который наклоняется вперед, чтобы взять его. Какой из двух этих способов лучше, неясно. Цель обоих – сделать так, чтобы приговоренный наклонился вперед, и произвести удар. Уйдет помощник кайсяку на свое место или нет, должно зависеть от поведения приговоренного.
Если преступник – вспыльчивый человек буйного нрава, на поднос вместо кинжала кусунгобу кладут веер, а если тот возражает, на это ему отвечают, что замена кинжала веером – это древний обычай. Такое может иногда случиться. Говорят, что когда-то в одном из поместий даймё некая храбрая замужняя женщина убила мужчину, и, когда ей было дозволено умереть от харакири со всеми почестями, на поднос был положен веер, и ей отрубили голову. Такое может считаться правильным и своевременным. Если приговоренный проявляет непокорность, кайсяку, не проявляя никаких признаков тревоги, должны поторопиться к нему и, убеждая его приготовиться, быстро заставить совершить все приготовления и усадить на свое место. Затем главный кайсяку, обнажив свой меч, должен приготовиться к удару и, приказав приговоренному как можно быстрее приступить к церемонии получения подноса, должен исполнить свой долг, не показывая никакого испуга.
Некий князь Като, приговорив одного из своих советников к смерти, участвовал в церемонии харакири, скрываясь за занавесом из бамбуковых побегов. Советник по имени Катаяма был связан и все это время бросал полные ярости взгляды на занавеси, не выказывая никаких признаков страха. Главным кайсяку был человек по имени Дзихэй, который всегда относился к Катаяме с большим уважением. И вот Дзихэй, держа меч в руке, сказал Катаяме: "Господин, пришел ваш смертный час: будьте добры повернитесь и держите голову прямо". Когда Катаяма услышал эти слова, он отвечал: "Парень, да ты наглец!", и, как только он оглянулся, Дзихэй нанес смертельный удар. Господин Като после этого спросил Дзихэя, что было тому причиной, и тот отвечал, что приговоренный явно что-то замышлял, он решился убить его тотчас же и положить конец его мятежному духу. Вот пример, который не должны упускать из виду другие секунданты.
Когда голова отрублена, обязанность младшего кайся-ку – взять ее за пучок волос магэ и, положив на плотную бумагу, а затем на свою ладонь, отнести для осмотра свидетелю. Эта церемония подробно описана выше. Если голова лысая, кайсяку должен проткнуть левое ухо стилетом, который находится в ножнах его малого меча или кинжала, и так нести для опознания. Младший кайсяку должен иметь плотную бумагу за воротом своего кимоно. В эту бумагу он должен завернуть мешочек с рисовыми отрубями и золой, чтобы нести голову, не запачкавшись кровью. Когда опознание головы завершено, обязанность младшего секунданта – поместить ее в бадью.
Если случается нечто служащее помехой главному кайсяку, помощник кайсяку должен занять его место. Подобное произошло однажды, когда перед самой казнью главный кайсяку лишился присутствия духа, однако безо всякого труда отрубил голову. Но когда дело дошло до того, чтобы поднести голову для освидетельствования, он никак не мог справиться со своей нервозностью. Именно этого и стоит опасаться людям, которые выступают в качестве секундантов.
* * *
В качестве заключения к приведенным выше подробнейшим описаниям церемоний, надлежащим образом соблюдаемых при совершении харакири, здесь я могу описать случай такого приведения приговора в исполнение, который я был официально послан засвидетельствовать. Приговоренным был Таки Дзэндзабуро, офицер правителя Бидзэна, который отдал приказ открыть огонь по иностранному поселению в Хёго в феврале 1868 года, – нападение, на которое я сослался во вступлении к повести о девушке из сословия эта и хатамото. До сего времени ни одному иностранцу не приходилось быть свидетелем такой казни, которую считали скорее выдумками путешественников.
Церемония, которая происходила по приказу самого микадо, имела место в 10.30 вечера в храме Сэйфукудзи, штабе войск Сацума в Хёго. От каждой иностранной дипломатической миссии был послан один свидетель. Всего нас было семь чужеземцев.
Нас проводили в храм офицеры князей Сацума и Тёсю. Хотя церемония должна была проходить в самой приватной атмосфере, случайные обрывки разговоров, которые мы слышали на улицах, и толпа, окаймляющая главный вход в храм, говорили о том, что это дело представляло немалый интерес для народа. Внутренний двор храма представлял собой живописное зрелище: он был переполнен солдатами, стоящими группами вокруг больших костров, которые отбрасывали тусклый мерцающий свет на тяжелые свесы и причудливые коньки крыш священных построек. Нас проводили во внутреннее помещение, где мы должны были ждать, пока не завершатся приготовления к церемонии. В соседним с нашим помещении находились японские офицеры. После продолжительного перерыва, который показался нам вдвое дольше из-за воцарившейся тишины, к нам подошел Ито Сунсукэ, временный губернатор Хёго, переписал наши имена и сообщил нам, что с японской стороны будут присутствовать семь кэнси, надзирателей или свидетелей. Он и еще один офицер были представителями микадо; два капитана пехоты Сацума и два – Тёсю, с представителем князя Бидзэна, клана приговоренного, завершали их число, что, по-видимому, было специально устроено, чтобы соответствовать количеству присутствующих иноземцев. Ито Сунсукэ далее спросил, не желаем ли мы спросить о чем-то преступника. Мы ответили отрицательно.
Произошла еще одна заминка, после чего нас пригласили проследовать за свидетелями с японской стороны в хондо, или главный храмовый зал, где должна была проводиться церемония. Это было впечатляющее зрелище. Большой зал с высоким сводом, опирающимся на темные деревянные колонны. С потолка спускалось множество позолоченных ламп и украшений, свойственных буддийским храмам. Перед высоким алтарем, там, где пол, покрытый красивыми белыми циновками, приподнимается над землей на несколько дюймов, было расстелено алое войлочное покрытие. Высокие свечи, расставленные на равных расстояниях друг от друга, давали призрачный и таинственный свет, которого едва хватало, чтобы видеть происходящее. Семеро японцев заняли свои места по левую сторону от возвышения перед алтарем, а семеро чужеземцев – по правую. Никаких других людей в храме не было.
Спустя несколько минут напряженного ожидания Таки Дзэндзабуро, рослый мужчина в возрасте тридцати двух лет, благородного вида, вошел в хондо, облаченный в церемониальное платье с надетой поверх необычной пеньковой безрукавкой с широкими наплечниками – катагину, которая надевается по торжественным случаям. Его сопровождали кайсяку и трое офицеров, облаченных в дзимбаори – военное парадное верхнее платье с парчовой отделкой. Следует отметить, что слово "кайсяку" означает несколько не то, что означает наше слово "палач". Кайсяку может быть лишь человек благородного происхождения; во многих случаях эту роль исполняет кровный родственник или друг осужденного, и отношения между ними соответствуют скорее отношениям начальника и подчиненного, нежели жертвы и палача. В этом случае обязанности кайсяку исполнял воспитанник Таки Дзэндзабуро – он был выбран друзьями последнего из всего круга его близких за высокое мастерство владения мечом.
С кайсяку по левую руку Таки Дзэндзабуро медленно приблизился к свидетелям-японцам, и оба поклонились им, затем они подошли к иноземцам и поприветствовали их таким же образом – возможно, даже с бо́льшим почтением. В обоих случаях в ответ их приветствовали такими же церемонными поклонами. Неспешно, с бо́льшим достоинством осужденный поднялся на возвышение, дважды распростерся ниц перед высоким алтарем и уселся на войлочном покрытии спиной к алтарю. Кайсяку сел по левую сторону от него. Тогда один из трех сопровождающих офицеров выступил вперед, вынул подставку, подобную той, какая используется для подношений в храме, на которой лежал завернутый в бумагу вакидзаси – японский короткий меч, или кинжал, длиной в девять с половиной дюймов; края и кончик этого оружия острые, словно бритва. Именно его-то он и вручил, упав ниц, осужденному. Тот почтительно принял оружие, поднял его над головой, держа обеими руками, и положил перед собой.
После еще одного почтительного поклона Таки Дзэндзабуро голосом, выдававшим ровно столько чувств и нерешительности, сколько можно ожидать от человека, делающего мучительное признание, но без единого признака эмоций на лице и в поведении, сказал следующее: "Я, только я один, отдал безосновательный приказ стрелять в чужеземцев в Кобе (Хёго), и сделал это еще раз, когда они пытались скрыться. За это преступление я вспарываю себе живот и прошу присутствующих оказать мне честь и засвидетельствовать мой поступок".
Вновь поклонившись, он спустил верхнюю одежду до пояса и остался обнаженным до талии. Очень аккуратно, как велит обычай, подоткнул рукава под колени, чтобы не упасть назад, ибо благородному японскому аристократу следует умирать, падая лицом вперед. Не спеша, недрогнувшей рукой он поднял кинжал, лежащий перед ним. Таки Дзэндзабуро задумчиво, почти с любовью смотрел на него. Казалось, что он в последний раз собирается с мыслями, а потом вонзил кинжал глубоко в левую часть живота ниже талии и медленно повел его вправо, после чего, повернув лезвие в ране, сделал небольшой надрез вверх. Во время этих тошнотворно-болезненных действий ни один мускул на его лице не дрогнул. Когда он рывком вынул кинжал из тела, наклонился вперед и подставил шею. Впервые в его лице мелькнуло выражение болезненного страдания, но он не издал ни звука. В этот момент кайсяку, который до того сидел слева от него и внимательно следил за каждым его движением, вскочил, взмахнул мечом, на мгновение задержав его в воздухе. Мелькнуло лезвие, послышались тяжелые неприятные звуки удара и падения – голова была отсечена от тела одним ударом.
Наступила мертвая тишина, нарушаемая только отвратительными звуками пульсирующей крови, выбрасываемой неподвижным телом, лежащим перед нами, которое лишь несколько минут назад было храбрым и рыцарственным мужчиной. Это было ужасно.
Кайсяку отвесил низкий поклон, протер свой меч заранее приготовленной бумагой и сошел с возвышения. Запятнанный кровью кинжал – кровавое свидетельство казни – был торжественно унесен.
Тогда два представителя микадо покинули свои места, подошли к тому месту, где сидели чужеземные свидетели, и попросили нас засвидетельствовать, что смертный приговор, вынесенный Таки Дзэндзабуро, был честно приведен в исполнение. Церемония закончилась, и мы покинули храм.