В одной русской сказке повитуха Ягинична превращает трех рожденных царицей чудесных сыновей-близнецов в волчат, а вместо них на кровать роженицы кладет подкидыша – простого крестьянского мальчика. Царь разгневался на царицу, обещавшую ему родить трех сыновей, "по колено ноги в золоте, по локоть – в серебре, во лбу красно солнце, на затылке светел месяц, на косицах часты звезды". Царь повелевает посадить царицу за обман в бочку вместе с ребенком и пустить с синее море. Бочка пристает к берегу, царица и подкидыш выходят из нее, а вокруг реки молочной стоят берега кисельные. Возмужавший не по дням, а по часам подкидыш отправляется искать своих побратимов, при этом он добывает у Ягиничны волшебное зеркальце, в котором видит сыновей царицы в облике волчат, спящих на полянке, под кусточком, в лесу. Подкидыш отправляется в этот лес, разжигает костер и, связав хвосты волчатам, кричит зычным голосом: "Не пора спать! Пора вставать!" Волчата вскочили и рванулись в разные стороны, при этом волчьи шкуры с них вмиг слетели, и явились три родных братца с солнечными – золотыми и лунными – серебряными отметинами на теле. Подкидыш схватил волчьи шкуры, и бросил их в огонь, и вместе с побратимами воротился к царице. Тут молва о чудесных царевичах и до царя дошла, он поехал к царице, тут вся правда и открылась.
В этой народной сказке мы, несомненно, видим мотив, вдохновивший Пушкина на написание собственной сказки "О царе Салтане…"
Вероятно, эти мотивы восходят к древним легендам индоевропейцев о том, как небесные боги в начале зимы набрасывают на себя звериные шкуры и обращаются в диких животных, встречаемых людьми. Эти звери похищают скот. Но в том не нужно видеть злую напасть, это жертвы, которые боги берут себе за будущее народное счастье.
В последующие времена превращение богов в зверей стало ассоциироваться со злым колдовством. В народе укоренилось представление, что ведьмы, колдуны и нечистые духи могут из-за своей злокозненности превращать людей в различных животных. Такое превращение происходит на время или на всю жизнь. На Руси бытовало представление, что злой колдун, зная имя человека, может превратить его в оборотня. Таких невольных оборотней, превращенных в животных не по своей воле, на Украине и в Белоруссии назвали вовкулаками, потому что они чаще всего представали в виде волков. Нередко они бродят возле родного села, а встретив человека, смотрят на него так жалостливо, по-человечьи, что их невольно начинали жалеть местные жители. Сельчане бросали им кусок мяса, но они от него отказывались, а хлеб, брошенный им, поедали с жадностью, при этом у новообращенных вовкулаков в три ручья текли слезы из глаз. Рассказы о превращенных в волков, медведей, оленей, лисиц, зайцев, тетеревов, дятлов и прочую живность людей очень жалостливы и как бы правдоподобны. Отсюда укоренилось мнение, что охотники иногда подстреливали дикого зверя в лесу, а сняв с него шкуру, находили под ней человека.
Так в народе укоренилось мнение, что колдуны могут превращать свадебное сборище в стаю волков, лисиц и прочих животных. Сохранился старый рассказ, в котором речь идет о подстреленных во время волчьей облавы трех волках. Под шкурой одного из них нашли молодого жениха, под шкурой волчицы – невесту в венчальном уборе, а под третьей шкурой оказался музыкант со скрипкой.
До сих пор в простом народе существует распространенное мнение о том, что для того, чтобы превратить свадебный поезд в волков, колдун берет ворох старых мочалок, нашептывает на них заклинания и подпоясывает ими гостей свадьбы. Обреченные тот час становятся вовкулаками. Они могут обрести освобождение лишь тогда, когда опоясывающая их мочалка изотрется и порвется. Да и тогда такой человек долгое время бывает сумрачен, зол и долго не может привыкнуть к человеческой речи.
В народных сказках колдуны и ведьмы превращают людей в зверей, ударив их зеленым прутиком или наговоренной плетью. Эти обращенные звери иногда становятся ездовыми животными колдунов и ведьм, оседлав которых они отправляются на свои "бесовские" сходки на Лысую гору.
Стремление колдунов и ведьм превратить свадебный поезд в животных, вероятно, объясняется давним представлением о том, что праздник "небесной свадьбы" в Иванову ночь также сопровождается ритуализированным превращением людей в животных и наоборот. Недаром ведьма, согласно славянским сказкам, стремится превратить молодого парня в коня и, оседлав его, отправляется на нем на "бесовское" сборище. То же самое можно сказать и о колдунах, которые превращают девиц в разных животных. Вероятно, в основе этих представлений можно угадать древний ритуал, когда индоевропейская молодежь, оседлав коней, умыкала невест, скрыв свой облик под личиной дикого зверя, например волка.
В одной русской сказке говорится о том, как колдун превратил одного юношу в волка, дабы завладеть его невестой-красавицей. Он околдовал невесту и еженощно навещал ее, при этом волк бегал вокруг дома, жалобно воя. Злой колдун и бывшая невеста, ставшая ведьмой, не кормили и постоянно били вовкулака палками. Не выдержав такого обращения, вовкулак убежал в темный лес. Там его повстречал охотник, который, однако, вовремя распознал в волке человека и не стал убивать его. Он расколдовал его и научил, как надо действовать. Юноша, войдя ночью в свой дом, ударил наговоренной плеткой колдуна и свою невесту, от чего они превратились в волка и волчицу и убежали в лес. Юноша женился на другой девушке.
Такие незатейливые рассказы-былички типичны для темы оборотничества. Они часто связаны с темой любви. Это позволяет видеть в них далекое эхо реальных обрядов умыкания невест, когда будущий жених уподоблялся волку, быку или какому-нибудь иному животному, а его невеста – робкой овечке.
Культ черного козла – противника Солнца
Тема превращения человека в тотемное животное и обратное превращение в человека обыгрывается во многих древних мифах. При этом сам тотем может являться обозначением бога плодородия или грозы. Вот, скажем, взять хотя бы распространенный сюжет превращения человека в козла. Очевидно, этот сюжет был также приурочен к Иванову дню. Он связан еще и с сексуальной магией. Об этом свидетельствует широкое индоевропейское распространение этого тотема. Так, греческий Дионис превращается в козла, а в свиту Диониса входит козлорогий и козлобородый Пан. Понятное дело, что эти персонажи являлись праобразами черта, который опять же отличался непомерной похотливостью. Недаром существовало у славян представление, что буйство водяного можно усмирить шерстью черного козла. В народе равным образом было распространено мнение, что домовой мучает всех животных, кроме козла и собаки. Существует вдобавок представление, что дьявол имеет козлиные копыта, на что указывает и метафорическое уподобление дьявола козлу. У некоторых народов во время ритуала похорон в жертву приносился черный козел, который должен был служить искупительной жертвой. Эта жертва поможет умершему возродиться в новом теле. Таким образом, настоящие и предполагаемые грехи умершего человека "берет на свои плечи" приносимый в жертву. Сохранилось даже выражение "козел отпущения", которое соответствует библейскому выражению "козел для отпущения грехов". Мотив жертвоприношения черного козла можно усмотреть и в обрядовом действии на Иванов день. Быть может, в стародавние времена вместо козла, дабы "освободить солнце", в жертву приносили человека. В сказке об Аленушке и братце Иванушке мы видим похожие мотивы. При этом готовящееся убийство Иванушки в облике козленка изображается как некое жертвоприношение: "Огни горят горючие, котлы кипят кипучие, точат ножи булатные, хотят козла зарезати…" Старые выражения типа "забивать козла", "драть козу", "драть как Сидорову козу" вполне четко указывают на возникновение таких выражений – на ритуальное заклание козла или козы. Весьма сходны с этим и обряды, проводимые на рождество и масленицу, когда "стрелок" обходит "туровня" по кругу и пытается поразить его палкой или стрелой. При этом после ритуального убийства козла он чудесным образом оживает.
Весьма интересно происхождение самого слова "тур". Очевидно, оно обозначает козла – тотемного животного древних тюрков. В скифо-сарматское время под "страной Тура" понимали обширные земли, лежащие к северу от Ирана. Страна Тура простиралась весьма далеко и захватывала весь степной Казахстан, а также Узбекистан и Туркменистан. Эта страна была населена туранцами, или народом тура, которые совершали бесконечные набеги на Иран и другие соседние страны и вероломство которых заклеймил Зороастр в своей страстной проповеди. Очевидно, памятуя о былом величии Турана, младотурки и первый президент турецкой республики Кемаль Ататюрк предложили создать новый Туран под патронажем Турции. Это новое светское государство должно было объединить всех этнических турок.
Культ козла был распространен в древности намного шире. Козел уподоблялся божеству грозы. Эгис, козья шкура, является атрибутом Зевса, Афины и Аполлона. Эгис являлась также олицетворением черной грозовой тучи. Ежегодно в акрополе в жертву Афины приносился черный козел. Шкура, снятая с этого животного, возлагалась на статую Афины. По другой версии греческого мифа эгис – это огнедышащее чудовище, символ грозы, порожденное богиней земли Геей и убитое Афиной. Черный козел также был ездовым животным Диониса и Афродиты, что указывает на функцию плодородия. В Индии черный козел ассоциировался с богом Варуной – хозяином космических вод. Варуне противостоял Митра – божество, олицетворяющее огонь и солнце. Здесь мы видим все тот же мотив борьбы солнечного бога со своим противником, олицетворением ночи и грозы. Культ козла также имел место у тибетцев, о чем свидетельствуют выбитые на скалах тотемные изображения горных козлов.
Таким образом, жертвоприношение черного козла, по-видимому, должно было давать дорогу солнцу. Это олицетворяло окончательную победу солнечного бога над своим змеевидным противником. В этой связи можно вспомнить и аналогичные ритуалы у индейцев Америки, когда богу солнца приносили кровавые человеческие жертвоприношения.
В русской сказке из сборника Афанасьева "Сопливый козел" мы находим все тот же мотив. Распрекрасная дева по настоянию своего батюшки вышла замуж за сопливого козла. Она ему слюни и сопли платочком подтирает и завидует, что ее сестры вышли замуж за добрых молодцев. Вот зовет красну девицу ее батюшка на свадьбу старших дочерей – ее сестер. А муж и говорит красной девице: "Езжай ты наперед, а я позже приеду". Уехала красна девица, а муж сбросил с себя козлиную шкуру и предстал добрым молодцем и в качестве гусляра на свадьбу прибыл. Но смекнула девица, что этот гусляр – ее муж, побежала она домой раньше него. Прибежала – нет козла дома, одна козлиная шкура на печи лежит. Девица, недолго думая, эту шкуру в печи спалила, воротился назад ее муж – удалец-молодец, а козлиная шкура в огне уж сгорела. Так они и стали жить-поживать да добра наживать.
Козлиная шкура здесь ассоциируется с черной водяной тучей, а молодец-удалец – с ясным солнцем.
Весьма интересно, что культ козла был и у скифов, и у иранцев. Такое почитание козла наравне с оленем, быком, медведем, волком и прочими тотемами уходит своими корнями в глубокую древность. Так, согласно археологическим данным, в степях Монголии и Забайкалья уже во второй половине 2-го тысячелетия до н. э. сложился особый "звериный стиль", в котором в аллегорической зооморфной форме была зашифрована борьба солнечных богов со своими демоническими противниками. Этот стиль широко распространился на запад, на восток и юг. Он попал в Европу и Китай, в Иран и Индию, а также в Малую Азию и Северную Африку.
"Звериный стиль" обычно считают визитной карточкой скифов, живших в середине 1-го тысячелетия до н. э. в степях Причерноморья. Однако зона действия скифских племен распространялась гораздо дальше этой локализации. Как писал в свое время А. П. Окладников в своей книге "Открытие Сибири", раскопки в Туве, возглавляемые знатоком раннего металла М. Грязновым, "потрясли нас не только выразительностью и монументальностью погребального сооружения, но и тем ярким светом, который был брошен на социальные проблемы древнейшей, как оказалось, скифо-сибирской культуры".
Огромный курган Аржан в Туве, расположенный чуть южнее границы с Красноярским краем, представляет из себя огромный архитектурный комплекс. Он является некрополем для множества захороненных в нем людей, разных сословий, а также коней и домашних животных. Этот могильник имел в своем центре богато украшенный саркофаг главного лица – царя скифов. От него строго радиально, как лучи от солнца, отходили ряды других захоронений. При этом это были захоронения вельмож, одетых в роскошные одежды иноземного, древневосточного происхождения. По мысли исследователя Грязнова, это были "добровольно соумиравшие" вельможи. Они лишили себя жизни, дабы сопровождать своего патрона-царя на тот свет. Подобные захоронения встречаются, например, в Японии и Китае, где военачальника или царя сопровождают в последний путь его приближенные. Опираясь на данные изучения этого богатого захоронения, Окладников делает вывод, что на Алтае в VIII веке до н. э. существовало развитое общество во главе с царем. Подобное зафиксировано и в более поздние времена у причерноморских скифов времен Геродота. Окладников пишет по этому поводу: "Самое главное заключалось в том, что скифское общество Тувы, как и Алтая, на этой ступени принадлежит неожиданно раннему этапу, оно много старше, чем царские курганы Причерноморья". Отсюда Окладников делает еще один важный вывод: "Глубинная азиатская Скифия Аржана и Пазырыка представляет собой не какое-то захолустье, а видный влиятельный центр социального и культурного развития во всем сакском и скифском мире".
Весьма интересна и архитектура могильников – она указывает на распространенный культ солнца. Не столь давно в этих местах, на высокогорном плато Укок, археологи выкопали "алтайскую принцессу", о которой уже говорилось. А совсем недавно там же найдено еще одно захоронение – это воин, погребенный вместе со своим конем. Археологам удалось извлечь мумию прямо в глыбе льда, после чего она была отправлена в Новосибирск, а потом в Москву. После того как мумию освободили ото льда, выяснилось, что это погребение не столь богато, как погребение "принцессы". На поясе у воина обнаружили бронзовое зеркало, головной убор украшен резьбой с изображением животных и покрыт тонким золотом. Весьма интересно, что рядом с воином был обнаружен не настоящий меч, а его деревянная модель. Как вы понимаете, сражаться на том свете деревянным мечом с настоящими противниками – дело заведомо проигрышное. Вероятно, это является свидетельством деградации культа предков и связанной с ним идеи реинкарнации. Нечто похожее обнаруживается позже и в Китае, когда рядом с умершим кладут не настоящие предметы быта и орудия, а их бумажные модели.
На плече воина четко прочитывается татуировка – изображение культового оленя – символа солнца. Это свидетельствует о том, что у алтайских скифов по-прежнему сохранился культ оленя. Воин имел светлые, рыжеватые волосы, заплетенные в косички. Перед нами типичный европеоид. Погребение относится к самому позднему этапу существования пазырыкской культуры – III–II вв. до н. э., незадолго до вторжения гуннов на Алтай. По сообщению китайских летописей, светлокожие и русые, рыжеволосые европеоиды, динлины, обитали в 1-м тысячелетии до н. э. на северных рубежах Китая, в районе Алтая-Саян.
Очевидно, был особый резон хоронить в высокогорье. Ближе к Небу – легче восходить в обитель избранных. Как показали данные аэрофотосъемки и использование особых приборов, фиксирующих захоронения, в районе плато Укок выявлено свыше 500 могильников, относящихся к 1-му тысячелетию до н. э. В начале XX века о существовании развитой цивилизации европеоидов в Передней Азии писал отечественный ученый В. Е. Грум-Гржимайло. Он утверждал, что европеоиды широко селились на северо-западе Китая, на Памире и в областях, прилегающих к Тибету.
Скифы как потомки сибирских ариев?
Ученые уже давно обратили внимание на совпадение сюжетных линий в индийском эпосе "Махабхарата" и иранском литературном произведении "Шахнамэ" – "Книге царей", который написал в IX веке н. э. классик таджикской и персидской литературы Фирдоуси. В "Шахнамэ" повествование ведется от времен первого царя Йимы до возникновения вражды между двумя родственными народами, иранцами и туранцами. В "Махабхарате" речь идет о кровопролитной войне между двумя династиями, Пандавами и Кауравами. Сюжетная основа "Шахнамэ" и "Махабхараты" совпадает. Это наводит на мысль, что в основе сюжета двух произведений лежат реальные события, развернувшиеся после того, как часть ариев ушла со своей северной прародины в Иран и Индию. Между теми, кто ушел, и теми, кто остался, развернулась борьба. Мотив этой борьбы предельно ясен. Ушедшие на юг племена превратились из кочевников в оседлых скотоводов и земледельцев. Постоянные набеги соседей из северных степей воспринимались ими как абсолютное зло. Можно сказать, что иранцы и индусы "спрятались" от своих кровных родственников за высокими горами. Гималаи и Тибет, а также высокогорные перевалы Афганистана отделяли плоскогорье Индостана от разрушительных набегов. Иранцы также укрылись в горных районах Ирана. Трудно проходимые горные перевалы оказались серьезным препятствием для колесниц врагов. Таким образом, в конце 2-го тысячелетия до н. э. произошло разделение некой единой арийской общности на северные племена, продолжавшие кочевать по Евразийским просторам, и жителей юга – иранских и индийских ариев. Однако и сами северные арии не остались в местах своего прежнего пребывания. Засуха, пик которой приходится на рубеж 1-го и 2-го тысячелетий до н. э., вынудила северных ариев покинуть степной пояс Евразии и переместиться в леса Европы. Вероятно, какая-то часть ариев осталась в Туве, Алтае-Саянах – пазырыкская и аржанская культуры. Эти племена продержались до нашествия гуннов в последней трети 1-го тысячелетия до н. э. Часть кочевников по-прежнему обитала в Туранской низменности, раскинувшейся от Каспия до отрогов Тянь-Шаня. Иные обосновались много западней, облюбовав Причерноморские степи. Грекам эти кочевники были известны в середине 1-го тысячелетия до н. э. как скифы.