Шаманские представления мы можем увидеть и в сюжетах многих русских народных сказок. Так, в сказке "Вещий сон" рассказывается об одном самобытном колдуне-юноше Иване, купеческом сыне, который увидел вещий сон и отказался его рассказать своему начальнику – молодому царевичу. За что царевич впал в гнев и посадил своего слугу в тюрьму, а сам поехал свататься к Елене Прекрасной. Слуга тем не менее из тюрьмы вышел и чудесным образом обрел себе одиннадцать помощников, внешне ничем не отличимых от него самого. Таким образом их стало двенадцать. Далее двенадцать молодцов раздобыли ковер-самолет и шапку-невидимку. И прибыли к царевне Елене Прекрасной как раз вовремя, когда та готовилась испытать молодого царевича. Она загадала ему три загадки, на которые простой смертный бы не ответил. Но царевичу помогают двенадцать молодцов-близнецов, которые к тому же еще и невидимы и могут перемещаться по свету со сверхзвуковой скоростью. Слуга все загадки отгадал за своего царевича и спас своего господина от смерти неминучей, при этом ему невидимым пришлось посетить вместе с царевной Морского царя – дедушку Елены Прекрасной. Однако царица поняла, что царевичу кто-то помогает. Не своим умом он отгадал ее загадки. Она взяла свою волшебную книгу и отправилась ночью к двенадцати слугам. И распознал, кто именно из двенадцати близнецов есть истинный провидец, и слуга. Она остригла ему висок и приказала слугам по утру схватить виноватого и казнить. Но мудрый слуга перехитрил царевну. Он остриг виски у всех одиннадцати своих помощников. И двенадцать молодцов опять стали неотличимы друг от друга. Поняла царевна Елена Прекрасная, что проиграла, и в сердцах забросила свою книгу в огонь. Слуга же господина своего покаялся перед царевичем, почему он не хотел ему сон вещий рассказывать в самом начале – он все знал, что будет наперед…
В этой сказке мы видим сразу множество параллельных линий: Царевна, внучка Морского царя, вероятно, по генетической линии унаследовавшая его неукротимый нрав. Слуга, выступает как спаситель царевича. Он похож на шамана-жреца, предсказывающего будущее и в этом будущем самолично участвующего. Слуга легко поднимается выше облаков, спускается к Морскому царю и наперво знает, что будет на земле. В образе слуги мы можем угадать духа света, двенадцатиголового дракона. При этом дракон этот весьма мирный. Никто, кроме царицы, не покушается на его голову. Он отделывается легко, потеряв лишь прядь отстриженных волос.
Связь образа дракона с близнецовым культом прослеживается и в древнейшем хеттском мифе о царице Каниша. Она рожает сразу тридцать сыновей-близнецов и, напуганная этим необычным событием, помещает каждого в кувшин и бросает в воду. Горшки с близнецами по реке сплавляются к морю и попадают во власть Морского царя. Он воспитывает их, и они, возмужав, выходят из морских вод в виде витязей прекрасных и отправляются искать свою мать. Меж тем у царицы Каниша родились тридцать прекрасных дочерей. Она хоть и испугалась вторично, но пожалела малюток-дочерей и не стала их сплавлять по реке в горшках. Она воспитала их принцессами. Вот их-то и находят тридцать витязей, которые женятся на них. И лишь один брат предостерегает братьев и сестер от инцеста, догадавшись об их близком родстве. В этом хеттском мифе мы видим все тот же мотив о близнецах, связанных с водной стихией, об их кровосмесительной связи с родными сестрами, которая, впрочем, не произошла.
В этой связи не лишне вспомнить Пушкина. В его поэме "Руслан и Людмила" есть такие строки:
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской.
Будто Пушкин был наслышан о хеттском мифе, что маловероятно, хеттами заинтересовались лишь после открытия чешского ученого Берджиха Грозного в 1916 году.
У Пушкина есть еще строки такого же примерно содержания в "Сказке о царе Салтане…":
Где-то вздуется бурливо
Окиян, поднимет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Ну что скажешь? "Ай да Пушкин! ай да сукин сын!" (Из письма А. С. Пушкина (1799–1837) к своему другу поэту Петру Вяземскому (около 7 ноября 1825 г.) – настоящий поэт-провидец, равносильный шаману.
С кем в первую очередь ассоциируются рогатые и хвостатые танцоры?
Очевидно, не зря А. П. Окладников говорит о петроглифах Ангары и Лены, изображающих ряженых танцоров с рогами на голове, длинными хвостами и воздетыми к небу руками, и о том, что подобные петроглифы обнаружены в Скандинавии, Швеции и Норвегии. Скорее такие петроглифы обнаруженные вдоль пути "сейминских бронз" и в других местах являлись свидетельством проникновения во 2–3-м тысячелетии до н. э. культа быка в зону лесов Евразии. Вероятно, этот культ был широко распространен в степном поясе, т. е. там, где действовали кочевники-европеоиды, перегонявшие свои бесчисленные стада с одного пастбища на другое. Окуневские стелы также изобилуют изображениями рогатых божеств – полулюдей, полубыков. Как отмечал Б. А. Рыбаков, культ быка очень древний. Священные быки солнца известны и в трипольской культуре, где имеются изображения бычьей головы с солнечным диском между рогами. Этот символ употребляется и в культе солнца Митры, также связанного с быком. Нелишне будет напомнить, что и в древнем Египте бык Апис являлся одним из главных богов. Когда умирал священный бык, его хоронили с пышностью, достойной фараона, в специальном саркофаге. В Мемфисе – в древнейшей столице Египта – в набатейском городе Мамшите обнаружены сотни гробниц с набальзамированными телами быков. В специально построенных для этой цели храмах в Египте проводили богослужения, посвященные божественному быку – символу солнца. Аналогичные святилища найдены и в Малой Азии, например на холме Чатал-Хююк. Возраст этих "бычьих святилищ" запредельный – около 8-ми тыс. лет! На Крите во время раскопок миносских дворцов были обнаружены фрески, изображающие жертвоприношение быка. Их возраст 4,5 тыс. лет. Примерно такой же возраст имеют ритуальные захоронения быков в культовых могилах от Днепра до Волги. Кости ритуально похороненных быков встречаются и в кольцевых ровиках степного Крыма и Херсонщины. В 1880 году в окрестностях Симферополя, под большим курганом, был обнаружен скелет быка, обложенный со всех сторон камнями, по-видимому, это был кромлех. Рядом с быком был захоронен человек в скорченном положении – "поза эмбриона"; время захоронения – эпоха бронзы. Каменное изваяние головы быка было обнаружено в Усатовском могильнике около Одессы. В 1964 году в большом кургане на окраине Красноперекопска была обнаружена могила круглой формы. В древности на уступы этой могилы были положены черепа и рога быков. Все они были аккуратно уложены друг против друга. На дне могилы археологи обнаружили два скелета, окрашенные в красный цвет, – взрослого человека и ребенка. Как считают специалисты, там был погребен шаман – служитель древнего культа быка. Около Керчи был найден культовый бронзовый топорик с изображением заключенных друг в друга солнечных кругов и изображением быка. Как считают специалисты, этот топорик использовался для умерщвления жертвенных животных, приносимых в жертву солнцу.
Как видим, культ быка и связанное с ним поклонение солнцу были широко распространены в древнем мире. Скотоводческие племена европеоидов, обитавшие на огромном пространстве Евразии, Северной и Восточной Африки, использовали эти "бычьи" ритуалы для воспроизводства стада, для достижения счастья и здоровья во время культа плодородия.
На одной картине венгерского художника XIX века Zichy Mihaly изображен шабаш на Лысой горе. Тут можно увидеть сцену жертвоприношения коней. Лошадиные головы, надетые на длинные шесты, окружают шамана-жреца, на голове которого видна высокая шапка, а также музыкантов, играющих на гуслях и на трубе. На головах людей, приносящих в жертву коней, можно разглядеть рогатые головные уборы. Вдали на горе сияет пламя жертвенного костра. Очевидно, сцена эта сопровождалась ритуальными человеческими жертвоприношениями. Тут же лежат убитые или околдованные воины, которых выбирают себе девы с непокрытыми волосами, очевидно ведьмы. Не исключено, что апогеем всего действа станет кровавое пиршество – ритуальный каннибализм. Очевидно, художник использовал неизвестные нам этнографические материалы, дабы показать всю сцену шабаша предельно наглядно. Впрочем, может быть, художник, что называется, "сгустил краски", хотя мне лично кажется, что вряд ли он что-то добавил от себя. Нам, людям сегодняшнего дня, все это кажется ужасным. Однако наши предки верили в реинкарнацию, и они воспринимали свой или чужой уход из мира не столь трагично, как делаем мы. Это был уход – для того, чтобы вернуться. У наших непосредственных предков, славян, как и у ариев, был в ходу так называемый культ предков. Быть может, наиболее близок был к пониманию этого ритуала, связанного с жертвоприношениями, Сирано де Бержерак, который описал этот ритуал в своем произведении "Иной свет или государства и империи Луны". Очевидно, подобный ритуал встречался и у аланов, предков осетин.
Не исключено, что в не столь уж отдаленные времена наши непосредственные предки, славяне и русичи, приносили в жертву быка в день летнего солнцестояния – 24 июня по старому стилю. В "Иванову ночь" – с 23 на 24 июня разжигали жертвенный костер на горе, холме или возвышенности или около воды. Об этом времени красноречиво говорят строки русских сказок: "Горят костры яркие, кипят котлы кипучие". Ведьмы и колдуны собираются на шабаш, оседлав метлу, кочергу, веник, лопату, грабли, ухват, костыль, просто палку или прут. Все это – метафоры крылатого коня, на которых и собираются участники сборища. Ведьмы обычно вылетают в трубу из избы, т. е. тем же самым путем, каким в избу проникает крылатый огненный змей, предварительно натерев тело волшебной мазью, изготовленной из змей или вскипяченной вместе с пеплом купальского костра воды. Огненные духи подхватывают и несут их к месту встречи.
Можно предположить, что в былые времена индоевропейского единства прототипы ведьм и колдунов – парни и девушки – собирались на свою ночную сходку – встречать и приветствовать солнце, оседлав настоящих, а не мнимых коней. Вероятно, обряд разжигания купальского костра мало в чем изменился с тех далеких времен. Парни и девушки, украшали друг друга цветами, обливались водой, прыгали через костер, взявшись за руки. Если удавалось перелететь через пламя, не разомкнув рук, это был верный знак будущей свадьбы. В некоторых местах России через костер матери переносили маленьких детей, страдающих каким-либо недугом, а в костре сжигали их рубашку. Считалось, что это дарует ребенку исцеление. Вероятно, через костры, полосу огня прогоняли и скот, дабы очистить его от скверны и от болезней. Подобный ритуал встречался и в Италии во время праздника, который именовали Палики, названного так в честь близнецов Паликов. Согласитесь, что название итальянского праздника похоже на название русского праздника Иван Купала. В этой день, а вернее ночь, молодежь приветствовала Ивана да Марью, вступивших, согласно преданию, в инцестуозный брак. Однако, быть может, действо этим и не ограничивалось. Упоминаемый в купальских песнях обряд наводит на мысль, что именно в эту ночь снимались запреты на любовные отношения между молодыми людьми и девушками. Недаром в "Слове св. Иоанна златоуста" говорится: "…После пития начинают плясание, а их по плясании начаши блуд творити с чужими женами и сестрами, а девицы теряют свою невинность". Нарушение установленных традиций брачных норм как раз восходит к архаическому мифу о близнецах – брате и сестре: брат отождествляется с огнем, а сестра – с водой. Сохранились русские песни, в которых купальский обряд связан с сюжетом взаимоотношений свекра и снохи.
В костре сжигали соломенное чучело Купалы и Мары (символа смерти). Быть может, это является свидетельством некогда бытовавшего в эту ночь жертвоприношения. Пепел и головешки купальского костра молодежь разбрасывала во все стороны. Считалось, что это способствует плодородию. На Псковщине, рассеивая пепел, пели: "Родись хлеб для наших малых детей!" Головешки, взятые из купальского костра, раскладывали потом под капустные грядки. Вероятно, это являлось свидетельством все того же культа плодородия. Как считалось, детей находили в капуте. Подле кострища отыскивали остатки чучела, несли его к реке и там топили. Все это чрезвычайно похоже на обряд кремации на погребальном костре умерших родственников, распространенный в Индии, и затем погружении пепла в воду. После веселья в воде купались, входя в нее прямо в одежде. Празднование Ивана дня связано также с поиском цветка папоротника, который, согласно преданию, расцветает в Купальскую ночь и блистает, как огонь. Кто найдет его, того ждет счастье великое. Этот огненно-красный цветок в некоторых областях называли "купальницей" и отождествляли с кладом золотых монет. Утром молодежь приветственными криками встречала солнце, которое, по поверьям, "играет" в этот самый длинный день в году.
Кто на кого набрасывает волчьи шкуры?
Так с кем же мы сегодня можем ассоциировать украшенных рогами танцоров с привязанными бычьими хвостами, самозабвенно веселящихся возле купальского костра? Конечно, с чертями. Образ, как говорится, напрашивается сам собой. Жрец этого действа, вероятно, уподоблялся Дьяусу или славянскому Диву – прообразам нынешнего Дьявола. Ассоциация с огненными духами индусов Гандхарвами и водными Апсарами также вполне очевидна. Эти духи, вероятно, доставляли на сходку своих ездоков – молодых мужчин и женщин. Не без их магической помощи молодежь заключала помолвку и договор о предстоящей свадьбе. В самом слове "Купала" лингвисты усматривают следы индоевропейского слова "кип" – отсюда глагол "кипеть". И в самом деле, в ночь на Ивана Купалу кипят страсти, и людьми владеет необузданное веселье. Однако это веселье изначально должно было служить силам добра и созидания. Оно было сродни шаманскому экстазу. Недаром Гандхарвы являются хранителями сомы – божественного напитка бессмертия. Быть может, в стародавние времена люди и в самом деле владели секретом его приготовления?
Очевидно, танцующие юноши, украшенные атрибутами быка – рогами на голове и бычьим хвостом, уподобляли себя быку, а их партнерши – девушки – коровам. Бык был символом плодородия. Это сохранилось и в русских шутовских песенках: "Бык корову тык. Она ему: "Му-у-у, спасибо, бык!"". Об этом может свидетельствовать и обряд, сохранившийся у русских, – набрасывание шкуры. Во время праздников, подобных Иванову дню, танцор набрасывал на себя медвежью, волчью, оленью или бычью шкуру. Обряд накидывания шкуры сопровождался инсценировкой гибели животного, его ритуализированным закланием, с последующим скидыванием этой шкуры. Тогда под шкурой тотемного животного оказывался человек. Это чудесное преображение человека, очевидно, являлось кульминацией всего действа. Это нашло свое выражение и в так называемых непридуманных рассказах: крестьяне уверяли, что случалось в старые годы, снимая шкуру с убитой волчицы или медведицы, находить под ней девицу в сарафане.
Быть может, такие представления послужили впоследствии для воссоздания института заместительной жертвы, когда вместо древнего жертвоприношения человека осуществлялось жертвоприношение животного. Обряд жертвоприношения быка на Иванов день зафиксирован в некоторых губерниях России еще в XIX веке.
Может статься, что обычай набрасывания шкуры отразился и в русском фольклоре. Так, в русской народной сказке из сборника Афанасьева "Об Иване-царевиче и Царь-девице" герой отправляется на поиски своих сестер, унесенных злыми вихрями. Сестер зовут Луна и Звезда. Иван-царевич после длительного странствования по Руси Великой добирается до палат белокаменных, где живет его сестра Луна, унесенная Медведем. Сам Медведь выглядит как медведь только за пределами своего жилища. Вступив на порог, Медведь ударился о сырую землю и сделался прекрасным молодцем. Иван-царевич втайне от Медведя предлагает сестрице бежать, но та отказывается: Медведь догонит и съест.
Тогда Иван-царевич отправляется к другой своей сестрице – Звезде. Она за мужем за Морским Чудовищем и живет в медном дворце. Однако и Морское Чудовище выглядит так только за пределами своего жилища. Вступив на порог, оно ударяется о сырую землю и превращается в прекрасного молодца. Иван-царевич предлагает и Звезде бежать, но та отказывается: Морское Чудовище догонит и съест.
Здесь мы видим двойственное отношение к Медведю и Морскому Чудовищу. Странствуя ежедневно по Святой Руси, оба персонажа являются воплощением зла. Однако на пороге своего дома они преображаются в прекрасных юношей – мужей украденных ими красных девиц. Иван-царевич не может выкрасть сестер у их мужей, так как те погонятся за ними, превратившись в злых персонажей, и обязательно догонят и съедят. Таким образом, природа зверя, воплощенная хтоническим персонажем, и природа человека уживаются в одном лице. У себя дома Медведь и Морское Чудо выглядят и действуют как люди, а за пределами дома – как звери. И даже они сами не властны над этим роком перевоплощения.
В сказке сестер Ивана-царевича выкрадывает вихрь, прислуживающий Царь-девице, которую Иван-царевич берет в жены. Только он, безымянный слуга Царь-девицы, может безнаказанно похитить из логова зверей-людей их жен.
Быть может, в этой сказке сохранились отзвуки давней языческой магии перевоплощения, с которой и был связан обряд накидывания шкуры во время праздника.
Богатырь Волхв-Всеславич с детства учился трем премудростям – оборачиваться ясным соколом (символ солнца), серым волком (символ царя мертвых) и гнедым туром – золотые рога (символ земного счастья). Таким образом, шаманская составляющая видна уже в этих превращениях, символизирующих три мира индоевропейцев: горний, земной и подземный. Само имя Волх-Всеславич указывает на его чародейное значение, присущее жрецам древнерусского культа. В "Слове о полку Игореве" мы также читаем о князе Всеславе, что у него вещая душа была в теле, что он, "ночь волком рыскавши", добежал за ночь от Киева до Тьмутаракани до рассвета солнца.