КАК У ДВОРОВОГО СПРАШИВАЛИ
Были у меня сыны на войне. И я пошла узнать, живы ли дети. Была одна женщина, водила, у дворового спрашивала.
Вот пришли во двор, она стала звать: "Черт, выходи! Водяной, выходи. Жировой, выходи!.." Всех сосбирала. А я стою, боюся: думаю, вот, сейчас выйдет - задавит. Долго не выходил. Потом она в другой хлев сходила - он и вышел. Сошел, меня по лицу провел, по губам, потом по плечу. Серед хлева стал и говорит: "Ну, спрашивай! - Прокашлял, как старичок. - Расспрашивай!"
Ну, мы и стали спрашивать. Я спрашиваю, живы ли у меня дети.
- А один, - говорит, - в танке погиб, в танке, - два раза повторил. - А другой сын, - говорит, - в Англии в плену.
- Ну, так мне видать ли его?
- А через три года увидишься.
А мне так и не пришлось увидеть…
Тут другая женщина была рядом со мной.
- Ну, - говорит, - мне расскажи, живы ли у меня дети.
- А у тя, - говорит, - три сына погибли, а еще остался четвертый сын - с тем доживать.
- А один сын в боях не бывал.
- Ну, не бывал в боях, - говорит, - он поехал на фронт, его убили по дороге.
- А дочка, - говорит, - еще учится, дак как?
- А дочка хорошенька, сдает, - говорит, - на учительницу… Ну, довольны вы?
Мы и пошли:
- Довольны.
У этой женщины руки развязали: у нее были связаны. Ну, мы вышли, больше ничего. И куды-то ушел этот старичок. Всё.
О баеннике
БАЕННИК
Теща у меня раз приходит в баню. Стала баню затоплять. Она, значит, затычку снимает - дым хоть некоторый выходит.
Она раз выдернула затычку - не выходит, другой раз - ни черта. На третий раз выдернула она - а из трубы показались пальцы сизые, длинные. Ну она тут перекрестилась, помолилась.
Стала топить баню. И больше ничего.
БЕЛАЯ КОШКА
(…) А тут одна баба чесала лен тоже. Лен-то у нас по вечерам чесали. Ведь дни-то коротеньки осенью, дак. Пришла в байну чесать лен. Чесала-чесала. На полках сидит как белая кошка, глаза сверкают-сверкают такие у ней. Я, сказывает: "Кис, кис, кис…" Киска не двигается. Да я бегом это, щеть в руки да лен. Дак побежала да камнем, сказывает, колгонула в байну, дак.
Вот, вот привидения какие. Это на самом деле. Я вот не скажу, что вру. Вот не вру! При мне все это сделалось… Ой, господи, страшно-таки…
ТОПИЛА НОЧЬЮ БАЙНУ…
(…) Еще одна баба сказала. Вот топила ночью байну. Тогда мужики ездили в двенадцать часов ночи, поздно. Топила байну, топила-топила. А потом ведь пришла (тогда с коровьей шерсти кафтаны-то ткали, кители шили такие коротеньки) - ёно как, сказывает, меня сгрибчило, так у этого кафтана зад отпал в руки в байне. Ну, потом мужики приехали, пошли в байну мыться: и каменка разрытая, и вода вся вылита.
Вот, вот ночью в байну ходить!.. Я-то не пойду ночью.
Об овиннике
ПРО ГАДАНЬЕ И ОВИННИКА
Да! Бывало, два старика были дома и перед рождеством по старинушке слушали, что чудилось, что смотреть было можно. Ну вот, пошли на гумно, значит, слушать. Сели (была на гумне кожа) на эту кожу и взяли в руки сковородник, обчертили эту кожу, чтобы нечистый дух не спихнул их, да, обчертили и сели.
Вдруг выходит с этого овина человек, нечистый дух, наверно. Ну вот, взял эту кожу (а хвоста они не обчертили), взял эту кожу за хвост, раз-два махнул - и этые мужчины улетели с этой кожи, да.
Ну, конечно, они уже растерялись, открыли ворота и убежали домой. Пришли, переговорили промеж собой. Ну, один и говорит:
- Это неправда, я пойду сам туда, сяду на кожу, и он ни за что меня с кожи не спихнет, значит.
Ну, и потом пришли, эту кожу взяли и сели. Один сел на средину, а другой сел на голову этой кожи и проложил руки в дырки, где уши были прорезаны у коровы про рога, заложил руки и положил на них замок и сидит. Кожу обчертили кругом, а хвоста не обчертили. Только сели на кожу, вдруг дверь открывается и выходит с овина опять нечистый дух, вроде как человек. Взял он эту кожу за этот хвост - и давай кругом вертеть. Вернул один раз - этот первый мужчина, который на средине сидел, сразу улетел к воротам, а этот, которого руки положены в дырки, значит, сидит все время. Он давай крутить его, крутил-крутил, сам устал. Мужчина лежит в углу, он в другом лежит - дышит, конечно дело, живой, значит. Отдохнул и снова давай крутить его. Этот мужчина все лежит, дёржится за эту кожу, - руки в дырках, дак зря не свернешь его. Крутил-крутил, потом больше не замог крутить, бросил и ушел, двери закрыл. И мужчина дожидал-дожидал его, дождаться не мог и потом ушел домой. Вот так.
МЯВГАЕТ-ОЙКАЕТ
Вот бывает. Жил мужчина с женой, значит. Пахали они хлеб, конечно дело. Ну вот, на одном гумне сушили зерно, а на втором молотили. Ну вот, часа в три встали ночи. Мужчина посылает женщину подготовить эту рожь там молотить, а потом говорит:
- Я сейчас приду.
Ну, сел покурил, конечно дело… А она сходила, эта женщина, Анна Максимовна, сходила туда, ну, а там, в этом овине, мявгает-ойкает. Она испугалась и пришла обратно. Спрашивает другу старушку:
- Бабушка, там что-то в овине плачет.
Ну, старушка ей, конечно дело, открыто сказала, посмеялася да и говорит:
- Там овинница рожает. Не ходите, - говорит, - сейчас молотить. Снеси ей чего-нибудь на родины, какого-нибудь хлебца или рыбник или чего-либо, рыбный пирог.
Ну вот, она говорит:
- Чего я могу снести?
- Снеси чего-ни.
Ну, она взяла пирог с рыбой, положила чаю, сахару положила, туда принесла и на окошечко поставила ей. А там все в овине ойкало:
- Ой, ой.
Она не могла понять этого дела.
Пришла, говорит:
- Она все еще рожает, там все ойкает.
Ладно, немножечко посидели. Бабушка и говорит:
- Идите. Наверно, уж там, - говорит, - она успокоилась, и все такое.
Ну, они пошли. Пришли, где рыбник был положен на окошечко у ней, ну, вместо овинницы - а сидит кот на этом окошечке… у рыбника. И весь этот рыбничек скушал.
Это там была не овинница, а просто кот, мяукал все "ау-ау", а она подумала, что овинница рожает. Вот.
Мужик давай ее ругать да матюгать. Вот. Так скормила она этот рыбный пирог коту, а овинницы в глаза не видела.
О мельничном
ПРОДЕЛКИ МЕЛЬНИЧНОГО "ХОЗЯИНА"
Поехал было батюшко наш на мельницу, на Халуй, далеко. Вот приехал, а там, как с деревни выезжать, говорят:
- Куда ты на ночь поехал? Там никого на мельнице нету, там неспокойно. Как ты один?
- Ничего, я не боюсь. - И поехал.
Приехал, муку засыпал да овес затолк. Спустил мельницу. И пошел. Избушка там есть у мельницы. Мельничная избушка, как называли раньше. Печку стопил, чаю попил. Хотел спать повалиться. Только повалился, не успел еще заснуть - вдруг за волосы кто-то дернет. Я из сна долой. Что такое? Опять зажгал лучину, в щель куда-то улепил. Повалился, полежал. Как лучина погасла - опять то же самое: опять за волосы. Не больно, а вот захватит за волосы, дернет - и только.
Ну, к, говорит, тут разматюгался, да опять огонь зажгал да и сел. Ну вот, сходит в мельницу там заглянет. Все переделал, муки намолол. Пошел: "Поеду, - говорит, - сейчас. Ну, что тут: сидеть нельзя, повалиться тоже".
Стал муку выносить. Лошадь запряг он, подгонил ко дверям самым. Мешок захватит, пока выносит на телегу, - опять огонь потушит. Даже искринки нет. Опять снова зажигает. Ну, выносил кое-как. Потом: "Оставайся, - говорит, - нечистая сила, а я поехал домой". Поехал, а ночь темная, осенняя. Ехал, подъехал - и как, не знаю, в яму забрался: она не о саму дорогу и была, яма, а так лошадь зашла. Смотрю, телега покатилась в эту яму, и лошадь вслед, и я вслед. И пришлось в этой яме сидеть до утра, до свету - не мог выбраться. Ну, как выберешься? Все лежит кверху ногами, колесами: телега, лошадь лежит. Вот такая была бывальщина.
О чёрте
ЧЕРТИ МОЛОДЕНЬКИЕ
У нас в селе Петр Горбунов жил. Так вот он про себя рассказывал.
…Вот его черти увели в лес. И такая у них музыка хорошая. Оки пляшут, и он с ними вместе. Черти все молоденькие да так пляшут!
Потом, говорит, я домой шагаю, и они за мной. Они окружили его. Что делать? Я сапог скинул, а они - цапе! - и так в карниз его забухали, что ни крикнуть и ни пошевельнуться.
Жена-то его потеряла и только по сапогу узнала, что он домой уж пришел. Голову-то подняла, а он в карнизе зажат. Черти его так забухали, что всем народом выворачивали его.
БЕСЁДА
(…) Закончили покос. Пошли домой, на Погост пошли (а косили здесь же, тутотка, рядом). Вышли - один (Иван Федорович. - Н. К.) идет и говорит:
- Ты куда пошел?
- А я пошел за коровами: у меня коров нету.
А он говорит:
- И я за коровами.
- Давай, Иван Федорович (а другой - Андрей Степанович называли), давай закурим, у меня табак-то есть, а спички нету.
- А у меня, - говорит, - табак и спички есть, давай закурим.
Закурили и пошли.
Шли-шли-шли. Коровушки-то, две коровы, ходят на этом месте - звонит.
- Ну-ко, слушай: звонок (звонит один за другим).
Токо:
- Наши-те ребята на бесёду поехали.
- Да како на бесёду? Кака тут бесёда?
- Пойдем дальше, пойдем.
Вышли на горушку - дом стоит.
Скажет (Андрей Степанович. - Н. К.):
- Я век прожил да здесь дома не видал, не было его.
Видит, наши ребята танцуют: гармошка ("Тут, - говорит, - дом, гармошка"), и разговаривают так вовсю, играют. И поинтересовался. Оперся я так о двери и стою, говорит. Смотрю, как пляшут, танцуют. Гармонь играе, танцуют с девушкамы, хоть того больше.
А тот:
- Зализь.
- Да отступись, да не зализу.
- Зализь, не бойся.
- Нет! Ой, господи Иисусе Христе, - скажет, - сыне божий, век я прожил - да здесь фатеры не бывало, а тут как фатера откуда-то взялась!
Токо проговорил - нигде ничего нет: ни бесёды нет, ни Ивана Федорова нету моего. Сейгод токо щелья такая большая, и между щелья равнинуша (полянка на дне расщелины. - Н. К.), вот как дверь, такая.
Одной рукой упёршись в одну кромку, другой - в другую кромку, стою и смотрю как в щель на бесёду. Скажет: "Как бы переступил я всё… порог да в эту бы пропасть ухнул (веревку спускали потом туда - конца не хватало)", - говорит.
Дак я, скажет, скорее домой:
- Да бог с ним, с товарищем; да бог с ними, с коровами; да бегу домой сам без себя.
…А Иван Федорович в этот день никуда из дому не уходил.
КАК ДЕВКИ НА БЕСЁДЕ СИДЕЛИ
Была деревня большая. В этой деревне много девок было. А их на бесёду никто не пускает, они взяли выстроили избу у озера. Ходят вечер, другой и третий - никто из парней к ним на бесёду не идет. Вот они промеж собой толкуют: "Хошь бы кто из озера пришел на бесёду!"
Вот с вечера прикатило ребят к ним партия человек в двадцать. Все сдобные такие, с тальянками, при часах, в калошах, ну и давай поигрывать с девками.
А у одной у девки была принесена девочка маленькая, лет пяти-шести. Та сидела на печке и все смотрела. Ну и стала звать эту девку:
- Нянька, иди сюда-то!
Вот ена подошла. Она и указывает:
- Гляди-ко, нянюшка, глаза-то какие у них вдоль лица и зубы, как железные.
- Как бы нам идти?
- А вот как: я буду проситься до ветру, а ты выведешь меня - в то время и уйдем.
Ну, маленько посидели. Эта девчоночка и запросилась до ветру, а они не отпускают этой девки идти с ней.
- Что вы, - говорит, - отпустите! Прищемите мне хоть сарафан в дверях, никуда я не уйду.
Вот они взяли выпустили, прищемили подол в дверях, а она сейчас лямки скинула с плеч, ребенка на плечи и давай бежать. Прибегает к байне, видит, один гонится за ней - догоняет, а она сейчас в байну. Вбежала в байну и говорит:
- Господин хозяин, оборони от напрасной смерти!
Сама скокнула на полок. Вот в то время хозяин байны выскочил из-под полка драться с парнем. Дрались-дрались, потом спел певун. Эти оба пропали, а она в это время стала и домой ушла. Утром хватились других девок мужики, никого домой нету. Направились туда. Пришли на бесёду, а там только косьё да волосья - больше ничего нету.
ОБЕЩАННЫЙ ЛАПОТЬ
Мама рассказывала. Тоже у нас там липа растет - лапти плетут. Раньше в лаптях же ходили, бедно народ жили.
Ну и старик сидит и заплетает лапоть. И пришел сосед-старик и говорит:
- Ты кому это такой большой лапоть заплетаешь?
- Черту, - говорит.
Но и он засиделся до двенадцати. Двенадцать часов уж подходит время, ночью. Подъезжает на сивой лошади человек. Высокий, прямо вот под верхне стекло, И говорит:
- Ну-ка, дедушка, ты мне пообещал лапти сплести. Дак давай!
А он уж последний лапоть на пятку сганивает и концы эти обрезыват.
- Сейчас, - говорит, - готовый будет второй лапоть.
Закончил, обрезал кончики-то, которы остались, связал парой и в окошко подал.
Тот забрал и поехал. Слыхать, как конь топает ногами-то. Вот.
Это, говорит, сущая правда. Черт! Он его помянул…
ГОРЬКИЙ ПЬЯНИЦА
Жил-был старик, да такой горькой пьяница, что и сказать нельзя. Вот забрался он как-то в кабак, упился зелена вина и поплелся во хмелю домой, а путь-то лежал через реку, подошел к реке, не стал долго думать, скинул с себя сапоги, повесил на шею и побрел по воде. Только дошел до средины - спотыкнулся о камень, упал в воду, да и поминай как звали!
Остался у него сын Петруша. Видит Петруша, что отец пропал без вести, потужил, поплакал, отслужил за упокой души панихиду и принялся хозяйничать. Раз в воскресный день пошел он в церковь богу помолиться. Идет себе по дороге, а впереди его тащится баба: шла-шла, спотыкнулась о камешек и заругалась:
- Кой черт тебя под ноги сует!
Петруша услыхал такие речи и говорит:
- Здорово, тетка! Куды путь держишь?
- В церковь, родимый, богу молиться.
- Как же тебе не грешно: идешь в церковь богу молиться, а поминаешь нечистого! Сама спотыкнулась, да на черта сваливаешь…
Ну, отслушал он обедню и пошел домой. Шел-шел, и вдруг откуда ни возьмись - стал перед ним молодец, поклонился и говорит:
- Спасибо тебе, Петруша, на добром слове!
- Кто ты таков и за что благодарствуешь? - спрашивает Петруша.
- Я дьявол, а тебе благодарствую за то, что как спотыкнулась баба да облаяла меня понапрасну, так ты замолвил за меня доброе слово.
И начал просить:
- Побывай-де, Петруша, ко мне в гости. Я тебя во как награжу! И серебром и златом, всем наделю!
- Хорошо, - говорит Петруша, - побываю.
Дьявол рассказал ему про дорогу и пропал в одну минуту, а Петруша воротился домой.
На другой день собрался Петруша в гости к дьяволу. Шел-шел, целых три дня шел, и пришел в большой лес, дремучий да темный - и неба не видать! А в том лесу стоял богатый дворец. Вот он вошел во дворец, и увидела его красная девица - выкрадена была нечистыми из одного села, - увидела его и спрашивает:
- Зачем пожаловал сюда, доброй молодец? Здесь черти живут, они тебя в клочки разорвут.
Петруша рассказал ей, как и зачем попал в этот дворец.
- Ну, смотри же, - говорит ему красна девица, - станет давать тебе дьявол золото и серебро - ты ничего не бери, а проси, чтоб подарил тебе того самого ледащего коня, на котором нечистые дрова и воду возят. Этот конь - твой отец. Как шел он из кабака пьяной да упал в воду, черти тотчас подхватили его, сделали своей лошадью да и возят теперь на нем дрова и воду!
Тут пришел тот самый молодец, что звал Петрушу в гости, и принялся угощать его всякими напитками и наедками. Пришло время отправляться Петруше домой.
- Пойдем, - сказал ему дьявол, - я наделю тебя деньгами и славной лошадью, живо до дому доедешь.
- Ничего мне не нужно, - отвечал Петруша, - а коли хочешь дарить - подари ту ледащую клячонку, на которой у вас дрова и воду возят.
- Куда тебе эта кляча! Скоро ли на ней до дому доберешься, она того и смотри околеет!
- Все равно, подари. Окромя ее, другой не возьму!
Отдал ему дьявол худую клячонку. Петруша взял и повел ее за узду. Только за ворота, а навстречу ему красная девица:
- Что, достал лошадь?
- Достал.
- Ну, доброй молодец, как придешь под свою деревню - сними с себя крест, очерти кругом этой лошади три раза и повесь ей крест на голову.
Петруша поклонился и отправился в путь. Пришел под свою деревню - и сделал все, что научила его эта девица: снял с себя медный крест, очертил кругом лошади три раза и повесил ей крест на голову. И вдруг лошади не стало, а на месте ее стоял перед Петрушей родной его отец. Посмотрел сын на отца, залился горючими слезами и повел его в свою избу. Старик-ат три дня жил без говору, языком не владал. Ну, после стали они себе жить во всяком добре и счастии. Старик совсем позабыл про пьянство и до самого последнего дня ни капли вина не пил.