ЗОЛОТОЙ СТАРЕЦ И ГУБОШЛЕПЫ
Золота и серебра в Олонецком крае чрезвычайно много, но народ забыл об этом и не знает тех мест, где эти металлы находятся.
Как-то раз (…), еще в царствование Грозного-царя, по северной губе Онежского озера плыла большая лодка с рыбаками. Вдруг видят рыбаки, как по берегу идет им навстречу старичок ветхий-преветхий, с трудом плетется. Видно, что он очень тяжел и грузен: идет он и подпирается палкой, которая под тяжестью его так и гнется.
- Возьмите меня к себе в лодку, добрые люди, - запросился старик.
- Нет, дед, - отвечали ему рыбаки, - нам и самим тяжело плыть, - трудно нам справиться, а тут еще тебя, старика, взять с собою! Нет, дед, иди себе с богом!
- Понудьтесь малость, ребятки, - снова взмолился старик, - возьмите меня в лодку: ей-ей, говорю, большую корысть от меня наживете.
Но рыбаки снова отказали ему. Долго просил ветхий старец взять его в лодку, так и не допросился.
- Ну хоть батожок мой возьмите, - просил их, - он очень тяжел и мне не под силу.
- Станем мы из-за твоего дрянного батога тратить время и причаливать к берегу, - отвечали ему с лодки.
Тогда старик бросил в лодку свой батожок, который рассыпался весь на золотые и серебряные слитки, а сам ушел в расселину скалы и скрылся из глаз изумленных рыбаков.
Ахнули рыбаки, да поздно за ум взялись. Так и не узнали до сих пор, где в горах северной части Онежского озера скрывается золотая и серебряная руда.
СПАСИБО ГОРНОМУ
Семнадцати лет от роду зачал я работать. Не знал ничего. На Калмыковке работал в ортах. Однова отробились, горный смотритель Сартаков оставлят нас докатывать огни. И чо такое? Впереди как будто тачка гремит, кто-то еще робит. А все ушли, кроме нас.
Я спрашиваю:
- Дяденька, это чо?
- Дурак, это горный тачку катат. Знай горного!
Потом на Веселой робили в орте. Приходит к нам становой:
- Ребята, ступайте обедать.
Время не такое, да ежели становой велит - почему не пойти? Только вылезли - гора пошла. Всех бы захоронила.
Становой навстречу нам бежит:
- Вы как догадались, што гора пойдет?
- Да вы же нас обедать позвали.
- Не звал! Чо вы - с пьяных глаз?
Горный позвал, спасибо ему.
ГОРНЫЙ БАТЮШКА
Однова на Касьме нарядчик бегал по всем ортам:
- Ребята, вылазьте, гора пойдет!
Выбежали, гора и верно пошла. Двое в ортах остались, не послушали, так их воздухом повыкидывало, на три сажени от горы отметнуло, зашибло.
А нарядчика никакого нет. Что за диво? Ребята потом догадались: это кричал горный батюшка.
В одно время на прииск приехал исправник в двенадцать часов ночи. Нарядчики все спали. Он их вытребовал, велел всех перепороть.
- Как смеете спать! Рабочие робят, а вы спите.
Рабочим приказал собраться, спрашивает:
- Хорошо ли нарядчики относятся? Жалобы есть?
Ребята помялись, потом говорят:
- Как не быть, есть. Дерут нас нарядчики нещадно, бьют правилкой.
Исправник разгневался, еще раз их перепорол, нарядчиков-то. И уехал. Рабочие говорят:
- Вот это исправник! С испокон века такого не бывало.
Больно уж добрый человек. Справки о нем навели. И вышло, что никакой исправник не приезжал. А это горный батюшка заступился.
Было еще так. Только начали новую шахту - ночью сделался шум. Выскочили из бараков - шахта ходуном ходит.
Горный батюшка пришел. Ворочает, ломает, только крепи трещат. Все изломал, всю шахту. Потом ушел.
Стали думать, как быть. Горному шахта неугодна. А место богатое, бросить жалко. Начали новую шахту. Добили до плавунов - вода! Еле вытащили забойщиков. Еще бы немного - потонули бы все. Старики-то и говорили:
- Не послушали горного, а ведь он, батюшка наш, знак подавал, што робить нельзя.
У нас не говорили: боже, помоги. У нас говорили: дай, горный!
(…) А был он вроде черта, только добрый.
НЕ УГОДИЛ ГОРНОМУ
Как на Казанах Петрова Кирюху задавило в машине через горного.
Была машинна избушка, промывальна чаша там стояла. А квартир не было. Кирюха Петров пришел, нанялся в контракт. Квартиру не дают, говорят:
- Иди в машинну избушку, живи.
На Троицу я позвал его в гости. Гуляли. Потом он говорит:
- Идемте ко мне.
Приходим. Ребятишки его заплаканы, притаились в углу на лавке.
- Вы чо? - Петров спрашивает.
- Дяденька - вот такой большой - плаху выворотил, из-под пола вылез. Твое все надел - шляпу, рубаху, чембары надел, пиво достал, пил, плясал и нас щипал. Потом разделся и в подполье улез.
Смотрим, ребятишки все исщипаны до крови. Пива нет, гулять нельзя.
Лекарь был Михеев. Позвали. Осмотрел: верно, исщипаны ребятишки.
Он и спрашивает нас, Кирюха Петров:
- Это чо?
- Горный приходил. Опасно тебе тут жить. Не угодил ты ему.
Я и говорю:
- Переходи ко мне. Не даст тебе житья горный.
Он и перешел со всем семейством. А в машинной избушке што ни ночь - песни, пляс, ходуном стены ходят. А никого там нет.
Петров робил помазилкой, машину мазал. Вот прошло две недели после Троицы, помазок у него в кулачья попал - затянуло ему всю руку, вот так, вот эдак вот кости размозжило.
Он и помер, Петров Кирюха. Одежа на нем была рваная, в крови, так и положили в машинной избушке на лавку, так и лежал пять ден - попа с Андобы вызывали, урядника Ларионова. Пять стариков тело караулили, батя мой караулил. Так и схоронили в рваной одеже. Начальство поскупилось: хоть бы рубаху справили покойнику.
А все из-за чего? Кирюха, как пришел на Казаны, выхвалялся:
- Я вашего горного не боюсь!
Горный-то не любил, когда кто выхваляется. Он тут хозяин.
ВОТ ВАМ И ГОРНЫЙ!
(…) Вот была у меня смелость. И горного не побоялся.
На Троицких Вершинах машина стояла стара, бергальска. С Покрова ее прикрывали, воду отводили.
Машина прикрыта, а по ночам гремит. До утра гремит.
Все говорят:
- Горный, горный!
Я зову Голубцова:
- Пойдем, Поликашка, посмотрим, какой он есть - горный!
Поликашка сперва не шел. Все же уговорил я его.
Прибежали ночью. Забрались на сплотки, где низко. Вода бежит помаленечку, нет никого. Мы ждем, смотрим. Вода в плицы набралась, опять загремела. И никакого горного.
Вернулись, говорим рабочим. Они не верят. Потом пошли с нами смотреть. А мы смеемся:
- Вот вам и горный!
О водяном и русалках
ШЛЯПА
Вот раз плывет шляпа по Волге. Бурлаки было нагнулись с плота и хотели взять шляпу, но лоцман их остановил и сказал:
- Шляпу не берите, а то худо будет.
Не послушались бурлаки лоцмана, подняли шляпу из воды. Не успели ее вынуть, как в это время из-под нее человек вышел и сказал:
- Что вам от меня нужно? Хочешь, я посуду потоплю! Ты зачем велел им шляпу поднять? - сказал человек из-под шляпы лоцману. - Я иду, - говорит он, - прямо по Волге, как по земле, до самой Астрахани и смотрю за порядками, а вы мне мешаете идти! Ну, ладно, подлецы, - говорит человек, - жалею только лоцмана, а то бы потопил посуду. Вы виноваты, - сказал человек бурлакам (а их было девяносто человек). - Ни хозяин, ни лоцман, а только вы виноваты в этом!
И спустился человек в воду, шляпа накрыла его голову и пошел он опять по дну Волги, как пешком по земле.
Только шляпу его стало видать по воде, и она поплыла вниз по Волге до самой Астрахани.
РАЗВЯЖУ ЛИ - ЗАВЯЖУ ЛИ Я!
Вот еще, сидели на тони, сальницек горит, и вот пришло, под окошком закричало:
- Развяжу-у ли я?
- А развяжи!
Со смехом говорят, не знают кто, и все стихло. А утром пришли: и весь невод развязан, и на клубочки свито, как прядено. Вот беда-то! И ехать надо невод метать, и все на клубочки свито.
Ну, вот, день-от проходит, а на другой вечер сели так, горюют, нать невод вязать, а скоро ли свяжешь! И опять под окошко пришло:
- Завяжу-у ли я?
- А завяжи, батюшка, завяжи, завяжи!
На другой день встали, пришли: невод по-старому веснет, все как на вешалах было у них, так и есть.
МЕСТЬ ВОДЯНОГО
Это мой дедко, отца отец… Тут у нас был мукомольный завод. Надо было ему идти на работу берегом. Видит: сидит на плоту человек с длинными волосами.
Дедко мой схватил кирпич - бросил. А этот человек из воды:
- Ой, руку сломал, досадил…
Пришел он на завод, и в тот же день на заводе ему руку и оторвало.
То ли он сам досадил, то ли этот человек сунул руку ему.
Уж это, верно, водяной был.
РЫБИЙ КЛЕСК, ИЛИ ОГРАБЛЕННЫЙ ВОДЯНОЙ
Известно, что в иных приходах деревни отстоят от церквей довольно далеко. Поэтому набожные крестьяне, чтобы не опоздать к службе, уходят на погост еще с вечера. Однажды крестьянин какой-то деревни к вечеру великой субботы отправился на погост к христовой утрени. По приходе на берег озера, чрез которое ему надлежало идти, увидел он на другом берегу человека с длинными черными волосами и такого же цвета и величины бородою, который что-то таскал кошелем из озера в лодку. По окончании своего дела незнакомец сел на край лодки и начал что-то перебирать.
В это время ударили в колокол к утрени: крестьянин перекрестился, а неизвестный упал с борта лодки и исчез. Любопытство овладело мужиком нашим. Ему захотелось знать, что это было - привидение ли или что иное, и он пошел к тому месту, где видел незнакомца.
По приходе туда глазам его представилась лодка, наполненная рыбьим клеском. Тут он понял, что это клад, набрал клеска и возвратился с ношей домой. Спрятав добычу, он пустился обратно с мешком к лодке, чтобы взять и остальное. Но что же? По приходе на место лодки с клеском уже не нашел, а потому и отправился в церковь.
Возвратившись домой, он развернул свою ношу и увидел, что из принесенного им клеска образовалось серебро, так что крестьянин из бедняка сделался богачом.
Рассказывают, что чернобородый незнакомец каждогодно в великую субботу ужасно кричит и жалуется на похитителя его богатств и грозит ему местью, отчего нечаянный богач в продолжение своей жизни никогда не осмеливался подходить к озеру.
КАК ДВА ВОДЯНЫХ ПОРОДНИЛИСЬ
(…) У водяного ильинского была дочь. За ней сватались водяной пречистенский и водяной - владелец Кенозера, которое в ту отдаленную эпоху было соединено с Водлозером. Как пречистенский, так и кенозерский водяные часто навещали ильинского. Кенозерский водяной первый посватался - и ему отказали. Посватался затем пречистенский водяной, и старик ильинский отдал за него свою дочь.
Кенозерский рассердился, ушел к себе в озеро и, чтобы никогда не ходить больше в Водлозеро, засыпал большими каменьями дорогу. С тех пор Кенозеро не сообщается больше с Водлозером.
Отправляя свою дочь к зятю, к пречистенскому погосту, ильинский водяной дал ей в приданое много золота и драгоценностей и, наконец, целый остров из своих владений послал вместе с дочерью в ее новое жилище. Этот остров лежал прежде недалеко от реки Илексы и, ведомый петухом, прибыл к деревне Большой Кул-Наволок, недалеко от которой он остановился. Вещий петух затем улетел, а остров стоит до сих пор и прозван в память того, что его привез петух, Петуньим островом.
ПОСМОТРЕТЬ НА ПОДВОДНОЕ ЦАРСТВО
Вот ты, Павел Николаевич (говорили мне на Шуй-наволоке), думаешь, что на воде люди погибают больше от своей вины. А мы тебе заподлинно сказываем, что дело без водяника не обойдется. Хоть бы нашу деревню Середку взять: позапрошлым летом поехали в лодке две девки: одна-то на выданье, а другая-то еще не человековатая. И стала девочка сказки сказывать, как под водой живут водяники в хрустальных палатах. А старшая и говорит:
- Ишь, как у них хорошо: хоть бы одним глазком посмотреть на подводное царство.
И не было ни ветра, ни волны - вдруг заколебалась вода и поднялся черный мужик, волоса у него взъерошенные, ухватил девку за руку и, как она ни билась, стащил ее под воду, только ее и видели.
И все это девочка видела своими глазами.
ВОДЯНОЙ
Мы видали водяного: он плавал здесь, в речке. Смотрим в окошко и все видим: вот плывет человек, руками гребет и голова (видна. - Н. К.), еще и ногами перебирает, а следа не видно. И подбежали все к берегу, видят, на людях дело: плавает, двумя руками гребет-гребет-гребет. И выплыл туда, к середине озера, и далеко поплыл. Потом скрылся.
И после в этом месте не стали купаться никак. Пекарихи раньше купалися, с пекарни, и не стали купаться. Правда, так устрашило. Приезжая была така здоровая пекариха, как выскочит - да в воду. А потом больше не пошла в воду. И я больше в воду не пошла, сроду пока не хожу, сохрани господи…
ВОДЯ-ВОДЯ-ВОДЯНИК
Ну, правда, девчонкой была, молодой. У нас берег такой был мелкий-мелкий, песок-песок. Того дальше иди - все до колена, а уж потом пойдет туда обрыв. А купаемся - водяника боимся, ну вот.
- Ой, девки, всё говорят ребята, что водяник есть - водяник есть, а вдруг да он как нас поймат. Водя-водя-водяник, захвачу-ка за парик!
Ну, вот мы раз купалися-купалися, как глянем: а там не так далеко, где купаемся, - камень, большой камень с таким ожеком. И на этом каменю оказался будто бы человек, волосы распущенные по плечам. Только что одна личность видна, а волосы по всему.
Да мы бегом с этой воды, да одеваться, да домой бежать. После того страху долго не купалися. Такого водяника с длинными волосами видели, правда. Это было… Это было, не вру. Это было, было, правда.
РУСАЛКИ
Ходили мы как-то по черемуху. Брали, брали да и решили в лесу-то и заночевать. Стали мы друг друга пугать русалками да водяными. Вдруг видим: как будто паром плывет и не паром будто. А на том пароме гребут веслами и песни поют. Присмотрелись мы и видим женщин во всем белом. А волосы длинные они гребнями чешут, а сами то песни запоют, а то вдруг как засмеются! Стали ближе-то подплывать: вместо ног-то у них хвосты рыбьи. Они ими по воде шлепают, а вокруг брызги серебряные летят. И потом вдруг не стало никого.
ДОГОВОР С ВОДЯНОЙ РУСАЛКОЙ
(…) Годов этак сто тому назад жили в Кузомени купцы Заборщиковы, нынешних варзужских купцов прародители. Не было у них удачи в лове, сколько лет выбиться не могли. А потом вдруг разбогатели. И с того же времени начали из деревни люди пропадать: то девчонка исчезнет, то старуха. И никак не могли понять рыбаки, что такое происходит. Что же, как бы вы думали, оказалось? Оказалось, что купцы Заборщиковы ради своих уловов договор заключили с нечистой силой, с водяной русалкой в реке, что они будут ей живое мясо поставлять, а она к ним - рыбу в сети загонять (…).
Может, и сказка.
Об огневице
НА ПОЖОГЕ
Там репу сеяли. А досюль привидения такие были. Вот так. Сеяли репу, а такой костер ведь разведут. Отец там бороновал-бороновал. В лесу-то там боронуют сучья, такие деревянные, борзые.
И вот бороновал, скаже, бороновал да и задремал, у костра-то. Задремал, говорит, - да и прибежала старуха в крашенинном сарафане в синем, да и разголила задницу, да и "э-э-э-э" руки греет у огня.
А я-то, говорит, кричу:
- Да татка, татка, да где ты?! Ой, бабка какая-то пришла!..
А, видимо, он во снях уж видел, ничто больше (…).
Так это мне папа рассказывал свой покойный. Я все еще помню.
О домовом и дворовом
МАЛЮХОНЬКИИ СТАРИЧОК
Я еще девчонка была, а помню. Как-то в память все позапало.
Лошадка у нас тогда была. Наповадился к нам в стайку кто-то ходить да косичку заплетать. Вот как-то однажды дед пошел в сарай - у лошади опять заплетены косички. Он про себя говорит: "Наверное, домовой". А смотрит: старичок сидит. Он и говорит:
- Сидишь?
А тот сжался, малюхонький такой стал, да так тихонечко прокряхтел. А сам косу-то плетет.
Мать моя частенько тоже поговаривала, мол, уйдет куда-то, вернется - а в избе-то уж все прибрано.
…Маленький, говорит, такой старичок, седенький.
ГОСТИНЦЫ
(…) Я взамуж вышла, дал мне отец корову. Скажут, корову привести на двор так надо:
"Хозяин с хозяюшкой,
Берегите мою скотинушку…"
А мы не сказали ничего, дак, знаешь, корова неделю стонала.
Потом к колдуну ездили да потом по всем уголкам наклали, вот в каждый уголок - и чаю, и сахару, и вот:
"Вот тебе, домовой хозяин, гостинца,
Ты береги мою скотинушку…"
Вот. Это уж тоже на себе… Топерь-то не верят, топерь нету колдунов.
ДОМОВОЙ НЕВЗЛЮБИЛ
У меня случай был во время службы. Перевели меня… Я приехал, документы представил, меня устроили. Там на отшибе дом был. Большой. Все комнаты пустые, а одну для солдат отделали малость. Все ушли в клуб, а я устал с дороги, лег спать. Ребята ушли, и я лег спать. Вдруг старик лохматый из-за печки выходит… подходит ко мне и давай душить. Душит! Я уж думаю: "Да неужели такой старый задавит меня?!" Все силы собрал - как его толкну! Он улетел. А там западня, она открыта оказалась - он в нее. И замолк. Опять все тихо.
Я наутро рассказал поварихе, она мне говорит:
- Э-э, солдатик, ты здесь не задержишься. Это тебя домовой невзлюбил.
И точно - вечером меня отправили в другое место. Перевели.
СВАДЬБА В ПОДПОЛЬЕ
Вот, видишь, пришла и повалилася спать старуха. Вдруг открылося подполье. Из подполья выходит женщина:
- Дайте мне, пожалуйста, тарелок.
- Начто вам тарелки?
- У нас, - говорит, - будет свадьба.
- А какая свадьба?
- В подполье свадьба.
- Тарелок, - говорит, - дам.
Дала старуха - унесли тарелки туда. Потом и пошло там, танцы да гармонь заиграла да пела. Как посмотрит в подполье - а там деревенская (из другой деревни) девка привезена у них там…
Ну, танцевали, да выли, да плясали, да ходили. Потом приносят эти тарелки ей:
- Вот, - говорит, - тебе тарелочки и тебе на колпак материалу - парчи.
Ну, она поразмеряла-поразмеряла материалу - да два колпака будет сшить.
Так старушка рассказывала. Ей говорили: "Да не ври ты, не ври". Так показывала… колпак.