ИВАН ДОНСКОЙ
У нас Иван был, по отцу-то я его не знаю, а знаю, что Иван человек был порядочный, на крестьянстве все жил. От здумалось ему сходить попробовать силы своей, и пошел в Москву пешком. Пешком парень ходил, так было слышно, что по сто верст в сутки шел. От когда боролись в Москвы, он приходил на эту саму борьбу - и никто с ним справиться не мог. Который главный боец пошел с ним на выскочки, так он так его пихнул, что переломил ему ногу о больер. Ударил так, что у этих борцов взял у всех верх, никто стоять с им не мог.
Пошел он домой обратно и вот слышал, что два брата есть сильных в такой-то деревне, одного звали Василий, а другого - Алексей. Пришел в эту деревню, расспросил, что где-ты два брата сильных, там ему сказали, что в таком-то доме. Он заходит в этот дом и спрашивает:
- Здесь Василий есть?
- Есть.
- Алексей есть?
- Есть.
- Как бы мне их повидать?
Г оворят:
- Иди, они в кожевенной, кожи работают.
Он с дороги бросил свою сумку и побежал, не терпелось, что за таки молодцы. Приходит в эту кожанку:
- Здравствуйте, Василий и Алексей!
- Здравствуйте, здравствуйте, как ты нас не видел, а по имени-изотчеству величаешь.
- Та вот, просто так я расспросил.
- Ну вот, садись с нами беседовать.
Он к им поприсел на беседу ихню. Вот старший брат был тоже в Москве, но только не заметил это Донского, никак не мог опознать. И вот разговаривают эти два брата. Вот говорит:
- Васютка, я был в Москве, и приходил с деревни откуль-то мужик, что всех оборол.
Но, а этот Васютка, вот как я, сидел на месте, и была у него воловья кожа в руках, и он вгорячах всю порвал и говорит:
- Вот бы как я его поборол.
А Алексей говорит:
- Ну да, Васютка, тут было такого, что самому старшему борцу ногу сломал.
А этот Иван Донской не вытерпел:
- А давай поборемся!
Васютка говорит:
- Хоть здесь, а то пойдем в деревню, давай здесь.
- Нет, давай пойдем в деревню, - одно говорит Иван.
Когда они вышли в деревню, уже вечер стал, народ весь пособрался домой с работы. Вот они вышли бороться на улицу и так крепко обняли друг друга, что было даже глядеть страшно. Но все-таки Донской поборол Василия.
- Но когда ты меня поборол, Ваня, вот тебе на на дорогу хлеба.
И с тем разошлись. (…)
У Донских колодец чистили, под самым окном был и ныне есть у них на месте. Нарывали землю в ушат, он нарывал, а люди волокли. Когда веревка сорвалась над самым верхом, не успели за ушат взять, ушат оборвался обратно. Когда пал, ударил аккурат ему в голову, так что вылетело дно с ушата. Наверху стоявши думали: придавит его, а он кричит:
- Что вы вздумали, дно ушата сломали.
Стоявшие (наверху) и говорят:
- Стальная голова.
СИЛАЧ АНДРЮША
В молодости мне пришлось слышать рассказ от своего соседа, который был в Ленинграде на погрузке кораблей досками, грузили доски.
Ну, они работали втроем, три товарища их было. Значит, долгое время вместе работали. И о товарище, который у них был богатырем, они ничего не знали, потому что он всегда одинаковую ношу с ними брал. Если одна доска, и он одну берет; две - и он две; никогда свою силу не показывал.
Но однажды пошли в цирк они (…). В цирке выступали борцы. Цирки, разумеется, хозяйские были в те времена, значит. Борцы поборолись, и хозяин цирка обращается к публике, что нет ли желающих из публики бороться.
Вот Андрюше (этому: который был богатырем; его звали) мы говорим;
- Андрюша, сборолся бы.
А Андрюша говорит:
- Почему? Можно.
Встает, подымает руку, говорит:
- Я!..
Ну вот, он деревенский мужик; вся публика, сколько там было в цирке, зааплодировали, и этого Андрюшу сразу на сцену. А мы, говорит, сидим: "Чо? С ума сошел, что ли?" (Ничего не знаем.)
А его взяли туда, значит; объявили антракт на сорок минут. Антракт этот прошел. Выходят. Андрюша, говорит, одет так же, как и борец. А борец против него, как лев против мухи, очень крупный.
Вот борец стоит на сцене, смотрит на него и спрашивает:
- Как будем бороться?
А Андрюша его за руки схватил, ну, и как в деревнях обычно борются, вот так его схватил и начал его в воздухе бросать, этого борца.
Тот срок, который был положен на борьбу, прошел. Но борец, конечно, не мог очухаться: он его измял, все руки измял. Но борца сбороть Андрюша (по правилам. - Н. К.) не смог все же: положить как следует на лопатки. Во всяком случае, победа осталась за этим Андрюшей.
Да! Я вот забыл сказать, что это не без денег было, это по двадцать пять рублей заклад был: двадцать пять рублей хозяин положит, двадцать пять - Андрюша. Раз победа за ним оказалась, Андрюша эти деньги в карман - и пошел.
А публика, там сколько было, аплодировали и аплодировали, а он еще, кроме того, шапку, говорит, с меня снял, пошел к публике, и еще очень много денег клали ему в шапку зрители… Хозяин цирка вышел и объявил, что:
- У меня по нему больше нет ни одного борца! У самого сильного борца изжамкал все руки.
Когда пошли домой, мы, значит, над Андрюшей обычно посмеивались. И тут идем и смеемся, что говорим:
- Взялся, а обороть не мог.
В городе как раз проходил ремонт трубопроводов, и здесь лежала чугунная баба; каким весом? - может, до сорока пудов, может, меньше немного, но факт тот, что Андрюша схватил эту бабу в одну руку, поднял наравне с носом и говорит:
- Вот посмотрите, если хочете!..
Ну, и когда эту бабу бросил, намотал на водопровод и провалил все. Мы, конечно, убежали (боялись полиции) на квартиру.
А на второй день пришли неизвестных двое. Андрюшу от нас увели, и мы его после того не видали. А впоследствии писал, что его взял этот хозяин цирка, выучил на борца, и он работал борцом.
КУРГАНЫ-БОГАТЫРИ
На левой стороне Оби против Колпашево есть курган. Стоит на лугу. Топит его только в самую большую воду. Все утопит, а он стоит. На нем никакой лесинки не растет. От него в полкилометре - другой такой же курган. Рассказывают, будто в этом месте жили богатыри - два брата. А топор у них был один. И вот когда понадобится топор одному - дров нарубить, он крикнет, и другой брат-богатырь бросит ему за полкилометра топор.
В курганах похоронены эти братья-богатыри.
БРАТЬЯ-БОГАТЫРИ
Давным-давно это было. Тогда, когда был царь на Русской земле Петр Великий… Дал царь Петр приказ, чтобы забрать со всей земли нашей богатырей, а этих богатырей засадить в крепости да и держать их там до войны, а как будет война, так и выпускать этих богатырей биться с неприятелем. И стали забирать на нашей земле всех богатырей, и стали сажать их в крепости…
Худое житье было в крепости, главное - воли нет, все взаперти, а где же богатырю сидеть на запоре…
И стали богатыри бежать в леса и далекие места, где бы их найти не могли.
Наше место тогда было еще очень глухое: всего-то десятка два домов, а кругом все лес да лес. Прибежало и к нам два богатыря в те поры. Были те богатыри родные братья. Звали одного Иваном, другого Васильем. Порешили братья укрыться у нас. В деревне жить они побоялись, а задумали жить в лесу. Почему-то вместе жить братья не хотели. И вот один, Иван, поселился здесь, на этом месте. Он-то и устроил тут каменный мост вот этот самый, теперь он в воду просел, а мой отец его помнит еще поверх воды. Другой, Василий, поселился на Шапше-реке, отсюда верст десять напрямик будет. Каждый брат построил избушку, и стали жить. Каждое утро братья проведывали друг друга: выйдет один брат утром из избушки да и крикнет:
- Здорово ли, брате, поживаешь?
Ему на это другой крикнет:
- Всё подобру-поздорову!
И начнут братья так толковать друг с другом. Вестимо, богатыри были, так и могли так далеко говорить. Долго жили тут братья, а потом царь всех беглых простил - они и ушли домой… Так вот что тут было…
МЕНЬШИКОВЫ
В деревне Черной Меньшиковых два брата было, один побольше, другой помене ростом, постарше - повыше, поменьше - пониже, Иван да Антон, еще в Муром ходили бороться. Жили мужики на крестьянстве, два брата, очень хорошо жили, старуху матку содержали. Эти ребята славились так, что с Новгорода приехали борцы к им даже на дом. Эти борцы, когда приехали в деревню, расспросили, где Меньшиковы братья Антон и Иван. Им сказали, что вот в таком-то доме. Приходят в квартиру два борца новгородских, были одни ребятишки в квартире и старушка старая, мать ихняя, сынов.
- Где, - говорят, - Антон и Иван у вас?
А говорят:
- У Долгого озера лен мочат.
Этим молодцам не терпелось:
- А как бы нам туда попасть?
- А полтора километра, ну, может, желаете, ребята сведут?
Они ребятишкам дали на полфунта пряников, десять копеек, ну, а ребята, знаешь, ребята сейчас их.
- Ну, дяденьки, пойдем сведем, сведем.
Вот ребята их повели, привели их к этому озеру Долгому. Они и спрашивают:
- Меньшиковы братья здесь?
- Здесь, - говорят.
- Антон и Иван здесь?
- Мы сами, ну так проходите, проходите. Так в чем дело-то, к ночи пойдемте-то к нам.
- К ночи-то к ночи, а вот приехали побороться с вами.
- Так вот маленько-то умеем бороться, вот мы боремся только на одну руку, один из братьев принимает, а другой подават.
- Которого облюбуем?
Меньшого облюбовали.
- Ну, давай, хотя с тобой сходимся.
- Ну, давай, давай. Ну так, поборемся с нами, а потом пойдемте к ночи к нам.
Ну, когда этот Антон пошел, когда набросил руку на шею своему товарищу новгородскому, так тот сразу почувствовал, что такой руки не слыхал, быть повороту.
Пошли, повели; два раза обвел - ну, держись, товарищ. Так не успел разглядеться, как низу попал, так он его хлыстал.
- А у меня, грит, сердце чувствовало. - И на низ попал.
И не пошли они к ночи, от стыда пошли.
ИВАН ЛОБАНОВ И ЕГО СЕСТРА
Был в Архангельске Ванька Лобанов - его силы сперва не знали. Работал он на заводе - его стали подзадоривать, так он за пятерых доски носил!
(…) Сваи били. Артелью подымут на копер да спустят. Он взял и унес бабу чугунную эту, двадцати пудов. Работники утром пришли - нету бабы!
- Буде купите шкалик вина, так я найду.
Волей-неволей пришлось шкалик купить.
Сестра была здоровше его. По ней парня не было. Разрешили им жениться - брату да сестре. Надо домик себе построить? А бревен не дают.
- Дак я кольев наношу.
Наносили они с сестрой кольев… двадцатиметровых. Лесник пришел:
- Ты лес потратил…
- Я только жердочки принес!
Возьмет - в снег вторнет. Частокол ему! Лесник - прочь.
Домишко нехитрый они себе построили.
Это дело было до первой германской войны. Прознали про силу Ваньки Лобанова - в Архангельске он с борцами боролся, потом - в Питере. Он запросто, по-деревенски ломал борцов.
По зависти и отравили его.
ИВАН ЛОБАНОВ НА АРХАНГЕЛЬСКОЙ ПРИСТАНИ
Вот Ванька Лобанов был в Архангельске. Он к пристани торопится, летит - поспеть не может. Капитан глядит:
- Ничего, какой-то мужик бежит, можно отчаливать, ладно.
Одежа простая у Ивана: он бурлак…
Лобанов за трос ухватился - еще не успели отдать концы, как он ухватился:
- Теперь подождете, не уедете!
Пароход даже трубой по воде ударил - наклонился очень.
- Ох, я Ивана Лобанова не узнал! - говорит капитан. - Оплошал я!
Поди-ка, не узнал он… Все Ваньку Лобанова знали! Загордился тот капитан: на голове - "капуста", а в голове-то пусто! (…)
Потом-то Лобанова из артели сманили в цирк. Он борцом стал, по циркам боролся (…). Наедут приезжи силячи - всех поборет. Придет в артель:
- Вот, братцы, поборол! Гуляем!..
ПРО НИКИТУШКУ ЛОМОВА
На Волге, в тридцатых годах, ходил силач-бурлак, Никитушка Ломов. Родился он в Пензенской губернии. Хозяева судов дорожили его страшной силой: работал он за четверых и получал паек тоже за четверых. Про силу его на Волге рассказывают чудеса; памятен он и на Каспийском море.
Плыл он раз по этому морю, и ночью выпало ему быть вахтенным на хозяйском судне. Кругом пошаливали трухменцы и частенько грабили русских: надо было держать ухо востро. Товарищи уснули. Ходит Ломов по палубе и посматривает. Вдруг видит лодку с трухменцами, человек с двадцать. Он подпустил их вплоть. Трухменцы полезли из лодки на борт, а Ломов тем временем, не будя товарищей, распорядился по-своему: взял шест, в руку толщиной, и ждет. Как только показалось с десяток трухменских голов, он размахнулся вдоль борта и смел их в воду. Другие полезли - то же. Те, что в лодке остались, пошли наутек, но и их Ломов в покое не оставил: взял небольшой запасной якорь с кормы да в лодку и кинул. Якорь был пудов пятнадцать; лодка с трухменцами потонула. Утром на судне проснулись, он им все и рассказал.
- Что же ты нас не разбудил?
- Да чего, - говорит, - будить-то? Я сам с ними управился.
В другой раз взъехал он где-то на постоялый двор, а после него обозчики нагрянули. Ему пора выезжать со двора, а те возов перед воротами наставили - ходу нет.
- Пустите, братцы, - говорит Ломов, - я раньше вас приехал, мне пора. Впрягите лошадей и отодвиньте воза!
- Станем мы, - говорят возчики, - для тебя лошадей впрягать! Подождешь!
Никитушка Ломов видит, что словами ничего не поделаешь, подошел к воротам, взял подворотню и давай ей возы раскидывать во все стороны. Раскидал и выехал.
С одним купцом на Волге он хорошую штуку сыграл. Идет как-то берегом, подходит к городу (уездному). Стоит город на высокой горе, а внизу пристань. Вот идет он и видит: мужики около чего-то возятся.
- Чего вы, братцы, делаете?
- Да вот такой-то купец нанял нас якорь вытащить.
- За много ли нанялись?
- Да всего за три рубля.
- Дайте-ка я вам помогу!
Подошел, раза три качнул (а якорь не меньше как в двадцать пять пудов) и выворотил якорь с землей вместе. Мужики подивились такой силе. Бежит с горы купец, начал на Ломова и на мужиков кричать.
- Ты зачем, - говорит, - им помогал? Я тебя рядил?
Вынул вместо трех рублей один рубль и отдал мужикам. Те чуть не плачут.
- Будет, - говорит, - с вас!
Сам ушел домой. Ломов и говорит:
- Не печальтесь! Я с ним сыграю штуку (…).
Взял якорь на плечо и попер его в гору. Навстречу баба с ведрами попалась (дело было к вечеру), увидала она Ломова, думала, что сам нечистый идет, вскрикнула и упала замертво. Ломов взошел на гору, подошел к купцову дому и повесил якорь на ворота. Вернулся к мужикам и говорит:
- Ну, братцы, теперь он и тремя рублями не отделается; снимать-то вы же будете! Смотрите, дешево не берите!
Мужики его поблагодарили и после большие деньги взяли с купца.
На Волге, бывало, Ломов шутки с бурлаками шутил.
- Ну, братцы, кто меня перегонит? Я побегу бечевой, под каждую руку по девятипудовому кулю возьму, а вы бегите порожние.
Ударятся бежать, и всегда Ломов выигрывал.
СИЛАЧ ИВАН НОСКОВ
У нас тоже в деревне были силачи, и очень сильные. Вот были два брата, Дмитрий и Илья, Дмитрий Александрыч и Илья Александрыч. Дмитрий тот на войне был ранен, Илья Александрыч дома жил. А потом как стал пахать, а лошаденки те все раньше были худы-ые, худые, худые. Он поедет сохой пахать, а лошадь падает. Он ее нукнет - не встает. А потом возьмет, да станет, да за задни ноги, да за передни, да ее подвернет себе на плечи, да и понесет домой. Принесет, поставит: она станет, опять стоит.
Вот так мы и жили раньше, а все лучина была…
КОНЯМ НЕ ПОД СИЛУ
Ефим Стрелков был, была у него сила.
Ехал он с дегтем. А у нас солонцы есть, там и ехал. Телега ушла в ил. Два коня было. Он их хоть бы прутиком шевельнул - так нет: сапоги снял, гачи заскал, в ил полез, коней отпряг.
Сам запрягся, телегу на гриву и выпер. А там один сеял на гриве. И говорит ему:
- Ефим, а Ефим! Конишек пожалел?
- Где уж им, батюшкам! Это мне под силу, а им не под силу.
Возки бегали, чаи шли. Один год кормов нету-ка. Ефим Стрелков ребятам и говорит:
- Езжайте-ка вперед, а я помаленьку поеду: кони слабы.
Только они скрылись, пять коней выпряг, за возок привязал, сам запрягся. Другой дорогой бежит, везет.
Дело к вечеру. Они в ночь к Бабкину заезжают - Бабкин был дворник, заезжий двор держал. А он уж там, на этом дворе.
- Дядя Ефим! Ты это как?!
- Да так, помаленьку.
ШИБКО УДАЛЫЙ
Патрушев был могутной, шибко удалый. Моему отцу звался братаном - на рыбалке побратались. Не родня, а все братан да братан.
Поехали на мельницу Кораблевскую во время весны. На Оми мельницы не работали - сносило их. А эта работала.
Мой дед везет воз хлеба, и братан его Патрушев воз везет. Были курки деревянные, колеса не кованы. Весна, промоины везде, ручьи. Кони как дернули - у Патрушева курок сломился.
А мой дед впереди ехал. С полверсты проехал, оглянулся - дружка не видать.
Дед пристяжную выпряг, на ней обратно припустил: беды не случилось ли?
А он, Патрушев, сидит, воз на коленко поставил и курок затесывает.
Мой дед зачал дивиться. Он не видывал такую силу.
- Ты это как?! Наземь воз-то не поставил?!
- А, имай его леший, еще ставить! Не тяжел!