"Высокие мои утесы обрушились, тенистое мое дерево срублено…" – Как уже подчеркивалось в заключительной статье и комментариях (см. Газылык), основной функцией этих знаков (горы и дерева) в самом широком культурном контексте тюркской традиции является маркировка социального устройства, родовой принадлежности. Эта функция очень устойчива и существует как у тюркоязычных народов Южной Сибири, так и в Средней Азии, где сохраняется "под видом" почитания мусульманских святынь. В "Китаб-и дедем Коркут", гора (daǧ), дерево (aǧaç) и река (su) также в первую очередь очерчивают родовое (следовательно, и личное) пространство. В тексте "Китаб-и дедем Коркут" есть прямое указание на это: "Брат, вершина моей черной горы!" (X, Песнь о Секреке, сыне Ушун-Коджи; Книга Коркута), "Сын, вершина моей черной горы! Сын, разлив моей обагренной кровью реки!" – Kara daǧun yüksegi ogul Kanlu suyun taşkunu ogul (IV, Песнь о том, как сын Казан-бека Уруз-бек был взят в плен).
Согласно представлениям древних тюрков, весь мир и его человеческие обитатели образовывали тюркское государство, а каган мыслился как повелитель всего мира. Нарушение же миропорядка, согласно представлениям орхонских тюрков, влечет за собой потрясения и нарушения жизни государства, общества; мятеж бегов (беков) приравнивается к космической катастрофе: "Миф о космической катастрофе в памятниках Орхона представлен намеками, в постулируемой связи между неурядицами среди людей и потрясениями в окружающем мире. Всякое нарушение мирового порядка влечет за собой потрясения в государстве… Еще худшие последствия, гибель государства, могут повлечь за собой два события – мятеж бегов и народа или бедствие, когда небо "давит", а земля "разверзается". Здесь мятеж приравнен к космической катастрофе, представление о которой выражено традиционной формулой мифологического повествования". Конец света представляется алтайцам следующим образом: земля будет сожжена огнем, идущим изнутри, воды наполнятся кровью, горы сокрушатся, небеса разверзнутся. В телеутских и "урянхайских" (то есть тувинских) рассказах о конце света говорится о нарушении общественного порядка как об одном из первых его признаков: "Когда придет кончина века, Небо затвердеет, как железо, Земля, как мощь, будет тверда, Царь на царя восстанет, Народ на народ будет злоумышлять. Твердый камень сокрушится, Крепкое дерево раздробится, Все народы возмутятся… Отец дитя свое не спознает, Сын не будет узнавать отца", "Наследство и родство пресекутся". У тюрков конец света понимался как крах социального, основой которого был род, кодирующийся в культуре, как мы уже показали ранее, через определенные объекты окружающего мира.
Это иллюстрируют и примеры из остального текста "Китаб-и дедем Коркут":
"Твоя черная гора шаталась, шаталась и обрушилась; (вновь) поднялась она наконец! Твои обагренные кровью воды иссякли; (вновь) зажурчали они наконец! Твое крепкое дерево засохло; (вновь) зазеленело оно наконец!.." (III, Песнь о Бамси-Бейреке, сыне Кан-Буры)
Жена Казана Бурла-хатун говорит своему мужу:
"Повернувшись, мою черную гору ты сокрушил, Казан; мое тенистое крепкое дерево ты срубил, Казан; взяв нож, ты разрезал части решетки моего шатра, Казан; моего единственного сына, Уруза, ты погубил, Казан" (IV, Песнь о том, как сын Казан-бека, Уруз-бек, был взят в плен).
Эти же формулы (только как бы в "перевернутом" виде), являясь своего рода метафорами, передают социальную ситуацию (в первом случае – возвращение Бамси-Бейрека "в орду своего отца" из плена, во втором – предполагаемую гибель сына).
"Посмотрим, хан мой, что он сказал" – Такими словами обозначается участие в повествовании самого сказителя-певца, обращающегося к аудитории, к хану. Подобные слова "от лица сказителя", часто предваряющие прямую речь эпических героев, присутствуют во многих произведениях тюркского фольклора и указывают на древнее устное бытование эпических сказаний.
"Dede Korkut" ("Dada Gorgud"), a story by the Azerbaijani writer Anar, is based on the Turkic (Oguz) epic "The book of my grandfather Korkut". One of its twelve heroic tales was first published in German in 1815 and became a major sensation, as Tapagoz (Goggle-eye), one of the main characters of the epic, turned out to bear great resemblance to Polyphemus (a Cyclops) from Homer's "Odyssey" Anar, a modern Azerbaijani author, told an original story. However, his book incorporated most storylines, episodes and even some minor motifs of the epic. The heroic stories, while being populated by typical larger-than-life characters, are often funny and give a good sense of the life of the Oguz. The striving of the Oguz people for living in peace and amity with their neighbors figures prominently in "Dede Korkut".
The book comprises two introductory essays. The first essay by H. Koroglu, Ph.D., offers a detailed analysis of Anar's story, emphasizing its originality, as well as its organic links with the ancient Oguz epic. The other one – by D. Vassiliev and T. Anikeeva – focuses on the historical background and literary features of the "Kitab-I Dede Korkut" epic as a brilliant piece of the Turkic folklore. The previous editions of the book are described with great precision. The authors summarize all twelve parts of the epic, which undeniably gives an insight into traditions and customs of the Oguz. The edition is supplied with notes, explaining Turkic terms, religious beliefs of the Oguz, as well as geographical names, mentioned in the book.
The stories told in Anar's "Dede Korkut" testify to the inimitable style of the Turkic epic. They belong to a variety of genres – from romantic episodes to fairy tales, and this versatility makes the book very readable to different audiences.
This edition of the book aims at preserving and popularizing cultural heritage of Turkic peoples and was published under the auspices of the Mardjani foundation.
Сноски
1
Бейлик (тур.) – княжество, удельное владение.
2
Кобыз – струнный смычковый музыкальный инструмент.
3
Можно упомянуть и некоторые другие эпические произведения у тюрков Средней Азии, которые в сюжетном отношении также связаны с "Алпамышем": например, хорезмско-туркменская повесть "Юсуф и Ахмед", киргизская поэма "Джаныши Байыш", казахский эпос "Козы-Корпеш и Баян-Сулу".
4
Сказания о Дигенисе Акрите были чрезвычайно широко распространены на территории Малой Азии и Закавказья. Поэма "Дигенис Акрит" – памятник византийского героического эпоса, дошедший до нас в нескольких вариантах; скорее всего, в основе ее лежит обработка фольклорного материала. Первоначальная версия, по-видимому, восходила к концу X – началу XI в.; ряд напластований в сохранившихся версиях указывает на различные эпохи от второй половины XI и до XIV в. Дигенис (греч. "Двоерожденный") уже своим происхождением связан с Востоком: это сын гречанки и принявшего из любви к ней крещение сирийского эмира [Аверинцев, 1984]. Известно также и об армянском сказании о Кагуан Арслане и невесте Маргрит, представляющем собой вариант песни о Дигенисе и его борьбе с Хароном [Книга моего деда Коркута…, 1962, с. 199].
5
Тагавор (арм.) – "правитель".
6
Трапезундская империя – греческое государство на севере Малой Азии, просуществовавшее с 1204 по 1461 гг. со столицей в Трапезунде (совр. Трабзон). В 1204 г. потомки византийского императора Андроника I Комнина заняли Трапезунд и окрестные прибрежные земли. В 1461 г. Трапезундская империя окончательно прекратила свое существование, будучи завоеванной Мехмедом II.
7
См., например, "Калоандро" Джованни Амброджо Марини, где речь идет о сватовстве туркменского царевича Сафара к Леонильде, наследнице престола Трапезунда [Книга моего деда Коркута… 1962, с. 191; В.М. Жирмунский ссылается здесь на В.В. Бартольда и Фалмерайера: Fallmeraer J.P. Geschichte des Kaiser-tums von Trapezunt. Munchen, 1827].
8
Мотив "случайного узнавания" о судьбе своего отца или брата, находящихся в плену, из насмешек сверстников также чрезвычайно распространен в тюркском фольклоре [Книга моего деда Коркута… 1962, с. 228].
9
Само имя Амрана, равно как и Бекиля, не упоминается в других сказаниях "Книги моего деда Коркута", что свидетельствует о новизне и имени, и рассказа [там же, с. 230], скорее всего оно имеет кавказское происхождение (ср. Амиран в грузинском фольклоре).
10
Например, в фольклоре хакасов, согласно их верованиям, гора, с одной стороны, была местом рождения эпических и сказочных героев, местом обитания горных духов, а с другой – объектом поклонения сёока (рода), гора в хакасском фольклоре является местонахождением жизненной силы рода [см.: Бутанаев, 2006]. Гора также, что важно, связывалась с изобилием, воспринималась как "средоточие всего принадлежащего роду имущества" [ibid., с. 90].
11
Существует мнение, что картина мира у народов Центральной Азии (т. е. у тюрков и монгольских народов) – едина по своим основным структурным элементам, из которых образы Мировой Горы и Мирового Древа являются важнейшими.
12
Бег, бек (тюрк.) – властитель, господин.
13
Кроме того, при обозначении стран света по вертикали возможны две исходные позиции: на восток (верх – восток, низ – запад) и на юг (верх – юг, низ – север) [Кононов, 1978, с. 84]. Эта система ориентации сохранялась еще в XX в., в частности, в Восточном Туркестане, например, в записях текстов саларского фольклора, сделанных Э. Тенишевым в конце 1950-х гг.: "…Этот юноша подумал: "У меня нет ни отца, ни матери, ни старшего, ни младшего брата, ни старшей, ни младшей сестры. [Пойду-ка] я на юг – (букв. вверх) поищу старшего брата и на север (букв. вниз)" (курсив мой. – Т. А.)".
14
Мекка упоминается в "Китаб-и дедем Коркут" несколько раз: во вступлении к памятнику, которое, несомненно, появилось гораздо позднее, чем сами сказания ("В низком месте построенному дому Божьему – Мекке слава!"), и далее по тексту, но нигде связь со способом ориентации в пространстве не прослеживается.
15
Этот образ, предположительно имеющий иранские корни, играл важную роль как в собственно мусульманской мифологии и арабском фольклоре (также и в персидском, и у ряда тюркских народов), так и в арабской географической традиции: "впоследствии, когда у арабов, главным образом, в космографически-сказочной литературе, появилось шедшее, вероятно, из иранских кругов представление о горной цепи Каф, окружающей землю, делались попытки обосновать его кораническим учением о горах…" [Крачковский, 2004, с. 45].
16
В арабском языке персидское по происхождению слово diinya имеет значение "мир, вселенная, вся Земля", мирское существование. В том же значении оно было заимствовано в некоторые тюркские языки. В сущности, словосочетание fani diinya является в некотором роде тавтологией, так как заимствованное из арабского прилагательное fani в староосманском языке имеет значение: нечто "имеющее конец, заканчивающееся, смертное", и выражение âlem-i fani/fani âlem (âlem – араб. "вселенная") равнозначно diinya – мир, в котором мы сейчас живем. См. также комментарии.
17
Например, среди казахов в 1867 г. В. Вельяминовым-Зерновым была записана легенда, согласно которой аулие (святой) Коркут увидел во сне, как ему роют могилу. Желая избежать смерти, он переселился на другой конец света, но страшный сон настиг его и там. Куда бы он ни пошел, всюду его преследовало это видение. Тогда Коркут перебрался жить на воду, на реку Сыр (Сырдарью), где и просидел 100 лет до своей смерти. По другому, киргизскому, варианту легенды, Коркут бегал от смерти на сказочном верблюде-джилмае – сотню лет, пока не вернулся обратно на берег Сырдарьи, на то место, где его и настигла смерть.
18
Бартольд В.В. Турецкий эпос и Кавказ // Книга моего деда Коркута. Огузский героический эпос / Пер. акад. В.В. Бартольда. Изд. подготовили В.М. Жирмунский, А.Н. Кононов. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1962 (Сер. Литературные памятники). С. пб.
19
Хулагуиды – монгольская династия, середина XIII – середина XIV в.
20
Жирмунский В.М. Тюркский героический эпос. Л.: Наука, 1974, с. 535.
21
Dedem Korkudun Kitabı. Hazırlayan Orhan Şaik Gökyay. Istanbul: Milli eǧitim basımevi, 2000, с. CCCI.
22
В ответ на просьбу Салор-Казана истолковать сон его брат, Кара-Гюне, отвечает: "Ты говоришь о черной туче – это твое счастье; ты говоришь о снеге и дожде – это твое войско; волосы – забота, кровь – черное (бедствие); остального истолковать не могу, пусть Аллах истолкует" (пер. В.В. Бартольда, II, Повесть о том, как был разграблен дом Салор-Казана).
23
Если проводить параллели с другими тюркскими эпосами, то, например, в туркменском "Гёр-оглы" сон эпического героя предстает как обряд посвящения и дарования герою знаний и благодати/благоволения от высших сил: "Я в забытьи лежал – пришли эрены. "Встань и очнись", – они сказали Открыл глаза я и весь мир узрел. "Вон там стоит Шахимердан", – сказали". (Гёр-оглы, 74, с. 416–417).
24
Сны, предвещающие гибель Манаса, снятся Каныкей перед его походом [Жирмунский В.М. Указ. соч., с. 41], вещий сон видит Акылай, дочь Шорук-хана.
25
Кононов А. Н. (Пер. и коммент.). Родословная туркмен. Сочинение Абу-л-Гази, хана хивинского. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1958, с. 45.
26
Щербак А. М. (Пер. и коммент.). Огуз-наме. Мухаббат-наме. Памятники древнеуйгурской и староузбекской письменности. М.: ИВЛ, 1959.
27
См.: Малое С.Е. Памятники древнетюркской письменности. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1951; Orkun Н.М. Eski Türk yazıtları. Ankara: 1987.
28
Кляшторный С.Г. Мифологические сюжеты в древнетюркских памятниках // Тюркологический сборник. 1977. М.: ГРВЛ изд-ва "Наука", 1981, с. 123.
29
Вербицкий В.И. Алтайские инородцы. М.: Изд. этнограф. отдела Имп. об-ва любителей естествознания, антропологии и этнографии, состоящего при Московском университете, 1893.