Дорога превращений. Суфийские притчи - Джалаладдин Руми 15 стр.

Похороны отца

В пути погребальном над телом отца
Почтительный сын причитал без конца:

"Родимый, тебя в темном доме поселят,
Тебе даже коврика там не подстелят,

Лампадку тебе не засветят во мгле,
И будешь лежать на холодной земле!

Там глаз не раскроешь ты в ясное небо,
Там ты не отведаешь мягкого хлеба,

Там даже на помощь средь всех этих бед
К тебе не придет ни родной, ни сосед.

Родимый! Во мрак гробового жилья
Уйдет величавая статность твоя!.."

...Джуха, услыхав, что твердил тот юнец,
К отцу подбегает: "Ты слышал, отец?

Ведь каждому ясно по этим словам -
Покойника тащат прямехонько к нам!"

Отец отвечает: "Ты что, идиот?" А тот:
"Все приметы подходят! Ведь вот -

Ни хлеба у нас, ни ковров, ни лампад,
И прямо во тьму упирается взгляд,

И нечем дышать... Нет сомнения в том,
Что люди покойника тащат в наш дом!"

Султан и воры

Мотив ночных путешествий переодетого в простое платье султана Махмуда Газневида (см. притчу "Жемчужина") восходит к старинным фольклорным источникам (ср. странствования царя Соломона в агадических легендах, "переодевание" халифа Гаруна аль-Рашида в "Сказках тысячи и одной ночи" и т. п.). В данном рассказе султан представляет высшее "Я" человека, его духовный разум, а ночные воры – совокупность его чувств: слух ("чуткие уши"), зрение ("ясные очи"), осязание ("необычные руки"), обоняние ("недюжинный дар"), интуицию ("взбираться... до самых небес"). Земные чувства человека "обкрадывают" его духовный разум ("и вот уже воры – пред царской казной"), поскольку они нацелены на восприятие внешнего мира, в то время как цель суфия – самопознание, "внутреннее" восхождение к Истине. Руми показывает, как, поначалу приобщившись к чувствам и завоевав их "доверие" ("сошелся с ночными ворами"), дух впоследствии может получить над ними власть ("воры пред шахом простерлись в пыли"). Это происходит "утром" – с рассветом, означающим духовное пробуждение после "ночи" неведения. В это время дух, воссев на трон, возвращает себе то владычество над чувствами, которого был лишен "средь ночи", и чувства начинают обретать в нем настоящий "свет познания" ("верни упованье лишенным надежды"). На достижение таких взаимоотношений между духом и чувствами направлена многолетняя суфийская практика самосовершенствования.

Д. Щ.

Султан и воры

Приняв горожанина скромного вид,
Скитался ночами Махмуд Газневид,

И как-то сошелся с ночными ворами,
А те похвалялись своими дарами:

"Пусть тот, кто способен на больший обман,
Над нами и властвует, как атаман!"

И первый изрек: "О погибшие души,
Бесценный мой дар – это чуткие уши,

Мне ясен, я в этом признаться готов,
Язык всех зверей, но особенно – псов!"

Второй сообщил: "О исчадия ночи,
Судьбой мне подарены ясные очи,

Кто мне на глаза попадется хоть раз,
Того, снова встретив, узна?ю тотчас!"

А третий сказал: "О сыны адской муки,
Мне свыше даны необычные руки,

Все воры в округе зовут меня, чтоб
Под стену иль изгородь сделать подкоп!"

Четвертый: "О слуги дурного желанья,
Мой признак – недюжинный дар обонянья:

Принюхавшись к легкому следу в пыли,
Меджнун узнавал, где ступала Лейли,

А я по особенному аромату
Всегда узнаю?, где запрятано злато!"

А пятый: "О вы, мои мрачные братцы,
Мой дар – на вершины и стены взбираться,

И даже на башню до самых небес,
Закинув веревку с крюком, я бы влез!"

Тут воры спросили, взглянув на Махмуда:
"А ты про какое расскажешь нам чудо?"

А он: "В трудный миг вам поможет всегда
Волшебным движеньем моя борода:

В несчастиях я бородой помаваю
И этим преступника грех покрываю, -

Едва потрясу бородой и кивну,
Как вору тотчас же прощают вину!"

"Твой дар представляется самым желанным,
Отныне ты будешь у нас атаманом! -

Воскликнули воры. – А наших сердец
Желанье – ограбить султанский дворец!.."

...Бесшумно к стене они крались, однако
Залаяла, запах почуяв, собака,

И, на понимание слов ее скор,
"Меж вами – султан!" – перевел первый вор.

Но тут посчастливилось пятому вору
На гладкой стене обнаружить опору,

И всех переправил он в сад прямиком
При помощи длинной веревки с крюком.

Четвертый же вор, виртуоз аромата,
Принюхавшись, понял, где спрятано злато,

А третий проделал подкоп под стеной,
И вот уже воры – пред царской казной!

Вот именно здесь, возле цели заветной,
Властитель и скрылся от них незаметно:

Он выведал всё – их дома, имена...
А утром – тревога: исчезла казна!

Тут хитрый Махмуд снарядил свою стражу,
Чтоб всех, совершивших полночную кражу,

Нашли – и в оковах к нему привели.
И воры пред шахом простерлись в пыли.

Взглянув на царя, вор второй – ясноглазый -
В Махмуде ночного сообщника сразу

Узнал – и воззрился на край бороды
Султана, как будто просящий воды -

На облако, иль на знаменье Аллаха -
Пророк! И во взгляде том не было страха:

Чего же бояться, когда приговор
Почти изречен?! И промолвил тот вор:

"Сиятельный, будь с нами ласков, как прежде,
Верни упованье лишенным надежды,

Скорей, о султан, потряси бородой -
И наши грехи милосердьем покрой!"

Лунное полотно

Под "сиянием луны" в данном случае подразумевается "вдвойне нереальная" сущность нашего мира (Луна сама светит отраженным сиянием Солнца, а ее свет на Земле – есть "отражение отражения"). Пробуждение ("утром, чуть пробудится душа") в притче означает кончину, за которой последует осознание тщетности прожитой жизни у тех, кто не обрел реального мистического опыта. Подобные люди не могут быть наставниками на пути приближения к Богу и стяжания истинного Света.

Д. Щ.

Лунное полотно

Сей мир – базар, где мы обведены
Вкруг пальца: нам сияние Луны

Сбывают, как льняное полотно,
И в темноте нам нравится оно.

Лучи волшебник выдает за лён,
И до зари наш разум усыплен.

Ах, сколько денег – драгоценных лет -
Мы отсчитали за обманный свет!

А утром, чуть пробудится душа, -
Где ж лён? И на ладони – ни гроша!..

Ядущий и ядомый

Душа, целиком погрузившаяся в материальные заботы и отождествившая себя с телесной субстанцией ("ищущая и поглощающая пищу"), будет сама "съедена" вещественным миром, поскольку лишилась своей духовной основы, – таков смысл этой притчи.

Д. Щ.

Ядущий и ядомый

Едва лишь птица изловила мошку,
Ту птицу за крыло схватила кошка.

Так два обеда меж собой совпали:
И птица ела, и ее съедали.

Кто сам себя считает веществом -
Всегда вкушает и всегда ядом!

Судьба

Владелец лавки в этой притче означает разум, спешащий осуществить свои намерения, исполнить свой земной долг ("с утра спешивший"). "Нарядные жены" – чувственные желания – мешают ему "пройти", т. е. достичь своей цели, на что он горько сетует ("вас слишком много"). Однако эмоции не зря созданы Богом: при их отсутствии теряется сам смысл человеческого существования ("вас самих бы не было на свете"). Именно опираясь на сферу чувств, человек постепенно учится любви к Создателю, которая является главным предметом, преподаваемым в школе земной жизни. На начальных этапах развития душа подготавливается к этой любви путем совершенствования эмоциональной сферы.

Д. Щ.

Судьба

Один купец, с утра спешивший в лавку,
Попал внезапно в уличную давку.

Протискиваясь меж нарядных жен,
Он был обильем их так раздражен,

Что крикнул: "Эй, очистите дорогу,
Бабье! И без того вас слишком много!"

Одна из женщин кротко отвечала:
"Ты не бранись, а рассуди сначала,

Не для Адама ль первая жена
Была премудрым Богом создана?

Да и притом, когда б не жены эти,
То вас самих бы не было на свете!.."

...Судьбою управляя, звездный круг
Нам посылает столько бед и мук,

Что мы б не вынесли земных скитаний,
Когда бы Бог не усладил страданий

И в непроглядной тьме земной тюрьмы
Не сделал так, чтоб радовались мы!..

Два барабана

Притча образно противопоставляет духовные возможности ортодоксального "обрядоверия" (мальчик, наученный отцом барабанить, – символ духовной незрелости и слепого следования традиции) – и суфийских прозорливцев (могучая рать самого "султана", т. е. Бога, одерживающая "славные победы" в области духа). Присутствие войск султана вызывает у мальчика сильное раздражение: противники суфиев из числа мусульманских улемов (законников) нередко пытались возбудить простой народ против "еретиков", на что намекает барабанный "призыв" мальчика. Последний выбивается из сил, "чтоб не топтал верблюд отцово поле" (под "полем" подразумевается "насажденная" в народе ортодоксальная форма веры). Однако подобные усилия жалки и напрасны, ибо суфийское учение возвещает волю Самого Создателя ("бьет в барабан" султана).

Д. Щ.

Два барабана

На отчем поле некий мальчуган
Стоял и бил в свой детский барабан.

Дробь отбивал он гордо и упорно,
Чтоб птицы в поле не клевали зерна.

А в этот день как раз Махмуд-султан
Велел войскам идти на Индостан,

И вот близ поля выросли нежданно
Бесчисленные полчища султана.

А возглавлял вооруженный люд
Бактрийский разукрашенный верблюд:

На нем сидел, чтоб в битве править станом,
Огромный тюрок с мощным барабаном.

Узрев его, взъярился мальчуган
И стал все чаще бить в свой барабан -

Он в этот стук вложил всю силу воли,
Чтоб не топтал верблюд отцово поле.

Тут некий воин крикнул: "Ты упрям!
Не трать напрасно сил! Иль ты и впрямь

Уверен, будто барабанчик твой
Мощней, чем барабан наш боевой?.."

Суфий и его жена

Жена, изменяющая мужу, – образ души (сферы эмоций), "тайно" от духовно-разумного начала в человеке соединяющейся с низшими страстями. Последние олицетворяет "сосед-сапожник" (поскольку его ремесло – изготовление обуви, т. е. наиболее близкой к земле и поэтому "низшей" части "облачений" человека). Стараясь оправдать перед разумом свою "измену", душа пытается выдать ее за полезную и плодотворную деятельность – "сватовство" (таковы, например, старания ряда современных психоаналитиков представить моральную распущенность в качестве предпосылки для проявления высших человеческих способностей; в этой связи можно вспомнить также оргиастические, тантрические и т. п. секты в разных религиях).

Д. Щ.

Суфий и его жена

Домой вернулся суфий в час дневной,
Когда любовник был с его женой.

Не возвращался прежде он так рано,
Да что-то весь последний месяц странно

Вела себя жена – он замечал.
И, возвратясь, он в двери постучал.

Сосед-сапожник в страхе заметался:
Он ни на миг бы в доме не остался,

Да как же скрыться? – Дверь всего одна!
Металась и неверная жена:

Порой черпальщик, даже и проворный,
Расколет свой кувшин на речке горной...

Ах, на раздумья времени так мало...
И тут она хватает покрывало

И накрывает с головы до пят
Любовника... Но даже беглый взгляд

Верблюда распознает, хоть ковром
Его укрой... Впуская мужа в дом,

Она ему подмигивает: "В оба
Гляди: у нас тут знатная особа,

Ее ты лишним словом не задень!
Она явилась к нам в счастливый день,

Пришла, чтобы устроить сватовство -
Взять нашу дочь за сына своего!"

А муж: "Какой там брак? Какие сваты?
Ведь мы не родовиты, не богаты.

Мы им не ровня. И не вправе медь
Своим супругом золото иметь!"

Жена в ответ: "Что ж, я ей говорила,
Что нас богатством жизнь не одарила,

Но не богатство – сватовства причина:
Она пришла устроить счастье сына,

А счастье в том, чтоб у него жена
Была честна, стыдлива и скромна!"

Тут громко муж ответил: "Правда в том,
Что тесен, пуст и неказист наш дом,

Без тайн и тайников: все видно сразу,
Секреты наши все доступны глазу.

У нашей госпожи мечта одна:
Невестка ей достойная нужна!

Чтоб в качествах невестки убедиться,
Пусть наша гостья в мать ее вглядится!

Мне ни к чему перечислять заслуги
Своей стыдливой, преданной супруги,

А свойства своей матери, точь-в-точь,
Как правило, воспроизводит дочь!.."

...От мужа гневного жена-блудница
Пыталась хитрым словом заслониться,

Но все слова – напраслина и бред,
Когда поступок громко вопиет!

Халиф Омар и вор

В этой притче лукавый нафспредстает в образе вора, а Божий суд над ним олицетворяет халиф Омар. Греховный эгоизм – врожденная и неотъемлемая черта нафса, и поэтому его ссылка на то, что он, якобы, "пал впервые", отвергается как неубедительная. Не спасает его и попытка переложить свою вину на "объективное" злое начало мироздания (Иблиса, т. е. дьявола).

Д. Щ.

Халиф Омар и вор

Однажды в краже уличен был вор,
И ждал его суровый приговор

Халифа справедливого – Омара.
Но хитрый вор, не усомнясь нимало,

Что тот по доброте его простит,
Сказал: "Любого дьявол обольстит, -

Я пал впервые, по вине Иблиса!"
А тот ему: "Но Божий гнев излился

И на Адама, и его не спас
Тот факт, что согрешил он в первый раз!.."

Совет врага

"Искренний враг" в данной притче – собственный нафсчеловека: путем изучения его свойств ("подай мне совет") человек начинает осознавать смертельную опасность неограниченного своеволия ("когда серый волк твое стадо пасет", т. е. эгоизм господствует над всеми чувствами и стремлениями). Желая одолеть враждебность нафса,суфий вступает на путь служения Богу ("другу") и получает способность уже в земной жизни испытывать блаженство общения с Ним ("в аду хорошо, как в раю").

Д. Щ.

Совет врага

Просил некий муж: "О мой добрый сосед,
Не знаю, как быть, ты подай мне совет!"

А тот ему: "Я никогда не давал
Советов тому, с кем в душе враждовал.

Признаюсь, что издавна я, как змею,
К тебе неприязнь в своем сердце таю.

Неужто же друга вблизи тебя нет,
Который бы дал тебе добрый совет?

А я – не советчик: при тайной вражде,
И взгляд мой недобр, и совет мой – к беде.

Подумай, пребудет ли в целости скот,
Когда серый волк твое стадо пасет?

Коль с другом ты жизнь разделяешь свою,
Тебе и в аду хорошо, как в раю,

А если врага повстречает твой взгляд,
То сразу и рай превращается в ад...

Познав же любви высочайшую суть,
К любимому ты безразличен не будь.

Постигнув законы, что правят людьми,
Всё другу отдай – у себя отними.

Тогда избежишь ты сомнений и мук,
И в горе советом спасет тебя друг!"

Ответил сосед: "Не поверю никак,
Что так говорящий – не друг мне, а враг!

Ведь я узнаю? из беседы с тобой,
Что скажет и другу отнюдь не любой.

Честна твоя речь и исполнена благ:
Чем друг-лицемер, лучше искренний враг!"

Жемчужина

Отношения между султаном Махмудом Газневидом и его фаворитом Аязом символизируют в суфийской традиции отношения между Богом и преданным Ему суфием (являющимся, как и Аяз, одновременно и "другом Божьим", и "рабом", совмещая обе эти ступени служения). В отличие от корыстных придворных (образ лицемеров от веры), "любящих" султана лишь за плату, один только Аяз, движимый бескорыстной любовью, способен исполнить повеление своего господина. Драгоценная жемчужина символизирует удовольствия "мира сего", отказаться от которых ("разбить жемчужину") под силу лишь подлинному адепту суфизма. Этой "жемчужиной" Бог испытывает верующих, проверяя, предпочтут ли они любовь к Нему – любви к земным благам.

Д. Щ.