По тропинкам севера - Басё Мацуо 4 стр.


10. Переправился у Цукинова и вышел к станции по названию Сэноуэ. Налево у горы, в полутора ри, стоял замок былого правителя этой местности Сатосёдзи. Услыхав, что это селенье Санано, в Индзука, расспросив-разузнав, я пошел и прибрел к Маруяма Здесь когда-то был замок правителя. Я узнал от людей, что у подножья горы есть развалины входа, ворот, - и пролил слезы! А еще в древнем храме, в стороне, до сих пор стоят надгробные плиты их дома. Из них памятники двух жен прежде всего трогают сердце. Подумав о том, что они, хотя и женщины, оставили по себе в мире память столь славного мужества, я омочил слезами свой рукав. Недалеко ходить к "надгробной плите, исторгающей слезы".

Я вошел в храм и попросил чаю; там хранят, как сокровище, меч Иосицунэ и корзину Бэнкэя.

Корзину и меч
На праздник бы выставить!
Бумажный штандарт…

Был первый день пятого месяца.

11. На эту ночь я остановился в Индзука. Я искупался, - там есть горячий источник, - и отыскал гостиницу. Помещение было убого, циновки положены прямо на земляном полу. Света не было, я разостлал для себя постель при огне очага и лег. Наступила ночь, гремел гром, дождь лил непрестанно, протекал на мою постель, комары и блохи кусали, - я не мог заснуть. К тому же начался приступ болезни, я чуть не терял сознание. Когда краткая ночь наконец сменилась рассветом, я снова вышел в дорогу. Ночь давала себя знать, дух был подавлен. Я нанял лошадь и доехал до станции Коори.

И только имя
Нетленное осталось,
А все погибло.
Средь высохшего поля
Камыш шуршит как память…

(Сайге)

Мне предстоял еще далекий путь, но хотя такая болезнь внушала тревогу, все же я думал о том, что мне, - страннику по дальним местам, кто знает о бренности жизни своей, порвавшей со светом, - умереть в пути - удел, сужденный небом. Так я понемногу снова вернул себе мужество и, уже вольно шагая, прошел Датэ-но-Окидо. Миновал замки Абусури, Сироиси и, когда вступил в уезд Касадзима, то спросил у людей: "Где могильный курган Фудзивара Санэката?" - "То селенье, что виднеется справа, вдали у горы - Минова Касадзима: "Крут дождевого плаща острова зонтичных шляп". Там есть храм бога путников, есть доныне и камыш, как память…" - ответили мне. От осенних дождей, ливших это время, дорога стала весьма худой, я устал и потому прошел мимо, глядя туда только издали. И подумав о том, что и "дождевой плащ" - Минова, и "шляпа-зонт" - Касадзима так подходят к дождям

Где Касадзима? -
Я спросил. Пора дождей,
Грязная тропа…

Заночевал в Иванума. Вот сосна Такуэма поразила мне взоры! Ее ствол расщепляется над землей надвое; видно, она сохранила свой древний облик. Я сразу вспомнил слова Ноин-хоси.

И вот не стало
Сосны у Такэкума,
Следа не видно…
Пока сюда прибрел я,
Прошло тысячелетье…

(Ноин-хоси)

По преданию, в старину некий человек, прибывший из столицы правителем области Муцу, срубил эту сосну и поставил ее на устои моста через реку Наторигава; оттого Ноин-хоси сложил: "И вот не стало сосны у Такэкума". Поколение одно срубило сосну, другое посадило вновь, и ныне стал вид такой, точно снова тысяча лет миновала, - о, благодатная сосна!

У Такэкума
Вы покажите сосну,
Поздние вишни!

- так мне на прощанье сложил поэт Кёхаку.

От поздних вишен
До двух стволов сосны той
Уж третий месяц…

12. Переправился через реку Наторигава и вступил в Сэндай. Был день, когда "кроют ирисом крыши". Я поискал гостиницу и остановился на несколько дней. Здесь есть художник по имени Каэмон. Услыхав, что он человек с известным вкусом, я познакомился с ним. Так как он в последние годы полагал свои мысли на розыски мест, чем-либо примечательных, но еще неясных, то он целыми днями меня по ним водил. Кусты хаги на равнине Миядзи разрослись густо и приводили на память вид осени. Была пора цветения асэби в Томада, Ёкоцу, Цуцудзигаока.

Я вошел в сосновый бор, куда не проникает солнце: вот это-то место и зовется: "под деревьями" - "ко-но-сита". В былые времена роса здесь была густая, оттого и сложили: "Слуги! Поскорей Шляпу-зонт подайте мне".

Слуги! Поскорей
Шляпу-зонт подайте мне!
Ведь сильней, чем дождь,
Под деревьями роса
На равнине Миядзи.

(Из антологии Кокинсю)

Я совершил поклонение в храмах Яккуси-до и Тэндзин; уже стемнело. Художник прислал мне картины видов островов Мацусима и бухты Сиогама. И еще он прислал мне пару плетеных сандалий с ремешками темно-синего цвета. Вот тут-то, знаток тонкого вкуса, он выказал себя во всем блеске!

Ирисовый цвет!
Завяжу я на ногах
Синий ремешок.

13. Побрел дальше по плану местности, набросанному художником. У самой горы, вдоль "Тропинки Севера", растет тростник Toy. Говорят, что до сей поры его ежегодно собирают и приносят в дар правителю провинции.

Стела Цубо-но-исибуми стоит в деревне Итикава у замка Тага.

Высота стелы что-то шесть сяку, ширина три сяку. Если соскоблить мох, еле заметно проступают знаки. На ней обозначено число ри до границ уезда в четырех направлениях.

"Сей замок воздвигнут в первый год Дзинки главноначальствующим и военачальником тиндзюфу Оно Асон Адзумодо и перестроен в шестой год Тэмпэй-Ходзи советником и наместником областей Токайдо и Тосандзи, военачальником тиндзюфу Эми Асон Асакари. Первый день двенадцатого месяца."

Это приходится на годы царствования императора Сёму. Хотя доныне из уст в уста ходит множество преданий о воспетых с древности местах, но горы рушатся, камни оседают и прячутся в землю, деревья дряхлеют и уступают место свежей поросли, время идет, век сменяется, и самый след их недостоверен! Но здесь перед нами, нет сомнения, памятник тысячелетний, и мы своими глазами познаем сердца древних. Вот заслуга моих хождений, радость до конца моих дней! - от этой мысли я забыл о трудности пути и только лил слезы.

14. Оттуда я направился на реку Нота-но Томагава и к утесу Оки-но-иси. На горе Суэ-но Мацуяма построили храм и назвали его Массёдзан. Под соснами всюду могилы. Так вот каков конец всех клятв не разлучаться, "как два крыла одной птицы, как два побега одной ветки"! От этой мысли моя печаль возросла, а тут донесся закатный колокол из бухты Сиогама. Дождливое небо слегка прояснилось, слабо засияла вечерняя луна, близок был остров Могамисима. Плыли рыбачьи челноки, слышались возгласы, - то делили улов, - и я понял смысл стиха: "Причалы лодок быстрых…"

Прекрасен Север
На дальнем Митиноку
И в Сиогама
Причалы лодок быстрых
Полны очарованья…

(Из антологии Кокинсю)

Ночью слепой монах, играя на бива, сказывал северное дзёрури. Не сказывают так хэйкэ, не играют так под пляски. Но хотя напев был деревенский, хотя он шумел у самого изголовья, все же у него-то и сохранились местные предания: звучало все превосходно!

Рано утром я пошел в местный храм. Он восстановлен правителем провинции: столбы крепки, цветные стропила блестят, каменные ступени ведут высоко; раннее солнце сверкало на красной ограде. Всеблагость божества на самом конце всех путей, у самого края света, - вот так бывает в нашей стране, и сколь это высоко!

Перед храмом стоит старинный каменный фонарь. На железных дверцах значится: "Принесен в дар Идзуми Сабуро в третий год Бундзи". Как-то удивительно, что ныне видишь своими глазами образ, выплывший из глубины пяти веков. Он был мужествен, справедлив, верный вассал и добрый сын, до сей поры к его славному имени нет равнодушных… сказано: "Поистине, человеку надлежит прилегать "Пути" и блюсти справедливость, и имя последует за ним".

Время уже близилось к полудню. Я нанял лодку и поплыл к островам Мацусима. По пути, в двух ри, я пристал к каменистому побережью островов Одзима.

15. Да, хоть старо о том говорить, но Мацусима - "Сосновые острова" - первый из прекрасных видов страны Фусан, не меркнущий рядом с озерами Дунтинху и Сиху. С юго-востока, от моря, залив простирается на три ри вглубь, воды моря его наполняют. Островов несметно много: вздымающиеся указуют на небо, стелющиеся на небо, стелющиеся наползают на волны. Одни высятся в два ряда, другие громоздятся в три слоя, одни разрываются слева, другие цепляются справа То несут на себе ношу, то ее обнимают. Точно нянчат ребенка. Сосны густо зеленеют: под морским ветерком их ветви гнутся, будто сами волнисто извиваются. И весь вид так пленителен, точно красавица охорашивается над водой. Не сотворено ль это богом гор в век богов-вседержителей? И может ли кто из людей запечатлеть взмахом кисти или исчерпать словом небесное искусство творения!

Одзима - скалистые островки, выбегающие цепью в море. Там есть развалины кельи монаха Ун-ко-дзэнси и камень Созерцания. А под сенью сосен кое-где виднелись люди, удалившиеся от света и мирно живущие в шалашах из веток, закопченных дымом сосновых шишек и опавшей листвы. Хотя я не знал, кто они такие, я приязненно подошел к ним; той порой в море отразилась луна, с полудня вид вновь изменился. Я вернулся на берег, отыскал гостиницу, растворил окно, - стал по-настоящему мезонин, - и от мысли заснуть в пути среди облаков и ветра удивительно странно стало у меня на душе.

О Мацусима!
Цапли ты облик прими,
Птица-кукушка…

(Сора)

Я замкнул уста и хотел уснуть, но мне не спалось. Когда я покидал свое старое жилище, Содо на прощание написал мне стихи о Мацусима. Хара Антэки прислал танка о Мацута-урасима. Я развязал дорожный мешок и взял их в друзья на эту ночь. Еще были у меня хайку Сампу и Дакуси.

16. На одиннадцатый день я пошел поклониться в храм Суйгандзи. Тридцать два поколения назад Хэйсиро постригся в монахи, уехал в Китай и, вернувшись, основал этот храм. Впоследствии благодаря светлому влиянию Унко-дзэнси были возведены и покрыты черепицей семь отдельных храмовых флигелей; торжественно засверкали блеском золото и лазурь, стала великая храмина, достойное обиталище будды. Все помыслы мои были о том, где же этот храм святителя Кэмбуцу.

На двенадцатый день я собрался в Харадзуми. Я прослышал, что путь лежит на Анээваномацу и Одаэнохаси. Людей почти не встречалось, по дороге проходили лишь дровосеки да охотники; я не знал, где нахожусь, под конец сбился с дороги и вышел к гавани Исиномаки. Далеко с моря видна Кинкадзан - гора Золотого цветка, о которой было сложено: "Золотой цветок расцвел".

Сумэрагивек
Яркой славой воссиял.
Ныне в Адзума
В Митиноку на горе
Золотой цветок расцвел.

(Из антологии Манъёсю)

В бухте столпились сотни кораблей; на берегу, споря за место, теснились дома; над крышами непрерывно подымались дымки очагов. Вот негаданно очутился я в таком месте! Хотел подыскать ночлег, но никто не пускал. Кое-как переночевал в убогом домишке и с рассветом опять побрел по незнакомой дороге. Оставив в стороне переправу Садоноватари, Обутиномаки, Манонокаяхара, я шел по далеко тянушейся насыпи. Я следовал вдоль навевавшего тоску длинного болота. Переночевал в месте по названию Итома и добрался до Хирадзуми. Расстояния туда больше двадцати ри.

Назад Дальше