24(1) "Не для того пришел я к вам, соратники, чтобы выразить свое негодование, но чтобы оплакать свою судьбу. К чему гневаться на божество, которому всё подвластно? Но тем, кто вопреки справедливости терпит несчастье, пожалуй, нельзя не печалиться; и я нынче нахожусь именно в таком положении. Разве не ужасно, что на нас обрушивается война за войной? Разве не чудовищно, что мы оказываемся втянутыми еще и в междоусобную брань?(2) Но разве оба эти бедствия по своему ужасу и чудовищности не превосходит такое зло, как отсутствие в людях верности, то, что заговор против меня составлен любимейшим моим другом и я против воли оказался вовлечен в борьбу, не допустив ни беззакония, ни ошибки? Какая доблесть, какая дружба еще будет считаться надежной после того, как мне пришлось это испытать? Разве не погублена верность, не погублена добрая надежда?(3) Если бы опасность грозила только мне одному, я не придал бы этому никакого значения (ведь очевидно, что я не рожден бессмертным), но, поскольку налицо государственная измена, или, скорее, открытый мятеж, и война в равной степени касается нас всех, я бы хотел, будь это возможно, вызвать сюда Кассия и спор между нами передать для суда вам или сенату;(4) и я с радостью уступил бы ему верховную власть без борьбы, если бы было решено, что это послужит на благо государства. Ибо только ради государства я продолжаю переносить тяготы и опасности, лишь ради него столько времени провел я в этих краях за пределами Италии, несмотря на свои уже преклонные лета и нездоровье, которые не позволяют мне ни пищу принимать без страдания, ни спать без мучений.
25(1) Но, так как Кассий никогда не согласится на это - ведь как сможет он поверить мне после того, как сам проявил по отношению ко мне такую неверность? - вы, соратники, должны сохранять твердость духа. Ибо ни киликийцы, ни сирийцы, ни иудеи, ни египтяне никогда не были и никогда не будут сильнее вас, даже если они соберут под свои знамена бойцов во столько же тысяч раз больше, чем вас, во сколько у них сейчас меньше.(2) И очевидно, что в нынешних условиях даже самого Кассия, каким бы превосходнейшим военачальником при всех своих многочисленных успехах он ни казался, не стоит принимать в расчет: ведь ни орел во главе галок, ни лев во главе оленят не является достойным противником; что же касается войны с арабами и парфянами, то не Кассий, а вы положили ей конец.(3) Кроме того, пусть даже и принадлежит ему слава одержанных над парфянами побед, у вас есть Вер, который не только ничуть не уступает ему, но и превосходит его и добился еще больших успехов и приобретений. Однако возможно, что Кассий уже раскаялся в содеянном, узнав, что я жив, ведь он поступил так, как поступил, только потому, что думал, будто я умер. Но даже если он всё еще продолжает упорствовать в своем начинании, всё равно, как только он узнает о нашем приближении, он, несомненно, одумается как из-за страха перед вами, так и из стыда передо мной.
26(1) Итак, соратники, одного только я боюсь - буду с вами предельно откровенен, - что либо он сам лишит себя жизни, устыдившись показаться нам на глаза, либо это сделает кто-то другой, узнав, что я вот-вот приду и готов обрушиться на него.(2) Ибо тогда я лишусь великой награды как за войну, так и за победу, такой, какой ни один человек никогда не получал. Что же это за награда? Простить того, кто совершил несправедливость, остаться другом тому, кто попрал дружбу, сохранить доверие к тому, кто нарушил верность.(3) Вам, должно быть, это кажется невероятным, но вы не должны в этом сомневаться, ибо отнюдь не всё добро иссякло среди людей, но есть еще в нас остаток древней доблести. И если кто-то всё же сомневается в этом, то тем сильнее во мне желание, чтобы люди увидели исполнение того, в возможность чего никто не верит.
(4) Ибо единственной пользой, какую я мог бы извлечь из нынешних злосчастных обстоятельств, было бы то, что я сумел бы решить дело добром и показать всем людям, что даже в междоусобных войнах есть место для справедливых поступков".
27(1) С такими словами обратился Марк к воинам и об этом же написал сенату, никоим образом и ни в чем не обвиняя Кассия, но только все время называя его неблагодарным. И действительно, Кассий ни разу не допустил ни в речах, ни в письмах какой бы то ни было дерзости по отношению к Марку.
(1) Готовясь к походу против Кассия, никакой военной помощи со стороны варваров, хотя многие спешили ее предложить, Марк так и не принял, заявив, что не следует варварам знать о возникших меж римлянами бедственных раздорах.
(2) Пока Марк готовился к междоусобной войне, одновременно поступили известия и о ряде побед, одержанных над различными варварами, и о смерти Кассия. На Кассия, шедшего пешком, напал центурион Антоний и внезапно нанес ему удар в шею, хотя и не смертельный.(3) Антоний, которого его конь по инерции увлек дальше, не довел дело до конца, так что Кассий, казалось, избежал гибели, но в это время декурион завершил то, что осталось несделанным. Отрезав своей жертве голову, они поспешили навстречу императору.
28(1) Марк Антонин был настолько опечален гибелью Кассия, что не мог даже заставить себя взглянуть на его отрубленную голову, но приказал ее похоронить прежде, чем убийцы приблизились к нему.
27(З) Так был убит Кассий, грезивший об императорской власти на протяжении трех месяцев и шести дней; был также умерщвлен и его сын, находившийся где-то в другом месте. Марк, прибыв в провинции, присоединившиеся к мятежу Кассия, со всеми обошелся весьма милостиво, никого не предав смерти ни из простых людей, ни из знатных.
28(2) Из сенаторов, связанных с Кассием, он вообще никого не предал смерти, ни даже в оковы или под стражу не заключил и не стал судить собственным судом, но ограничился только тем, что отправил их на суд сената как обвиняемых в каких-то других преступлениях, назначив определенный день для рассмотрения их дел.
(3) Из прочих он осудил совсем немногих, кто был повинен в каких-то преступлениях, совершенных не только совместно с Кассием, но и по собственной злонамеренности. Об этом свидетельствует то, что Флавия Кальвизия, наместника Египта, он не казнил и не лишил собственности, но просто сослал на остров.(4) Записи же, относящиеся к этому делу, он распорядился сжечь, чтобы из-за них ему ничего не поставили в упрек, а всех, кто был с ним связан, простил.
29(1) Примерно в это же самое время рассталась с жизнью и Фаустина, то ли от мучившей ее подагры, то ли каким-то иным образом, дабы не быть уличенной в сговоре с Кассием. Однако Марк, не читая, уничтожил все бумаги, найденные в шкатулках Пудента, с тем чтобы не знать даже имен заговорщиков, которые что-то писали против него, и не проникнуться поэтому против своей воли ненавистью к ним.(2) Рассказывают также, что Вер, заранее посланный в Сирию, которую он получил в управление, уничтожил эти бумаги, обнаруженные среди личных вещей Кассия, сказав, что этим он, верно, доставит императору наибольшую радость, а если же прогневит, то лучше уж погибнуть ему одному, чем многим.
(3) Действительно, Марк питал такое отвращение к любому кровопролитию, что даже бои гладиаторов в Риме он обычно смотрел, когда они, как атлеты, бились без риска для жизни: он ведь никогда не давал никому из них острого оружия, но все они сражались тупым, как бы снабженным предохранительными наконечниками.
(4) И он был настолько далек от поощрения любого кровопролития, что хотя и приказал по требованию народа вывести на арену льва, приученного пожирать людей, однако не стал на него смотреть и не даровал свободу его дрессировщику, несмотря на весьма настойчивые призывы зрителей, но распорядился объявить через глашатая, что тот не сделал ничего, что заслуживало бы свободы.
30(1) Горько оплакивая кончину Фаустины, он в письме сенату просил, чтобы никто из тех, кто содействовал Кассию, не был предан смерти, как если бы уже в этом одном мог он найти некое утешение в своей скорби по Фаустине.(2) "Да не случится так, - говорил он, - чтобы в мое правление кто-то из вас был казнен по моему ли, или по вашему приговору". И в заключение он говорит: "Если же я не достигну этой цели, то это ускорит мою смерть". Вот до какой степени был он во всем чист душой, добр и благочестив, и ничто не могло заставить его поступить вопреки своей природе - ни злокозненность мятежных происков, ни предвидение повторения подобных же попыток после помилования мятежников.
Рис. Фаустина Младшая, жена Марка Аврелия
(3) Какой бы то ни было склонности выдумывать ложные заговоры и воображать трагедию там, где ее не было, он был настолько чужд, что прощал даже тех, кто совершенно открыто восставал против него и поднимал оружие на него и его сына, будь они военачальниками, правителями или царями, и никого из них не предал смерти ни сам, ни по решению сената, ни на каком бы то ни было ином основании.(4) Исходя из этого, я искренне убежден, что и Кассию он непременно сохранил бы жизнь, если бы захватил его в плен. Он ведь делал добро и многим убийцам, насколько это было в их, его самого и его сына, власти.
31(1) В это же время, поскольку Кассий поднял мятеж в бытность свою наместником Сирии, в состав которой входила его родина, был принят закон о том, что никто не должен управлять той провинцией, с которой связан своим происхождением. Также сенат постановил, чтобы Марку и Фаустине в храме Венеры и Ромы были воздвигнуты серебряные статуи и сооружен алтарь, на котором бы все девушки, выходящие замуж в Городе, совершали жертвоприношения вместе со своими женихами,(2) а также чтобы всякий раз, когда император собирался посмотреть на игры, в театр вносили в кресле золотое изображение Фаустины и устанавливали его в том самом месте, с которого она при жизни имела обыкновение смотреть представление, и чтобы вокруг него рассаживались наиболее влиятельные женщины.
(3) Когда Марк прибыл в Афины и принял посвящение в таинства, он не только предоставил почести афинянам, но и на благо всего рода человеческого поставил в Афинах наставников во всех науках, назначив им ежегодное жалованье.32(1) По прибытии в Рим он обратился с речью к народу, и, когда среди прочего упомянул о том, что отсутствовал в течение многих лет, собравшиеся закричали "восемь" и показали это на пальцах, с тем чтобы получить такое же количество золотых на пиршество, он улыбнулся и сам сказал "восемь", после чего раздал им по двести денариев, сколько они никогда прежде не получали.(2) И он этим не ограничился, но всем задолжавшим в императорскую казну и государственное казначейство простил все долги за сорок пять лет, за исключением пятнадцати лет при Адриане, и приказал сжечь на форуме все записи, относящиеся к этим долгам.
(3) Многим городам он пожаловал деньги, в том числе и Смирне, которая сильно пострадала от землетрясения, и поручил ее восстановление сенатору преторского ранга. Я поэтому удивляюсь, что и теперь находятся люди, которые упрекают его в отсутствии великодушия, ибо, действительно отличаясь в целом исключительной бережливостью, он тем не менее никогда не уклонялся ни от каких необходимых расходов, хотя, как я сказал, он не обременял никого денежными поборами и был вынужден тратить очень большие суммы сверх обычных расходов.
33(1) Когда же положение дел со скифами снова потребовало его внимания, он раньше, чем ему хотелось бы, женил своего сына на Криспине. Дело в том, что Квинтилии, хотя их было двое и отличались они умом, храбростью и большой опытностью, не могли завершить войну, и поэтому сами императоры вынуждены были выступить в поход.(2) Марк также просил сенат выделить деньги из государственной казны не потому, что не имел права распоряжаться этими средствами, но потому, что считал, что все средства, как эти, так и прочие, принадлежат сенату и народу. "Ибо у нас, - говорил он, обращаясь к сенату, - совсем нет никакой собственности, так что даже тот дом, в котором мы живем, является вашим".(3) Сказав так, он метнул окровавленное копье, хранившееся в храме Беллоны, на вражескую территорию (об этом я слышал от людей, которые присутствовали при этом) и выступил в поход; ведение боевых действий он поручил Штерну, отдав под его начало крупные военные силы. И варвары, хотя и оказывали сопротивление в течение целого дня, были полностью разбиты римлянами,(4) и Марк в десятый раз был провозглашен императором.
18(1) Язиги прислали посольство и просили освободить их от некоторых из взятых ими на себя по договору обязательств; и им были предоставлены кое-какие уступки, с тем чтобы они не сделались совершенно враждебными. Впрочем, и раньше ни они, ни буры не желали стать союзниками римлян до тех пор, пока не получили от Марка заверений, что он непременно доведет войну до самого конца. Дело в том, что они боялись, что он, как и прежде, примирится с квадами и оставит их один на один с врагами, обитающими по соседству.
19(1) Марк принял посольства, прибывшие от чужеземных народов, однако отнесся ко всем не с одинаковой благожелательностью, но в зависимости от того, был ли кто из них достоин получить права гражданства, или освобождение от повинностей, бессрочные или временные льготы по уплате податей, или даже иметь постоянное содержание.(2) И поскольку язиги оказали ему наибольшее содействие, он освободил их от многих наложенных на них ограничений, точнее от всех, за исключением тех, что касались их совместных собраний и торговли, а также запрета пользоваться собственными лодками и занимать острова на Истре. Он также позволил им проходить через Дакию для общения с роксоланами всякий раз, когда наместник этой провинции даст им на то разрешение.
20(1) Что касается квадов и маркоманов, приславших посольства, то двадцать тысяч воинов, размещенных в крепостях во владениях обоих этих народов, не позволяли им ни пасти скот, ни возделывать землю, ни заниматься в безопасности чем-либо еще, но следили за тем, как они выдают находившихся у них перебежчиков и многочисленных пленников, при этом сами воины не подвергались никаким серьезным лишениям, так как имели и бани, и обилие всех необходимых припасов.(2) Поэтому квады, не желая терпеть у себя эти гарнизоны, предприняли попытку переселиться всем народом в пределы семнонов. Однако Антонин, заранее узнав об их намерении, преградил дороги и воспрепятствовал их уходу. Таким образом, это свидетельствует о том, что он хотел не завладеть их землей, но наказать этих людей.
21(1) Наристы, страдая от лишений, перебежали на нашу сторону сразу в количестве трех тысяч человек и получили землю на нашей территории.
33(4) И если бы Марк прожил подольше, он овладел бы всей этой страной; однако он скончался в семнадцатый день марта, но не от болезни, которой тогда страдал, а, как я узнал из достоверного источника, от злоумышления врачей, которые желали угодить Коммоду.34(1) Готовясь принять смерть, он поручил своего сына попечению воинов (ибо не желал, чтобы считали, будто тот ускорил его кончину), а военному трибуну, просившему назвать пароль, сказал: "Ступай к восходящему солнцу, ибо я уже клонюсь к закату". После его кончины в числе прочих почестей ему была установлена прямо в здании сената золотая статуя. Так Марк ушел из жизни.
(2) Марк отличался такой богобоязненностью, что в неприсутственные дни жертвоприношения совершал дома. Он обладал всеми возможными доблестями и правил лучше всех, кто когда-либо был у власти; и хотя не мог похвастаться телесной силой, закалил свое очень немощное тело, сделав его исключительно выносливым.(3) Большую часть своей жизни он посвятил делам милосердия; именно поэтому, по-видимому, и был им построен на Капитолии храм Милосердия, которому он, однако, дал необычное и прежде неизвестное имя. Сам он был далек от любых прегрешений и ни добровольно, ни против воли их не совершал, но к чужим прегрешениям, в особенности со стороны своей жены, он относился снисходительно и никогда их не выискивал и не наказывал за них.(4) Если же кто-то хорошо проявлял себя на каком-либо поприще, того он хвалил и использовал для этого дела, а на прочие его поступки не обращал внимания, говоря, что никому не дано сделать людей такими, какими хотелось бы их видеть, и поэтому приходится использовать их такими, какие они есть, там, где каждый из них способен послужить государству. То, что сам он всё делал без всякого притворства, но в силу своей доблести, не подлежит никакому сомнению.(5) Ибо, хотя он прожил пятьдесят восемь лет, десять месяцев и двадцать два дня, из коих немалую часть он был помощником Антонина, а сам был императором девятнадцать лет и одиннадцать дней, тем не менее от начала и до конца он оставался одним и тем же и ни в чем не изменился к худшему. Вот каким без преувеличения совершенным и чуждым всякой неискренности мужем он был.