Озноб ее кожу до боли обжег, объятием стиснуты груди,
любви изобильный живительный сок омыл ей нагие бедра.
"Довольно, о дерзкий… не будь так жесток…" - бессильно она лепечет.
То - явь?.. Или все - сновидений поток?.. Иль встреча души с душою?..Одежд коснется муж - она лицо стыдливо опускает,
в объятьях он сожмет - она пугливо в сторону отпрянет,
услышит смех подруг - застынет вдруг и станет молчаливой;
терзает жгучий стыд супругу молодую после свадьбы.Вся страсть его ушла; любимый, как чужой, проходит мимо;
бесценной я была, теперь я ничего уже не стою.
Я горю моему и днем и ночью предаюсь, подруга.
Не знаю, почему на сто частей не разорвется сердце!..Им, встречу славящим, исплакавшим глаза в разлуке долгой,
таким заманчивым и благостным весь день казалось ложе,
но все же вечером не ласками супруги утешались,
а бесконечную и сладкую вели во тьме беседу."Скажи, почему ты тонка и бледна? Дрожишь и так слабо дышишь?
Быть может, больна? Ты белей полотна!" - пытает жену владыка.
"Моя худоба мне природой дана!" - худышка ему сказала
и - в страхе, что хлынет рыданий волна, - неслышно ступая, вышла."Что значит, любимая, гневный твой взгляд?" - "О нет, я гляжу без гнева!"
"Мне больно… Не я ль пред тобой виноват?" - "Вины твоей нет, владыка".
"Так что ж ты рыдаешь все ночи подряд?" - "Кто видит мои рыданья?"
"Да я, твой любимый!" - "О, слов этих яд! Меня ты не любишь больше!"Ты помнишь ли - давно у нас одно с тобою было сердце,
потом ты стал моим, а я возлюбленной твоею стала,
ты мой супруг сейчас, твоя супруга я - а дальше что же?
Тверда я, как алмаз, и радости мне больше не осталось…"В тебе хитроумия нет и следа, уж слишком ты простодушна;
с возлюбленным будь то горда, то тверда!" - простушке молвит подруга.
"Молчи, а не то приключится беда! - подружке та отвечает.-
Владыка мой, в сердце живущий всегда, подслушать может беседу"."Ты куда так поспешно идешь, крутобедрая?"
"Поспешаю к любимому ночью кромешною".
"А не страшно ль одной в это время полночное?"
"Мне защитою стрелы цветочные Ма́даны!""Пускай разгневается Мадана и разобьет мне сердце!
Клянусь, жестокого не надо мне, неверного и злого!" -
газелеокая со вздохами подруге говорила,
сама не ведая, что, сетуя, его искала взглядом."В сандаловой пудре жестка простыня, а тело твое так нежно!" -
сказал и на грудь свою жарче огня меня возложил он ловко,
и, губы кусая, лаская, дразня, ногами стянул одежду
и делать, хитрющий, заставил меня все то, что ему пристало.Глаза проглядела, тоской изошла, ждала у дороги мужа;
когда ж опустилась вечерняя мгла и заволокла окрестность,
тихонечко к дому она побрела, и вдруг обернулась, вздрогнув,
и взглядом дорогу опять обвела: "Быть может, любимый близко…"Пылая, суля наслаждений дары супругу после разлуки,
в покои вошла, где до поздней поры сновали слуги без дела,
и с криком: "Да здесь же полно мошкары!" - взмахнула шелковым сари
и, гибкая, жаждя любовной игры, она задула светильник.Цветной узор со щек ладонями стираешь ты упрямо,
и не медвяный сок, а горечь источают эти губы,
и льется слез поток, и грудь твоя вздымается в рыданье -
как видно, ныне стал не я, а гнев твоим любимым.Взирала, испуганно очи подняв и руки сложив смиренно,
держала владыку потом за рукав, колена обняв, молила,
когда же, ни просьбам, ни ласкам не вняв, надменный ее покинул,
она, вдруг желание жить потеряв, с потерей любви смирилась.Огонь светильника, бессильная, она задуть пыталась,
бросала лилии, стыдливая, и с бедер пояс падал,
и, всхлипнув тоненько, ладонями глаза закрыла мужу,
а он с улыбкою на гибкую глядел, не отрываясь.В единую твердую черную нить сводить я умею брови,
улыбку любви научилась таить и стыть, немея сурово,-
я все подготовила, чтобы сразить супруга притворным гневом,
но строгость сумею ли изобразить, одной лишь судьбе известно.Он знает, что тысячи гор и озер легли между ним и милой,
что взор его, будь он хоть трижды остер, ее отыскать не сможет,
но все-таки, - разуму наперекор, - на цыпочки встав упрямо,
он смотрит и смотрит в упор - сквозь простор - туда, где она осталась.Узлы на одежде моей разошлись, когда он к постели склонился,
Скользнул поясок развязавшийся вниз, и бедра мои обнажились.
А после, когда мы сплелись и слились, не помню, что было со мною -
где он, и где я, и куда мы неслись, и чем под конец наслаждались…С той, что в небо уставилась очами печальными,
обнимала колени мне с протяжным рыданием -
"Мы с тобою расстанемся!" - твердя в исступлении,-
что в разлуке с ней станется, словами не выразить.Она не противится, если рывком он платье с нее снимает,
не хмурит бровей, не сжимается в ком от дерзкой и грубой ласки
и словно бы тает, когда он силком ее заключит в объятья,-
вот так она, тешась над мужем тайком, свой гнев выражает тонко.Цветами алыми, сандаловой осыпавшейся пудрой,
крупицей пурпура и бурыми - от бетеля - следами,
алоэ пятнами и смятыми полотнищами простынь
влюбленной женщины движения показывает ложе.От него не отпрянула с живостью в сторону,
не казнила речами обидными, гневными,
лишь в молчанье смотрела в упор, без игривости,
изучающе - словно на гостя случайного.Если мил тебе гнев, о моя бессердечная,
то тягаться мне нечего с этим возлюбленным,
но отдай мне обратно все ласки бессчетные,
не считая, объятья верни многократные.Когда ко мне он подойдет, пускай в тот миг мой взор затмится,
пусть жалкий пояс упадет и на груди одежда лопнет,
но все равно - клянусь! - с изменником я говорить не стану;
лишь одного боюсь - что от молчанья разорвется сердце.Ты - как незрячая, но прячется внимание за этим,
стоишь в безмолвии, но полные подрагивают губы,
ты в созерцании, но ранена ознобом жгучим кожа…
Твой гнев показан мне! Наказанный прощенья просит робко!Как ночью, когда они наги, близки и в страсти своей бесстыдны,
им любо, смыкая объятий тиски, на ложе блаженства глянуть,-
так утром, при старших, всему вопреки, им, радостноглазым, любо
все вспомнить и глянуть друг другу в зрачки, где пляшут искорки смеха.
Кришна побеждает змея Калию. Иллюстрация к "Бхагавата-пуране". Миниатюра школы Кангра (Северная Индия), ок. 1800 г.
Бхартрихари
Из "Трехсот стихотворений"
Перевод Веры Потаповой
Из "Ста стихотворений о мирской мудрости"
* * *
Молчаньем в ученом собранье
Украшен глупец.
Невежеству эту завесу
Придумал Творец.
* * *
От пламени вода, от зноя тень -
Спасенье. Для слона имей стрекало,
Для мула - хворостину. От болезни
Целебная трава нам помогает,
Заклятье - от змеиного укуса.
На всякое зловредство - средство есть!
Зато дурак - из правила изъятье:
Бессильны тут и зелье и заклятье!
* * *
Глуп государь стороны, где пробавляются нищенством
Прославленные мудрецы!
Стройные их песнопенья, с шастрами в лучшем согласье,
Вязью словесной украшены.
Ревностным ученикам следует передавать
Их совершенные знанья.
Эти мужи святомудрые и без богатства достойны
Почестей самых высоких.
Если оценщик худой в камнях драгоценных ошибся
И ни во что их не ставит,
Нужно ль по этой причине порицать драгоценные камни
Или искать в них изъян?
* * *
Цари в своих поступках, вроде шлюх,
Впадают без конца в противоречье,
Мешая с правдой ложь, мягкосердечье -
С насильем, с мотовством - корысти дух
И с щедростью - порою показной -
Погоню за скудеющей казной.
* * *
Ни нагая земля для ночлега,
Ни нега роскошного ложа,
Ни скудость кореньев и трав,
Ни яств и приправ изобилье,
Ни великолепье шелков,
Ни отрепье, прикрывшее тело,
Не заставят с дороги свернуть
Отмеченных твердостью духа,
К благоизбранной цели идущих:
Нипочем им ни горе, ни радость!
* * *
Горшечнику подобно, злобный рок
Мою живую душу смял в комок,
Как глину, и швырнул рукой коварной
На колесо терзаний и тревог,
Крутя его быстрей, чем круг гончарный,
И мне суля превратностей поток.
* * *
Разумный, коль скоро нуждаешься ты в благостыне,
Воздай славословье одной милосердной богине.
Глупца в мудреца превратить, лиходея - в святого,
И недруга - другом она тебе сделать готова,
И тайное - явным, и яд халахала - нектаром.
Стремясь к добродетели, время потратишь ты даром!
Из "Ста стихотворений о любви"
* * *
Вот он, стихотворцев произвол!
Женщины - неужто "слабый" пол,
Если мановением ресниц
Индру им дано повергнуть ниц?
* * *
В прическу воткнутый жасмин,
И нега уст полуоткрытых,
И тело, что умащено
Сандалом, смешанным с шафраном,
И нежный хмель ее груди -
Вот рай с усладами своими!
Все прочее - такая малость…
* * *
Корми лесных газелей побегами бамбука,
Травой священной "куша", что срезана под корень
Каменным ножом, иль угощай красавиц
Листьями бетеля, бледными, как щеки
Рослых шакских дев, срезав эти листья
Ногтем, что отточен и натерт шафраном.
* * *
О дивнобедрых без лицеприятья
Вам, люди, говорю, и без пристрастья:
Всего на свете слаще их объятья.
Они - источник счастья и несчастья.
* * *
Кто сотворил устройство,
Что женщиной зовется,-
Смесь амриты и яда,
Для смертных - западню,
Ларец обманов, козней,
Дорогу в ад, преграду
Стремящемуся в рай,
Уловок сорняками
И тернием уверток
Засеянное поле,
Хранилище грехов,
Твердыню безрассудства,
Обитель своеволья,
Сомнений круговерть?
* * *
Зачем нам величать лицо - луной,
Иль парой синих лотосов - глаза,
Иль золота крупинками - частицы,
Из коих состоит живая плоть?
Лишь истину презревшие глупцы,
Поверив лживым бредням стихотворцев,
Телам прекрасных служат, состоящим
Из гладкой кожи, мяса и костей.
* * *
Чем красавицы взор, уязви меня лучше змея -
Проворная, зыбкая, в переливно-сверкающих
Упругих извивах, с глянцевитою кожей
Цвета синего лотоса. От укуса змеиного
Добрый целитель излечит,
Но травы и мантры бессильны
Против молнии дивных очей!
* * *
Уста гетеры, будь они прелестны,
Как полураспустившийся цветок,
Достойный муж не станет целовать,
Увидя в них вместилище слюны
Распутников и проходимцев, слуг,
Воров, лазутчиков и лицедеев.
Из "Описаний времен года"
В самом разгаре весны
Томительно-сладостный голос
Подругу зовущего кокиля,
И ветры с вершины Малайя, что благоухают
Белым сандалом, растущим на этой горе,
Стали растравой тебе, разлученному с милой.
Не удивляйся: в несчастье
Амрита кажется ядом!
* * *
Восхитительны в месяце чайтра
Венки из цветов разновидных,
Нежные руки, подобные лунным лучам,
И возвышенное красноречье поэтов;
Оплетенная сетью лиан,
Веселящая душу беседка
И кокиля томный призыв,
Напевно звучащий в ушах;
Разделенное с милою ложе -
Неистощимый запас поцелуев и ласк!
* * *
Пламенеют бутоны маканды,
Словно жертва в огне разлуки
Странника с юной супругой.
Кокилей самки в лесу
Глядят на него с сожаленьем.
Уносит прочь напоенный
Сладострастным сандалом ветер
Ароматы пурпурной ло́дхры,
Утоляющие усталость.
* * *
О дивнобедрые, ваш дух
Несокрушим до той поры,
Пока, сандала духом напоенный,
Не прилетит с горы Малайя ветер.
* * *
Когда наступает жара, девы с глазами газелей,
С влажно-душистыми, от умащенья сандалом, телами,
Благоуханье цветов, свежесть покоев, облитых водой,
Сиянье луны, ветерка дуновенье
И верхней террасы опрятность - возбуждают любовную страсть.
* * *
Венков благоуханье, прохлада опахал,
Сиянье ночи лунной,
Цветочная пыльца, усеявшая пруд,
Сандал для умащений,
Душистое вино, и легкие одежды,
И верхняя терраса, промытая до блеска,
И лотосы очей прекрасных - вот удел
Счастливцев жарким летом!
* * *
Как радует сердце прохлада
С грядой облаков ливненосных
И, льющим густой аромат,
Роскошным жасмином, чей куст
Внезапно расцвел, обернувшись
Внушающей пылкую страсть
Красавицей с грудью высокой.
* * *
Объяты одинаковым томленьем
Счастливый и отвергнутый любовник,
Когда в лесах звучат павлиньи крики,
Насыщен горный ветер ароматом
Цветов кадамбы и кутаджи пряной,
И молодой травой земля одета,
А небо - дождевыми облаками.
* * *
Над головой хмурые тучи нависли.
Млея от страсти, пляшут павлины в горах.
Цветом опавшим деревья усеяли землю.
Странник, на чем ты остановишь свой взор?
Нечем тебе сердце свое успокоить!
* * *