Под тонким шелковым пологом колыхались тени взад и вперед. При свечах в полумраке свивались, сливались. То затрепещет рука, то ножки лотос золотой взметнется. Чу! Нежно иволга воркует, тихо щебечет ласточка. И мнится, Цзюньжуй с Инъин. повстречался или с божественною девой ложе разделил Сун Юй Не умолкают клятвы в любви и верности до гроба. Когда "влюбился в пчелку мотылек", нет больше сил расстаться. Сражение идет, и алые волны катятся вдоль покрывала. Влага волшебного рога проникает до самого сердца. Бой бы продлить, да крюк стянул полог, а на нефритовом челе насупились бровей изгибы.
Да,
Поцелуи страсть сильней в ней разожгли
И, желанием томима, отдалась его любви.
Они предавались утехам и не подозревали, что под окном притаилась Инчунь. Служанка все подглядела и подслушала их разговор.
- Сколько цветущих весен ты встречала? - спросил Симэнь.
- Родилась в год барана. Мне двадцать три исполнилось. А твоей жене сколько?
- Она родилась в год дракона. Ей двадцать шесть.
- Значит, на три года старше. Мне все хотелось с ней повидаться и поднести подарки, но я так и не решилась.
- Жена у меня покладистая. Другая бы не дала стольких женщин в доме держать.
- А про твои визиты ко мне она знает? А спросит, что ты ей скажешь?
- Да она у меня из дальних покоев не показывается. Правда, пятая жена, Пань, та в переднем саду в отдельном флигеле живет, но и она в мои дела вмешиваться не станет.
- Сколько же лет госпоже Пятой?
- Она ровесница Старшей.
- Вот и хорошо! Если она не будет против, я назову ее своей сестрой. А тебя попрошу принести мерку ноги Старшей и Пятой. В знак моей признательности я сошью им туфельки.
Ли Пинъэр вынула из пучка две золотых шпильки и дала их Симэню, наказав, чтобы не показывал Цзысюю, когда встретится с ним у певиц.
- Ну конечно, - заверил ее Симэнь.
Их будто склеили или прилепили друг к другу. До пятой стражи шла игра. Когда запели петухи и на востоке забрезжил рассвет, Симэнь, чтобы не наткнуться случайно на Цзысюя, оделся и собрался уходить.
- Опять через стену перелезай, - предупредила Пинъэр.
Они договорились об условных знаках: только уйдет из дому Цзысюй, к стене подойдет служанка - потихоньку кашлянет или бросит камешек и, убедившись, что по ту сторону никого нет, взберется на стену и позовет его. Симэнь со скамейки залезет на гребень стены и спустится по лестнице.
Так, перелезая через стену, Симэнь делил ложе с Пинъэр, украдкой ловил минуты наслажденья, как говорится, "крал яшму и нежный аромат". В ворота он никогда не входил, и соседи даже не догадывались, что творится втихомолку.
О том же говорят и стихи:
Не пересаливай ни в чем, себя блюди,
Куда не надо - лучше не ходи.
Прилежен будь - и ты себя прославишь;
То не свершай, что скрыть желаешь.
Итак, рассвело, когда Симэнь перелез через стену и вошел к Цзиньлянь. Она спала, и приход Симэнь Цина разбудил ее.
- Где же ты пропадал всю ночь? - спросила она. - Мне даже ни слова не сказал.
- Да вот, брат Хуа слугу прислал, к певицам зазвал. Всю ночь просидели. Только выбрался.
Цзиньлянь притворилась будто верит ему, хотя ее и терзали подозрения.
Как-то после обеда, когда они с Юйлоу сидели в беседке за рукоделием, прямо перед ними промелькнул камешек. Юйлоу склонилась над туфелькой и ничего не заметила. Цзиньлянь же, оглядевшись вокруг, увидала, как вдали над стеной показалось белое личико и тут же исчезло. Она толкнула Юйлоу.
- Гляди-ка, сестрица! - сказала она, указывая в сторону стены. - Куда соседская служанка забралась! Должно быть, любоваться цветами захотела, а нас увидала и скрылась.
На этом разговор и кончился.
Вечером воротившийся с пирушки Симэнь прошел прямо к Цзиньлянь. Она помогла ему раздеться, предложила чаю и закусок, но он отказался. Его так и тянуло в сад. Однако за ним неотступно следила Цзиньлянь. Ждать ему пришлось довольно долго. Наконец над стеной появилась все та же служанка. Симэнь подставил стол и скамейку и перелез через стену. Опять он оказался вместе с Пинъэр, но говорить об этом подробно нет надобности.
Вернувшись к себе, Цзиньлянь глаз не смыкала до самого рассвета. Все ходила по спальне взад и вперед.
Наконец распахнулась дверь. На пороге стоял Симэнь. Цзиньлянь бросилась на кровать и притворилась спящей. Симэнь чувствовал себя немного неловко и присел около нее.
- Ах ты, бесстыдник! - усевшись на кровати и схватив Симэня за ухо, заругалась Цзиньлянь. - Так куда же ты все-таки вчера ходил, а? Я целую ночь не спала! И лучше не отпирайся. Мне все известно. Вот ты, оказывается, чем занимаешься! Скажи правду: сколько раз ты изменял мне с этой шлюхой за стеной? Не отступлю, пока не расскажешь все, как было. И попробуй только что-нибудь скрой. Ни на шаг не отпущу. Ноги к ней на порог поставить не успеешь, как подыму такой крик - со свету сживу. И могилы твоей не останется, арестант ты бесчувственный! Бездельники ради тебя мужа ее у певиц по ночам задерживают, а ты с его женой путаешься. Сидим мы вчера с Юйлоу в саду, рукоделием занимаемся. Вижу: служанка ее со стены на нас глазеет. Чего, думаю, ей тут понадобилось? Вот оно что, оказывается! Это, выходит, сама потаскуха бесовку подослала, чтобы тебя в свой вертеп затащить. Опять будет зубы заговаривать, да? А этот рогоносец? Накануне тебя к девкам средь ночи затащил, а у самого не дом, а притон разврата.
Не услышь Симэнь таких угроз, все бы шло своим чередом, а тут он вдруг заволновался, притворно поник, встал на колени и, хихикая, начал упрашивать Цзиньлянь:
- Не кричи, болтушка! Правду скажу. Она спрашивала, сколько вам со Старшей лет, просила размер туфель. Собирается вам туфельки сшить и изъявила желание называть вас старшими сестрами.
- Да какие мы ей сестры! Ей чужого мужика надо, вот она и старается, тебя опутывает. Но меня не проведешь. Я этих фокусов не допущу.
Тут она расстегнула ему штаны и видит:
Поник предмет игривый, лишь подпруга
Висит на нем, как верная подруга.
- Скажи честно, сколько раз сражался с соседкой-шлюхой за этот вечер?
- Как сколько? Только раз.
- Готов поклясться? Чтобы от единой схватки эдакий покрывала неуемный мог так обессилеть, скиснуть, как сопля; лежать, как параличом разбитый? От прежней выправки нету и следа! - и, стащив подпругу, Цзиньлянь продолжала: - Кот бесстыжий! Ночной насильник! Я-то его искала, найти не могла, а он, оказывается, со своим никудышным товаром втихаря к шлюхе улизнул сношаться.
- Болтушка ты моя притворная! - широко улыбаясь говорил Симэнь. - Замучаешь до смерти своими придирками. Сколько раз она просила меня сказать, что хочет тебя навестить, сшить тебе туфельки! Вчера горничную посылала снять размер у Старшей, а нынче просила поднести тебе вот эти шпильки со знаком долголетия.
Симэнь Цин снял шапку и достал пару шпилек. Цзиньлянь принялась их разглядывать. На узорных разводах изумруда блестел золотой знак долголетия. Эти шпильки изготовлялись ювелирами его величества и предназначались для двора, потому и отличались таким изяществом отделки. Цзиньлянь была несказанно обрадована.
- В таком случае, я молчу, - заявила она. - Ты пойдешь к ней, а я здесь останусь, стеречь вас буду, чтобы вы наслаждались, сколько вам будет угодно, ладно?
Симэнь ликовал.
- Ну и прекрасно, дорогая моя! - сказал он, обнимая Цзиньлянь. - Дитя любимо не за то, что золотом ходит, серебром мочится, но за то, что желания родителя угадывает. Я одарю тебя ярким платьем.
- Не верю я твоим медовым речам. Если хочешь, чтобы я помогла вам, дай мне три обещания.
- Дам сколько пожелаешь.
- Во-первых, запрещаю тебе ходить к певицам. Во-вторых, будешь делать то, что я тебе скажу, и в-третьих, после каждого с ней свидания будешь обо всем, что было, без утайки мне рассказывать.
- Вполне согласен. Будет по-твоему.
С тех пор, придя от Ли Пинъэр, Симэнь рассказывал все Цзиньлянь.
- Знаешь, какая она белая и пышная - ну как вата, - говорил он однажды. - У нее овал лица, как тыквенное зернышко. А как игрива! И от вина не отказывается. Мы с ней поднос фруктов под полог ставим, играем в кости и пьем вино. До самой полуночи забавам отдаемся.
Тут Симэнь извлек что-то из рукава и передал Цзиньлянь.
- Это ее свекор из императорского дворца привез. Мы зажигаем свет, смотрим и дело делаем.
Цзиньлянь развернула и стала рассматривать.
Вот романс, поясняющий, что это такое:
Работы мастеров придворных:
чехол атласный, пестроцветный;
Вот стержень из слоновой кости,
парчовый шнур, весьма приметный;
Отменной белизны бумага,
по ней искусное тисненье,
Зеленая кайма вдоль свитка
и золотое обрамленье.
Две дюжины игривых сценок…
и в каждой молодая пара
Нашла пленительную позу
в пылу любовного угара.
Волшебницу Горы шаманов
красой затмили чаровницы;
Мужчины все подстать Сун Юю…
Как тут страстям не распалиться!
Цзиньлянь просмотрела свиток с начала до конца и, не желая с ним расстаться, передала Чуньмэй:
- Спрячь ко мне в сундук, - наказала она. - Будем вести игру по этим картинкам.
- Подержи их пока у себя, а потом вернем хозяйке, - сказал Симэнь. - Она ими очень дорожит. Я принес только тебе показать.
- Зачем же чужие вещи ко мне приносить? Я у нее ничего не просила, но если мне принесли, я возвращать не намерена.
- Ты не просила, но я взял показать тебе, - объяснял Симэнь. - И хватит шутить, притворщица.
Симэнь хотел вырвать у нее свиток.
- Попробуй отними. Сейчас в клочья разорву. Тогда никому не достанется.
- Ну что с тобой поделаешь! Посмотри как следует, а потом ей вернем. Тогда она еще диковинку пришлет. Попрошу у нее.
- И кто это тебя, дитя мое, так хитрить научил? Вот принесешь, тогда и свиток получишь.
Они еще какое-то время упрашивали друг друга, а вечером Цзиньлянь умастила ложе благовониями, накрыла одеялом с мандариновой уточкой, поставила серебряный светильник, приоделась и свершила омовение. Потом они с Симэнем развернули свиток и резвились, как птицы.
Послушай, дорогой читатель! Испокон веков слышим мы о колдунах и демонах. Вот и Цзиньлянь. Вскоре после заклинаний слепца Лю ее ждали большие перемены: Симэнь сменил гнев на милость, неприязнь на любовь и больше ни в чем ей не перечил.
Да,
Пускай хитрее и коварней бесов многих,
Ты вылакаешь то, чем я омою ноги.
О том же говорят и стихи:
Припоминаю первое свидание:
Был наш приют случайный слишком светел,
Но нас влекло взаимное желанье.
Почти никто проказ и не заметил.
Припомню все - и голова кружится,
Лечу к тебе на радостях, как птица,
Счастливая божественной судьбою -
Навеки неразлучной быть с тобою.
Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.
Глава четырнадцатая
Разгневанный Хуа Цзысюй умирает. Ли Пинъэр, проводив любовника, навещает соседок
Любовь ее остыла? - Непохоже.
Ей не унять нетерпеливой дрожи,
Не расцвести улыбкою весенней -
Бледна, печальна, под глазами тени.
А в спальне холод. Был бы рядом милый!..
…Так в древности с Вэньцзюнь, наверно, было:
Она Сянжу вот так же поджидала
И с ним бежала…
Так вот, прихворнула однажды У Юэнян, и ее навестила невестка, жена ее брата У Кая. Юэнян оставила ее погостить. Они сидели в спальне, когда туда неожиданно явился Дайань со свернутым ковром в руках.
- Хозяин идет, - объявил он.
Гостья поспешила к Цзяоэр. Вошел Симэнь и, сняв одежду, опустился в кресло. Сяоюй подала чай, но он отказался.
- Так рано кончился пир? - спросила Юэнян чем-то удрученного мужа.
- Сегодня очередь Чан Шицзе, а у него и собраться негде. Пригласил за город поехать, в Улиюань, в монастырь Вечного блаженства, а тут брат Хуа, оказывается, зазвал Ин Боцзюэ к певице Чжэн Айсян. Ну, мы впятером к ней и отправились. Пир шел горой. Вдруг входят служащие из управы и, ни слова не говоря, забирают Хуа Цзысюя. Мы так перепугались! Я к Гуйцзе ушел. Там и отсиживался. А когда послал узнать, в чем дело, оказалось - братья Цзысюя возбудили дело о разделе наследства. Вот из столичного управления в Кайфэне и выдали ордер на арест Цзысюя. Тут только мы пришли в себя и отбыли восвояси.
- Этого и следовало ожидать! - заметила Юэнян. - Ты же дом бросил, целыми днями слоняешься с бездельниками как неприкаянный, вот и нарвался на неприятность. А не опомнишься, мало - изобьют, как барана на убой погонят. Тебе певица слово скажет, ты и уши развесил. Сойди с опасной дорожки, послушай добрый совет законной жены. Да, слово близкого ты мимо ушей пропускаешь, а постороннего - как священному канону внимаешь.
- Да меня никакой храбрец тронуть не посмеет, - засмеялся Симэнь, - Будь он хоть семи пядей во лбу.
- Ты только дома герой, а беда постучится, и язык отнимется.
Появился Дайань.
- Госпожа Хуа слугу прислала, - объявил он. - Просит хозяина зайти.
Ни слова не говоря, Симэнь со всех ног бросился к соседке.
- Смотри, сплетни бы не пошли, - предупредила Юэнян.
- Да мы ж соседи! Надо узнать, в чем дело.
Симэнь вошел в дом Цзысюя. Пинъэр велела Тяньфу проводить гостя к себе в задние покои.
Из спальни вышла Пинъэр, в помятом шелковом платье, без украшений. Со страху лицо ее пожелтело, как воск.
- Что мне делать, сударь? - опустившись перед Симэнем на колени, вопрошала она. - Взор обращаю не на монаха, взираю на лик самого Будды. Говорят, обрушатся беды, призывай соседей. Муж пренебрегал советами, слушал посторонних и совсем забросил хозяйство, домой не показывался. Вот под него и подкопались. Он через слугу передал, чтобы я помогла ему, но я - жена его - беспомощна, как безногий краб. Где мне искать заступника?! Зло берет, как вспомнишь - ведь не хотел меня слушать. Следовало бы его в столицу отправить да всыпать как полагается. Только имя покойного родственника позорить не хочется. Будучи в полной растерянности, я и пригласила вас, сударь. Сжальтесь надо мной, не допустите, чтобы его отправили в столицу. Найдите, пожалуйста, кого можно было бы одарить. Избавьте его от преследования.
- Встань, прошу тебя, - сказал Симэнь стоявшей на коленях Пинъэр. - Я так пока и не знаю, в чем же все-таки дело. Мы пировали у Чжэн. Вдруг явились служащие управы и забрали брата. А теперь уж и в столицу отправляют?
- Сразу всего не расскажешь, - начала Пинъэр. - Дело в том, что у старого вельможи четыре племянника, и все кровные братья. Старший - Хуа Цзыю, второй - мой муж, третий - Хуа Цзыгуан и четвертый - Хуа Цзыхуа. Старик оставил состояние. Видя, что из моего мужа толку не выйдет, он по приезде сюда и передал все свое состояние мне. Братья остались недовольны, но завести разговор не решались. Свекор в прошлом году умер, и имущество разделили. Оставалось неделенным серебро. Сколько раз ему говорила: отдай, сколько полагается, а он только и знал гулять, в дела не вникал, а где тонко, там и рвется.
Пинъэр громко разрыдалась.
- Успокойся, - уговаривал ее Симэнь. - Я-то думал - что-нибудь серьезное, а раздел наследства - это пустяки. Только скажи, чего вы хотите, и я к делу брата отнесусь, как к своему собственному. Приказывай. Я в твоем распоряжении.
- Как я рада, что вы не отказываетесь мне пособить. Скажите, сколько потребуется на подарки? Я хотела бы припасти на всякий случай.
- Не так много, - ответил Симэнь. - Насколько я знаю, правителем Кайфэнского управления ныне поставлен Ян Ши - из подопечных государева наставника Цая, а тот пользуется расположением Сына Неба, как и родственник моего свата - командующий придворной гвардией Ян. Если одарить обоих, они поговорят с правителем Ян Ши, и тот не посмеет им перечить и замнет любое дело, каким бы серьезным оно ни было. Прежде всего надо задобрить наставника Цая. Командующий Ян - мне сродни, и вряд ли примет подношения.
Пинъэр пошла в спальню, вынула из сундука шестьдесят крупных слитков серебра общим весом в три тысячи лянов и передала их Симэню на подкуп властей.
- Зачем же так много? - сказал он. - И половины будет достаточно.
- Что останется, возьмите себе. У меня за кроватью четыре расписанных золотом сундука полны парадных придворных одежд, расшитых змеями и драконами. Там нефритовые пояса и роскошные шапки со шнурами, кольца и подвески, запястья, драгоценные камни и безделушки. Их я тоже отдам вам на хранение. Поставьте их у себя, а когда мне понадобятся, вернете. Я ведь и о своем будущем подумать должна. За ним пойдешь, горя не оберешься. Из трех кулаков четырех рук никак не выкроить. А то дождешься - и эти вещи отберут. По миру муж пустит, и голову негде будет преклонить.
- Ну, а если брат Хуа вернется? - спросил Симэнь. - Спросит про имущество, что ему скажешь?
- Это мне покойный свекор собственными руками передал. Муж ничего не знает. Перенесите их себе на хранение, прошу вас.
- Тогда я пойду, слуг позову.
Симэнь побежал домой и стал держать совет с Юэнян.
- Серебро пусть слуги в коробках перенесут, - посоветовала Юэнян. - Сундуки и корзины через улицу таскать нельзя. Соседи увидят. Надо, по-моему, вот что сделать: подождать, пока стемнеет, и через стену передать. Так безопаснее будет.