Симэнь приказал горничной убрать со стола закуски, подать фрукты и кувшин виноградного вина, а сам уселся в кресле. Тут он заметил на Цзиньлянь коричневую с зеленоватым отливом креповую кофту с пестрым гофрированным воротничком и отделанную тесьмою белую, тоже с отливом, юбку из тафты, из-под которой выглядывали расшитые золотыми облаками ярко-красные с бахромою атласные туфельки на белой шелковой подошве. Ее высокую прическу украшали нефритовые в золотой оправе подвески, напоминающие сложенные в небесном чертоге веточки коричного лавра, серебряная сетка и шпильки в виде парных цветков сливы-мэй и лазоревых облаков. Среди обилия бирюзы тем ярче алели уста и выделялся нежный румянец напудренных ланит. Охваченный желанием Симэнь заключил Цзиньлянь в свои объятия и осыпал поцелуями.
Через некоторое время Чуньмэй подала вино, и они, смакуя и громко причмокивая, стали отпивать его из чарки. Немного погодя Цзиньлянь подобрала юбку и, забравшись к Симэню на колени, принялась поить его из собственных уст, потом взялась потчевать лотосовыми семечками прямо из коробочки, держа ее своими нежными пальчиками.
- Фу, убери эту кислятину! - отказался Симэнь.
- Нельзя капризничать, сынок, если тебя матушка угощает, сама тебе в ротик кладет, - пошутила Цзиньлянь и не успокоилась до тех пор, пока не положила ему в рот орех.
Симэню захотелось поиграть ее персями. Цзиньлянь отстегнула от воротничка золотую заколку и, держа ее во рту, распахнула креповую кофту. Прелестный без единого изъяна нефрит открылся Симэню. Долго он наслаждался благоухающей, пышной и упругой грудью, припадая к ней устами. Они шутили, смеялись и резвились на все лады.
- А что я тебе скажу! - начал возбужденный Симэнь. - Скоро тебе предстоит посмеяться от души. Знаешь, доктор Цзян завел лавку лекарственных трав, а как рожу ему разукрасят - будет и фруктовый лоток в придачу.
- За что?
Симэнь рассказал, как он встретился за городскими воротами с Лу Хуа и Чжан Шэном.
- Беды не оберешься от этих босяков, - заметила, улыбаясь, Цзиньлянь и спросила: - А про какого врача ты говоришь? Уж не тот ли доктор Цзян, который бывал у нас? Но он человек весьма порядочный и учтивый. При осмотре, бывало, голову опустит. Такой симпатичный, а ты хочешь с ним расправиться?!
- Да-да, порядочный, голову опустит… - передразнил Симэнь. - Да он для того и опускает, чтобы твоими ножками любоваться, а тебе и невдомек.
- Брось ерунду городить. Так уж ему и нужно на ноги глазеть!
- Уверяю тебя! Знаешь, его как-то сосед приглашает к больной жене, а он по улице идет, несет рыбу, только что купил. "Вот, - говорит, - рыбу домой отнесу и приду". Сосед ему: "Доктор, умоляю. Медлить нельзя, положение серьезное". Пришлось Цзян Чжушаню прямо с рыбой завернуть к соседу. Больная лежала в тереме, наверху, пришлось наверх подниматься. А больной было так тяжко, что лежала она, что называется, в чем мать родила. Входит Цзян Чжушань в спальню, протягивает к ней руку, начинает пульс обследовать. Пока он пульс прощупывал, вспомнил про рыбу, которую внизу у двери на крючок повесил. Вспомнил и про пульс забыл. "Сударыня, - спрашивает, а сам вниз показывает, - может, у вас кошечка?.." Не успел он договорить, как в спальню ворвался муж больной, схватил Цзяна за волосы и так отдубасил, что тот без награды остался и в разорванном в клочья халате едва-едва ноги унес.
- Ну, ты опять за свое, - возразила Цзиньлянь. - Не верю, чтобы образованный человек занимался такими делами.
- Ты на внешность смотришь, а она обманчива, - уверял ее Симэнь. На вид он - сама скромность, а внутри - одно зло и коварство.
Они рассмеялись. Пить им больше не хотелось, и, убрав со стола, они удалились в спальню, но не о том пойдет речь.
* * *
Оставим Симэня с Цзиньлянь, а расскажем о Ли Пинъэр.
Прошло около двух месяцев, как Пинъэр взяла Цзян Чжушаня. Первое время, желая понравиться Пинъэр, Чжушань принимал им самим составленные веселящие и бодрящие составы, скупал у городских ворот всякие безделки, вроде "любовного дара Цзиндуна" или любострастного наконечника "мечта красотки". Но чего только не познала Пинъэр в пору буйных утех с Симэнем! Не по душе ей был Цзян Чжушань. Мало-помалу отвращение к мужу сменилось ненавистью и, наконец, она со злостью камнем раздробила все его штучки и выкинула вон.
- Эх ты, угорь тщедушный, бессильный в чреслах! - ругала она Чжушаня. - Накупил всякого дерьма. Шутить со мной хотел, да? Я-то думала, ты мужчина, а на тебя, оказывается, только издали можно любоваться. У, копье восковое, дохлая черепаха!
На чем свет стоит ругала она Чжушаня. А потом среди ночи, в третью стражу, прогнала в лавку и не стала больше пускать к себе в спальню. Всем своим существом тосковала она теперь по Симэнь Цину. А пристыженный Чжушань день-деньской корпел над счетами да выручкой.
Сидел как-то Чжушань за прилавком. Видит: входят двое подвыпивших. Зашагали они по лавке, глаза вытаращили и уселись на скамейке.
- Собачья желчь найдется? - спросил один.
- Вы шутите, - отозвался, улыбаясь, хозяин. - Бывает желчь бычья, а о собачьей отродясь не слыхивал.
- Тогда драконов пепел покажи. Ляна два отвесишь.
- Драконовы мозги в наших лавках бывают, - объяснил Чжушань, - их из Персии и стран Южных морей вывозят. А что за драконов пепел, понятия не имею.
- Да чего его спрашивать?! - вмешался второй. - Только обзавелся торговлей. Где ему такие лекарства держать! Пойдем, у его милости господина Симэня купим.
- Погоди, - перебил его первый, - у нас с ним серьезный разговор предстоит. - И он обратился к Чжушаню: - Хватит, брат Цзян, притворяться, будто знать не знаешь, ведать не ведаешь. Три года назад, когда у тебя умерла жена, ты вот к нему, брату Лу, пришел, тридцать лянов серебром в долг взял. С процентами сумма набралась кругленькая. Вот мы и пришли долг с тебя стребовать. Правда, тебя жена в дом приняла да и лавка только открылась, потому мы с шуток и начали. Такт проявили, думали, ты должным образом оценишь такое наше великодушие. А раз нет, изволь, подавай серебро сполна.
Чжушань с испугу остолбенел.
- Не брал я у него никакого серебра, - пробормотал он, наконец.
- Кто не одалживается, с того не спрашивают, - заявил Чжан Шэн. - Ежели яйцо цело, в него муха не залезет. Хватит отпираться!
- Да я даже не знаю, кто вы, господа, - недоумевал Чжушань. - С меня деньги требуете, но я не имел чести быть с вами знакомым.
- Ошибаешься, брат Цзян, - настаивал на своем Чжан Шэн. - Исстари, кто в чинах, бедности не ведает, а кто долги зажимает, с достатком не знаком. Вспомни-ка, чем ты был. С бубенцом по улицам бродил, растираниями да мазями пробивался. Брату Лу спасибо скажи. Ведь это он тебя на ноги поставил. Теперь ты вон куда вознесся!
- А я и есть Лу, зовусь Лу Хуа, - заговорил второй. - Ты брал у меня на похороны жены тридцать лянов серебром. И должен мне теперь с процентами сорок восемь лянов. Возвращай долг сполна!
- Какой долг! Когда я у тебя брал? - всполошился Чжушань. - Ну, допустим, брал, тогда где письменное обязательство, кто поручитель?
- Я поручитель, - заявил Чжан Шэн и, вынув из рукава бумагу, развернул ее перед врачом.
- Сукины дети! Кровопийцы! - ругался Чжушань, лицо которого с испугу будто воском налилось. - Откуда только вас, вышибал, сюда принесло? Вымогательством занимаются да еще угрозы…
Зло тут взяло Лу Хуа. Перемахнул он через прилавок и, очутившись рядом с Чжушанем, размахнулся - только свист послышался - да так двинул ему кулаком, что нос набок свернул, потом повышвыривал с полок лекарства и снадобья прямо на улицу.
- Грабители проклятые! - вопил Чжушань. - Да как вы смеете отбирать у меня товар?!
Он позвал на помощь слугу Тяньфу, но Лу Хуа дал ему такого пинка, что тот убрался восвояси. Чжан Шэн вытащил Чжушаня из-за прилавка и, перехватив руку Лу Хуа, стал уговаривать дружка:
- Долго ты, брат Лу, ждал этот долг, дай ему срок выплаты и дело с концом. А ты, брат Цзян, согласен?
- Да когда я брал у него серебро?! - оправдывался Чжушань. - Ну, допустим, если и за долгом пришел, так можно потолковать спокойно. Зачем же буйствовать?
- Тебе, брат Цзян, верно, несладко досталось, - начал Чжан Шэн. - И сейчас, небось, горечь во рту. Заставил вот к мошне подступиться, самому ж и попотеть пришлось. А вел бы себя вот так, по-хорошему, я б упросил брата Лу скостить немного проценты. Расплатился бы срока в два-три и весь разговор. Зачем же ты препирался, признавать долг отказывался? Думаешь, так бы с тебя и не взыскали?
- Кровопийцы! - бормотал Чжушань. - Я властям жалобу подам. Какие он с меня деньги требует?!
- Э, рановато ты, братец, захмелел, - проговорил Чжан Шэн.
Лу Хуа между тем развернулся и одним ударом свалил Чжушаня с ног. Еще немного и он угодил бы прямо в сточную канаву.
- Караул! Спасите! - что есть мочи закричал врач, растрепанный и весь в грязи.
Прибыл околоточный и взял всех под стражу.
Заслышав шум, Ли Пинъэр подошла к занавеске и посмотрела на улицу. Она так и остолбенела, когда увидела, как уводят связанного Чжушаня, и велела тетушке Фэн выйти и снять вывеску. Многое из выброшенного на улицу уже растащили. Хозяйка распорядилась запереть ворота и из дому не выходить. О случившемся сразу дали знать Симэнь Цину. Он сейчас же послал слугу наказать околоточному, чтобы тот на другое же утро препроводил арестованных в судебно-уголовное управление. Со своей стороны Симэнь послал надзирателю Ся Лунси записку, прося с утра назначить рассмотрение дела.
Надзиратель Ся, выйдя в зал, прочитал донесение околоточного и вызвал Чжушаня на допрос.
- Тебя зовут Цзян Вэньхуэй? - спросил он. - Почему ты отказываешься возвратить Лу Хуа одолженную сумму серебра да еще осыпаешь его бранью и оскорблениями? Ты ведешь себя отвратительно и мерзко!
- Ваш покорный слуга совсем не знаком с этим человеком, - отвечал Чжушань, - и никогда не брал у него никакого серебра. Я ему толком объяснял, но он и слушать не хочет. Избил меня и обокрал лавку.
Ся Лунси вызвал Лу Хуа.
- Ты что скажешь? - спросил он арестованного.
- Он взял у меня на похороны жены серебро, - начал Лу Хуа, - и вот прошло три года, а он все тянет. Когда ваш покорный слуга узнал, что он вошел в дом жены и начал крупную торговлю, я пришел к нему за деньгами, а он обозвал меня всякими поносными словами и оклеветал, заявив, будто я украл у него товар. Вот у меня долговое обязательство, а вот Чжан Шэн - поручитель. Прошу вас, ваше превосходительство, рассудите нас по справедливости, - закончил Лу Хуа и, вынув из-за пазухи бумагу, протянул надзирателю.
Ся Лунси развернул и стал читать:
"Составитель сего долгового обязательства Цзян Вэньхуэй, уездный врач, за неимением средств на похороны жены в присутствии поручителя Чжан Шэна взял в долг у Лу Хуа серебром тридцать лянов с обязательством в будущем году означенную сумму кредитору вернуть, а равно и проценты из расчета за каждый месяц три цяня за лян. В случае неплатежеспособности должника подлежащая возврату сумма взыскивается имуществом, личными вещами и пр.
При отсутствии других свидетельств таковым является данное обязательство".
Закончив чтение, надзиратель Ся в гневе ударил по столу.
- Что же это такое?! - воскликнул он. - Налицо и долговое обязательство и поручитель. Зачем же отпираться?! С виду человек образованный, а от долгов увиливаешь.
Ся Лунси приказал принести палок потолще. Подручные без лишних слов разложили Чжушаня на полу и всыпали три десятка палок, отчего все его тело покрылось ранами, из которых сочилась кровь, потом двое конвоиров с белой планкой-ордером отвели его домой за тридцатью лянами серебра, которые причитались с него в пользу Лу Хуа. В противном случае его надлежало вернуть в управление и заключить под стражу. Чжушань в голос ревел, еле-еле волоча избитые ноги. Дома он стал умолять Пинъэр дать деньги.
- Рогоносец бесстыжий! - плюнув ему в лицо, заругалась Пинъэр. - Какие тебе деньги? А ты мне их давал? Если б я знала, кто ты такой есть, рогоносец проклятый, и слепая с тобой бы не связалась. На вид хорош, да не укусишь. Голову тебе надо было бы отрубить и за долги твои расплатиться.
Услыхали конвоиры, как его отчитывает жена, стали торопить:
- Эй, Цзян Вэньхуэй, раз нет денег, нечего время тянуть, пойдем к начальнику, там ответ будешь держать.
Чжушань выбежал из дому и уговорил конвоиров немного обождать, а сам снова бросился в ноги Ли Пинъэр и принялся умолять со слезами:
- Сотвори добро, прошу тебя! Смотри на эти тридцать лянов, как на жертву святым обителям в Западных горах. Если ты откажешь, меня заберут. Не вынесет больше пыток мой избитый зад. Мне не выжить.
Не выдержала Пинъэр и дала ему тридцать лянов чистопробного серебра, которое в присутствии властей было вручено Лу Хуа. Долговое обязательство было порвано, и дело закрыто.
С деньгами в кармане Лу Хуа и Чжан Шэн поспешили к Симэнь Цину. Он угостил их в крытой галерее вином и закусками. Их рассказ привел его в неописуемый восторг.
- Вы отомстили за меня с лихвою, - сказал он.
Лу Хуа протянул Симэню тридцать лянов, но тот отказался.
- Награждаю вас этим серебром, - заявил он. - Выпить пригодится. А что случится, опять буду вас беспокоить.
Перед уходом они долго благодарили Симэня и, забрав серебро, отправились играть на деньги.
Да,
Где честь и совесть попраны - всевластье
Там обретают низменные страсти.
Так вот, отдал Цзян Чжушань в присутствии надзирателя серебро, вышел из управления и направился домой. Но Ли Пинъэр его не пустила.
- Куда ты идешь? - спросила она. - Так как же? Считать, что я серьезно болела, и тридцать лянов ушло на лекарства, которые ты мне прописывал, да? Убирайся-ка отсюда и чем скорее, тем лучше. А то, чего доброго, и целого дома не хватит долги твои выплачивать.
Чжушань понял, что не жить ему больше у Пинъэр. Он заплакал и, превозмогая боль в ногах, побрел искать другое пристанище. Весь купленный на ее деньги товар он оставил, свой же, вместе с молотилкой для лекарств, ситами и корзинами по приказанию Пинъэр он был вынужден немедленно вывезти. Они разошлись. После его отъезда Пинъэр попросила тетушку Фэн вылить в воротах бочку воды, чтобы смыть его следы.
- Как я рада, что избавилась от такого сокровища! - говорила она, когда выпроводила Чжушаня.
Теперь у Пинъэр из головы не выходил Симэнь Цин, а когда она узнала, что он уже уладил свои неприятности, ее тем больше мучили угрызения совести. Пинъэр не пила, не ела. У нее не было желания подводить брови. Целыми днями простаивала она у дверей, все глаза проглядела, но так никто и не появлялся у нее на пороге.
Да,
Еще на ложе видимость любви,
Но страсть былая больше не жива,
Разлито одиночество в крови,
Сухи, как пепел, пылкие слова.
Не будем говорить, как тосковала Пинъэр, а расскажем, что случилось однажды.
Проезжал мимо ее дома верхом Дайань. Ворота были заперты, лавка закрыта - дом стоял, погруженный в тишину. Дайань сказал об этом хозяину.
- Крепко, должно быть, досталось карлику-рогоносцу, - заметил Симэнь, - Отсыпается. Прикинь-ка, знать, уж полмесяца из дома не выглядывает и торговлю бросил.
Вскоре Симэнь совсем забыл о Пинъэр.
Пришло пятнадцатое число восьмой луны - день рождения У Юэнян. В большой зале было многолюдно, всюду сидели гостьи. Симэнь не разговаривал с Юэнян, поэтому отправился навестить Ли Гуйцзе, а лошадь отослал с Дайанем, наказав слуге приезжать вечером. Симэнь взял с собой для игры в двойную шестерку Ин Боцзюэ и Се Сида. Гуйцин тоже оказалась дома, и сестры с обеих сторон потчевали Симэня, потом все пошли во двор, где метали стрелы в вазу.
К заходу солнца прибыл с конем Дайань. Тем временем Симэнь как раз склонился в земном поклоне, дабы отправить естественную потребность, а заметив Дайаня, спросил:
- Дома все в порядке?
- Да, гостьи разошлись. Зал убрали. Осталась только госпожа У Старшая. Ее хозяйка пригласила к себе. А еще тетушка Фэн от госпожи Хуа с Львиной подарки доставила: четыре блюда фруктов, два - персиков и лапши долголетия и кусок шелка, а для хозяйки - туфельки. Сама госпожа Хуа шила. Тетушка Фэн цянь серебра в награду получила. Хозяйка ей объяснила, что вас не было дома, поэтому, мол, и не могли пригласить госпожу Хуа.
- А тебе кто поднес? - спросил Симэнь раскрасневшегося слугу.
- Госпожа Хуа за мной тетушку Фэн послала, - признался Дайань. - Вином угостила. Я отказывался, но она заставила выпить. Вот лицо и зарделось. А госпожа Хуа так раскаивается! Прямо плачет. Я, говорит, господину объясняла, а он мне не верит. Цзян Чжушаня она прогнала и очень раскаивается, что так вышло. Только и мечтает за вас замуж выйти. А до чего похудела! Все меня просила вас пригласить, чтобы вы ее навестили. Если, говорит, господин изволит выразить свое согласие, дай мне знать.
- Потаскуха мерзкая! - заругался Симэнь. - Нашла мужика и жила бы. Зачем за мной бегать? Некогда мне к ней ходить. Скажи, ни к чему, мол, подарки слать, пусть лучше счастливый день выберет, а я, так и быть, пришлю за ней паланкин.
- Понятно, - ответил слуга. - Она ответа ждет. При вас пусть пока побудут Пинъань с Хуатуном, а я пойду, можно?
- Можно, ступай.
Дайань подался к Ли Пинъэр.
- Сколько я тебе хлопот прибавила, дорогой мой! - выслушав слугу, воскликнула обрадованная Пинъэр. - Значит, тебе удалось уговорить господина? Он, стало быть, согласен?
Пинъэр вымыла руки, почистила ногти и пошла на кухню готовить для Дайаня угощение.
- У меня вещи некому будет перенести, - сказала она. - Приходи тогда, поможешь Тяньфу приглядеть за носильщиками, ладно?
Наняли шестерых носильщиков, которые дней пять перетаскивали добро. Симэнь Цин, ни слова не говоря У Юэнян, сложил тюки в терем Любования цветами.
Двадцатого в восьмой луне, когда было уже за полдень, к дому Ли Пинъэр прибыл большой паланкин с четырьмя фонарями. В нем лежал кусок кумачовой парчи. Паланкин сопровождали Дайань, Пинъань, Хуатун и Лайсин.