Глава третья
Старуха Ван выдвигает десять условий тайного свидания. Симэнь Цин развлекается в чайной с Пань Цзиньлянь
Красотка голову закружит
И до несчастья доведет.
Ты будешь выглядеть все хуже,
Иссохнет мозг и мощь уйдет.
Семью пороки разрушают,
И тут лечение не впрок.
Родится в роскоши порок,
И о беде, что ждет, - не знает.
Так вот, поведал Симэнь Цин старухе Ван о своем страстном желании встретиться с пташкой и говорит:
- Если устроишь встречу, десять лянов не пожалею.
- Послушайте, что я вам скажу, - начала старуха. - Всего труднее улучить момент для изъявления благосклонности. Спросите, что это значит? А то, что теперь обыкновенно называют тайным свиданием. Чтобы его устроить наверное, необходимо: обладать внешностью Пань Аня, мощью ишака, богатством Дэн Туна, быть молодым да покладистым, но в то же время и напористым, вроде иголки в вате, и, наконец, располагать досугом.
- Не скрою, мамаша, я обладаю всеми этими качествами. Пусть я не так красив, как Пань Ань, но и недурен собой. С молодых лет перебывал я во всех веселых домах города и готов похвастаться выносливостью. Мощь у того самого, что у громадной черепахи. Может, я и уступаю Дэн Туну, но состояния моего вполне хватит на жизнь. Я самый терпеливый человек. Ударь меня хоть четыре сотни раз, руки не подыму. Наконец, у кого столько досуга, как у меня? Будь я занят, я б не смог так часто тебя навещать. Устрой мне свиданье, щедро награжу. Когда Симэнь выложил все свои намерения, Ван продолжала:
- Да, дорогой мой, все это хорошо. Но потребуется еще одно условие. Оно-то и может оказаться главной помехой.
- Какое же?
- Не обижайтесь, если скажу прямо. В таком деле нельзя деньги жалеть. Бывает, до последнего медяка истратишься, но ничего не выйдет. А вы, сударь, знаю, скуповаты, не больно щедро раскошеливаетесь.
- Это пустяки. Я готов делать все, что ты скажешь.
- Если не пожалеете серебра, могу предложить вам такой искусный план, который наверняка приведет к встрече с пташкой. Так вы согласны во всем меня слушать, сударь?
- Что бы ни было, все буду по-твоему делать. Что ж это за план?
- Сейчас уж поздно. Вам пора домой. А вот через полгодика или, скажем, месяца так через три заходите, тогда и потолкуем, - засмеялась старуха.
- Ну, не смейся, мамаша, - упрашивал Симэнь. - Дашь с ней повидаться, хорошо заработаешь.
- Опять вам не терпится, - захохотала Ван. - Быть может, мне храма, как победоносному князю Учэн-вану, не воздвигнут, жертв приносить не станут, как знаменитым стратегам, но уж Сунь-цзы, я во всяком случае не уступлю. Он девиц воинами делал, я же девять девиц из каждого десятка могу захватить да в ваше распоряжение передать. Так послушайте, что я вам расскажу про красотку. Она из низов, но умна и сметлива. А как поет и играет, какая рукодельница! Чего она только не умеет - все лучшие песни поет, в двойную шестерку и шашки играет. Зовут ее Цзиньлянь, по фамилии Пань, дочь портного Паня, что за Южными воротами живет. Сперва ее богачу Чжану продали. Там музыке и пению обучали. Потом хозяин состарился, и выдали ее за У Старшего. С него ни медяка не взяли. Так с ним и живет. У Чжи - человек слабый, мелкой торговлей занят. Рано уходит, поздно возвращается. А пташка ждет его одна, скучает. Выпадет у меня время, иду к ней - досуг скоротать. Что бы у нее ни случилось, ко мне за советом спешит. Приемной матерью меня зовет. Эти дни муж у нее рано торговать выходит. Так что если хотите свое желание исполнить, купите голубого и белого шелка по куску, кусок белой тафты да на десять лянов лучшей парчи и принесите мне. Я пойду к ней и попрошу выбрать по календарю благоприятный день чтобы пригласить портного. Если она день выберет, а шить сама не пожелает, то все рухнет. Если же обрадуется и скажет: "Не надо никакого портного, я сама сошью", значит на одну десятую план удался. Тогда я попрошу ее шить у меня, и это будет следующий шаг. Когда она придет, я приготовлю к обеду вина, закусок и приглашу ее к столу. Если она откажется и пойдет домой, все пропало. Если ж останется, то и третий шаг пройден. Но вы пока не показывайтесь. А вот на следующий день к полудню являйтесь при полном параде. Встаньте у дверей, кашляните разок-другой - условный знак будет - и крикните: "Давно не видал мамашу. Дай-ка чашку чайку". Я выйду и приглашу зайти. Если, увидев вас, она встанет и удалится, - не буду ж я ее удерживать! - значит, расстроился весь план. Если ж она и не шевельнется, считайте, и четвертое препятствие миновали. Когда вы сядете за стол, я обращусь к пташке с такими словами: "А это и есть тот самый благодетель, большое ему спасибо, который одарил меня шелком". Тут я начну всячески превозносить ваши достоинства, а вы похвалите ее рукоделие. Если она не откликнется на вашу похвалу, рухнула, выходит, вся затея, а заговорит с вами, полдела сделано. "Затрудняю я тебя, дорогая, своим шитьем, - скажу я. - Как мне благодарить вас, доброхоты вы мои! Один деньгами помогает, другая усердным трудом своим. И надо же быть такому совпаденью - как раз и благодетельница моя тут оказалась. Так нельзя ль попросить вас, милостивый сударь, угостить госпожу за ее старание?" Тут вы выложите серебра и велите мне сходить за покупками. Если она тоже пойдет, - а я не посмею ее удерживать! - наш план провалился, а останется, значит, все идет как надо. Считайте, преодолено шесть преград. Я возьму серебро и скажу ей перед уходом: "Будь так добра, займи господина". Если она начнет собираться домой, - а препятствовать ей я не решусь, - все на этом и оборвется. Если ж останется, дело идет как по маслу - значит, обошли и седьмое препятствие. Я выложу покупки на стол и скажу: "Собирай-ка свою работу, дорогая, и давайте пропустим по чарочке. Ведь не зря ж мы господина в расходы ввели". Коли не пожелает с вами за стол сесть и уйдет, конец, стало быть, нашему плану. Может, скажет: "Мне пора домой", а сама останется, значит, волноваться нечего - взята и восьмая преграда. Когда она изрядно выпьет и заведет с вами доверительную и задушевную беседу, я сделаю вид, будто кончилось вино и попрошу у вас денег. Вы дадите серебра и опять велите купить вина и фруктов. Я запру вас вдвоем в комнате. Если она рассердится и убежит, выходит, все пропало. Если ж уходить и не подумает, значит, и девятый шаг позади. Останется последний рубеж, но он-то и самый трудный. Когда окажетесь наедине с ней, усладите ее проникновенными медовыми речами. К делу приступать не торопитесь - все расстроите. Тогда на себя пеняйте. Сначала палочки рукавом будто невзначай со стола смахните, потом нагнитесь поднять, а сами коснитесь ее ножки. Если запротестует, неприятность я улажу, но поправить дело будет поздно. А ни слова не скажет, выходит, покорены все десять преград. Значит, и она полна желания. Чем вы меня тогда отблагодарите, а?
- Да, с таким планом во дворец Линьянгэ, может, и не попадешь, но придумано ловко, - выслушав старуху, воскликнул обрадованный Симэнь.
- Только смотрите, про обещанные десять лянов не забудьте!
- Кто отведает хоть мандаринную корочку, тот не забудет озера Дунтин. Когда же сбудется этот план?
- За ответом нынче вечерком приходите, сударь. А я сейчас, пока ее муж торгует, пойду попрошу у нее календарь да потолкую как следует. А вы тоже не мешкайте! Быстрей несите шелк и парчу.
- Только устрой все, а я не подведу.
Симэнь Цин простился со старухой и вышел из чайной. По дороге он купил три куска шелка и на десять лянов лучшей парчи с серебристым отливом. Дома позвал доверенного слугу Дайаня, велел ему увязать покупки и отнести в чайную старухе. Ван с радостью приняла узел и отпустила слугу.
Да,
Когда еще придет желанный миг -
А чуский Сян уж терем ей воздвиг.
О том же говорят и стихи:
Сильна искусной сводни власть.
Одну зажжет в обоих страсть.
И хитрый разработав план,
На страсти той набьет карман.
Получив шелк, тафту и парчу, Ван вышла черным ходом и направилась прямо к дому У Чжи. Ее встретила Цзиньлянь и провела наверх.
- Что это ты, милая, старуху совсем забыла, даже чайку не зайдешь выпить?
- Нездоровилось мне эти дни, мамаша, - отвечала Цзиньлянь. - Даже с места сдвинуться не было охоты.
- У тебя, наверно, найдется численник? Дай-ка мне, пожалуйста, взглянуть. Хочу день для шитья выбрать.
- А что вы шить собираетесь, мамаша? - поинтересовалась Цзиньлянь.
- Да вот, болезни и недуги одолевают. Как бы ненароком чего не случилось. И сына дома нет…
- Куда он исчез? Совсем его не видно.
- Уехал с торговым гостем в дальние края. Нет ни письмеца, ни весточки. Целыми днями себе места не нахожу.
- Сколько лет сыну?
- Семнадцать.
- А чего вы его не жените? И вам была бы в доме помощница.
- Вот и я говорю. И то и другое - все самой. Прямо забегалась. И то уж присматриваю. Женю, только бы приехал. Удушье и кашель замучили меня, старуху. Ни днем, ни ночью не дают покою. Давно зарекалась сшить себе на смерть. Спасибо, один состоятельный человек нашелся. Частенько ко мне в чайную заглядывает. Я тоже у него бывала - больных лечила, сватала, служанок покупала. Знает, что на меня можно всегда положиться, во всем мне помогает. Вот и шелку подарил - старухе на смерть. Тут шелк, тафта и немного парчи - на все хватит. Уж больше года лежит, все никак не соберусь. А как немного освободилась, решила сшить. Здоровье никуда, да и год високосный. Пошла было к портному, а он так дорого запрашивает и на дом отказывается идти. Работы, говорит, много, некогда. Так меня расстроил!
- Я эти дни свободна и могла бы вам пошить, мамаша, если, конечно, вы не против. Только, боюсь, не угожу, - сказала, улыбаясь, Цзиньлянь.
- Если б ты сшила своими драгоценными ручками, мне б и умереть было легко, - старуха расплылась в улыбке. - Давно слыхала, какая ты мастерица, да попросить не решалась.
- Ну что вы! Если я обещала, сделаю. Пойду численник принесу, а вам благоприятный день выберут.
- Не вводите, милая, старуху в заблуждение. Вы ведь знаете песни, романсы и все арии на свете. К чему же просить кого-то посмотреть численник?
- Я не училась с детства, - сказала, улыбаясь, Цзиньлянь.
- Будет скромничать! - Ван достала численник и подала Цзиньлянь.
- Завтра счастья не предвещает, - проговорила Цзиньлянь, - послезавтра тоже дурной день, а вот следующее число для шитья подходит. Тогда и начнем.
Старуха взяла у нее из рук численник и повесила его на стену.
- Само твое желание сделать мне доброе дело означает счастье, - сказала она. - Зачем еще какой-то день выбирать! Мне уж объясняли: завтра, мол, день тяжелый. А я вот что скажу: для шитья нет плохих дней, и беспокоиться тут нечего.
- Да, на смерть шить как раз и надо в тяжелый день, - поддержала ее Цзиньлянь.
- Согласна, милая? Ну вот, и мне от души отлегло. Значит, завтра ко мне и приходи.
- Зачем же? У вас я шить не смогу, - возразила Цзиньлянь.
- Но мне хотелось бы поглядеть, как пойдет работа, да и дом не на кого оставить.
- Тогда я завтра с утра приду.
Старая Ван долго благодарила Цзиньлянь, потом спустилась вниз и ушла. Вечером она рассказала обо всем Симэню, и они условились, что он придет на третий день. О том вечере говорить больше не будем.
На другой день рано утром старуха прибрала комнату, припасла иголки с нитками, поставила чай и стала ждать Цзиньлянь. У Чжи тем временем позавтракал, взял коромысло с лепешками и ушел торговать. Цзиньлянь повесила занавеску и наказала Инъэр присматривать за домом, а сама вышла черным ходом и направилась в чайную. Ван безмерно обрадовалась ее приходу, провела в комнату, предложила присматриваться и подала чашку крепкого чаю, заваренного с грецкими и буковыми орехами. Хозяйка чисто-начисто вытерла стол и выложила шелк. Цзиньлянь отмерила материю и, покончив с раскройкой, принялась шить.
- Ну и мастерица! - глядя на шитье, притворно расхваливала старуха. - За шестьдесят перевалило, но, право, такой искусницы еще не видывала.
Когда наступил полдень, Ван приготовила лапшу, вина и закусок и пригласила Цзиньлянь к столу. После обеда она шила до самых сумерек, потом собрала работу и пошла домой. В это время воротился и У Чжи с коромыслом в руках. Цзиньлянь закрыла за ним дверь и спустила занавеску.
- Ты где-то была? - спросил муж разрумянившуюся жену.
- Да у соседки, мамаши Ван. Попросила меня сшить ей на смерть одежды. Потом обедом покормила и вина поставила.
- Ты уж лучше не садись у нее за стол. Может, и нам когда придется к ней обращаться. Раз попросила шить, сшей, а обедать домой приходи. К чему старого человека утруждать? Завтра пойдешь, денег захвати, купи вина с закусками да угости ее. Говорят, лучше сосед вблизи, чем родной вдали. Нельзя злоупотреблять людской добротой. А откажется принять угощение, забирай шитье и работай дома.
О том же говорят и стихи:
Старухи ловкая ловушка -
И муж-глупец в ее плену.
Он выдал деньги на пирушку
И уступил свою жену.
Пань Цзиньлянь выслушала мужа, но об этом вечере говорить больше не будем.
На другой день после завтрака У Чжи взял коромысло и отправился торговать. Только он ушел, появилась старуха Ван, пригласила к себе Цзиньлянь, и они вместе направились в чайную. Цзиньлянь вынула работу и села шить, а хозяйка тем временем заварила чаю и стала ее потчевать. К обеду Цзиньлянь достала из рукава триста медяков и сказала:
- Вот деньги. Теперь позвольте мне вас угостить.
- Ну что вы! - запротестовала старуха. - Где ж такое заведение, чтобы человека об услуге просили да с него ж еще и деньги брали?! Может, тебе мое вино не по вкусу?
- Мне так муж велел, - объяснила Цзиньлянь. - Если не согласны, я пойду домой шить, а как кончу, принесу.
- Муж у тебя, милая, человек порядочный, понимает что к чему.
Коль настаиваешь, деньги я возьму, - смекнула Ван, опасаясь, как бы не испортить дело.
Она немного добавила своих, купила лучшего вина, закусок и дорогих фруктов. Вернувшись с покупками, старуха принялась пуще прежнего ухаживать за гостьей.
Послушайте, дорогой читатель! Стоит вам хоть немного польстить любой, даже самой умной и проницательной женщине на свете, как она собьется с пути. И таких оказывается девять из каждого десятка.
Старуха поставила вино, закуски и сладости и пригласила Цзиньлянь к столу. После обеда Цзиньлянь шила до вечера, а потом, от души поблагодарив хозяйку, ушла домой, но не будем останавливаться на мелочах.
На третий день после завтрака старая Ван едва дождалась, когда уйдет У Чжи, и тотчас же проникла с черного хода к Цзиньлянь.
- Дорогая! Опять осмеливаюсь… - только и успела крикнуть она, как ее прервала Цзиньлянь.
- Иду, - крикнула она сверху, и они вместе зашагали в чайную.