- Высокая зарплата, государственный сертификат на жильё - у вас ведь до сих пор своей квартиры нет, с аспирантурой поспособствуем. Как?
- Шикарно, - кивнул Южин. - Есть один момент.
- Какой, Евгений Александрович?
- Меньше всего на свете я люблю подводить людей. А если уйду сейчас, то подведу и директора, и ребят. Я ведь единственный историк в школе. Некрасиво получится.
- Не беспокойтесь. Проработаем и этот вопрос. Найдём замену. Может, не такую хорошую, но найдём. Нельзя рушить учебный процесс, согласен полностью.
- Спасибо, - поблагодарил Южин. - И что теперь: писать заявление сразу, оформляться?
- Да собственно, мы уже всё подготовили. Осталось только поставить подписи. Даже заявление об увольнении по собственному желанию есть.
И "эфэсбэшник" положил перед учителем пухлую папку с документами.
Снова колесим за каретой княгини, в которой теперь два пассажира. Чем они занимаются, ясно без слов. Я даже немного позавидовал таинственному незнакомцу: Трубецкая весьма миловидная особа, есть что посмотреть и что потрогать. Уверен, "К" неплохо проводит время. За княгиню не скажу: загадок у женщин всегда с избытком, и путаться с мужиками они могут по самым разным соображениям: по любви, к примеру, или от жалости. Диапазон широкий, логическому объяснению не подлежит.
Карета Трубецкой мерно покачивается… интересно, это то, о чем я думаю, или дорога такая? Склоняюсь к первому: нас вот трясёт иначе, амплитуда другая, частота пореже.
Нарезав круг почти по всему Питеру (невелика покамест будущая культурная столица), возвращаемся туда, где впервые появился незнакомец. Кучер выполняет заранее заданную программу.
"К" лихо, на ходу десантируется. Уважительно провожаю его взглядом. У меня после любовных эскапад резвости было бы поменьше. Этот явно силы и на второй заход оставил. Почему все не потратил? Ну… на жену, к примеру, оставил.
Мысленно прошу Ивана остановиться. Тот натягивает поводья.
"Ты чего?"
"Прослежу за ним. Карету он сразу почует".
"Согласен. Где встретимся?"
"Жди пока здесь. Если понадобишься, дам знать и сообщу координаты".
"Не боишься один?"
"Боюсь, а что делать?"
Выпрыгиваю из кареты, по закону подлости приземляюсь в грязь. Обувь вроде не жалко, не своя всё же, прокатная, мне её Турицын подогнал, зато ноги родные, в личном пользовании. Туфли мокнут со скоростью промокашек. Это не мешает мне двигаться за маячащей впереди фигурой "К". Дополнительным ориентиром служит зажжённый фонарь. Ну да, есть такое распоряжение по ночам без фонарей не шляться. Только наши законы не всегда исполняются строго. Я вон вообще с пустыми руками.
У того уверенная походка человека, который ничего не боится. Шагает как военный на параде, чуток придерживая шпагу, висящую на боку. Вот её-то я сразу и не приметил.
Стараюсь вести наблюдение как можно тише, не сверля затылок "клиента" взглядом - почувствует, начнёт оборачиваться, а мне тогда что делать: истукана изображать или в грязь лицом падать?
Людей на улицах мало. Час поздний. И погода из тех, когда хороший хозяин вообще никого из дома не выгонит, даже самую распоследнюю шавку.
Держу строгую дистанцию, чтобы и его на повороте не потерять, и себя не выдать. Но один свой минус обнаруживаю сразу: дыхалка никудышная, пыхчу, словно паровоз! И это в моём, прямо скажем, не самом преклонном возрасте! Что дальше будет?
Ориентируюсь я в городе плохо. Дома как братья близнецы. К тому же ночь, сейчас все кошки серы, и не только они.
Но мой "мотылёк" летит, не сбиваясь с курса. Знать, шлёпает проторенной дорожкой, бывал тут не раз и не два. Дойду с ним до конечного пункта маршрута, запомню приметы, а с утречка что-нибудь придумаем. Скорее всего, нагрянем с Ваней, поиграем в плохого и очень плохого полицейского. Мне любая роль по душе.
Непонятные звуки спереди заставляют насторожиться. Вжимаюсь в каменную кладку ближайшего дома, вслушиваюсь в темноту. Не было печали…
Слышу чьи-то приглушённые голоса, добродушный смех. У нашего "К" появляется компания. Сколько точно - не могу разобрать. Но компания дружески настроенная, это не комитет по внезапной встрече из подворотни и экспроприации праведно нажитого.
Уже легче. Были бы разбойники, я бы даже не знал, как себя вести: кидаться на помощь или прикидываться ветошью.
Из обрывков разговора понимаю: встреча отнюдь не случайна, это заранее забитая "стрелка". Перетерев непонятные мне проблемы, компания никуда не расходится. Наоборот, в полном составе куда-то движется. Плетусь за ними. Это не входило в мои планы, но обстоятельства изменились, чего уж там.
Метров через пятьсот становится ясно: толпа направляется к одиноко стоящему зданию, лишённому особых примет. Ага, кажись, приплыли! Повертев головой, всё же нахожу кое-какие ориентиры.
В этот момент от основной массы отделяется фигура, бросается в мою сторону. Так! Засекли.
Любой расклад после поимки вряд ли пойдёт мне на пользу. Разворачиваюсь и даю стрекача.
Через пару кварталов, останавливаюсь, чтобы перевести дух. Вынуждено признаю: физическая форма у меня так себе. Я и раньше спортсменом был никудышным, а потом и вовсе себя запустил. Сдох быстро. Приходите, люди добрые, берите голыми руками. Пальцем ткнёте - свалюсь.
Обидно аж до слёз, но боржоми пить поздно. И винить, кроме себя, некого.
Одно радует: погони за спиной не слышно. Потеряли в потёмках или попугали и сочли достаточным: преследовать не стали.
Замечательно, ничего не имею против. Главное я выполнил. Впустую слежка не прошла. Завтра приведу к этому дому Ивана. Наверное, в помощь кого-то возьму. Наш "К" не один, у него есть дружки да приятели. Как они будут реагировать на нашу самодеятельность, разве что Господу известно! Небольшая драчка не исключается. Махать шпажонкой я не умею, но из пистолета, если дадут, пальну. Ещё могу чуток побоксировать, до первого нокаута.
Мысленно договариваюсь с Иваном о встрече. Обещаю послужить "джипиэс-навигатором". Он понятия не имеет, что это такое, но вопросов не задаёт. Понукает лошадь и несётся навстречу, как карета МЧС.
Смышлёный у меня предок! Не то что нынешнее племя.
Глава 20
Подхватив рискового "потомка", карета понеслась по ночному Петербургу. Раздухарившийся копиист вошёл в такой раж, что чуть было лошадей не загнал. Лишь подъезжая к фатере, дал им чуток послабления.
Остановив карету, спрыгнул с козел, распахнул дверцу и уселся на жёсткое сиденье рядом с "братцем".
- Сказывай.
- Дай передохну чуток.
- Ты внутри ехал, не устал.
- Ага, а перед этим кросс сдавал по пересечённой местности. Сейчас, отдышусь, приду в себя и всё расскажу. Наберись терпения.
Копиист вяло махнул рукой, но наконец дождался ответа.
- Сказываю. Место засёк. Завтра наведаемся, - поведал прибывший из будущего потомок.
- Солдатскую команду с собой брать?
Потомок подумав, отрицательно помотал головой:
- Не стоит. Нам этому гражданину-хорошему предъявлять нечего. Сначала побеседуем приватно, а там, как получится.
- Вдвоём пойдём?
"Петюня" удивился:
- Почему вдвоём? Группа поддержки нужна, но только не солдаты. Никакого официоза. Визит будет исключительно в частном порядке. Так сказать, исключительно с дружественными намерениями.
- Сие как?
- Элементарно: бить по морде будем, но не сразу. С небольшой паузой для оттяга.
- Почему по морде? Батогов всыпать можно, - всерьёз предложил копиист.
Потомок весело откликнулся:
- А что - идея. Можно и батогами. Ладно, пошутил я.
- Да я понял, - улыбнулся копиист.
- Молодец, сечёшь фишку. Возьмём тех, на кого положиться можно. Турицына кликнем, Хрипунова… Авось не откажут.
- Так ведь служба у них…
- А мы после службы. В нерабочее время. Если добьёмся результата, проставимся в кабаке. Ребята оценят.
- Быть по-твоему, - кивнул копиист. - Завтра с самого утра заедем в крепость, поговорим. Всё равно карету возвращать: имущество-то казённое. Ещё доклад Ушакову делать нужно.
- Само собой, - согласился "Пётр". - Езжай, но только без меня. Не тянет что-то в вашу богадельню. Я к вам потом присоединюсь.
- Лучше мы за тобой заедем, - предложил копиист.
На том и порешили. Чтобы не оставлять карету без надлежащего присмотра, в ней и остались на всю ночь. Спали сторожко, прислушиваясь: не идёт ли кто со злым умыслом.
Поутру совсем разбитые заглянули в фатеру. Поправившаяся стряпуха на радостях приготовила знатный завтрак и от души потчевала всех, включая нового постояльца. Тот говорил мало, лишь ел, улыбался да нахваливал, но о себе ни слова.
От Василия стряпухе было известно немногое: сей муж приходится двоюродным братом Елисееву, на днях прибыл в стольный город, да подвернулся лихим людям. Те разули его да раздели, но живота лишать не стали. Теперь он ищет подходящей ваканции, хочет поступить на службу.
Постоялец Пелагее нравился: пусть кафтан на нём с чужого плеча, сразу видно, что учён не по годам. Не одёжа человека красит. А ещё женское сердце чуяло какую-то загадку, связанную с этим добродушным улыбчивым мужчиной.
Потом Турицын и Елисеев отправились на службу, новый постоялец походил-позевал, да лёг почивать. Бессонной ночь, видать, выдалась, порешала про себя Пелагея. Притомился, касатик.
Стараясь не шуметь, она тишком-бочком вышла из дома и отправилась к себе.
За время пути канцеляристы успели договориться на вечер. Турицын согласился помочь в расследовании. Хрипунов тоже не заставил себя долго уговаривать. Посчитав, что двух верных людей хватит, копиист не стал больше никого звать.
Ушакова сегодня не было. Сказывали, что он занедужил и отлёживается дома. Ничего опасного, но лекарь потребовал от больного несколько дней провести в постели.
Копиист представил, как вокруг великого инквизитора хлопочет его дочь, Екатерина Андреевна, и мечтательно зажмурился. О сиём счастье можно токмо мечтать, особливо в молодые годы.
Дорого бы он отдал хучь за капельку её внимания и добрую улыбку.
Карету с лошадьми удалось оставить ещё на сутки.
Наступил жданный час. Елисеев сел на козлы, его друзья разместились в карете, и экипаж отправился к фатере Турицына. Наскоро поснедав и забрав нового постояльца, канцеляристы двинулись на поиски дома загадочного полюбовника княгини Трубецкой.
Ехали молча. Всё что нужно, обсудили ещё за столом. Лёд недоверия Хрипунова не растаял, но уже начал трещать: Пётр Елисеев внушал всё большую и большую симпатию. Муж зрелый, умный. Говорит порой чудно, но ежли вслушаться, то промеж не всегда понятных слов проскальзывает удивительный смысл.
Сквозь вечерний туман изредка проступал острый срез полумесяца. Карета ехала вдоль мазанок, покосившихся деревянных домишек, давным-давно заброшенных дворцов (не всем хватило средствов да возможностей осилить постройку до конца), мимо крытых дёрном землянок строительных рабочих - кажинный год многие помещики отпускали на вольные заработки крестьян, в столице становившихся мастеровыми. С тех невеликих денег потом жили да выплачивали подати.
"Пётр" Елисеев дорогу помнил твёрдо, и совсем скоро экипаж достиг невысокого заборчика, за которым стоял яблоневый сад и угадывались очертания добротной мазанки.
Перехватив проходившую по улице молодку, выведали от неё, что дом принадлежит немецкому купцу Бернарду Кампфу. Правда тот здесь не живёт, отбыл за товаром, а дом сдаёт в найм. Кому именно молодка не знала. Добавила лишь, что жильцы попались весёлые, любят устраивать пир горой, после которого дым коромыслом. Соседей запугали, те жильцов опасались пуще огня, почитали за людишек лихих и недобрых.
Молодку отпустили. Та, покуда шла, всё оглядывалась. Интересно ей было и тревожно. Неспроста о жильцах выспрашивали. Что-то будет!
Любопытствующие особы действовали нахрапом. Церемониев да политесов не разводили. Перескочили заборчик и всей гурьбой устремились в дом.
Тут побывал кто-то чужой. Не стали б свои открывать двери нараспашку. Сразу расхотелось вовнутрь входить.
Первое мёртвое тело обнаружили за порогом. Мужчине, по виду из слуг, перерезали глотку. Турицын сразу вытащил пистолет из-за пояса. Если от входа смертоубийство началось, кто знает, что дальше будет.
По закоченевшему телу было видно: не един час упокоено. Однако все одобрительно глядели на Василия. Случись что, огненный бой и внимание привлечёт, и от супротивника поможет оборониться.
Ещё двоих отдавших господу душу сыскали в следующей светлице. Те тоже не походили на людей благородного происхождения. И снова следы от ножей.
- Как на скотобойне, - не выдержал сродственник копииста.
Его откровенно мутило.
Хрипунову, хоть и самому опытному, тоже приходилось несладко. Не очень тянуло смотреть на подсыхавшие лужи крови, пропитанные липким и красным одежды, на удивлённые предсмертные лики. Вроде всего этого хватает и в пыточной, но привыкнуть никак не возможно.
- Господи, господи! - закрестился Турицын. - Страхота-то такая!
- Что за мясник тут побывал? - отвёл взгляд копиист.
Отыскали мертвеца: в спальне, прямо на разобранной постели: в расплывшемся кровяном пятне лежало тело в холстяной ночной рубахе и шапочке. Явно не простолюдин. Нашлась одежда его, шпага.
Покопавшись в вещах, Хрипунов нашёл его паспорт. По всему выходило, что мертвец не кто иной, как польский шляхтич Кульковский.
- Он? - тихо спросил копиист у своего "братца".
Тот всмотрелся, пожал плечами:
- Лица не разглядел, извини. Хотя буква совпадает: "К" - Кульковский. А может, "коханный". По-ихнему, по-польски, "любимый". Кто знает, как наши "голубки" шифровались…
- Трубецкая знает, - сказал копиист.
- Хочешь на опознание притащить? Ага, так она тебе и призналась, что это её любовник.
- Но как же… - удивился Елисеев-предок. - Увидит мёртвое тело, сердце дрогнет…
- Во-первых, тётка жизнью тёртая, ничего у неё не дрогнет. Помнишь, как труп горничной ошмонала? Не каждый мужик на такое решится. Будь уверен, отопрется и глазом не моргнёт. А тебе потом её муж секир-башка сделает. Нет, это для нас птица чересчур высокого полёта. Во-вторых, даже если она каким-то чудом расколется, что это даёт? Крутить хвостом - одно, убивать - другое. Или думаешь, что массовое потрошение - дело рук Анастасии Гавриловны?
- Окстись, братец.
- Вот и я о том же. Тётку за жабры не берём. Дороже выйдет.
Копиист согласился.
Пока разговаривали, Хрипунов на мгновение исчез. Потом вернулся, схватил Елисеева за рукав и потащил за собой.
Последнего, пятого мертвеца сыскали чудом. Тот, будучи изранен, умудрился отползти и спрятаться под кроватью. Там и умер. Когда кровать отодвинули, увидели, что перед тем как отдать богу душу, он успел собственной кровью начертать на дощатом полу два слова, оба на латинице: "skarb", "waza".
- "Скарб", "ваза", - задумчиво прочитал Елисеев из будущего. - Что это значит?
- Чичас разберёмся, - заверил Хрипунов. - Раз перед смертью писано, то с каким-то смыслом. Либо на убийц хотел навести, либо душу облегчить.
- Это как раз понятно, - отмахнулся "Пётр". - Меня интересует, что тут написано, если перевести. Я польского не знаю.
- И я не разумею, - вздохнул Хрипунов.
- Да что тут думать?! - воскликнул оживившийся копиист. - Хучь по ляшски написано, да всё ясно: скарб в вазе. Стало быть, в какой-то вазе у них пожитки припрятаны. Поищем и найдём.
- Надеюсь, не в ночной вазе, - вздохнул "Петюня". - Какие там сокровища бывают, всем известно.
Копиист был прав. После короткого обыска нашли горшок с засохшими цветами. Цветы вытряхнули, вместе с ними выпала луковица карманных часов с цепочкой.
Повертев их в руках, канцеляристы обнаружили гравированную надпись на крышке, если верить которой…
- Фельдмаршала Миниха часы! - поражённо вскрикнул Хрипунов. - Я опись украденных вещей читал, всё сходится. Его часики, его!
- Что ж получается: мы "скоморохов" нашли?! - удивлённо воскликнул копиист.
- Выходит, нашли, - подтвердил Хрипунов. - Знать, лях душу хотел перед смертью облегчить, не ошибся я. Ну, нехай ему на том свете за сей добрый поступок послабление выйдет. Авось сковородку лизать дадут похолодней. Докладать надо Андрею Иванычу! Немедля!
- Погоди. Успеешь, - назидательно произнёс "Пётр" Елисеев. - Сначала надо всё обыскать и проверить. Нельзя начальство вводить в заблуждение, а то отыграется.
- Верно братец твердит, - согласился его родственник. - Быстро токмо кошки родятся.
Однако обыск больше ничего не дал. Ивана Елисеева, как самого младшего по возрасту и по должности, усадили писать подробный "репорт". Откуда-то раздобыли чернила и тонко очиненное перо. Нашли бумагу в большом количестве, что навело копиистов на мысль о регулярной переписке убитого шляхтича. Было бы интересно с ней ознакомиться, да вот незадача - не хранил ничего пан Кульковский.
Уже совсем смеркалось, когда в доме появились полицейские с вездесущим Чирковым во главе. Тот, увидев знакомые физиономии Елисеевых, удивляться не стал. Снял копию с документов, подготовленных канцеляристами, и умчался по своим надобностям.
По умолчанию стали считать, что мертвецы входят в шайку "скоморохов". И пусть улик кот наплакал, но канцеляристы решили, что и этого хватит. Невыясненным лишь остался вопрос с тем, кто учинил кровавую расправу.
- Могли друг с дружкой не поделить, - предположил Хрипунов и сразу выдвинул ещё один резон:
- Иль кому-то из шибаев наших дорожку перебежали, те им и припомнили.
Глава 21
Я упирался руками и ногами, но вся компашка канцеляристов потащила меня с собой "на очи" к Ушакову. Уговаривали дружно, приводя вполне логичные причины.
- Ты себя проявил? - спрашивал Хрипунов.
- Ну, проявил, - кивал я.
- Вот. Коли проявил, надобно о сём упомянуть. Андрей Иваныч тогда сразу к тебе интерес и проявит. Зачнёт спрашивать, где ты. А мы что ответим?
- Придумаете что-нибудь.
- Думай - не думай, ежли Ушакову понадобишься, он тебя отовсюду достанет.
- Так это если понадоблюсь…
- Понадобишься, - уверенно качнул подбородком Хрипунов. - Верь мне, я энту механику знаю.
- Ладно, уговорили! - махнул рукой я. - Механики… Иду с вами. Только вам меня и вытаскивать, если Ушаков осерчает.
- Не осерчает. Не должон осерчать, - заверил Хрипунов, не сказать, что уверенно.
- Андрей Иваныч своих сам не обижает и другим в обиду не даёт! - встрял Турицын.
- Это своих, а я сбоку припёка. Меня можно.
Хрипунов хлопнул меня по плечу, да так, что чуть ключицу мне не сломал.
- Всё, Пётр. С энтого секундного момента почитай себя за нашего. Любой из нас за тебя Андрею Иванычу слово молвит.
- Спасибо за доверие, братцы! - растроганно произнёс я.