Из лекарни Никита в церковь направился, на вечернюю молитву. Не сказать, что он был воцерковлённым человеком, но в храм Божий периодически ходил. Поставишь у образов свечи, постоишь - и на душе легче становится. А сейчас шёл, чтобы святой Пантелеймон дух его укрепил, не дело колебаться во время операции - продолжать её или…
А выходя из храма, Никита столкнулся в дверях с девушкой. Поразила она его. Лицом симпатичная, но не красавица, фигура под одеждой свободной скрыта. Но вот глаза! Колодцы синие, бездонные, чистые, как у ребёнка. Никита как глянул, так и утонул в них.
Только вот девушка с сопровождающей была - то ли матушка, то ли служанка. Посмотрела на Никиту подозрительно, как цербер. И по одежде не понять - кто такая? Купеческая ли дочь, боярыня или поповна?
Никита тут же к нищему на паперти направился - тот всё время здесь стоял. Указал рукой на парочку:
- Кто такие? - и медяк в ладонь сунул.
- Та, что постарше - Мария Матвеевна, вдовица купца Пантелеева, - ответствовал ему нищий, - он о прошлом годе в бане сгорел. А с нею дочка, Любава.
- Люба, что ли?
- Можно и так.
- А часто ли они в церковь ходят?
- Да каждый день их вижу.
- Далеко ли живут?
- Да ты, никак, глаз на дочку положил? Не советую. И другие к ней подкатывались. Но как о долгах узнавали, так сразу весь интерес и пропадал.
- Откуда о долгах знаешь?
- Кто же их на улице не знает? Лавку купеческую отобрали, прислуга разбежалась. Того и гляди - дом отберут.
Похоже, этот нищий был в курсе всех дел прихожан. Да и что удивительного? То одна богомольная старушка с ним поговорит, то другая новостями да сплетнями поделится. А околоток велик ли? Ведь в храм ходят одни и те же - кто поблизости живёт.
- Что, парень, остудил я твой пыл? - усмехнулся нищий.
- Нет.
Никита шёл к боярину домой и размышлял. Немного денег он скопил, можно дом купить, а то он сейчас как приживалка у боярина. В голове мелькнула шальная мысль - а не купить ли дом купца Пантелеева? Найти тех, кому купец должен был, отдать долг - под роспись, честь по чести, чтобы не было потом проблем. Но и сомнение было. Купит он дом купеческий за долги, а Любава даст ему от ворот поворот. Или ещё того хуже - согласится с ним встречаться только из чувства благодарности за выкупленный отчий дом? Такого поворота Никита вовсе не хотел. Ведь он с девушкой совершенно незнаком, только глаза её видел. Может, он ей не понравится. А как узнаешь?
Никита был молод, активен и даже среди своих современников выделялся настойчивостью и целеустремлённостью. Попав в другое время, он боролся на первых порах за выживание. Кормить его было некому, приютить, дать кров над головой - тоже. Руки были, голова, а денег не было. Нашёлся добрый человек, помог, благодарен ему Никита. А ведь не только работой жив человек, тем более - молодой. Хочется общения с противоположным полом, и - да чего там - любви! В природе весна, снег сошёл, лёд на реках вот-вот тронется. И в душе томление, сердце общения просит. Вот и сейчас он решил действовать, а не ждать.
Следующим днём после работы Никита вновь направился в церковь.
У порога храма стоял вчерашний нищий. Увидев Никиту, он ухмыльнулся:
- Пришли они уже.
Никита медяк в ладонь попрошайки опустил - всё-таки вчера нищий кое-какую полезную информацию ему дал, и не исключено, что ещё что-то скажет.
Войдя в храм, он остановился. С улицы в церкви было темновато, только свечи горели, тускло освещая обширный зал. Когда глаза адаптировались, он принялся разглядывать прихожан. Вот вроде похожие фигуры. Он медленно подошёл и встал метрах в пяти сзади.
Священник закончил читать молитву, прозвучало последнее "Аминь". Народ перекрестился и потянулся к выходу.
Никита пошёл за девушкой, рядом с ней - матушка её, как и вчера. Он приотстал, чтобы не казаться невеждой и наглецом.
Никита шёл за ними до самого дома, и видел, как они зашли в калитку. Забор вокруг дома был добротный, и дом каменный, под "круглой" крышей - как называли четырёхскатную кровлю. Причём крыт дом был медными листами, и это говорило о том, что купец в своё время был успешен и имел достаток. Впрочем - всё уже в прошлом.
Ну вот и адрес известен.
Никита направился домой к боярину. По дороге пытался справиться со смутными сомнениями в душе - не торопит ли он события?
С женщинами ему хронически не везло. Взять ту же Венеру. Променяла она его на хлыща с "БМВ", потом вернуться попыталась. Но, обжёгшись на молоке, будешь и на воду дуть. Как-то пообщаться бы поближе, поговорить, понять - что за человек. Бывает же: смотришь на женщину и любуешься лицом, фигурой. А как рот красавица откроет, так всё обаяние разом и исчезает, потому как глупа непроходимо. Любаву к красавицам отнести нельзя, но ведь приворожила она его чем-то? А как с ней общаться? Дома мамаша, а сидеть и караулить у дома, когда девушка выйдет, времени нет; да и торчать на улице, привлекая внимание прохожих, не хотелось.
Несколько дней он раздумывал - что делать? И ни одной умной мысли в голову не приходило. Все эти дни в церковь он не ходил, а когда пришёл, нищий на паперти его огорошил:
- Давненько тебя не было! А знаешь, дом-то купеческий на торги выставили!
Никиту пробил холодный пот. Дождался!
- Кто?
- Знамо кто, купец Куракин! У него расписка долговая. Дом-то ему не нужен, у него свои хоромы покраше будут, с поверхом.
- Ты-то откуда знаешь? Сорока на хвосте принесла?
- Так он на моей улице живёт, не далее как сегодня похвалялся.
- Может, знаешь, за сколько дом продастся?
- А какой тут секрет? Двенадцать рублей серебром.
Никиты мысленно выругался. У него не хватало денег - два рубля. Это много, за неделю не заработать. С учётом расходов на лекарню и жалованье помощникам необходимо два, а то и три месяца - как повезёт.
Решение пришло сразу: надо идти к князю и просить недостающие деньги в долг.
В церковь Никита не пошёл. Дав попрошайке очередной медяк, он направился к боярину.
По случаю вечернего времени Семён Афанасьевич был дома, в трапезной. Увидев Никиту, он махнул рукой:
- Иди, попробуй диковины заморской.
- Доброго здоровья, Семён Афанасьевич! Чем удивить хочешь?
- Чаем, из Синда привезли. Дорогой - ужас просто. Все хвалят, а я понять не могу - трава и трава.
Никите налили в кружку, и он отхлебнул. Ощущение - как от спитого чая.
- Я сейчас.
Никита прошёл на кухню - она называлась "поварня". На стенах медные кастрюли и сковороды развешаны.
- Леонтий, - обратился он к повару, - покажи, как ты чай заваривал.
- Очень просто: в тёплую воду бросил щепотку, и всё.
- Кипяток есть?
- Как не быть? Завсегда имеем.
- А горшок глиняный?
- Хоть два десятка!
- Тогда смотри, я покажу - как надо.
Никита ополоснул горшок кипятком, чай в мешочке понюхал. Пахнет хорошо, добротным листом. И листья крупные - он любил такие.
Чая он сыпанул в горшок щедро, залил кипятком, накрыл полотенцем.
Через десяток минут заварка настоялась. Её разлили по кружкам, добавили кипятка.
- Теперь к князю несём.
Поставили кружки на поднос - и в трапезную.
По залу сразу пошёл духовитый аромат.
Князь закрутил носом:
- Это чем так пахнет?
- Да чаем же! Просто его заваривать надо уметь.
- Неужели пробовал?
- Приходилось…
- Ну вот! А то как сена заваренного попил.
Князь отхлебнул и восхищённо прищёлкнул языком:
- Другое дело!
- Ты, Семен Афанасьевич, с медком да с баранкой - любо-дорого выйдет.
- Что дорого - так это уж точно, - не сдержался князь.
Он добавил в кружку мёду, размешал ложкой и вновь отхлебнул:
- А ведь и правда вкусно! Непривычно, конечно.
- Это поперва. Хороший чай, бодрит.
- Лечебный?
- Вроде того.
- Гляди-ка! А я выкинуть хотел или холопам отдать. Надо завтра супружницу угостить. Леонтий, ты всё видел, как Никита делал?
- Всё, княже.
- Тогда ступай. А ты, Никитушка, садись, испей со мной напитка заморского. Али дело какое у тебя ко мне?
- И чаю выпью, и дело есть.
Сначала пили, смакуя, чай. По этому напитку Никита основательно соскучился. Запах кофе ему нравился, но кофе он не пил - напиток вызывал изжогу. А чай он любил и разбирался в нём, покупая в чайной лавке индийские сорта. Отменный чай не часто продавался, но иногда удавалось купить, и потому он сейчас наслаждался напитком. Допив, поставил кружку на стол.
- Семён Афанасьевич, два рубля серебром нужны, в долг.
- Прогорел, что ли? - удивился Елагин.
- Дом хочу купить. Купец Пантелеев долговую расписку купцу Куракину оставил, а сам почил в бозе. Теперь Куракин дом на торги выставил. Говорит - за двенадцать рублей серебром, а у меня двух рублей не хватает.
- Знаю я этого Куракина! Жук ещё тот, проныра редкостный. Хорошо, дам я тебе денег, только дом осмотреть надо, поторговаться. Вот что: пожалуй, пошлю я с тобой Степана. Он по строительству у меня, его не проведёшь: каждую балку самолично осмотрит и всё тебе доложит. Ну а торгуйся сам, в этом Степан тебе не помощник.
- Спасибо.
- И ещё: ты в шахматы играешь ли?
- При чём тут шахматы? Играю, и не только в шахматы - в нарды ещё.
- Не слыхал о таких. Научишь меня в шахматы играть?
- Тебе-то зачем, Семён Афанасьевич?
Князь немного смутился:
- Царь-то, Алексей Михайлович, к игре этой пристрастился. Говорят - из Индии игра. А кто хорошо играет, к себе приглашает, беседы за игрой ведёт.
- Ага, так ты хочешь через игру к самодержцу приблизиться?
- Навроде того. Так научишь?
- Времени много уйдёт.
- А мы так сделаем. Я тебе два рубля серебром, а ты меня за это игре научишь.
- Ты и мёртвого уговоришь, князь. Согласен. Сами-то шахматы у тебя есть?
- Заказал уже. Не хуже царских будут - фигуры из рыбьего зуба выточат.
"Рыбьим зубом" называли моржовые клыки.
- Договорились, - Никита поднялся с лавки.
- Степана когда подсылать?
- Завтра с утра. Боюсь - опередят меня.
- Эка беда! В Москве домов полно, всегда купить можно. Кто-то разорился - дом продаёт, другой возвысился - дом по чину, получше, побогаче присматривает.
- Я бы этот хотел, - не стал раскрывать свою тайну Никита.
- Будет тебе Степан. А за чай спасибо, удружил. Я им завтра Ордын-Нащокина угощу. А то он после чаепития у царя плевался. Говорит - как отвар сена налили, пусть холопы сами его пьют. А потому как никто в Москве заварить его не может, окромя немцев из Кукуевой слободы. То-то я ему нос утру! Удружил ты мне!
Князь достал калиту и отсыпал Никите два рубля серебром.
- Смотри насчёт шахмат, договорились.
- Я слово всегда держу.
На том они и разошлись, премного довольные друг другом. Семен Афанасьевич хотел назавтра утереть нос Ордын-Нащокину, угостив его правильно заваренным чаем, а о шахматах молчать пока, пусть сюрприз будет. Да и Никиту сам Господь ему вовремя подставил. Ордын-Нащокин за обучение этой игре немцу пять рублей серебром отдал, а Никита его за два рубля научит. И молчать Семён Афанасьевич будет, ни одному боярину не проболтается. Иначе очередь к Никите выстроится, каждый к царю поближе быть хочет. А вот накося-выкуси!
Князь состроил кукиш и ухмыльнулся. И откуда у Никиты такие знания? Лечит лучше иноземцев - те только кровь пускать умеют, в игры играет разные. Где он всему этому научился?
Мысленно князь похвалил себя за то, что привёз Никиту в Москву. Полезный он человек, ещё не раз пригодиться может, и кто знает, какие таланты у него ещё есть?
А Никита был доволен тем, что и деньги нашёл, и долг отдавать не надо. В шахматы научить играть - не мешки таскать. Если голова на плечах у игрока есть - успехи будут.
Степан оказался дотошным и знающим. Уже утром они заявились в дом вдовы Пантелеевой, представились покупателями и попросили разрешения осмотреть дом.
У Марии Матвеевны глаза были припухшие, заплаканные.
- Делайте, что хотите! - она безучастно махнула рукой.
Степан сразу полез осматривать чердак. Никита стал осматривать дом, и в трапезной столкнулся с Любавой. Глаза её от удивления широко распахнулись: она явно узнала Никиту, но потом отвела взгляд, отвернулась. Наверное, не так она представляла себе встречу с ним.
А через час прибежал купец Куракин:
- Мне сказали, что покупатели дом смотрят? Рад видеть вас. За долги дом на продажу выставляю. Дом хороший, крепкий, четырнадцать рублёв за него всего и прошу, - затараторил он.
Был купец вертляв, худ сложением.
В это время подошёл Степан, закончивший осматривать подвал. Одежда его была в пыли, с головного убора свисала зацепленная в подвале паутина.
- Ты, что ли, продавец будешь? - прогудел он.
- Он самый, - выпятил грудь Куракин.
- На потолке одна балка плохая - жук-древоточец поел, в дальнем углу фундамент подмокает. Ну и по мелочи: в горнице доски на полу рассохлись, печь в поварне дымит, перекладывать надо. Красная цена дому - десять рублей.
Услышав цену, купец подскочил:
- Да ты что, деревенщина! Где твои глаза? Крыша медными листами крыта, только она одна на рубль с алтыном тянет.
- Крыша хороша, не спорю - мастер делал. А остальное?
Завязался спор. Никита послушал его некоторое время, потом выложил на стол монеты и сложил их столбиком. Вид денег на продавца всегда действует почти магически.
- Даю двенадцать рублей и ни копейкой больше. Думаю, лучше цену никто не даст. Это моё последнее слово.
Купец уставился на деньги, звучно сглотнул:
- А, согласен!
- Тогда давай долговую расписку и пиши купчую - всё, как положено.
- У меня с собой расписки нет, - растерялся купец.
- Я подожду, пока принесёшь, - холодно сказал Никита.
- Тогда я мигом, сейчас-сейчас! - Купец исчез.
Подождав, когда за ним захлопнется дверь, Степан сказал:
- Дом небольшого ремонта требует - не без того, но крепкий, сто лет ещё простоит.
Они уселись на скамью.
Прибежал купец, на ходу доставая из-за пазухи расписку.
Никита взял бумагу, прочитал. Да, Пантелеев деньги брал и отдачу просрочил.
- Купчую пиши. Степан и вдовица видаками будут.
Купец, высунув язык от усердия, долго писал бумагу. Когда он закончил, Никита прочитал, проверил. Вроде всё правильно: указана цена на дом, дата сделки и подпись. За одного видака подписался Степан, вдову под ручку привёл сам купец. Та поставила подпись.
- Пересчитай.
Купец зазвенел монетами.
- Всё правильно. Эй, вдова, выметайся из дома, он теперь не твой.
- Раскомандовался! - не скрывая своего презрения, жёстко и холодно оборвал его Никита. - И не твой тоже! Так что уходи!
- Как-то не по-людски… Посидеть надо, сделку обмыть…
- Пшёл вон! - осерчал Никита. Купец был ему неприятен.
Куракин обиженно пожал плечами и вышел.
Мария Матвеевна тоже вышла в дверь, ведущую во внутренние покои.
Степан поднялся:
- Так я свободен?
- Да. Спасибо, Степан, за помощь.
Мужчины пожали друг другу руки.
Не успела за Степаном закрыться дверь, как в трапезную вошла вдова с дочерью. Обе были одеты, в руках держали узлы.
- А вы куда собрались? - удивился Никита.
- Так дом не наш теперь. Куракин правду сказал - уходить надо.
- Есть куда?
- В Коломне тётка троюродная живёт, - как-то неуверенно сказала вдова.
Никита взял со стола долговую расписку, поднёс её к лицу вдовы.
- Узнаёшь бумажку?
- Долговая расписка.
Никита порвал бумажку.
- Долга у вас теперь нет. Дом, правда, на моё имя записан, но живите.
- А можно?
- Конечно.
- А сколько?
- Что "сколько"?
- Сколько дней жить можно?
- Пока рак на горе не свистнет, - отшутился Никита.
- Нет, мы, наверное, пойдём. Такой дом снять - много денег надо.
- Да ничего я с вас не возьму!
У вдовы по щекам потекли слёзы, узлы упали на пол.
- Ну Мария Матвеевна, сырость разводить не надо, а то доски на полу сгниют или мокрицы заведутся. Давайте лучше сделку отметим.
Мать и дочь переглянулись:
- У нас нет ничего, не готовили. Куракин предупредил, чтобы вещи собирали.
Никита достал из калиты алтын:
- У меня ещё осталась денежка. Я на службу пойду, а вы на торг. Приготовьте чего-нибудь, а я ближе к вечеру загляну.
Никита положил алтын на стол, забрал купчую - нечего ценными бумагами разбрасываться - и вышел. И так полдня потерял, больные заждались, небось.
До лекарни он летел, как на крыльях. Приём провёл с ощущением, что ему повезло - пациентов мало оказалось.
К дому Пантелеевых - вернее, уже к своему дому - он шёл быстрым шагом.
Там уже был накрыт стол. Жаркое, скорее всего, брали в ближайшей харчевне, поскольку за два часа сходить на торг, разжечь плиту и приготовить мясо было нереально. А вот кашу с сухофруктами готовили точно сами, в трактирах такую не подавали.
Войдя, Никита представился - при покупке как-то не до того было.
- Савельев Никита Алексеевич, можно просто Никита. А как вас, сударыни, звать, я уже знаю.
Пока его не было, женщины привели себя в порядок, насколько это было можно. По крайней мере, они уже не выглядели такими угнетёнными. Да и что можно сказать, если из родного дома гонят.
Они выпили по кубку вина из семейного набора, разговорились.
- Никита, а ты где служишь? - поинтересовалась Любава.
- Я не служу, я лекарь.
- Ой, это в лекарне, что у хором князя Елагина?
- Именно.
- Я слышала, но не представляла, что это ты.
Никита проголодался и жаркое ел с аппетитом.
Внезапно в дверь постучали.
- Кто бы это мог быть? - недоумённо пожал плечами Никита.
Вдовица пошла открывать дверь. Когда она вернулась, из-за её спины выглядывал Степан.
- Никита, прости, что помешал - князь к себе зовёт.
Заставлять Елагина ждать было неловко, князь много для Никиты сделал. Пришлось встать, откланяться и уйти.
Когда они со Степаном вышли на улицу, Никита поинтересовался:
- Что случилось?
- Да ничего. Только что шахматы привезли.
Никита едва не выругался. Ни поесть толком не дали, ни поговорить - разговор только-только завязался… А он грешным делом думал, что кто-то из домашних князя заболел. Но и назад не повернёшь, обещал долг отработать.
А князь благодушествовал. Встретив, он приобнял Никиту, усадил за стол и достал из шкафа шахматную доску с фигурами:
- Любуйся! Точно такие же фигуры, как у самого Алексея Михайловича!
Доска была резная, чёрные поля - из чёрного палисандрового дерева, белые - из карельской берёзы. Фигуры затейливые, искусно вырезанные из моржового клыка. Пешки - как пехотинцы с копьями, ладья - как вздыбленный на задние ноги слон, а король - в королевской мантии, короне и при державе.