- Я выполнил его - завтра к нему пойду. Что в Москве слыхать? А то я только что с корабля.
- Так чего мы стоим? За стол, за стол! За обедом и поговорим.
За едой, в перерывах, князь рассказал все новости - серьёзного не было ничего. Один боярин женился удачно, другому царь дачу пожаловал на ближних землях, да ещё посольство английское приезжало.
Новости столичного двора Никиту мало интересовали - ему карьеру при дворе не делать.
Отведав блюд и немного выпив, Елагин попросил:
- Никита, погадал бы ты мне… В прошлые разы куда как удачно получалось!
- А карты есть?
- А то! Тебя дожидаются. Я их даже никому не показываю - вдруг сглазят! - князь достал из шкафчика колоду.
Никита разложил пасьянс.
Князь внимательно смотрел на карты:
- Ну не томи, Никита!
- Больших перемен пока не вижу, княже - ни беды, ни удачи.
- Ох, ну и слава Богу! - выдохнул князь. - Насчёт удачи - мы сами постараемся, лишь бы беды не было. Давай выпьем за то!
Они выпили по кубку, и Никита откланялся:
- Прости, князь, я только полдня в Москве, к тебе первому пришёл. Свидимся ещё. А мне в лекарню надо.
- Уважил, стало быть, - широко улыбнулся князь, - ценю!
А Никита заторопился в лекарню.
Увидев его, Иван обрадовался:
- Наконец-то, мы уж заждались! Болящие всё время спрашивают. Я им так и говорил - не раньше середины сентября.
- Как вы тут?
- Работаем помаленьку. Ты-то как помолодел, Никита! Прямо не узнать!
- Что ты меня, как красну девицу, хвалишь?
- Так заметно же! Когда ждать?
- Думаю - третьего дня. Мне ещё к государю надо завтра, я ведь только сегодня с корабля.
Вечером Никита при свечах начисто перерисовал на бумаге план урочища, обозначив все источники номерами и приписками вроде "зело силён" или "на вкус противен, хорош при пучеглазии". С тем назавтра и в Кремль пошёл. Царский перстень снова сыграл роль пропуска.
Однако аудиенции пришлось ждать долго: государь принимал шведского посланника, потом бояр. Никита промаялся во дворце часов шесть и уже хотел уйти, когда, наконец, позвали его.
- Добрый день, государь! Рад видеть тебя в добром здравии! - поклонился Никита.
- Здравствуй, Никита-лекарь! Не ожидал тебя так скоро увидеть. Чем порадуешь?
- В урочище Куртяево был, обследовал все целебные воды, о чём составил план, - Никита протянул молодому боярину бумагу, а уж тот с поклоном вручил её царю.
- Ну-ка, ну-ка - посмотрим… Это что за цифирки? - всмотрелся царь в составленный Никитой план.
- Каждый источник пронумерован мною, государь. По составу они разные, и напротив каждого - описание. Который из них посильнее, другой - послабее, и от каких болезней помогать должен. В каких лучше купель принимать, а из других - водицу пить.
- О как! Славно! Со всем тщанием отнёсся, серьёзно. За работу сию, государству нужную, благодарю.
В ответ на похвалу Никита поклонился.
- И тебя известить хочу, - продолжил царь, - указ я издал о создании в Москве Государева Аптекарского огорода. Повелел устроить на лугу, за Мясницкими воротами. А также соизволяю устроить подобный в Немецкой слободе и у Каменного моста на пустыре. Кроме того, травники на местах обязаны поставлять лечебные травы и коренья в столицу. Из Сибири - зверобой, солодовый корень - из Воронежа, черемицу из Коломны, чечуйную траву из Казани, можжевеловые ягоды - из Костромы, ну и так далее… Да не мне тебе рассказывать, где какие травы растут. А за неисполнение "ягодной повинности" - в поруб, в назидание. Народ сберегать надо.
Никита застыл в изумлении. Подобного указа от царя он не ожидал. Подсказал ему кто или сам решил? Вот ведь хитрован! И в тайне держал, словечком не обмолвился, хотя явно давно задумал. Такие указы в запале не издают.
- Ты чего молчишь, Никита?
- Действительно, новость. Указ полезный, без сомнения - к пользе народной.
- Мне твоё мнение ценно. Ведь были людишки, отговаривали.
- То небольшого ума люди, недальновидные. Вперёд смотреть надо. Эпидемии да войны жизни людские уносят. А ведь что самое ценное в любом государстве? Земля и люди. Тогда страна и сильна, и богата будет.
- По-государственному мыслишь! - поднял указательный палец царь. - Рад за тебя! - он смотрел на Никиту смотрел ласково, улыбался.
- Так ведь шаг-то разумный, и назрел давно.
- Вот что, Никита. Коли понимаешь важность дела сего, предлагаю тебе должность дьяка при сём приказе, - говоря это, царь впился взглядом в Никиту. Один раз Никита уже отказал государю быть придворным "дохтуром".
Дьяк - должность высокая, равная нынешнему министру. Такую каждому не предложат. Но должность - это, в первую очередь, организаторская работа и бумаги. А Никита жертвовать любимой медициной не хотел категорически. Потому раздумывал секунды. Он поклонился государю в пояс. Стоявшие вдоль стен бояре притихли.
- Спасибо великое за доверие, государь. Только ведь не травник я, хотя травами на службе пользуюсь постоянно. Моя работа иного рода. Прости, не большой я знаток трав. Тут иной человек потребен.
Среди бояр пронёсся вздох - то ли сожаления, то ли радости. Занять должность дьяка любой из них был бы готов, только знаний ни у кого не было.
Никита со страхом ожидал реакции царя на свой отказ - осерчать может, прогневаться. Царь же улыбнулся:
- Иного я не ожидал от тебя, Никита-лекарь, - видел тебя в работе. Руки твои и голову ценю. Целебные источники ты обследовал досконально, потому гневаться не буду. Иди с миром, а надобен будешь - призову.
Никита поклонился, попятился к двери, вышел и глубоко вздохнул. Стоявший у двери в коридоре стрелец спросил участливо:
- Что, влетело?
- Мимо пронесло, - улыбнулся Никита.
- Счастлив твой ангел, стало быть.
- Наверное.
А через два дня Никита с Любавой проснулись от трезвона колоколов. Не набат был, поднимающий тревогу, а именно весёлый трезвон. Звонили все церкви окрест.
- Сегодня что, праздник какой? - Никита спросонья не мог ничего понять.
- Да вроде нет, - Любава тоже ничего не понимала.
Через четверть часа перезвон смолк.
Никита умылся, позавтракал и пошёл на работу. Навстречу ему, уже покачиваясь и поддерживая друг друга, шли двое пьянчужек.
- Подай, барин, на опохмел в честь праздника.
- Да какой сегодня праздник? - искренне удивился Никита.
- У государя дочь ночью родилась. Звона не слыхал разве?
Никита дал пьянчужкам две копейки за добрую весть. Так вот почему перезвон! Понятно теперь. Царица Мария Ильинична Милославская 27 сентября благополучно разрешилась от бремени дочерью, наречённой Софьей.
Судьба царской дочери сложилась трудно. В 1671 году её мать, Мария Ильинична, умерла. Девочка росла смышлёной, умной. Видимо, от родителей ей передалась властность.
Обычно судьба русских царевен не была завидной. Жили они уединённо, на женской половине. В игрищах, как другие дети, не участвовали. Учителя у них были - учили языкам, словесности. Коли не подворачивался выгодный жених из других краёв, так и старились в ожидании, иногда принимая схиму и уходя в монастырь.
После смерти первой жены Алексей Михайлович женился во второй раз на Наталье Кирилловне Нарышкиной, и от брака сего родились сыновья Иван и Пётр - будущий великий реформатор и самодержец российский, поставивший Русь на дыбы. Софье же при поддержке стрельцов, старого дворянства и рода Милославских удалось несколько лет править единолично, потом быть регентшей при малолетних Иване и Петре. Но когда Пётр Алексеевич подрос, всё закончилось в монастыре. Борьба за власть была жёсткой и беспощадной, кланы Милославских и Нарышкиных враждовали. Но это случится много позже.
По случаю рождения царевны во всех церквях служили молебны, народ веселился и радовался, а царь закатил пир. Через Елагина был приглашён в Кремль и Никита.
Он надел лучшие свои одежды - на пир всё-таки шёл, не на службу.
У входа в Теремной дворец стояла стража и толпился народ. Пускали по спискам. Гость называл свою фамилию, а писарь вёл пальцем по бумаге, шевеля губами.
- Никита Савельев, - назвался Никита.
- Есть такой, проходи. Трапезная на первом этаже.
Поток гостей разделили. На втором этаже гуляли дворяне - князья да бояре, на первом - простолюдины - купцы, ювелиры. Никита был там же. Это в боевом походе князь мог разделить трапезу с простым воином, спать с ним под одним одеялом. То не зазорно, служба. А на приёме царском традиции свято соблюдались. Да ещё места за столом по знатности, по древности рода занимались.
В трапезной, где рассаживались неблагородных кровей гости, было попроще, споров о знатности и заслугах не возникало. Но купцы сами расселись рядком, остальные - кто как.
Угощение - что в одном, что в другом зале - было одинаковым, но подавалось на разной посуде. Если боярам да князьям - на золоте, то в трапезной на первом этаже - на серебре. И ложки были серебряные, только вилок не было. Впрочем, в зале для бояр их не было тоже. Но было отличие двух залов.
Когда внесли первые блюда, их сначала перед государем опробовал главный повар, потом - кравчий и стольник, и только потом блюда подали на стол. И зазвучали тосты: за государя, за царицу, за дочь-царевну - "многие лета".
Стольники руководили холопами - чтобы кубки были полны да блюда подносились новые.
Что Никиту поразило - так это частая перемена блюд. За пир - не меньше пятидесяти раз, как не больше. Если приносились говяжьи отварные языки с хреном, то их резали на куски, тут же расхватываемые гостями, А холопы уже несли запечённых гусей с гречневой кашей. Не успели их съесть - а уж на длинных подносах белорыбицу несут аршина в четыре длиной. И за каждой переменой блюд - тосты. Вино лилось рекой.
Шумно стало в трапезной, душно.
На Руси - у государя в том числе - считалось, что гость должен уйти с пира пьяным, едва помня себя, иначе он мог посчитать, что хозяин пожадничал.
Пили романею, мальвазию, рейнское. Водка не подавалась - считалась хмельным для кабаков, для вовсе уж простого люда.
В зале для дворян государь сам отрезал ножом куски мясного и со слугой отсылал тому знатному гостю, кого отметить хотел. То честь была особая. Гость, кому перепадал кусок с царского стола, вставал, принимая угощение, поднимал кубок и провозглашал тост за самодержца. Остальные вздыхали завистливо, поскольку выпадала такая милость не всем.
Пиры обычно длились долго - по шесть-восемь часов кряду. У Никиты от выпитого уже шумело в голове, хотя он не опустошал кубок до дна. Первые тосты за государя он выпил до дна, иначе - обида, поскольку выпив, гости переворачивали кубки, показывая, что ни капли на дне не оставили. Но и пить до дна каждый тост было невозможно.
Часа через три от начала пира в нижнюю трапезную вбежал молодой боярин и громко, перекрывая шум, крикнул:
- Никита-лекарь!
Услышав своё имя, Никита встал. Голоса в зале смолкли.
Боярин кинулся к нему, схватил за руку и бегом потащил за собой.
- Да что случилось-то? - не понял Никита.
- Милославский помирает, подавился! За тобой послали.
- Тогда беги впереди, а я за тобой.
Боярин бежал по коридорам и переходам, крича во всё горло:
- Расступись! Дорогу!
Слуги с блюдами в испуге прижимались к стенам, а Никита боялся одного - поскользнуться на гладком и скользком полу. Подошвы у новых сапожек кожаные, по плитам скользят.
Они ворвались в трапезную на втором этаже. У царского стола стояла толпа. Увидев Никиту, все закричали:
- Лекарь! Дорогу дайте, расступитесь!
Мигом освободили проход.
Ни секунды не медля, Никита бросился к столу.
По левую руку от царского места - тесть царский, Илья Милославский. Он сидел на стуле и не мог ни вздохнуть ни выдохнуть, только сипел. Лицо уже посинело, глаза были прикрыты.
Вокруг него, расступясь, бояре да князья полукругом. Хмель из головы сразу выветрился, глаза от ужаса круглые. Не дай бог, Милославский на пиру умрёт - примета плохая.
Никита подскочил к стулу с Ильей Даниловичем и крикнул боярину, который его привёл:
- Стул из-под боярина выдерни!
Боярин стул на себя рванул, и Никита едва успел подхватить тяжёлое тело. Он зашёл со спины, сцепил обе руки вокруг боярина в замок на животе и резко рванул на себя. Илья хекнул, и на стол вылетел непрожёванный кусок мяса. Милославский со свистом втянул в себя воздух.
Дворяне вокруг ахнули - то ли от страха, то ли от радости, не понять. А тесть царский раз вдохнул полной грудью, второй… Лицо из синюшного сначала сделалось красным, потом постепенно приняло свой обычный цвет.
Дворянство зашумело, загомонило. Только что на их глазах умирал человек - да не простой, а боярин, тесть царёв. А лекарь подскочил, вроде и не сделал ничего, а человек в себя пришёл. Для окружающих перемена была просто разительная.
- Стул боярину подставь, видишь - ослаб человек, - распорядился Никита.
Молодой боярин подвинул стул, и Милославский буквально рухнул на него.
- Всё, государь, - повернулся к царю Никита. - Надеюсь, больше никто в моей помощи сегодня нуждаться не будет?
- Ты хочешь сказать, что сделал всё, и он в лечении не нуждается? - удивился царь.
- Да, конечно. Он подавился куском мяса, но сейчас всё хорошо.
- Так быстро?
- Да, государь, - Никита поклонился. - Поздравляю тебя с прибавлением в семействе; прости, что только сейчас поздравил.
- Хм. Прими от меня кубок.
Стольник подал Никите кубок с вином, и Никита внутренне содрогнулся - да в нём не меньше литра вина! Он же до дома не дойдёт!
- За тебя, государь! - Никита осушил кубок и перевернул его.
Дворянство одобрительно зашумело, тоже взялись за кубки.
Царь посмотрел на Никиту с уважением. После почти молниеносного избавления у всех на глазах от неминуемой смерти боярина Милославского Никита ещё больше вырос в его глазах.
Лекарь протянул кубок стольнику, однако царь протестующим жестом остановил его:
- Оставь у себя, дарю от чистого сердца, - сказал государь.
Бояре восторженно зашумели. У многих из них парадная посуда была не хуже, но получить в дар царский кубок - это похлеще медали на грудь, даже выше, чем орден, хотя их еще не было.
Никита понял, что только что обзавёлся кучей завистников и не меньшим числом будущих пациентов - уж очень наглядно получилось.
Никита поклонился государю и пошёл к двери.
- Погоди, Никита! - голос был не царский.
Никита обернулся: Милославский пришёл в себя, отдышался, поднялся со стула.
Дворяне притихли и смотрели на происходящее с интересом.
- Государь тебя наградил - теперь мой черёд! Ты ведь мне жизнь спас. Али я неверно говорю? - боярин повернулся к дворянам.
- Верно говоришь! - вновь зашумели те.
- Стольник, кубок Никите! - одновременно он протянул свой.
Стольник наполнил его доверху. Господи, да когда же это кончится? Никита чувствовал, как пол уже качается под его ногами. А деваться некуда, попробуй откажись в такой ситуации! Потому кубок, протянутый ему боярином, принял.
- Здравь буди, боярин, многие лета! - и не отрываясь осушил до дна.
- Молодца! Кубок дарю!
Милославский обвёл глазами бояр. Те закричали, одобряя его поступок.
Едва не упав, Никита поклонился боярину, потом царю - затем всем боярам и, сжимая в каждой руке по кубку, вышел. Его качало, кружилась голова.
Молодой боярин, что прибегал за ним, поддержал Никиту под руку.
- Слышь, боярин, не сочти за труд, скажи холопам - пусть меня домой отвезут.
- Запросто! Я ведь внучатый племянник Милославскому. Как не уважить тебя!
Никиту посадили в возок и отправили, наказав кучеру не только довезти, а и на крыльцо поднять. Едва успев сказать, куда его везти, Никита тут же отключился.
В себя пришёл уже на крыльце. Рядом стоял кучер, барабаня кулаком в дверь.
На стук выскочила Любава, помогла Никите войти, снять кафтан.
- Ой, Никита! Ты зачем с царского стола кубки взял? Нехорошо-то как!
- То подарки! - заплетающимся языком торжественно заявил Никита и рухнул на пол.
С помощью кухарки Любава разула его, вдвоём они перетащили его на постель, раздели. Как он уснул - не помнит.
Очнулся в полдень. Голова трещала - спасу нет. Открыв глаза, Никита увидел рядом с собой Любаву.
- Испей рассолу капустного, - Любава протянула ему кувшин.
Во рту было сухо, язык не поворачивался. Никита жадно припал к кувшину, ополовинил.
- Может - пивка, поправиться?
- Не могу, - Никита откинулся на подушку. После рассола от квашеной капусты стало легче.
- Сейчас горяченького шулюма дам. Кухарка с утра сварила, тебя дожидается.
Никита через силу похлебал жиденького бараньего шулюма. Колокола в голове бить перестали, боль стихла.
- Я не знала, что ты так напиться можешь, - с укоризной сказала Любава.
- Я и сам не знал, сроду так не напивался, - почти простонал Никита.
- Кубки у тебя откуда? - Любаву снедало любопытство.
- Один царь подарил, другой - боярин Милославский.
- Ой, что делается! Так ведь они цены немалой! А за что?
- Боярина на пиру спас - мясом он подавился.
Любава погладила его по голове, как маленького:
- Лекарь ты мой.
Раздался стук в ворота.
- Кто это там? Пойду открою.
Любава накинула платок, вышла и вернулась с князем Елагиным. Тот выглядел помятым, под глазами обозначились мешки.
- День добрый, Никита!
- И тебе не хворать, княже.
- Ха, лежишь! А о тебе только и разговоров по боярским домам.
- С чего?
- Ты забыл, что ли? Дай-ка на подарки поглядеть.
Любава принесла кубки. Она уже успела отмыть их от вина, протёрла.
Князь поочерёдно кубки осмотрел, полюбовался, взвесил на руке.
- Один другого краше! Повезло тебе, Никита! Если так и дальше пойдёт - царь тебя может боярским званием пожаловать.
- Ох, башка трещит - не до званий.
- Чудак-человек! Да так не всем везёт - даже боярам. Из рук царя и тестя царского по кубку в один день получить! Своего счастья не понимаешь! Рассолом поправился уже?
- Успел.
- Тогда пусть супружница вина подаст.
- Семён Афанасьевич! Слышать о вине не могу, мутит!
- Да что же ты такой хлипкий, Никита! Подарок-то обмыть надо!
Подарки обмывали прямо из кубков.
Любава шустро накрыла стол. Князь съел здоровенную миску шулюма, обгрыз бараньи косточки:
- Вкусно! - похвалил он. - Кухарка у тебя хорошая.
- Не жалуюсь, - сдержанно ответил Никита.
Ещё поели, выпили немного. Никита уже пришёл в себя, но в лекарню не пошёл: полдень уже минул, да и состояние не то.
Князь уехал довольный, но Никита так и не понял, зачем он приезжал. На кубки поглядеть?
Однако события дня ещё не закончились.
Князь к вечеру заявился снова - уже в серьёзном подпитии.