- Но ты же поверил в то, что я стал заговорщиком, - пожал плечами Ушаков. - Вот и я чуточек в тебе засумлевался. Жизнь, она ко всякому приучает. Друзья врагами становятся, враги в товарищах ходить зачинают. Такие персоны в измену переметнулись, что уж о тех, кто титулом да чином не вышел, сказывать! Не мог я сразу все выложить. Однако ты, барон, испытание прошел с честью. Теперь могу тебе полностью довериться.
- Ваша светлость, так был заговор или не было? Что случилось? Я уже совсем запутался, - признался я.
- Был комплот. Как не быть? - подтвердил Ушаков. - Донесли людишки мне верные, что снюхалась цесаревна Елизавета с посланником хранцузским. Денег от него через лекаришку своего Лестока вытребовала. С гвардейцами старой гвардии шашни водить стала. А когда Волынский ко мне подошел да речи о моей опале неминучей повел, стало мне ясно, что и кабинет-министр тоже под Лизаньку подлаживается и комплот вокруг цесаревны образовался. Кинулся я к матушке с новостями такими, а она верить мне отказалась. "Лизка моя, - говорит, - трусиха отчаянная, да голова у нее пустая, тряпками новомодными забитая. Токмо о балах с машкерадами и думает. Какая из нее комплотчица?"
С трудом убедить матушку мне удалось. Сначала думали от греха подальше цесаревну замуж выдать и из державы убрать. Жениха Остерман нашел ей хорошего. Но Лизавета носом закрутила. Не по нраву жених ей пришелся. Юбками вертеть перед любым встречным привыкла, а принц немецкий ей куда хужее свинопаса малороссийского показался.
"Очевидно, Ушаков намекал на Разумовского", - подумал я. Почти как в знаменитой сказке Андерсена. Действительно, "Ах, мой милый Августин!"
- Предлагал я в монастырь девку упрямую отправить, но тут Бирон воспротивился. Он все Петрушу, старшенького своего, подумывал за цесаревну сосватать. Не понимал, что горбатую токмо могила исправит. Матушка-императрица, речи его послушав, цесаревну по-женски пожалела, в монастырь сослать не дозволила. А я все коленки себе протер, упрашивая государыню под арест Елизавету взять. Не разрешила Анна Иоанновна. Сказала, что нельзя вот так просто дочь Петра Великого в казематы тащить. И Волынского допрашивать не велела. Думала, что это я власти его возросшей опасаюсь.
Смеялась даже: "Это ты под дудку Остерманову пляшешь. Тот тоже моего толкового министра со свету сжить хочет". Я ей: "Матушка! Да как же так! Слыхала бы ты его речи!" А она: "И слушать ничего не хочу!"
А когда свеи по нам ударили, понял я, что грянет скоро. Токмо неведомо мне было, что принц Гессен-Гомбургский тоже в комплоте состоит: придумал, как охрану царскую устранить. Прибыл я на доклад к государыне, а перед дверями уже Волынский меня дожидается. Говорит: "Или нашу сторону принимай, или дураком погибай!" Решил я притвориться, будто с ними быть хочу заодно. Сам Волынский императрицу живота лишать побоялся. Духа у него на злодеяние сие не хватило.
- Вы недавно мне совсем другое говорили, - заметил я. - Будто дикий он по нраву, и убить для него, что плюнуть.
Ушаков засмеялся:
- Что дикий он, то верно. Токмо непростое это дело - на государыню руку подымать. Тут особливый характер нужен. Пообещал я ему, что самолично препятствие это устраню. Но не мешать мне попросил. Волынский на радостях чуть в пляс не пустился. Михай, что подле меня пребывал, императрицу тайными ходами вывел и спрятал.
Мне стало грустно. Получается, что поляк просто проверял меня. Надо же, а я действительно поверил в благородные мотивы его поступка. Вот оно как в жизни бывает.
Генерал-аншеф догадался, что меня гложет:
- Чего закручинился, майор?! Да ты лучше Михая друга вовек не сыщешь. Знаешь, как он за тебя заступался? Сказал, что ежели ты сможешь присяге изменить, то он руку свою на отсечение отдаст. Он же, как на икону, на тебя молится. За тобой в огонь и в воду пойдет.
- Это все слова, Андрей Иванович. Должность у него теперь такая - врать и не краснеть. Ну да я на него не в обиде.
- Еще бы ты на него обижался! - разозлился Ушаков. - Михай Отчизне нашей служит, аки пес верный. Потому я и к себе его приблизил, что знаю: умрет он, ежели смерть его для дела понадобится.
- Пока мы тут разговариваем, Елизавета на троне сидит узурпатором, а жизнь Анны Иоанновны под угрозой, - напомнил я, желая переменить тему. - Вдруг комплотчики захотят тело императрицы увидеть? Что тогда?
- То мне и без тебя прекрасно ведомо, - огрызнулся великий инквизитор. - Думаешь, я зазря тут сычом сижу? Против силы другая сила нужна. Сейчас за Лизкой лейб-кампания стоит да полки, ею одураченные, которые не знают, что супротив законной государыни выступают. Лейб-кампанцы до конца пойдут, им терять нечего. Остальные на нашу сторону переметнутся, но для этого нужно…
- … Чтобы они императрицу целую и невредимую узрели, - закончил за него я.
- Верно говоришь, фон Гофен, - кивнул Ушаков. - Скоро сюда семеновцы капитана Круглова прибудут. С ними мы на выручку матушки императрицы и пойдем. Помнишь, я тебе о силе говорил?
- Помню, Андрей Иванович, - подтвердил я.
Внезапно меня осенила догадка.
- Скажите, ваша светлость, а не вы ли обставили все так, чтобы Елизавета нутро свое истинное обнажила? Чтобы теперь каждому было ясно, что она собой представляет.
Глава Тайной канцелярии усмехнулся:
- Много будешь знать, скоро состаришься. Лучше предупреди своих молодцов, фон Гофен, чтобы они с солдатами Круглова не схлестнулись.
Я щелкнул каблуками:
- Будет исполнено.
А про себя восхитился хитрой комбинацией старого лиса.
Глава 15
Круглов еще не успел полностью оправиться после ранения, но это не мешало ему отдавать уверенные команды прибывшей с ним роте.
- Рад видеть вас, господин майор, в здравии, - откозырял он мне. - Как воюется?
- Как положено. "Мы ломим, гнутся шведы", - процитировал я классика.
Круглов ничего не понял, но на всякий случай с улыбкой кивнул.
Ушаков снял с дежурства часть ингерманландцев, посчитав, что главные злодеи сейчас находятся не в казематах Петропавловской крепости, а в Зимнем дворце, захваченном мятежниками.
Освобожденный Михай крутился поблизости, стараясь не попадаться мне на глаза. Знает кошка, чье мясо съела.
События развивались стремительно.
Мы с генерал-аншефом, взяв с собой два десятка гренадер, быстрым темпом отправились за императрицей. Круглов и Муханов с основным отрядом последовали за нами к дому великого инквизитора, где встали плотным кольцом охранения.
Как выяснилось, Анна Иоанновна была надежно спрятана во дворце Ушакова. Вместе с ней находился придворный лейб-медик, заботившийся о самочувствии самодержицы.
Выглядела императрица сравнительно неплохо. При взгляде на хитрое лицо Ушакова у меня невольно зародилось подозрение, что немалая часть приступов Анны Иоанновны была инсценирована, причем с его подачи. Хотя царица действительно болела, но пока болезнь не вступила в тяжелую стадию и не вынесла безжалостный приговор.
Для себя я отметил, что надо бы всерьез заняться и этой проблемой, подключив лучших светил медицины. Если государыня проживет на десяток-другой лет больше, хуже от этого стране точно не будет. Да и будущий, еще не рожденный император Иоанн Антонович возьмет в руки бразды правления в сознательном возрасте, а не прямиком из детской колыбельки.
Мы выстроились в центре большой залы, сняли шапки и опустились на одно колено.
- Вижу, что не ошиблась я в твердости вашей, - произнесла Анна. - За службу свою верную не будете оставлены. Трактовать буду вас изрядно! Встаньте, мои герои.
Ушаков подал знак, мы поднялись.
Императрица протянула руку для поцелуя, к которой все присутствующие стали прикладываться по очереди.
Мне царица улыбнулась:
- Что, майор, нет у нас в государстве покоя? Даже в столице воевать приходится.
- Не привыкать, ваше величество. Таков наш солдатский долг, - моментально откликнулся я.
Анна Иоанновна удовлетворенно кивнула:
- Верные слова говоришь. Нельзя о долге забывать.
- А майор-то наш снова отличился, - выступил Ушаков, которому по должности полагалось знать все и вся. - Двух енералов свейских в плен взял.
Императрица восхитилась:
- Ну, фон Гофен, порадовал ты меня. Обоих сразу спеленал что ли?
- Сразу двоих не получилось, ваше величество. Пришлось поодиночке брать. А вот эти молодцы, - я кивнул на Чижикова и Михайлова, - в том мне усердно помогали.
- Дай мне Господь с непорядками разобраться, так я тебя и молодцов твоих по заслугам отблагодарю, - пообещала императрица. - Ну, веди, майор. Пойдем племянницу мою неразумную учить.
Она вышла из дворца Ушакова, спустилась по ступеням к поджидавшим ее саням.
Семеновцы и ингерманландцы, увидев императрицу, радостно зашумели, выкрикнули троекратное "Виват!".
Анна Иоанновна приподнялась в санках:
- Дети мои! Благодарю вас за верную службу. За то, что присяге не изменили, на лживые посулы не поддались. Спасибо вам. - И императрица вдруг поклонилась.
У многих солдат в этот момент на глазах появились слезы. Кто-то крикнул:
- Матушка, да мы за ради тебя… Да что хошь сделаем!
Его поддержали:
- Не сидеть больше Лизке бесстыжей на троне!
- Веди нас, государыня!
- Пошли, братцы, сковырнем самозванку!
- В путь! - скомандовал Ушаков.
По дороге мы встретили и арестовали нескольких конных лейб-кампанцев, которые выполняли обязанности вестовых. Из скорых допросов удалось выяснить, что заговорщики почуяли неладное и принялись стягивать войска. К настоящему времени возле Зимнего собралось уже более пяти сотен преданных самозванке солдат, преимущественно из Преображенского полка.
К нам тоже подходило подкрепление. Узнав, что нас ведет сама императрица, одна из фузилерных рот преображенцев, присланная на перехват, перешла на нашу сторону, выдав двух лейб-кампанцев, которые заменяли арестованных офицеров.
Погода, будто чуя важность момента, разыгралась. На морозе стыли руки, зубы выбивали дробь. Порывы ветра кидали в лицо мириады колючих снежинок.
Но злость гнала нас вперед. Мы подбадривали друг друга веселой перебранкой, шутками. Чижиков, как обычно, пристал к Михайлову и деловито проехался насчет его замызганного вида. Тот тихо огрызнулся, объяснив, что из казематов "чистюлей не вырвешься".
- А ты на меня посмотри, - отвечал Чижиков, который умел сохранить мундир в идеальном состоянии при любых обстоятельствах.
На Невском проспекте дорогу нам перегородила колонна солдат Астраханского полка. Их привел лейб-кампанец Илларион Волков. Бывший нижний чин щеголял теперь в погонах поручика гвардии.
Выстроенные в три шеренги астраханцы были укреплены еще двумя пушками и представляли нешуточную угрозу. Картечь могла существенно проредить наши ряды, не говоря уже о ружейной перестрелке.
Дюжина гренадер сразу обступила сани императрицы, готовясь своими телами заслонить ее от смертельной опасности.
- Ты поберегись, матушка. То наше дело солдатское - супротив пуль стоять, - говорили здоровенные усачи.
В чем в чем, а в храбрости Волкову было не отказать. Он со спокойным видом прохаживался вдоль передней шеренги астраханцев.
Ушаков взглянул на него и потупился.
- Этот будет драться до конца. Сам в могилу поляжет и других с собой заберет, - пробурчал глава Тайной канцелярии, очевидно знавший о лейб-кампанце то, что было неизвестно другим. - Ишь как выслуживается, сволочь!
Новоиспеченный поручик, будто услышав его слова, встал, картинно опираясь на шпагу, и с вызовом посмотрел на нас.
- Господа офицеры, поворачивайте своих солдат обратно. Этой дорогой вам не пройти, - громко объявил он.
- Неужто супротив русских воевать зачнешь? - крикнул ему Муханов.
- У меня высочайший приказ никого не пропускать, - сказал Волков.
- И чей же это приказ? - поинтересовался я.
- Государыни нашей, Елизаветы Петровны, - не столько для нас, сколько для астраханцев пояснил поручик.
- Врешь! - вскинулся я. - Нет у нас такой государыни. Одна только законная самодержица российская имеется - императрица Анна, и она сейчас с нами. А твоя Елизавета - мятежница и самозванка. Немедля раздайтесь и пропустите ее величество. Возможно, этим вы заслужите ее прощение.
Ряды астраханцев всколыхнулись. Известие о том, что Анна Иоанновна жива и - что самое страшное - находится среди тех, в кого приказано стрелять без жалости, потрясло обманутых мятежниками солдат.
Очевидно, новость стала сюрпризом и для лейб-кампанца. Его будто пыльным мешком стукнуло. Однако Волков быстро оправился и, не став дожидаться момента, когда отряд полностью потеряет управление, завопил что было мочи:
- Пли!
Казалось, ему было все равно, что он находится на линии огня, что первые же пули достанутся ему и что вероятность остаться в живых ничтожно мала. Была ли это бравада или чисто человеческая растерянность, никто так и не понял.
Наступила звенящая тишина.
И вдруг астраханцы открыли огонь: слабый, недружный. Все выстрелы были направлены только в одну мишень. Лейб-кампанца буквально изрешетило. Обливаясь кровью, он рухнул в утоптанный сотнями людей снег и затих.
- На колени! - закричал я астраханцам. - Вымаливайте прощение у матушки-императрицы!
Возглас подействовал. Солдаты дружно опустились на колени, не смея поднять глаз.
Анна вышла из саней, подошла к коленопреклоненным астраханцам и остановилась:
- Поднимитесь, дети мои! Ведомо мне, что не ваша в том была вина. Обманула вас самозванка.
Радостное "прощены" пролетело вдоль шеренг. Приободренные солдаты вставали, замирали по команде "на караул".
- Все, - торжествующе выдохнул Чижиков, - конец Лизке пришел!
Зимний готовился к осаде. Лейб-кампанцы, понимавшие, что ничего хорошего им не светит, готовились дорого продать свою жизнь. Мы успели перехватить части, отправленные им в подкрепление. Как только солдаты и офицеры узнавали, что с нами законная императрица, они тут же вставали под ее знамена. В итоге к Зимнему подошел уже трехтысячный отряд, состоявший из различных армейских и гвардейских полков.
Пушки пришлось оставить в тылу. Применять артиллерию императрица запретила.
- Вы все порушите, а мне потом строить сызнова, - сказала она. - Казна, чай, не бездонная. И бомбы тоже кидать не надо. Они ж мне там все посекут.
Была слабая надежда, что мятежники струсят и сдадутся, когда узнают, что помощь им не придет, а верные Анне Иоанновне войска раза в четыре превосходят силы мятежников. Однако эти люди зашли слишком далеко и неминуемой расплаты боялись больше смерти.
Парламентеры вернулись ни с чем.
- Идти на капитуляцию они не желают. Громко лаются и всякие грязные слова изблевывают. Такие, что при вашем величестве и произнести невозможно.
- Лизка моя к вам выходила? - спросила императрица.
- Никак нет, ваше величество. Грюнштейн переговоры вел.
- Гляди-ка, кто у Лизки за главного полководца ходит! - удивилась она. - Нешто принц Гессен-Гомбургский вперед себя жиденка пропустил?
- Не было принца, ваше величество. Вообще никого из офицеров не было. Токмо Грюнштейн к нам вышел. Он-то и бранился.
- И чего сказывал?
- Прости, матушка, мы тебе хулу евонную повторять не станем. Хучь что с нами делай.
- Ничего, - засмеялась Анна Иоанновна. - Меня крепким словцом не удивишь. Я во дворце чего только не наслушалась. Говорите, чего уж…
Я снова подумал, что этот выкрест Грюнштейн просто идеальная кандидатура для второго попаданца. События показали, сколь велика его роль в мятеже, а ведь совсем недавно о нем ни слуху ни духу не было. Обычный гвардейский солдат, коих не одна тысяча. Желательно захватить его живым и потолковать тет-а-тет. Уверен, что узнаю массу полезного.
Были у меня соображения и насчет французского посланника. Как ни крути, а переворот совершался на деньги маркиза де Шетарди. За такое полагается отвечать. Разумеется, сажать на кол иностранного дипломата мы не вправе, но дать ему хорошего пинка, чтобы до Версаля летел без посадок, - вполне реально. Заодно другим державам наука будет, чтобы впредь ручонками в дела наши не лезли. А то что же получается: весь восемнадцатый век в переворотах прошел и почти за каждым стояло иноземное золотишко - то шведское, то немецкое, то английское. А уж о том, какой творился беспредел в российской внешней политике во времена Елизаветы, когда ее продажные министры за взятку втравили нас в войну с Фридрихом Вторым, - мне даже слов подходящих не найти.
Из глубоких размышлений меня вывел Ушаков:
- Что скажешь, фон Гофен: пойдешь на дворец приступом?
- Как прикажете, - пожал плечами я.
Штурмовать так штурмовать. Ждать у моря погоды бессмысленно. К тому же фортуна переменчива. Сейчас светит нам, потом - неприятелю. Вдруг у самозваной претендентки на трон какие-нибудь козыри в рукаве припрятаны, о которых мы ни слухом ни духом? Может, она и рассчитывает на что-то.
Зимний был взят в плотное кольцо. Уже горели костры, возле которых грелись солдаты. Появлялись любопытные горожане. Узнав, что происходит, они сочувственно кивали, шли посмотреть на императрицу. Качали головой, жалеючи.
Заиграли трубы, объявляя общий сбор. Унтера выстроили солдат поротно. Я прошелся вдоль шеренг, вглядываясь в суровые лица гренадер и фузилеров. Многие из них могут сегодня погибнуть. Зато те, кто выбьет угнездившуюся в Зимнем нечисть, станут героями. Снова история российская пишется кровью ее сынов.
- Ну, братцы, кто со мной пойдет дворец приступом брать? - спросил я. - Беру только охотников. Ежели подкачаем мы, тогда и оставшихся черед придет. Сейчас же никого не неволю. Желающие, шаг вперед.
Добровольцев нашлось немало. Строй почти в полном составе шагнул ко мне. Одинокие фигуры струсивших почувствовали себя неудобно. Озираясь по сторонам (как бы кто позору не приметил!), они поспешно занимали место среди товарищей. Те встречали их дружелюбными смешками.
- Спасибо, братцы! - искренне сказал я. - Честь и хвала вам!
Застучали барабаны, возвещая подготовку к штурму. Затягивать с ним не стали. Дворец меньше всего походил на крепость (ни рва, ни прочих препятствий), и мятежникам больше приходилось полагаться на свою храбрость, чем на толщину стен.
Ружья лейб-кампанцев высовывались из открытых окон. Дула смотрели в нашу сторону.
- Не осрами, сынок, - сказал подошедший Ушаков.
Было непривычно слышать от него такое. Только в этот момент я заметил, как он постарел. Груз государственных забот придавил генерал-аншефа к земле. Такие вещи даром не проходят.
- Мы победим! - уверенно произнес я.
Дистанция была вполне достаточной для стрельбы дальнобойными пулями. Фузеи лейб-кампанцев пока молчали. То ли у них было неважно с порохом, то ли выжидали, когда мы приблизимся, чтобы бить наверняка.
- С Богом! - перекрестился я и громко скомандовал: - Пли!
Дружный залп передних шеренг заставил неприятеля отпрянуть от окон. В ответ послышалось разве что несколько хлопков.