Когда я пришел домой и разделся, и сел за стол бабушка долго меня разглядывала:
- Сережка признавайся, как на духу, где был? Бабой от тебя пахнет. Небось, на свиданку бегал вместо библиотеки. Давай признавайся, матери не скажу.
- Что же за существа эти женщины. - Думал я. - Ведь специально не пил коньяк, час бродил по улице, а все равно вычислила в пять секунд.
- Бабушка, ну что ты говоришь, я в библиотеке с кем за столом сижу, да там одни девчонки отираются, а парни вместо учебы только курят под лестницей.
- Ой, врешь ты как Троцкий, парень, ну ладно твое дело молодое, бегай пока есть за кем.
На этом наш разговор завершился и принялся за поздний ужин.
Шли дни, учеба давалась мне легко, давно забытые знания всплывали из глубин памяти иногда удивляя меня самого. С Вертинской я вел себя, как обычно, хотя по ней было видно, что она нервничает, наверно не очень верит обещаниям молодого парня держать все в тайне. Но после нескольких дней было заметно, что она успокоилась и вновь с интересом стала поглядывать в мою сторону, и это даже заметили мои девчонки, которые со смехом однажды сообщили мне, что Вертинская ко мне явно неравнодушна, и поэтому физику я могу не учить.
В ночь с субботы на воскресенье я отправился на свое очередное дежурство. Когда я пришел, оперблок как обычно уже был пуст. Только в сестринской слышались голоса. И громкий конечно принадлежал Прасковье Игнатьевне, та учила уму разуму молоденькую медсестру, которую похоже сегодня в первый раз оставили на ночное самостоятельное дежурство. Я поздоровался с ними и ушел переодеваться, думая, что сейчас Прасковья в красках опишет этой девочке, какой я страшный сердцеед. Придя обратно в сестринскую, я узнал, что медсестру зовут Света и что она ужасно боится, что не справиться со своей работой. Мы сели пить чай. Потом я с Прасковьей Игнатьевной принялся за свою работу.
Как всегда неожиданно зазвонил телефон, и Света сообщила нам, что к нам везут больную и надо готовить операционную. И действительно через минут двадцать к нам на лифте подняли полную женщину средних лет, она лежала обнаженная, закрытая только простыней, на каталке и тревожно озиралась вокруг.
Мы помогли ей перелечь на операционный стол и стали ждать дежурного хирурга. Вскоре в операционную зашел Анатолий Григорьевич довольный собой, видно было, что он в очень хорошем настроении. Он пошел к больной и ободряюще сказал:
- Не беспокойся милая, все сделаем, как в лучших домах Лондона и Парижа.
Увидев меня, сказал:
- Ага, вот и коллега, ну давай засекай время, сейчас я этот аппендицит сделаю за тридцать минут.
Мне такая самоуверенность очень не понравилась, но я то санитар и мое дело санитарское.
Света, явно волнуясь, делала свое дело, быстро поставила перегородку перед головой больной, чтобы та во время операции не видела ничего. Я же в это время привязывал ее руки и ноги широкими ремнями к столу. Вскоре больная была подготовлена, и открытым оставалось только операционное поле.
Анатолий Григорьевич уверенными мазками корнцанга с тампоном провел обработку поля йодом и взял в руки шприц с новокаином. Он хорошо работал один и, проведя послойную анестезию новокаином, взял в руки скальпель, уже протянутый Светой и уверенно сделал разрез. При этом он подмигнул мне:
- Видишь, как работаю.
Я знал, что в больнице между хирургами идет негласное соревнование, за самый маленький разрез при аппендэктомии, и этот разрез был не более пяти сантиметров.
Анатолий Григорьевич ловко перевязал мелкие сосуды подкожножировой клетчатки и перешел на мышцы. Разрезав мышцы и брюшину он быстро прификсировал ее зажимами Микулича к операционному белью и подмигнув мне, вновь посмотрел на часы. Да, за десять минут доступ к брюшной полости был готов.
Но дальше у него дело не пошло так быстро, разрез был небольшой и в брюшную полость, проходили только три его пальца, и он никак не мог выделить и вывести наружу аппендикс, которого на обычном месте и не оказалось. Уже без улыбок и взглядов на часы, он продолжал свои безуспешные поиски, а время шло и больная начала проявлять уже беспокойство, мы стояли у стола уже больше часа. Наконец, все-таки искомый отросток был найден под слепой кишкой и выведен наружу, даже без гистологического исследования было видно, что ему немного оставалось до флегмонозного. Воспрявший духом хирург, быстро удалил ненужную часть организма и тщательно ушил отверстие в слепой кишке. Но вот когда Анатолий Григорьевич пошел на ушивание операционной раны, начались проблемы, время уже прошло около двух часов и анестезия уже заканчивалась и когда он воткнул иголку с кетгутом в край операционной раны больная закричала и из раны от повышения давлении в брюшной полости вылезла гроздь тонких кишок. Убирая их внутрь тупфером он, взглянув на меня, приказал:
- Быстро мыться!
Когда через десять минут я намытый встал напротив него, он скомандовал:
- Держи кишки тупфером, чтобы они не выходили, когда больная закричит.
Я добросовестно пытался это сделать, но после каждой попытки начать шитье, женщина кричала и опять все эти кишки вылезали наружу. Еще через пятнадцать минут наш упрямец сдался:
- Надоело, вызывайте анестезиолога.
Через пять минут пришел, как всегда невозмутимый Михаил Абрамович. Еще через пять минут больная мирно спала, и дала возможность вспотевшему Анатолию Григорьевичу закончить свою работу.
Я убирая операционную думал, о том, что самоуверенность бывает, подводит даже самых классных специалистов, и что мне тоже не мешало бы избавиться от такой излишней черты моего характера.
В среду у нас как обычно после занятий по группам, весь курс собрался на лекцию по истории КПСС, ее вела профессор кафедры пожилая женщина Мария Васильевна Шарапова.
Наша аудитория с высоко поднимающимся амфитеатром сидений была заполнена почти до отказа. Через минут десять после начала лекции многие начали обращать внимание на странное поведение старосты нашего курса Олега Зарова, тот сидел на крайнем к центральному проходу месте, где-то в пятнадцатом ряду и, закрыв глаза, покачивался на стуле. Преподавателю снизу это вряд ли было видно.
Неожиданно Олег покачнулся и, выпав в проход, покатился вниз по ступенькам, и скатился прямо к ногам удивленно глядящей на него Марии Васильевны. Через минуту, он встал и, пробормотав, что ему плохо с животом побежал к дверям, но перед дверями остановился, и его вырвало прямо на эти двери, после чего он распахнул их и удалился.
Больше его в этот день мы не видели. А когда Мария Васильевна вышла в поисках уборщицы, весь курс принялся обсуждать, где и по какому поводу Заров так успел нажраться.
К удивлению всех присутствующих Мария Васильевна всерьез приняла объяснение Зарова о больном животе, и после того, как уборщица, убрала все, что пил и чем закусывал Заров, она, сказав что-то о бедном больном мальчике, продолжила лекцию.
Все бы это было просто смешно, но как оказалось для меня это имело далеко идущие последствия.
На следующий день в деканате имела место следующая беседа, в которой участвовали декан факультета, наш куратор курса, парторг и один из студентов со звучной фамилией Бернштейн, которого наши преподаватели допросили первым.
- Так вы утверждаете Семен, что Зарову было не плохо, а он был пьяным? - Первым задал вопрос наш куратор.
- Да Борис Николаевич, я сам был свидетелем, как Заров пил водку прямо из горлышка за зданием факультета с каким - то мужчиной.
- Семен, а как на курсе восприняли этот случай? - Спросил парторг.
- Да, как восприняли, все смеются, говорят классный кандидат в партию, хоть и пить не умеет.
- Ну, все, спасибо Семен, за информацию, надеюсь, вы и дальше будете нам сообщать о подобных случаях на курсе.
- Конечно Борис Николаевич - это мой долг, как комсомольца.
И после того, как Бернштейна отпустили, собравшаяся троица принялась обсуждать сложившее положение.
- Да, товарищи наша партийная организация и я том числе, совершили ошибку. - начал каяться парторг. - И теперь нам надо решить этот вопрос, ясно, что Заров не может быть старостой курса, авторитета у него больше нет.
Борис Николаевич взял слово:
- Товарищи, у меня есть предложение, на первом курсе неплохо зарекомендовал себя староста 109 группы Андреев Сергей, он пользуется авторитетом в своей группе, сумел организовать там сплоченный коллектив за это время, учится он на отлично, спортсмен, и даже успевает работать санитаром в больнице. Очень целеустремленный молодой человек, я предлагаю его в старосты курса, несмотря на то, что он моложе всех по возрасту.
Поговорив еще немного, все присутствующие приняли предложение Мыльникова.
Когда на следующий день меня вызвали в деканат, и Мыльников озвучил мне свое предложение, моей первой мыслью было категорически отказаться, у меня и так хватало забот. Однако, взвесив все преимущества, которые дает такая должность, я все-таки согласился.
После этого разговора я пришел в группу, там все знали, и был уже почти траур, девочки привыкли, что все проблемы решаются сами собой, а тут такая непруха. Но я быстро все привел в нужное русло, сообщив, что кандидатуру старосты группы я уже обговорил, и ей будет Молодцова, да и я остаюсь в группе, так, что все желающие могут обращаться прямо ко мне.
Олега Зарова мы тех пор не видели, но вскоре прошел слух, что ему представили академический отпуск по болезни и он начнет учебу в следующем году снова.
Надо сказать, что особых забот у меня после того, как я стал старостой курса не прибавилось, только приходилось еженедельно бывать в деканате, где периодически разбирались вопросы связанные с нашим курсом.
Одним из первых таких вопросов вскоре и возник.
Две наших девицы пришли вечером в анатомичку поработать с препаратами, то бишь с костями. Кости человеческого скелета лежали в учебных кабинетах, в ящиках со стеклянными крышками и любой желающий мог взять необходимую кость и изучать ее сколько нужно. Так и эти две девицы сидели вечером и учили все бугристости, бороздки и все остальное. Но тут появился один не отличающийся большим соображением однокурсник, который якобы мешал им учиться, и не мудрствую лукаво, девушки закрыли дверь изнутри на бедренную кость. А этот, уж не знаю, как его назвать, придурок, так рвался в двери, что сломал эту кость. И надо же такому случиться, по коридору в это время уже готовая, уйти домой шла наша завкафедрой.
Что там было я уж не знаю, но когда я на следующий день пришел в деканат, Анастасия Михайловна в гневе кричала о глумлении над человеческими останками, что эту троицу необходимо исключить из комсомола и что они недостойны, учиться на медицинском факультете.
После того, как все желающие преподаватели выступили, наш комсорг, что-то начала лепетать, о том, что это хорошие студенты, и мы их накажем по комсомольской линия.
И наконец слово взял я.
- Уважаемые товарищи, что вчера произошло, две студентки, чтобы им не мешали готовится к занятиям, закрыли дверь на человеческую кость, а студент, не зная, на что закрыта дверь, сломал эту кость. Да они совершили проступок. Но вправе ли мы их наказывать. Ведь этим девочкам всего по семнадцать лет, до этого они никогда не имели дела с человеческими останками. А кто им объяснил, что так делать нельзя, ведь не заложены природой такие знания в наш мозг, мы в течение всей своей жизни осознаем такие вещи, и считаю, уважаемая Анастасия Михайловна, что это недоработка вашей кафедры, я внимательно слушал ваши лекции, вы нам очень хорошо рассказываете о строении человеческого тела, но вы ни разу до этого случая, не говорили нам о том, как бережно мы должны обращаться с изучаемым материалом. Так, что, по моему мнению, этих студентов конечно нужно наказать каким-то образом, но говорить об их исключении нельзя.
Во время моей речи Анастасия Михайловна внимательно смотрела на меня и по ее щекам поползли красные пятна, но больше в течение последующего обсуждения не сказала ни слова. И этих двух девиц оставили учиться дальше.
После моего ухода в деканате разгорелась бурная дискуссия, и ее начала Анастасия Михайловна
- Послушайте! это что у нас делается, яйца курицу учат, что он себе позволяет, сопляк, учить меня, да я таких, как он сотни выпустила и все обо мне с благодарностью вспоминают.
- Анастасия Михайловна, но ведь Андреев правильно сказал, это ваша недоработка. - С удовольствием, напомнил Мыльников, недолюбливавший Сидорову за вздорный характер.
- Ну да, признаю, моя недоработка, но кто это говорил? Мальчишка! - по прежнему негодовала Анастасия Михайловна.
- Ну, успокойтесь товарищи. - Вступила в разговор декан, сама являющаяся зав. курсом психиатрии и поэтому выступающая чаще всего в роли арбитра. - Мы уже все обсудили, и у меня большая просьба к вам Анастасия Михайловна, зная ваш характер, я попросила бы вас при оценке знаний Андреева, отнестись к нему объективно.
- Аа, вы опять меня упрекаете в необъективности, да если бы кто-нибудь из них знал анатомию, как ее надо знать, тот бы одни пятерки получал! - Воскликнула Анастасия Михайловна, но уже в пустоту, потому, что все ее коллеги уже расходились из кабинета декана.
И пару недель Сидорова принципиально не замечала меня в коридорах анатомички, и чуть ли не отворачивалась при встречах, зато Мария Эдуардовна, светилась от счастья и ласково называла меня Сереженька.
Но буквально через несколько дней, на очередном занятии Мария Эдуардовна уличила меня в том, что я не хожу в анатомичку, и не изучаю препараты в натуре, на, что я, не подумав вытащил из портфеля атлас Тонкова и показал ей по какому учебнику я занимаюсь. При виде этого атласа Марию Эдуардовну, похоже, чуть не хватил удар, она смотрела на меня через толстые стекла своих очков и только разевала рот. Вся группа замерла.
- К костям! - закричала она. Я подошел к столу, где лежали кости для сегодняшнего занятия и она указывала указкой на кость и я повторял по латыни все, на что она указывала, постепенно темп ее вопросов нарастал. Она уже указывала на кости, которые мы еще не проходили, и я все отвечал. Наконец она уже вошла в раж и, сдернув простыню с препарированного трупа мужчины, над которым работали студенты второго курса, она начала почти тыкать указкой в мышцы. Меня тоже уже захватил азарт, и не думая об осторожности, я говорил и говорил латинские названия. Никто даже не заметил, что в дверях кабинета стоит Сидорова, и удивленно открыв рот, наблюдает за происходящим. Наконец и она не выдержала и, войдя в кабинет, схватила вторую указку и стала гонять меня уже по спланхнологии, затем нервы, сосуды и где-то через двадцать минут такого марафона обе бабушки уселись на стулья, молча, глядя друг на друга, а мои девочки сидели, как мышки боясь пошевелиться.
Наконец подала свой командирский голос генерал-майор медицинской службы Сидорова:
- Студент Андреев!
- Я! - вскочил я со стула.
- Зачетка с собой?
- Да, пожалуйста, возьмите Анастасия Михайловна.
И Сидорова, раскрыв зачетку, поставила зачет за первый курс и жирную пятерку по анатомии за первый семестр второго курса.
- И пусть кто-нибудь хоть слово скажет, я пока решаю, кто чего достоин на моем предмете. - Заявила она.
Воскресным вечером, все мы сидели дома, бабушка смотрела телевизор, мама занималась своим любимым делом вышиванием крестиком на пяльцах, Лешка пыхтел над уроками, пробегав весь день, играя в футбол, А я сидел и раздумывал над своим будущим. Неожиданно раздался звонок в дверь, мы никого не ждали и поэтому вопросительно смотрели друг на друга. Мама, отложив вышивку, пошла к дверям. Когда она снова вошла в комнату, за ней шла наша заплаканная соседка тетя Роза.
- Даша, послушай, может хоть Сережа посмотрит маму, она совсем плохая, я два раза скорую вызывали, так они приедут и ничего не делают, говорят у вашей бабушки проблемы с кишечником. Вызывайте участкового врача, пусть назначает лечение. А ведь я свою маму знаю, она просто так не сляжет.
- Роза, да ты с ума сошла, мой Сережка на первом курсе только учиться начал, что он понимает. - Возмутилась моя мама.
- Ага, ничего не понимает, он у тебя на два года раньше школу закончил, да такого умника у нас в городе больше и нет. Может он получше чем врачи разберется, сама ведь хвасталась, что на одни пятерки учится.
- Мама, ну что спорить, давай я схожу и посмотрю, от этого ведь никому хуже не будет. - Сказал я.
- Ну, ладно пойдем, только я с тобой тоже пойду, видела я всяких больных, может, что и посоветую.
Когда мы втроем зашли в комнату к больной, я сразу понял, что дело здесь серьезно. Заострившиеся черты лица, тяжелое дыхание, все говорило о серьезной патологии.
- Тетя Роза расскажите, пожалуйста, как заболела ваша мама?
Так, вот, три дня назад пожаловалась, что живот болит, понос у нее один раз был, потом слабость, потом слегла, а с вчерашнего дня не ест, только ложку чего съест, и рвать начинает. Врачи, когда приехали живот, посмотрели, сказали, что мягкий, ничего хирургического нет. А она по большому с тех пор ни разу и не сходила. А сегодня и разговаривать плохо стала, я к вам и побежала.
- Ну давайте я посмотрю.
Я присел на табуретку у кровати Евгении Ивановны и проверил пульс. Пульс был слабого наполнения и почти сто двадцать ударов минуту. Когда начал спрашивать старушку, где у нее болит, она только показывала на живот, говорить она почти не могла. Язык был сухой. Тетя Роза услужливо открыла мне ее живот, опустив рейтузы до лобка. Я положил руку на живот, действительно живот был мягкий, кожа на животе была сухая и моя ладонь при пальпации ощущала пульсацию брюшной аорты.
Я решительно опустил рейтузы у больной до колен и взору всех присутствующих, открылась почти черная шишка в левой паховой области, возвышающаяся над кожей сантиметра на три.
Ну, вот диагноз ясен, эти мудаки со скорой даже не удосужились, как следует раздеть больную. Ущемленная бедренная грыжа, уже с некрозом и кишечная непроходимость. Я мысленно оценил шансы больной на успешное оперативное вмешательство, они были очень низки. Но все равно надо было, что-то делать.
- Сережа, а что это у мамы, у нее раньше была здесь какая-то мягкая опухоль под кожей, а теперь такая страшнота?
- Грыжа у нее ущемилась тетя Роза, ее в больницу надо срочно на операцию, я сейчас позвоню, и ее увезут на скорой.
Мы с мамой пошли к себе, она молчала и странно смотрела на меня. Дома я позвонил на скорую и, представившись студентом медфака, не называя курса, сообщил, что мной осмотрена женщина, и у нее выявлена ущемленная бедренная грыжа и кишечная непроходимость и пусть скорая быстрее везет ее в больницу, исправляет свои косяки.
Диспетчер стала возмущаться, говорить, что к этой больной уже два раза без толку ездили. На что я сказал:
- Вам и так приличные неприятности светят, так, что не усугубляйте свои проблемы. После чего мой вызов приняли, и через минут двадцать, скорая подъехала к нашему дому и еще через насколько минут Евгению Ивановну на носилках погрузили в машину.
Когда я закончил разговор, его начала мама: