Они с Эрини провели замечательный вечер, а на следующий день Трофиму так вдули плетью перед строем, что мало не показалось. Петрону он не сдал, сказал, что умыкнул табличку. Ему не поверили, но Петрона получил отсрочку, потому что к вечеру следующего дня уже так маялся желудком, что был отправлен в лазарет. Петрону взгрели, когда он выздоровел. В благодарность за помощь и перенесенное наказание Трофим отдал ему двухнедельный рацион сдобы. К тому времени Петрона уже перестал каждый пять минут демонстрировать окружающим содержимое своего желудка и смог оценить лакомство. Но это было потом. А сразу после наказания…
- Ты, конечно, сделал глупость, - сказал Трофиму Улеб после того как они с Титом довели его до койки в казарме и уложили на живот. - Но нас здесь вообще порют за такие пустяки, что, возможно, твоя глупость даже чего-то стоит.
С этим Трофим был, в общем, согласен, хотя встреча с Эрини уже прошла, а вот спина болела здесь, сейчас, и надолго. Но все же по-настоящему пожалел он о своем поступке гораздо позже. За самовольный выход, его лишили и следующей увольнительной, но зато к очередной встрече с Эрини, он хоть мог не ерзать, когда рубаха неловко прикасалась к спине. Родителям Эрини - Геннадию и Панфое - он что-то наврал по поводу своего недельного отсутствия. И все же дело раскрылось, когда оставшись с ним наедине, Эрини от души тыкнула его кулачком по спине, - а его аж в лице перекосило. Она задрала ему рубаху, увидела рубцы и заплакала, а он говорил, что ничего страшного, и что она тут совсем ни причем. Весь вечер после того она была грустная, и глаза ее то и дело влажнели. Как ни старался Трофим, развеселить её никак не удавалось. Единственное, что его радовало, что все раскрылось не при Геннадии. Но и тут он ошибся, потому что в свой следующий визит хозяин дома завел Трофима в комнату, удалил жену, и обрушил на него все громы небесные.
- Порка за нарушение дисциплины! - бушевал Геннадий, гневно хмуря брови. - Стоило тебе приезжать в столицу из твоего Траянополя. Драть задницу тебе могли и там! Для дурака везде найдется плеть! И что я скажу твоему отцу, который поручил тебя моей опеке? Что я отвечу, если он спросит, как ты?
- Скажите правду - что его сын из лучших учеников в школе, - не поднимая глаз посоветовал Трофим.
Геннадий досадливо крякнул. Этого, в общем, отрицать было нельзя.
- А моя дочь тоже хороша… И ты, болван! Если лезешь в неприятности по бабскому слову!
- Эрини-то тут причем? - спросил Трофим.
- Да, ты мне еще поквакай! - духарился Геннадий. - Я что дурак по-твоему, не вижу, если у дочери на сердце неладно. Расспросил, а у неё слезы в два ручья, да сопли пузырями: виноватая я!… Ладно, каждый отвечает за свое. Это вам на будущее наука. Пошли обедать.
И Трофим понял, почему Геннадий сказал "Вам наука", только когда они сели за стол. Потому что сидели они собственно втроем, Трофим, Геннадий и Панфоя. А вот Эрини не сидела, а так… ерзала и охала, периодически закусывая губу и привставая.
- Зря так, Геннадий, - сказал Трофим, отложив ложку. - Ты мой опекун, и мне вместо отца здесь отцом назначен. И дочь твоя пока в твоей власти. Но когда мы поженимся, я её пороть никогда не буду. И тебе не дам. Особенно по… пониже спины.
- Ну и дурак, - буркнул Геннадий. - В Библии сказано, что отлепится чадо от родителей, а поженившись, станут супруги единой плотью. Вот и отвечайте за свою дурь как единая плоть. Тебе порка, и ей порка. Пороть он не будет… Ишь… Может и не будешь. Я вон, свою Панфою сроду пальцем не тронул. - Он глянул на жену. - Правду говорю, нет?
- Святая правда, - кивнула Панфоя. - Ни разу не бывало.
- А почему? - Вопросительно поднял палец Геннадий.
- Не было нужды, - пожала плечами Панфоя. - Все что надо еще батюшка мой розгой вразумил.
Трофим и Эрини одновременно вздохнули.
Трофим очнулся от воспоминаний. Все это было давно. А сейчас он приближался к оптиону у ворот все ближе. Подходила его очередь. Он сдал оптиону глиняную табличку и вышел на улицу. Увольнительная. Его ждала Эрини. Замечательный день.
* * *
Из их контубернии последним из ворот школы вышел Юлхуш.
- Ну, и куда мы направимся? - спросил Тит, когда Юлхуш присоединился к ним.
- Куда направится Трофим, я знаю. - Лукаво улыбнулся Улеб.
Трофим в ответ со спокойной улыбкой развел руками, мол, да, всем давно известно, чего уж там.
- У нас тоже есть свои дела, - тихонько хлопнув Амара по плечу, сказал Юлхуш.
Амар согласно кивнул.
- У всех есть свои дела, - пробурчал Тит. - Контуберналы, это прекрасно, что вы отдаете должное подругам. С Трофима и спрос невелик. - Тит пренебрежительно махнул рукой. - Он у нас уже человек для свободы потерянный, почти семейный. Как писал старик Лукреций - консуэтудо консиннат аморэм - привычка вызывает любовь. Вот он и бежит под крыло своей Эрини. Ему там и хорошо, и покойно.
- Хорошо - да. А покойно, это уж я не знаю, - засмеялся Трофим. - Эрини не очень соответствует своему имени. Спокойной она бывает редко.
- Не суть, - отмахнулся Тит. - Я не вдаюсь в подробности. Мне совершенно не нужно знать, какой знатной патрикианке Улеб помогает пережить тяжкую разлуку с мужем, и у сдобненьких дочек какого булочника могут родиться подозрительно раскосые дети, если кое-кто из степных жеребцов не натянет вовремя удила.
- У него действительно большие уши, - пробормотал Амар, искоса взглянув на Тита и толкнув Юлхуша в бок. - Надо бы их как-нибудь ночью слегка укоротить… А?
- Ага, - согласился Юлхуш.
- Нет, надо просто познакомить его с такой девкой, чтоб он с неё не слезал, - сказал Улеб. - Или она с него. Тогда у него не будет времени глядеть в чужие окна.
- Спокойно! - Поднял руки Тит. - Старина Тит сам найдет себе грудь, на которой уютно поместится и он сам, и его уши.
- Никогда не понимал твоего пристрастия к необъятным бабам, - пожал плечами Улеб.
- О вкусах не дискутируют, - ухмыльнулся Тит. - Кому-то нравится валяться на костях, кому-то на мягкой подушке. Кроме того, некоторым просто не дано оценить толстушек. У них ведь трудно добраться до потаенного. Для этого, знаешь, нужна некоторая… длина.
- Ты всегда выражаешься слишком украсно, - состроил серьезное лицо Улеб. - Из-за этого я обычно понимаю одно твое слово из десяти. Но сейчас, сдается, ты меня оскорбляешь?
- Можешь попробовать отомстить мне в фехтовальном зале, на мечах, - великодушно разрешил Тит.
- Мечи в каждой руке? - поинтересовался Улеб.
- Ну… будем считать, что я извинился, - поскучнел Тит. - Посноровили вас там на Руси, обоеруких…
- А чего у вас все так сложно? - Как-то слишком простодушно удивился Фока. - На мечах… Отошли за угол, да смерили.
- А-а… - Убито хлопнул себя по лбу Юлхуш. - Я думал здесь уже все мужи, а не малышня беспорточная.
- Это, наверное, и через тысячу лет будет, - хмыкнул Фока. - Представляешь, мир уже будет совсем другой. Может, даже все научатся летать, аки Дедалы. А юноши все будут того, смерять.
- Кстати, Тит, - подал голос Трофим. - Ты сказал обо мне, Улебе, Амаре, Юлхуше. Только о Фоке ничего не сказал. Обнародуй?
- Фока слишком смазлив, - скорчил рожу Тит. - Эти его томные глаза и классический греческий профиль… И о делах своих даже обмолвками не распространяется. Думаю, считать его девок - только вас унижать. Но давай скажем так, встреч с патрикианкой я ожидал скорее от Фоки, чем от Улеба. Это так, общее впечатление.
Фока коротко сверкнул на Тита глазами, но промолчал.
- Так вы меня сбили и не дели мне закончить мысль, - поднял палец Тит. - Я рад, что вы не забываете приносить дары Венере, но ведь надо помнить и о боевом братстве. Давайте сегодня встретимся хотя бы за пару часов до конца увольнительной и посидим где-нибудь вместе?
- А где? - спросил Улеб.
- Ну… Хотя бы портовый трактир "Эльм", в Элефтерии. Дешевое место. Дешевое вино.
- Самое дешевое, - хмыкнул Трофим.
- Ага, - подтвердил Тит.
- Дрянное вино и дорвавшаяся до него пьяная матросня. В прошлый раз как раз в таком месте и вышла драка.
- Что они нам? - пожал плечам Тит. - Мы пройдем сквозь них, как нож в масло.
- Мне это "масло" тогда засветило хороший фингал, - буркнул Трофим. - Плотин потом полдня меня распекал.
- Плотин распекал тебя не за драку, а за то, что ты позволил добраться до своего лица какому-то жалкому матросяге.
- Неважно. Когда Плотин орет, повод теряет значение… Да и вообще, ваши рожи я так и так увижу после увольнительной, в отличие от сами знаете кого… Смысл похода?
Тит повел взглядом куда-то поверх голов друзей и прищелкнул пальцами, подыскивая слова.
- Смысл в том, что можно посидеть вместе. Выпить вина - прогорклого. Съесть похлебку с квелым луком. Но все это не по сигналу трубача. Понимаешь, друг Трофим? Кусочек свободы.
Это Трофим понимал. А Тит обращался уже ко всем:
- Да бросьте, ребята. Последний год школы - и нас разбросают по назначениям. Фема большая, а кого может и дальше пошлют. Хорошо, если потом увидимся. И что мы вспомним друг о друге? Только как Плотин с остальными давили из нас сок? Пошли посидим вместе, пока еще можем. Хоть и не по человечески, но как кошель позволяет.
- Ладно, оратор, - улыбнулся Улеб. - На этот раз толково сказал. Я - за. Амар, Юлхуш - вы как?
Юлхуш с Амаром переглянулись и кивнули.
- Дело! - обрадовался Тит. - Фока?
- Согласен, - сказал Фока, быстро прикинув что-то в уме.
- Остался только ты, семьянин. - Тит невинно смотрел на Трофима.
- Черт с вами. Приду, - пообещал Трофим. - Только для того, чтобы последить за вами, разбойники. Эрини ругаться будет…
- А ты покажи ей, кто в доме будет хозяин, - посоветовал Улеб. - Кулаком по столу, и брови к переносице сдвинь. - Улеб показал, как надо сдвинуть брови. - Поставь себя сразу. Потом-то и жить проще будет.
- Да, спасибо за совет… - постненьким голосом поблагодарил Трофим. - Ну тогда давайте решать, где и во сколько встречаемся. Времени мало. Надо его сжимать.
* * *
На стук в дверь открыл отец Эрини, бывший кентарх Геннадий. Он встретил Трофима одобрительным рычанием. Крепкий, хромой, с битой сединой черной жесткой шевелюрой, он и на покое не утратил былой звучности командирского голоса.
- А, Трофим! - загремел он на весь маленький дворик. - Заходи.
Они прошли в боковую дверь. Здесь их встретила Панфоя. Эрини не унаследовала от матери тихого нрава, зато взяла улыбку.
- Попробуй груши, Трофим. - Панфоя показала на вазу с фруктами на столе. - Медовый вкус. А я пока позову Эрини.
Трофим устроился за столом напротив Геннадия, заполучил в руки грушу и вонзился в нее зубами.
- Ну, рассказывай… - предложил Геннадий, привычно отставив в сторону плохо гнущуюся ногу. Как военный, который большую часть жизни отдал войску, он любил расспрашивать Трофима о нынешней учебе и военной премудрости, а как старый друг отца Трофима, которому Трофим был отдан в попечение, считал своим долгом быть в курсе всех новостей. - Рассказывай, - повторил Геннадий, и Трофим уже открыл рот, как в распахнувшуюся дверь ворвался небольшой вихрь и, кружась, налетел на Трофима. Выбитая из руки груша со спелым чпоком впечаталась в пол. А вихрь обернулся Эрини, удобно уместившейся на коленях Трофима, и обвившей ему шею своими тонкими руками.
- Груша… - Укоризненно выпятил губу Трофим.
- Возьми две. - Эрини повернулась к столу, цапнула из вазы два плода и повернулась обратно, держа их перед Трофимом на уровне своей головы, наподобие сережек. Так вот образовалась перед ним картина: смуглое личико с голубыми глазищами и спиралькой спадающего на лоб непокорного черного завитка, и две груши по сторонам, обрамлением. - Нет, возьми одну, - передумала Эрини. - Обе спелые, свежие. Какую выбираешь, Аристотелев ослик?
- Кто-кто? - переспросил Трофим.
- Был такой философ Аристотель, - пояснила Эрини.
- А, слышал, воспитатель Александра Великого.
- Так вот, он придумал умозрительную задачу про осла. Что если несчастная животина однажды окажется между двумя совершенно одинаковыми кучами сена, до которых будет совершенно равное расстояние? Если осел не решит, какую из одинаковых охапок предпочесть, он может просто умереть с голоду.
- Дурак осел, если не сообразит, - сказал Трофим и решительно взял у Эрини грушу с правого уха. - И Аристотель твой тоже дурак, - подытожил он и открыл рот, чтоб отчекрыжить кусок от фрукта.
Но Эрини прикрыла ему рот ладошкой.
- У осла был совершенно одинаковый выбор. А груши разные. Одна лучше, другая хуже. Ты взял одну себе, а вторую оставил мне. Какую?
Груша замерла, не дойдя до места назначения. Конечно Эрини он отдаст лучшую. Теперь бы понять, какую он схватил?.. На кожуре у этой больше точек. Зато и цвет у ней спелее, чем у второй.
- Как ни выбери, будет неправильно, - подал голос Геннадий и подмигнул Трофиму. - Мужчина должен руководить в принципиальном, а в мелочах вроде груш… Не хочешь попасть впросак, предоставь женщине решать самой.
- Да ты у меня мудрец, - засмеялась в дверях вернувшаяся Панфоя.
- Конечно, - подтвердил Геннадий. - Для этого аудиториумов оканчивать не надо. Достаточно несколько лет брака, и все.
Трофим вернул грушу Эрини. Та секунду инспектировала оба плода взглядом, потом откусила от одной, а вторую отдала Трофиму.
- А ты мне какую отдала? - полюбопытствовал Трофим.
- Лучшую, конечно, - уверила Эрини и взлохматила ему волосы.
Панфоя же наклонилась, чтобы поднять ту первую злосчастную грушу, которая оказалась на полу.
- Оставь, - сказал Геннадий, - пусть полежит. Что на пол - то предкам.
- Фу, муж мой! - фыркнула Панфоя. - Ты же крещеный человек, а про предков говоришь как эллин.
- Ничего, - отмахнулся отец. - От Бога от одной груши не убудет, а предкам, может, приятно.
- Аристотель, кстати, тоже был эллин, - поделилась Эрини. - Христос ведь тогда еще не пришел, куда же ему было деваться?
- Кто? - переспросила Панфоя, которая, отлучаясь, пропустила часть лекции дочери.
- Аристотель, - пояснил Трофим. - Он уморил голодом осла.
- Гадость какая! - ужаснулась Панфоя. - То-то и видно, что нехристь.
- Да нет, мама, - пояснила Эрини. - Это же он только в уме.
- Грешная мысль - уже грех, - наставительно сказала Панфоя. - Может, зря мы тебя отдали в светскую грамматическую школу… Вы там хоть молитвы-то читаете?
- А как же, каждое утро, - кивнула Эрини, и прикрыв глаза, заучено отбила скороговоркой: - Господи Иисусе Христе, раствори уши и очи сердца моего, чтобы я уразумела слово твое и научилась творить волю твою.
- Годная молитва, - улыбнулась Панфоя. - Только это надо не просто бубнить, а понимать.
- Ага, - снова кивнула Эрини. - Ладно, мы пойдем посекретничать. Можно?
- Идите, - разрешила Панфоя. - Только помните, что вы…
- Помолвлены, но еще не женаты, - закончила Эрини, подняв палец, и копируя наставительные интонации матери.
- Вот-вот.
- А я между прочим хотел Трофима расспросить как дела, - напомнил о себе Геннадий.
- Я тебе за него все и так могу рассказать, - отмахнулась Эрини. - Спит на жестком. Носит железо. Кормят скромно. Ругают много. Так? - Она повернулась к Трофиму.
- Так, - улыбнулся он.
Геннадий захохотал.
- Ну вот видишь, - сказала Эрини отцу. - Все как было у тебя. Ничего нового ты не услышишь. Всё, я его забираю.
Она слезла с колен Трофима, решительно схватила за руку и потащила его к выходу из комнаты.
- Мы позовем вас к трапезе! - крикнула им вслед Панфоя.