- Мой отец был придворным у хагана. Прибыло посольство. Хаган принял их без церемоний, на пиру. Послы подошли для вручения ярлыков - посланий по-вашему… У посла в свитке был чжунгонский рукавный стреломет.
- Чжунгонский?
- Ну, циньский, если по вашему, - поправился Юлхуш. - А стреломет этот, знаешь, такая штука без кибити и тетивы, на вид просто небольшая трубка, а внутри стрела с мощной пружиной. Бьет метко до двадцати пяти шагов, я потом проверял. Стрела вся в отраве. Не знаю, как хаган почувствовал. Он был быстр, старый хаган… Закрылся стоявшим перед ним блюдом. Стрела отскочила. Тогда послы кинулись на хагана с кинжалами. Нухуры закрыли хагана и изрубили послов в куски. А те смеялись, когда их рубили. Это было не очень быстро, у послов под одеждой оказались добрые кольчуги. Последнему отрубили руку, пронзили живот, а он все отмахивался кинжалом, плакал, хохотал и визжал, что скоро увидит райские кущи, пока ему наконец не заткнули рот саблей. Мерзость! Их было трудно убить, потому что они умерли еще до того как пришли в орду. Старец убил их еще там, в своей цитадели лукавыми речами и дурманом… Меня трясло. Кажется, я немного испугался. Я тогда был мал, мне не стыдно сказать об этом. А хаган посмотрел на свой халат и спокойно приказал принести другой - блюдо-то с мясом он на себя опрокинул… Вот… Нухур, которого послы задели кинжалом, умер на следующий день, кинжал тоже был отравлен, - очень мучился… А через два дня прибыли настоящие послы. С настоящими грамотами.
- Дела… - Трофим покачал головой. - А чьи были послы?
- Ваши, - сказал Юлхуш, - ромейские.
- И что?
- Что?
- Ну, что с послами?
- Хаган принял их гостеприимно. Вручили ярлыки. - Юлхуш улыбнулся. - Хотя, наверное, они заметили, что нухуры хагана вели себя немного нервно.
- Да уж, думаю!
- Им так и не сказали, в чем дело. Кстати именно после того случая я твердо решил овладеть сокрытым оружием. Меня впечатлило, как "посол" из ниоткуда выпустил стрелу. Но его чжунгонская трубка была однозарядной, и раз промахнувшись, повторить фокус он уже не мог. Я нашел жителя Чжун-Го, который понимал в оружии из ниоткуда. Он посоветовал мне иглы, научил метать. Их можно носить с собой несколько, и их можно метать целым пучком.
- Тот чжунгонец был воином?
- Чиновником. Писарь-грамотник, если по нашему.
- Странные у них писари.
- Такая страна. На поле боя там безопаснее, чем в императорском дворце. Он еще пытался научить меня их странной философии, но это куда сложней, чем научиться метать. Если не трудно, дай мне пожалуйста иглы, - попросил Юлхуш.
- А они-то не отравлены? - улыбнулся Трофим.
- Для тренировки это слишком. Хотя специальные выемки есть, видишь?
Трофим выдернул иглу из косяка, рассмотрел. Выдернул остальные. Для таких легких штучек они входили в дерево на удивление глубоко.
Трофим передал иглы Юлхушу.
- Совсем заболтал ты своими гашишниками. Я ж к тебе по поводу того, что сказал дежурный. Что думаешь? Зачем нас собирает комес Феофилакт?
- Ничего не думаю. - Юлхуш пожал плечами. - Слишком мало знаю, чтоб судить. Хм… кстати это писарь-грамотник так говорил… Вспомнил о нем, и полезло. Видимо он все-таки успел что-то вдолбить мне в голову…
- Да погоди ты со своим писарем. - Трофиму пришла в голову нехорошая мысль. - Не связано ли это с сегодняшней дракой?
- Ну, вряд ли этот горделивый морячок пошел бы жаловаться. Да и потом, сам виноват.
- Не знаю, не знаю… - покачал головой Трофим. - Хотя, вряд ли, конечно, кто примет его жалобу. Лупить плеткой солдат василевса имеют право только их начальники… А вы часом с ребятами никакой другой шкоды не учиняли в последнее время?
Юлхуш подумал, повспоминал.
- Нет, - наконец сказал он, - ничего такого, что стоило внимания комеса.
- А было что-то, стоившее внимания кентархов и оптионов? - насторожился Трофим.
- Да вообще ничего такого не было в последнее время. Неужели думаешь, мы бы тебе не сказали, сесквипликар?
- Надо Улеба будет спросить…
- Он тебе скажет то же, что и я. Во-первых, что мы ничего не сделали. Во-вторых, что нечего гадать. Расслабься, комес Феофилакт тебе все сам скажет еще до наступления ночи. А если тебе просто нечем занять время, постучись к Титу с Фокой. Тит тебе столько предположений наболтает, что ты упаришься их разбирать.
- Поэтому я и не хочу идти к Титу, - проворчал Трофим.
- Тогда лучше перекимарь полчасика. Добирай сегодня, пока есть время. Завтра у нас по графику выход и марш в сто пятьдесят стадионов. Не забыл?
- Не забыл, - сказал Трофим. - Ладно, пойду.
Уже стоя в проеме он обернулся к Юлхушу.
- Когда-нибудь эту дверь без стука, как им свойственно, откроет кентарх, а ты промахнешься и всадишь ему иглу прямо в нос.
- С такого расстояния я не промахиваюсь. - Юлхуш покрутил иглу между пальцами. - Но для выпускного дня - неплохая идея.
Прикрывая дверь, Трофим успел услышать, как игла снова вошла в косяк.
* * *
Трофим прошел к себе в кубикулу, успел поговорить с делившим с ним спальню Улебом (который высказал полное единодушие с Юлхушем), и даже успел подремать перед тем как заиграла вечерняя труба. Он продрал глаза и вместе с Улебом, который был свеж, как после долгого отдыха, вышел в коридор. Через минуту там была уже вся контуберния. После отбоя в коридоре остались только они и дежурный Анцала. Наверное, в первый раз за всю учебу время дежурства не казалось ему тягостно-тягучим. Предстояло что-то интересное.
Трофим повернулся к Титу:
- Займи наблюдательный пост в дверях, дай сигнал, когда увидишь Феофилакта.
Тит кивнул, подошел к выходу из казармы, выглянул наружу и тут же отскочил, чуть не подпрыгнув.
- Уже!
Трофим шагнул к выходу и выглянул наружу. По затемненному плацу шел комес Феофилакт, переговариваясь с идущим рядом кентархом Иосионом. За ними, почтительно отстав на пару шагов, следовал оптион Плотин.
- Вспомни волка - вот он… - пробормотал Трофим и повернулся к остальным. - Ну-ка в шеренгу, парни. Подтянитесь.
Пятеро встали у стены, Трофим присоединился к ним. Анцала на месте дежурного выпрямился так, что стал похож на древко копья. Снаружи послышались приближающиеся удары подошв о брусчатку плаца.
Командиры вошли в казарму и остановились. Внимательно оглядели коридор и застывших воинов. Старшие глядели на воинов по-хозяйски, младший Плотин - ревниво, как создатель на свое произведение, в котором лишь он сразу подмечает и достоинства и малейшие недостатки. Шеренга застыла. Анцала, выровнялся на Феофилакта, нещадно ударил себя в грудь кулаком и зачеканил:
- Дежурный по казарме, первой учебной тагмы Эфес!..
Феофилакт спокойным уверенным жестом поднял руку и раскрыл перед Анцалой ладонь - недвусмысленный приказ, мол, хватит. Дежурный обескуражено замолчал, но Феофилакт дружески кивнул ему, и Анцала ободрился. Феофилакт же обратил взгляд на контубернию. Трофим встретил его оценивающий взгляд, и с удивлением увидел в глазах комеса тщетно скрываемое волнение. Подумал - ну вот, теперь мы все узнаем.
- Не тянитесь, - сказал шеренге Феофилакт. - Мне нужно многое сказать вам за малое время. Когда я закончу, вы можете свободно задать любые вопросы.
Начало было необычным. Шеренга ждала. Феофилакт продолжил.
- Первая новость, которая вас точно обрадует: завтра ваша контуберния не пойдет со всей тагмой на тренировочный марш. Новость вторая, и главная: вместо обычного марша завтра я лично веду вас в императорский дворец. Там вы проведете несколько тренировочных поединков. Наблюдать за поединками будет сам василевс. Драться же вам придется с этерией - иноземной гвардией императора.
Феофилакт помолчал, давая осмыслить услышанное.
Сказать, что Трофим был в замешательстве, все равно что ничего не сказать. Он ожидал чего угодно, но не этого. Императорский дворец!.. Показательные бои с хранителями самого василевса! Он переглянулся с товарищами. Лица у всех, словно морская рябь, выражали сменяющие друг друга чувства: волнение, радость, изумление, тревогу. Трофим без труда читал их на лицах товарищей, потому что находил отклик тех же чувств внутри себя. Бой перед императором - это же отличный шанс показать себя! Но почему так неожиданно? И потом, гвардия этериотов - иноземцы из Русского каганата, Варангии, Инглии, Франкии, суровые, опытные воины… Да, лица друзей выражали многое, им явно не хватало мимики, чтобы выразить все свои чувства И только на физиономии Улеба Трофим не увидел тревоги, лишь предвкушение. Улеб с озорным видом подмигнул ему. Случайно на глаза Трофиму попался по-прежнему стоявший на часах Анцала. Лицо его выражало легкое обалдение вперемешку с завистью.
На какой-то момент Трофим и его друзья даже забыли о Феофилакте. Но он продолжил, и все взгляды тут же вернулись к нему.
- Не сетуйте, что вас не предупредили заранее. Я сам получил приказ только сегодня днем. Если б узнал раньше, конечно, отменил бы ваши увольнительные. Думаю, это сделали с умыслом, дабы мы вас не натаскивали специально для предстоящей схватки. Мне приказали привести первую контубернию учебной тагмы. - Это вы. И вы не зря носите это звание. Уверен, вы уже почувствовали меру дела. И все же, думаю, вы понимаете её не вполне. Это не просто несколько показательных боев, пусть даже и перед лицом самого императора. Это дело политическое.
Феофилакт сделал значительную паузу и оглядел удивленные лица контуберналов.
- Я не оговорился. Именно политическое. Вы учитесь в командирской школе, и будете первым её выпуском. Вы станете младшими командирами первой тагмы Эфес, фема Фракесон. Это первое место, где василевс прижал владетельных вельмож и пытается возродить порядок стратиотов. Однако пока что фема существует большей частью в далеко идущих планах. Есть - стяг, есть сигны - знаки подразделений. Но люди пока не набраны, хоть в феме и составлены приписные списки. Вы станете его младшими и средними командирами. Следующий выпуск пойдет в фему Ипсикион. Это попытка восстановить военную традицию, которая когда-то гремела по миру, и которую мы почти утеряли. - Феофилакт покачал головой. - Ромеи обленились. Наши соотечественники привыкли, что ратную службу за них несут другие, а они лишь платят налоги. Фемы и таксии умерли, так же, как до них нумера и легионы. А богатая знать считает, что воины, живущие на землях, дарованных им императорами, это их личные подданные. Сейчас в армии служит слишком много наемников и выходцев из других стран. Наемники привыкли драться своим оружием и своим порядком. Они принесли свои обычаи в нашу армию. В большинстве наших полков солдаты давно уже не знают ромейского строя и маневра. Но наемник сражается за деньги, а не за землю отцов. Задержи ему плату - он ограбит тебя и уйдет. Враг даст ему больше - он перебежит. И даже если платить наемнику регулярно и в срок - нет такого жалования, за которое человек готов умереть, потому что планирует сам потратить, что заработал. Поэтому солдат, который бьется за убеждения, в бою всегда стойче солдата, который бьется за кошелек.
Вас учат истории. В державе уже было время, когда мы стали слишком полагаться на наемников. Это закончилось падением Гесперии. Мы потеряли все свои западные земли. Теперь там бродят лишь тени ромеев, а в Вечном городе звучат варварская речь и живут дикари. Теперь мы снова делаем ту же ошибку - теряем доблесть отцов и полагаемся на иноземных воинов. Император хочет исправить это. Вот для чего начали вновь создавать наши тагмы по образцам старых времен. Вот для чего по всей державе искали людей, которые еще помнят нашу военную науку. Вот зачем все эти трудные годы мы готовили вас. - Феофилакт сделал паузу. - А теперь император решил посмотреть, на что он потратил столько денег из казны. Заодно, полагаю, он планирует вашей победой - буде она случится - щелкнуть по носу своих этериотов, дабы бы те не слишком зазнавались.
Не думайте, что сами этериоты не понимают того, что я вам рассказал. Императорская затея вряд ли придется им по вкусу. Они будут стараться победить вас с удвоенным желанием. Во-первых, чтобы отстоять свою честь, и во-вторых, чтобы на корню пресечь идею, которая может в будущем оставить из без сытой службы. Бой будет вестись тренировочным затупленным оружием, но я бы на вашем месте не расслаблялся. Этериоты - многоопытные воины. Отнеситесь к этому серьезно. У них будут и повод, и желание. Так что если кто из вас захочет отказаться, он может сделать это сейчас. Мы найдем ему замену. Завтра такого шанса уже не будет.
Это то, что я хотел сказать вам. Что скажете вы? Кто-нибудь хочет отказаться?
- Отказаться? Ни за что! - воскликнул Фока с горящими глазами.
- Наконец-то! Почти настоящая драка. - Стукнул кулаком по ладони Улеб.
Трофим переглянулся со своими товарищами и сказал за всех:
- Мы готовы.
Феофилакт удовлетворенно кивнул.
- Тогда завтра у вас особый распорядок. Подъем как обычно. Из физических упражнений только разминка. Оптион Плотин проследит за деталями. - Плотин кивнул. - А в десять часов жду вас у главных ворот.
- Что нам взять с собой, комес? - спросил Трофим.
- Оружие и доспех. Броню и подстёгу иметь при себе в походном свитке. Оденете её перед самым боем - ни к чему заранее потеть и терять влагу… Тренировочное оружие будет ждать вас уже во дворце. Еще вопросы?.. Тогда спать, спать, спать. Забыть все волнения - и спать. - Феофилакт внушительно обвел их взглядом. - Ваш бой начался еще сегодня. Тот, кто не сможет уснуть и проворочается всю ночь, завтра наверняка проиграет. Это тоже проверка на спокойствие и волю. - Он искоса глянул на превратившегося в зрение и слух Анцалу. - Уверен, завтра вся школа будет болеть за вас. До утра, ученики.
* * *
Ночь над столицей. Ночь над казармой. Спят в комнатках-кубикулах на жестких постелях с грубой подстилой молодые ученики. Тому, кто физически вымотан прошедшим тяжелым днем, редко снятся сны. Но за годы учения они накопили выносливость, и к некоторым приходят ночные видения. Причудливые и правдоподобные, небывальщина и быль. Кому что пошлет странный дух сна. Ворочается во сне молодой степняк. Он видит свой сон.
…Великая охота. Большая облава. Вот уже сорок пять дней, как многотысячное войско гонит зверье, направляя его в непроницаемый круг. Смыкает войско концы своих крыльев, растянувшиеся на сотни чакырымов, и мечется дикий зверь, еще не понимая, что ловушка захлопнулась, и нет из неё выхода, кроме как волей и милостью великого хагана. Не выпустят их охотники-удальцы. Всяк хочет показать свою сноровку: и молодые, которым еще только предстоит стать воинами, и зрелые, чтоб каждый увидел, чего стоит опыт. Гонят загонщики зверя, почти не вынимая луков из саадаков, убивая не больше, чем нужно им сейчас для пропитания. Едут на лошадях загонщики, бежит зверье вместе - стаями и стадами, хищники и их жертвы.
Уже не рад волчий вожак соседству обезумивших от ужаса косуль, у которых так легко сейчас завалить отбившегося ослабевшего детеныша. Уже прорежена его стая проломившимся в дикой панике клином кабанов. И опять слышны гортанные выкрики загонщиков. Мечутся звери в поисках выхода. Но даже когда останавливаются на ночевку люди, то вокруг стоит стена из их чутких караулов и пахнущих ужасом лесного пожара дымных костров. Всё - уже круг. Воют, ревут, бесятся в смертельной тоске и диком ужасе загнанные звери. И если вцепляется кто из хищников в горло подвернувшейся жертве, то не столько из голода, сколько из изливающегося ненавистью страха - еще жив и могу отнять жизнь. И отступает на мгновение заполняющий каждую частицу страх, когда привычная теплая кровь бежит по зубам в глотку. Но мгновение проходит… А круг уже сужен, так, что загонщики пришедшие с противоположных сторон видят друг-друга, и начальники войска докладывают прибывшему караваном хагану, что облава окончена, и можно переходить к добыче.
Стоят неподвижной стальной стеной спешившиеся загонщики и расступаются лишь в одном месте, чтобы пропустить внутрь заветного охотничьего круга хагана с сыновьями и ближней свитой. Первый выстрел сделает хаган. Потом вступят его сыновья. После них высшие начальники. А там дело дойдет показать себя и простым воинам. Всякий ранг стреляет по очереди и у всех на виду. Всяк покажет, насколько он ловок в коне и луке.
Расступились воины, скачет на коне впереди всех разгоряченный хаган. Седина на висках, но радость играет в глазах, и азарт молодит лицо от морщин. Скачет за ним молодой степняк и смотрит на отца, и вокруг несутся братья. Легкий морозец, что щеки кусал на скаку, отступил перед жаром прихлынувшей крови. И лук в руках, и слушается конь стальных ног. Слушается, хоть и хрипит, и поводит в сторону выпуклым зраком - когда воет в лютой тоске зверь, плещет стихийный ужас даже в выученных конях. Удержи коня! Удержи лук! Спусти тетиву, чтоб стрела нашла звериное сердце! Все у людей на глазах, и охота на зверя покажет, кто готов к другой охоте - на самого страшного зверя, что ходит не на четырех ногах…
Топот и дрожь земли, и качка полусогнутых ног, и гибкость в корпусе - пришпорил коня хаган, пришпорю и я за ним! Даже верные телохранители с трудом держатся рядом, ох, не полез бы взгоряченный зверь стаей на хагана. Скачка, скачка! Радость поет на сердце степняка, счастлив он здесь, во сне. И только смутной тенью обвивает вдруг сердце тревога-змея. Он уже знает, что произойдет теперь. Он уже знает все, что случится потом. Милостью сна он про это забыл. Проклятьем сна переживет это снова. Но отходит тревога, и пока он счастлив. Скачка. Скачка!