Только тогда я был глупый и зелёный попаданец, дерьмократ и гумнонист, который во всём окружающем мире понимал только одно: "страшно!". Которого перед этим неделю обрабатывал профессионал национального масштаба в части правдоискательства и правдовбивательства. Когда страх повторяющейся боли, ужас мучительной смерти, а главное - паника от полного непонимания и бессилия - трансформировались в надежду: "Может быть, они знают, что делают? Может быть, здесь так и надо? Надо слушаться, надо надеяться и - "у нас всё получится"". "Они" - мои мучители, воспитатели, наставники, хозяева, господа… Господи…
Без надежды жить невозможно - тоска, сумасшествие, смерть. Моя надежда перетекла, превратилась в веру. "Они - знают, у них - правда". А вера так естественно переросла в любовь. "Возлюби ближнего своего". Особенно - если он умнее и сильнее тебя. Если ты - в полной его власти. Если он - Господь твой. Если он - господин тебе.
"Вера, надежда, любовь" - триада христианства. "Бог есть любовь". Бог-то бог, только человекам надлежит "пребывать в страхе божьем". Вот и надо добавить в эту триаду первым пунктом - "ужас". Первоисточником всех "трёх составных частей".
Но теперь-то я - Ванька-боярич! В бога я никогда не верил, а теперь хоть чуть-чуть, но уже понимаю в окружающем мире. Господ всяких, демократических, коммунистических, монархических… Да в гробу я их видал! Факеншит вам уелбантуренный! Упокоить меня - можно, успокоить… Поздно, дядя! Боль… есть. О-ох, много боли! Но нет безудержной паники, нет собственного, внутреннего, неуправляемого ужаса от необъяснимого. А значит - нет и основы для "страха божьего". Не из чего делать вот эту триаду.
Потому что уже есть понимание: таскает меня за детородный орган здоровый, тяжёлый, злой мужик. Да, он - православный священник, в нём этой "благодати божьей", может быть, по самые ноздри налито. Но - сплошной реал. Нет ни божественной чертовщины, ни затопляющего сознание потопа непонятного, непознанного и непознаваемого. "Неразумеемого". Больно, противно, унизительно. Но таких здоровых мужиков я здесь уже бил. И этого тоже… вот только придумаю как…
Отец Геннадий весьма озаботился судьбой моего "отростка богомерзкого", однако не ослабил хватку моего запястья, а наоборот - усилил. Изворачиваясь, повизгивая и постанывая от этой боли, я снова "вставал на рога", упираясь в землю чуть ли не темечком. И ощущая, как моя бандана сползает на затылок. Правую руку я всё равно не выдерну, но у меня и левая - рабочая.
Прижимаясь виском к здешней гальке, я увидел слева на расстоянии руки булыжник. Очень похожий на тот, который мы недавно подложили елнинской посаднице под разбитый висок. Такое здоровое серое "страусовое яйцо" из гранита. Я могу его ухватить. Но не смогу правильно ударить за спину - не достану, не дотянусь. Руки коротки. Максимум - стукну гада по рёбрам. Сильного удара не получиться - мне так не вывернуться. А он меня потом за такое… да просто разломает на кусочки! Руки-ноги по-обрывает! Ещё хуже будет!
Сработал хватательный инстинкт - "всё, что есть - надо съесть". Я сдёрнул с головы левой, свободной рукой сползшую бандану, накрыл ею камушек и, даже не завязывая - нечем, просто вытягивая за хвостики уголков косынки, изо всех сил, с каким-то цыплячье-зверячьем взвизгом, махнул этой "кошёлкой" с "яйцом гранитного страуса" наверх и назад. На звук рассуждений:
- Лучше бы, конечно, под корешок, но струя ж в разлёт будет…
Короткий деревянный стук. Рывок.
Уё…! Если кто-то думает, что у ударенного чем-нибудь тяжёлым человека всё сразу разжимается… Блин! Как же больно! После удара по голове сволочи, у неё, у сволочи, идёт рефлекторное сокращение мышц. Такое же сволочное. Потом-то они конечно… Но если удар является не только причиной потери сознания, но и падения, а эта сволочная туша вцепляется своими сволочными ручками… Аж на бок перевернуло вслед за упавшим… Уф… Даже слезу вышибло…
Справившись с самыми острыми из своих ощущений, я отцепил, наконец-то, цепкие пастырские ручонки от найденных им "хендлов" и, подвывая от боли во множестве мест своего битого тела, выбрался из-под жирной ляжки завалившегося на сторону пресвитера.
Меня трясло, колотило и подташнивало от пережитого. Как часто бывает после сильных ощущений - "в голове вата". Больше всего хотелось куда-нибудь убежать. Подальше отсюда. Или хоть - уползти. Вообще - чтоб этого всего не было. Но сквозь "вату тупости" в сознании пробивались только что услышанные слова "пастырской проповеди":
- …не только тебя - никого здесь не останется…
Попу жить нельзя - он слишком много знает. Эта дура, Марьяшка, ему слишком много разболтала.
Вот если бы я тогда, после примирения Акима с Ольбегом, к ней бы зашёл, да отымел бы, да промыл бы мозги, да пуганул бы как надо… Да просто - пообщался бы: она-то там одна-одинёшенька… Но я не зашёл. Вот баба-дура и обрадовалась возможности поговорить со свежим человеком. И поговорила… Пожалел я. Деда с внуком. На свою голову. И - на все остальные части тела. Блин, как же больно! "Если бы я был таким умным, как моя жена потом"…
Обморок не тянется долго, сейчас отец Геннадий очнётся, и мне с ним не совладать. Была какая-то глупая подсознательная надежда, что вот сейчас из темноты появиться Сухан и… "и всё будет хорошо". Но… Чёртов зомби… когда его очень надо - его нет. Всё сам, всё сам… А что - "всё"?!
Под руку попалась брошенная в траву моя опояска. На ней ножны с Перемоговым ножичком. Можно ткнуть эту сволочь остреньким в шею и… и будет лужа крови. След убийства и масса грязи. Не люблю когда грязно. И я, охая и ахая от болезненных ощущений в разных местах, перебрался к иерейской туше за спину.
Одна рука у попа лежала сзади, за спиной, другую пришлось вытаскивать у него из-под брюха. Связать прочно кисти рук ремешком опояски… У меня не получалось. Тогда я просто подтянул кисть одной - к локтю другой, и примотал предплечья - одно к другому по всей длине. Едва закончил и хвостики затянул - дыхание священника вдруг изменилось. Он резко не то всхрапнул, не то вскрикнул, дёрнулся, издавая звуки типа:
- А? Чего? Где я? Что это?
Начал подниматься, одновременно пытаясь схватить себя за голову связанными за спиной руками, взвыл от боли в черепе… Я ухватил его левой рукой за шиворот - правая висит плетью, ничего не чувствует, кроме боли, - и с криком "кия" толкнул его вперёд.
"С криком "кия" и ударом ноги
Папины яйца стекли в сапоги".
Этот "батюшка" - "стёк" целиком. В воду реки Угры, в паре шагов от которой он лежал. Поп не успел подняться на ноги - иначе бы я просто с ним не справился, но уже приподнялся - иначе бы я такую тушу не поднял. Пара мелких семенящих шажков на коленях - привыкли здесь на коленях ходить, наступание на край своей длиннополой одежды и… пресвитер Геннадий нырнул головой в воду.
Нижняя половина его тела оставалась на берегу. От свежести речной воды поп очухался и немедленно попытался вывернуться, прогнуться. Ему удалось выставить над поверхностью голову и начать выплёвывать заглоченную воду. При этом он инстинктивно старался отползти на берег.
Инстинктивным поползновениям данного служителя культа в части дыхания и отползания я счёл нужным воспрепятствовать. Подобно тому, как чуть раньше воспрепятствовал его же поползновениям высокодуховным, глубоко интеллектуальным, сверхприбыльным и далеко идущим. Путём удара. На этот раз - пинком по пяткам. Помогло: тело начало съезжать в воду - брюхо явно перевешивало.
Теперь уже мне, срочно скинув сапоги и болтающиеся на щиколотках штаны, пришлось усесться на попа верхом, и, вцепившись в его ноги, прижимая их грудью, всем своим довольно тщедушным телом, удерживать его от окончательного сползания. Если он свалиться туда целиком - встанет на ноги: под берегом мелко, и пары локтей не наберётся. И мне потом… мало не покажется.
Иерей рвался и метался, выгибался и елозил. Но точка опоры у него была одна, примерно в том же месте, которое он у меня так старательно крутил. Методом непосредственного эксперимента я установил, что Гена - не Архимед. "Дайте мне точку опоры, и я переверну мир" - здесь не сработало. Просто потому, что нормальное дыхание над поверхностью воды такая точка опоры не обеспечивала. Как известно от того же Архимеда: "Тело, впёрнутое в воду - выпирает из воды". Выпирает. Но - только частично. А подводное дыхание задницей - в "Святой Руси" не распространено.
Наконец, мой полу-ныряльщик устал, выпустил кучу пузырей и затих. Я лежал на его ляжках, обхватив его сапоги левой рукой и считал. Вполне даосский счёт: "раз-и", "два-и"… На 38 секунде поп вдруг снова рванулся, забулькал, съехал ещё на пяток сантиметров… Наконец успокоился. А я начал новый отсчёт. Неторопливый. После пяти сотен секунд тишины я отпустил его, столкнул иерейские ноги в воду. И тут отпустило меня…
Мужские истерики мало чем отличаются от женских. Шума меньше. А так-то…
Я сумел стянуть с себя всё оставшееся тряпьё и, отойдя на пару шагов выше по течению, слезть с берега в воду. С головой. Несколько раз. Свежая ночная вода привела в чувство. Относительное. И уменьшила боль. Тоже - относительно.
Вот так делать нельзя. Человека в таком состоянии не следует пускать в воду. Но ОСВОД у меня здесь отсутствует, а сам я… несколько… торможу. Головой.
Что радует во всём этом эпизоде, так это отсутствие овечьих ножниц. Помниться, Распутина тоже пытались оскопить. Тоже - духовные лица. Но три духовных лица так и не смогли унять одного "человека из народа". "Старец", "святой человек" при виде скотского инструмента сумел как-то вывернуться. Может, мне в "старцы" пойти? В предположении следующего такого случая…
Выльем воду из ушей и подведём итоги: попытка найма попа для исполнения разовых работ в форме договора подряда закончилась побоями, издевательствами, попытками членовредительства в прямом и переносном смысле, и шантажом меня, любимого, в особо крупных размерах. Мораль? - Мораль очевидна: аутсорсинг в поле идеологии - не работает. Альтернатива аутсорсингу известна - специалиста надо брать в штат на постоянку. Дорого, неудобно, но… Для "пить, есть, веселиться" - можно и со стороны работников привлекать, но "промывальщики мозгов" должны быть свои, "на моём корме". А делают таких… спецов - только на епископском дворе. Охо-хо, ещё одна заморочка на мою бедную лысую голову. Но - надо. А то ведь в следующий раз… и вправду открутят.
"Если хочешь быть отцом
Яйца оберни свинцом".
Народная после-Чернобыльская мудрость. Может, так и сделать? Гульфик какой бронированный спрогрессировать? От сильно рьяных пастырей… Очень может быть актуально: это ведь меня только одна "догонялочка" догнала, Марьяшка только некоторые кусочки из нашего квеста да моего здесь пребывания выдала. И то - чуть живым остался. А ведь у меня много чего в похожие "догонялки" раскрутиться может.
Да и вот ещё одна, свеженькая, сапогами вверх в реке торчит. Тоже - действие, чреватое последствиями. "Время собирать камни, и время разбрасывать камни". И всё это - одно и то же время. "Каждые пять минут - разрыв сердца". Или ещё чего… Больно ж, однако.
…
"Конец простой - пришел тягач,
И там был трос, и там был врач,
И "МАЗ" попал, куда положено ему
И он пришёл, трясётся весь…".
В роли "тягача" выступил пришедший, наконец-то, Сухан, в роли "МАЗа" - служитель культовый. А трясся я сам. Отходняк.
Позвали мужиков, выловили утопленника, отнесли на усадьбу в баньку. Тут, при свете лучины, я хоть осмотрел покойника. И пограбил.
Один из персонажей "Молодой гвардии", гестаповский офицер, имел привычку носить на себе, прямо на теле под одеждой, пояс с кармашками, похожий на патронташ китайского солдата времён последних тамошних императоров. В "патронташе" он хранил различные изделия из драгметаллов, снятых с человеческого материала, попадавшегося ему в обработку. Отец Геннадий поступал аналогично. Однако, если служитель Третьего Рейха ориентировался, преимущественно, на золото, то служитель Церкви Христовой - на серебро. Ввиду отсутствия в обращении в здешних пустынных местах иных драгоценностей.
Нашлись здесь и мои гривны, плаченные за разводы, и ногаты за прочие требы проведённые. Обнаружилось и несколько нательных крестиков и обручальных колец.
Сперва показалось - снятых с умерших. Ну и правильно. Ещё Мономах в своём "Поучении" писал:
"И в земле ничего не прячьте - то нам великий грех".
Упорно сохраняется даже и в 21 веке языческая традиция класть в могилу предметы, якобы необходимые в следующей, загробной жизни. С немалыми усилиями эта традиция выкорчёвывалась на всём пространстве христианского мира. В России - безуспешно. И в гроб убитому и отпеваемому по православному обряду бандиту в "Бригаде" кладут пистолет.
Украшениями увешивали московских царей и цариц, хороня их в подземельях Архангельского собора Московского Кремля. Покойников обряжают в драгоценности, в дорогие одежды, будто на великосветский приём. И правда: где ещё более "велик свет", чем при встрече с ГБ? Но все богатства земные - прах и грязь перед лицом Господа.
Золотое шитьё и гранёные алмазы не держаться на душе человеческой. Зато очень хорошо привлекают разного рода гробокопателей. В их бесконечной и разнообразной череде, от обычных мародёров до маститых археологов, первыми часто оказывались сами гробовщики и священники. В тот момент, когда родственники уже простились с обряженным телом, но гроб ещё не закрыт, немалое количество ценностей меняет своих хозяев. Впрочем, умерший - принадлежит богу. А всё что на нём - естественно, служителю божьему. Так же, как нательное имущество казнимого - принадлежит палачу.
Однако до меня быстро дошло: зря я о покойнике так плохо думаю - все умершие и у "пауков", и в Рябиновке, и у меня в Пердуновке - были уже закопаны. Молебны служились над могилами, а не над гробами. Это, скорее, плата за требы. Видать, кое-кто из крестьян снимал с себя всё, что ценного оставалось.
- Эта… боярич… и чего ж с ним приключилося-то?
- Приключилось с ним несчастие. Пьёте вы, Звяга, хмельного много. Вот и пресвитер Геннадий лишку принял. Дорогой-то его и подразвезло. А как к лодке подошли - споткнулся он. Меня сшиб… ну, борт лодейный… сам понимаешь - твёрдый. Полосу поперёк моей спины - видишь? Ни вздохнуть, ни охнуть, ни на помощь позвать. А он-то… головой вперёд и - в воду. Кинулся я поддержать, за ноги его вцепился… весь ободрался. Сил-то моих против такой туши… Он и залился. Что не ново - пьяным к воде подходить вредно. Все слышали? Вопросы есть?
Точно: споткнулся покойный. На стезе духовной. Об собственное стяжательство и к отрокам плешивым пренебрежение. А что борт у лодки твёрдый - любой сомневающийся может сходить и сам пощупать.
- И теперя чего будет? Тута хоронить будем или как?
- Батя велел его возле нашей церкви похоронить. На пригорочке под берёзами.
Мальчишка, прислуживавший попу и так успешно сымитировавший травму ноги, уведя Сухана, проснулся от нашей суеты и теперь напряжённо рассматривал покойника, стоя среди толпы моих людей в тесной баньке. Вот его, этого смуглого, темноволосого и черноглазого, хмурого мальчонку я только что сделал сиротой. Что ж, и у подлецов рождаются дети.
Первая мысль была очевидной: живой свидетель - убрать. Потом пошли сомнения. Свидетель чего? Насколько у него хватит догадливости? Или болтливости, чтобы рассказать другим, более догадливым?
"Не человека - нет проблем". Звучит как мудрость. Но не всегда. Два трупа в один момент от одной причины - нормально. Но та же коллекция с разрывом во времени… вызывает подозрения.
Издевательства и мучения, причинённые мне отцом Геннадием, удовольствие от этого процесса, звучавшее в его голосе, в очередной раз придавили на корню мои поползновения кого-то здесь жалеть или сочувствовать. Всякое моё послабление, мягкость, милосердие - оборачивается попыткой оторвать мне голову. Или ещё чего, по жизни нужное.
Так что, угробить мальчишку я не решился не из жалости, а исключительно из предположения возможных осложнений.
- Звать-то тебя как?
- Христодулом крещён.
- Чем крещён?! Каким дулом?!
- Ты чего, не понял?! Ну, ты тупой! Имя мне такое - Христодул. Святой такой. Каждый год 16 марта и 21 октября тропарь читают: "В тебе отче известно спасеся еже по образу: приим бо крест, последовал еси Христу, и дея учил еси презирати убо плоть, преходит бо, прилежати же о души вещи везсмертней: темже и со ангелы срадуется, преподобне Христодуле, дух твой".
Первый раз слышу. И половину слов просто не понимаю. А у него и подозрения не возникает, что я ещё по этим числам в церкви ни разу не был, тропарь этот… - а что такое "тропарь"? - ни разу не слышал. Да и в остальные дни…. Учиться, факеншит, срочно! "Учиться, учиться и учиться"… Да сколько ж можно?! Тогда чего попроще:
- Звяга! Гроб пустой есть? Хорошо, тащите. Потаня, лодку добрую у смердов сыщи - на "кошёлке" я через перекаты не пойду. Николай, "кошёлку" разгрузить, груз к делу приспособить. Расценить по здешним ценам - потом серебром отдадим. Ты, как тебя… "Дул", иди, собирайся. Отвезу твоего батю… к церковке на пригороке.
Почему "я"? А кто? По правилу лордов Старков из "Game of Thrones": кто приговор выносит - тот и головы рубит. Ещё проще - дело надо доводить до конца. Я не знаю ситуации в семействе покойного. Надо сделать так, чтобы у них не было ни мысли, ни возможности устраивать какие-нибудь расследования обстоятельств смерти хозяина дома. Короче, надо в воду - не только попа, но и "концы". Идеально - если бы всё семейство покойного с его домом, церковью, друзьями, родственниками… - молнией сожгло… Эх, мне бы сюда "Министерство правды" от Оруэлла…
Попович попытался возразить, когда я приказал Николая забрать вещи утопленника. Но Николаю нужно время, чтобы в тишине разобраться с этим барахлом: там могут быть записки по волнующей меня теме. Привыкай, Ванюша, сирот грабить. С совершенно идиотским обоснованием:
- Упокоенному - облачения уже не нужны, а тебе, "христово дуло" - ещё велики. Пусть полежат пока, для сохранности.
Глава 157
Парнишка угрюмо смотрел, как мы с Николаем быстренько пропустили сквозь пальцы собранную им его собственную котомку, но мне предпочтительнее упрёки в грабеже сироты, чем в убийстве священнослужителя. С последующими оргвыводами.
Всё, что поп награбил своими требами… Отдать его осиротевшему семейству? Дать потенциально очень опасному противнику дополнительные материальные ресурсы? - Нет уж, лучше бы они как-нибудь померли, тихонько, сами собой. С голоду, например. И вообще - как бы сделать так, чтобы всё это затихло-заглохло? Вся эта история…
К рассвету сыскалась и лодочка, не сильно протекающая. Спихнули на воду, погрузили в неё гроб заколоченный, сами вскочили. Сначала речное течение потихоньку поволокло лодку от берега, потом дружно взяли вёсла, побежали…
Кроме поповича и покойника - трое. Кто самые бездельные бездельники на усадьбе? Я, Сухан и Чарджи. Вот они вёслами и машут, а я - рулю. "Ванька - великий кормчий". Ага. На труповозке. Лысый сопляк - в роли Харона, речка Угра - в роли Стикса. Опять неправильно: не поперёк гребём, а вдоль. Так ведь - "Святая Русь", а не Древняя Греция - у нас завсегда перпендикуляр.