Чего стоит только Франция, которая приличным куском была введена в состав Империи? Поразительно ценное приобретение, позволяющее полностью контролировать Английский пролив, да и в экономическом плане - солидный куш. Шотландия и Уэльс стихли, хотя для этого и понадобились массовые интернирование недовольных в гордую и независимую Ирландию, которая, не смотря ни на что, оказалась крайне выгодным решением. Слабое, ничтожное государство с огромными амбициями смогло превосходным образом впитывать в себя весь тот народ, что не мог спокойно жить на благословенном острове Британия. Столько всякого мусора туда убралось! Чего только не удалось за эти минувшие годы его правления…
Конечно, много было и провалов, и ошибок. Ибо русские оказались неожиданно напористы и сильны. Такая встряска! Почаще бы такие "наполеоны" будоражили старую добрую Англию. Нам нужны такие встряски. Главное, чтобы теперь этот трус не подвел меня и операция по возвращению САСШ прошла успешно. А если что пойдет не так, то и завоюем их. Нам же нужно будет на ком-то тренироваться своих солдат? Они остались одни. Совсем одни. Наверное им будет страшно.
Интересно, союзники поверили в то, что я сказал? Двадцать-тридцать лет мира? Нет. Мира не будет. Будет война. Настоящая. Английская. Хитрый всегда побеждает сильного. С варварами силой мерятся недостойное для настоящего джентльмена занятие. А они пускай готовятся стрелять. Этот резервный вариант вполне нас устраивает. Мало ли что эти русские выкинут…
…"
Глава 67
3 мая 1886 года. Где-то в Париже.
- Добрый вечер, патрон.
- Здравствуй малыш, присаживайся. Разговор будет долгим, - хозяин кабинета махнул рукой в сторону второго кресла и улыбнулся вошедшему.
Обычно добродушная улыбка этого человека ничего не значила и вместе со слегка взлохмаченной шевелюрой являлась лишь частью обманчивого образа весельчака и рубахи-парня, известного далеко за пределами Парижа. Характером же и пластикой движений тот напоминал матёрого тигра - хищника-одиночку, всегда готового к схватке. Но в этот раз его лицо действительно выражало радость учителя при виде лучшего ученика, скорее, даже - художника, рассматривающего холст перед нанесением заключительных мазков. Тринадцать лет назад, создавая новую партию, он встретил отчаявшегося и растерянного молодого человека, для которого клеймо ярого бонапартиста закрыло все двери в послевоенной Франции, вернее - бывшей Франции, а ныне лишь череды новых провинций и колоний стран-победительниц. Теперь же перед ним стоял такой же хищник, только помоложе и менее опытный, повадками напоминающий горностая - подвижного, любопытного и беспощадного. Да и внешне руководитель марсельского отделения партии "Единая Франция", Эжен де Фюнес, был похож на этого вечно беспокойного зверька: заострённое лицо со слегка оттопыренными ушами, сухощавая фигура, резкие порывистые жесты. Вот и сейчас он, усаживаясь в кресло, успел бросить несколько быстрых взглядов по сторонам и замер, внимательно глядя в лицо своего учителя и друга, взведенный как пружина.
- Но сначала послушаем нашего "маленького героя, дёргающего за усы большого медведя", - улыбнулся хозяин кабинета, цитируя заголовки парижских газет. - Что нового в Марселе?
Де Фюнес, не принимая шутливого тона патрона, начал подробный отчёт. А тот, уже зная его содержание, так как имел особых осведомителей во всех сколько-нибудь значимых отделениях, больше оценивал стиль изложения, интонации и уверенность поведения подопечного, ещё раз убеждаясь, что годы муштры не прошли даром. Но нить разговора не терял, время от времени проясняя некоторые нюансы. Наконец, после того, как докладчик, ответив на очередной вопрос, выжидательно уставился в лицо шефа, тот усмехнувшись ещё раз сказал:
- Спасибо, малыш, ситуация мне ясна. Теперь спрашивай ты.
- Патрон, меня тревожит поведение русской тайной службы. Парижские газеты красочно расписывают, как мы водим за нос этого монстра. Кстати, это ведь была ваша затея? Но в реальности всё совершенно наоборот! С самого начала нас поставили в очень узкие рамки, причём, предоставили самим догадаться об их границах. Нам не запрещают издавать "Марсельский листок" и распространять "Голос Франции", но спокойно проходят лишь номера с весьма умеренным содержанием. Несколько раз мы печатали статьи с явными призывами к независимости, однако сразу же следовала жёсткая реакция - в тот же день полиция арестовывала остаток тиража и опечатывала типографию минимум на месяц. Когда же мы печатаем наиболее острые материалы нелегально, то заранее должны проститься с оборудованием - подпольный цех мгновенно находят и изымают всё до последней гайки и клочка бумаги. Самый длительный срок непрерывной работы составил полтора месяца, когда нам удалось впихнуть большую часть типографии в фургон и печатать практически с колёс, каждое утро перевозя его на новое место.
- Неплохой результат, малыш. Насколько я знаю, англичане работают гораздо хуже, и в Париже ты продержался бы больше года.
- Да. Но когда русская полиция всё же выследила наш цех, мы лишились не только оборудования, но и четверых наших товарищей. Официально их никто не арестовывал - люди просто пропали и никто не знает, где их искать. Мы надеемся, что они живы - обычно, когда русские устраняют неугодных, всё обставляется как несчастный случай, самоубийство или результат ограбления. Причем, это происходит всегда ночью. При свете солнца такой человек может спокойно гулять по улицам Марселя, но после заката должен искать убежище, хотя это не всегда помогает. Мы все вынуждены на всякий случай ночевать на конспиративных квартирах, постоянно меняя адреса и пароли, чтобы иметь хоть какую-то уверенность, что проснёшься на свободе или проснёшься вообще. Такая жизнь сильно выматывает, тем более, что я не понимаю смысла в этой тактике полиции, которая сама усложняет себе жизнь, не трогая никого днём. Постоянно ощущаю себя мышонком, с которым играет большой и сытый кот.
- Думаю, что русские пока не воспринимают нас всерьёз и просто тренируют своих людей, давая вам некоторую фору. Но, попутно, они невольно учат нас искусству конспирации и нелегальной работы. А эти навыки могут сильно пригодиться всем нам в ближайшем будущем. Не секрет, что Марсель стал для "Единой Франции" настоящей кузницей кадров. Те товарищи, что успешно проработали под твоим началом год-полтора и были отозваны в Париж, а их тридцать два человека, теперь руководят ячейками в восточной Бретани, Анжу, на юго-востоке Нормандии, ну и, конечно, у твоих соседей в Провансе и Тулузе. И хорошо руководят! … Ещё вопросы?
- Ещё… - де Фюнес слегка замялся, но почти сразу же продолжил, сменив тон беседы. - Жан. Меня пугают изменения, что произошли с вами за последние два года. Раньше вы всегда выступали за восстановление свободной и единой Франции, называя борьбу за автономию лишь первым шагом на пути к цели. Но когда оккупанты создали королевство Франция на территории английской оккупации, тон ваших речей начал меняться в сторону примата "первоочередных текущих задач", а после начала балканской войны слова "независимость" и "единство" практически исчезли из вашего лексикона. Что случилось, учитель? Неужели вы устали от борьбы?
- Эжен. Я ждал этого вопроса от тебя последние полгода. Нет, я не устал, то, что ты наблюдаешь - не более, чем тактическая уловка в политической борьбе. Не умерь я накал своих выступлений, партию могли запретить ещё полтора года назад и мы лишились бы не только легальной базы, но и поддержки многих буржуа.
- Учитель, но зачем нам эти коллаборационисты? Уже сейчас они во многом равнодушны к идеям единства страны, их вполне устраивает нынешнее положение, позволяющее сохранить и приумножить капиталы, а борьба за свободу чревата революцией, когда можно потерять всё. Призраки санкюлотов и монтаньяров до сих пор пугают парижских обывателей до дрожи в коленях. Это балласт, тянущий партию на дно.
- Не горячись. Балласт часто помогает кораблю не опрокинуться во время шторма. Эти люди находят выгодным получение определённых преференций в рамках Британской Империи в обмен на лояльность в главном - отказе от идеи независимости. Поэтому, пока мы боремся за широкую автономию, они наши союзники, влиятельности которых не стоит преуменьшать. К тому же, больше половины расходов партии оплачивается из их пожертвований
- Но ведь идя по такому пути, мы никогда не приблизимся к главной цели, ради которой начинали борьбу тринадцать лет назад!
- Да, если будем ориентироваться лишь на это "болото". Партии нужно боевое крыло, способное в нужный момент организовать вооружённое восстание и взять на себя руководство его ходом.
- Но без сильного внешнего союзника восстание в любой из провинций будет немедленно подавлено и залито кровью, ведь абсолютно все европейские страны отхватили по кусочку нашей Родины. Кто из них, даже желая подложить свинью соседу, станет помогать нам, рискуя потерять то, что уже считает своим? Тем более, сейчас, когда все они напуганы поражением войск своего альянса в югославской драке. Поднимать же восстание против русских… Пока я не готов вести своих людей на столь бессмысленный акт коллективного самоубийства.
- В Европе всё равно грядут большие перемены и потрясения, когда основным игрокам станет не до нас.
- Но лорд Гладстон в своей речи…
- Эжен. Я снимаю перед тобой шляпу? У тебя появился неизвестный мне источник информации в штаб-квартире NATO, - улыбнулся патрон. - Но это не меняет главного: лорд Гладстон может вещать что угодно. Он может, если, конечно, настолько глуп, и сам верить своим словам, но альянс не протянет и десяти лет. В первую очередь, потому, что русскому императору невыгодно длительное существование этого уродца, а его разведка ест свой хлеб не даром. Но ты прав в одном - даже в случае развала NATO своих сил нам может не хватить, слишком уж разобщены и малочисленны сейчас организации патриотов Франции. И главная наша задача сделать так, чтобы за ближайшие пять-семь лет людей, по-настоящему сочувствующих нашим идеям, стало не меньше пятидесяти тысяч, а каждый третий из них был бы готов не только помочь партии материально, но и поддержать восстание с оружием в руках.
- О-ла-ла! Получается, что каждому из нас придётся сагитировать почти сотню человек…
- Не только, малыш, далеко не только это, - несмотря на серьёзный тон, в глазах хозяина кабинета плясали чёртики: слишком уж ошарашенный вид имел его собеседник. - Вам придётся не столько "агитировать" новых сторонников, сколько обучать их хотя бы азам того, что постигли сами под пристальным присмотром русских.
- Но, патрон, это же невозможно! Даже если все мы сменим своё оружие на учительские сюртуки и указки!
- А ты помнишь, как тринадцать лет назад я создавал свою партию? Прошёл по кабакам и притонам в поисках авантюристов, для которых слова "Единая Франция" не были пустым звуком, и отобрал пятнадцать самых надёжных. Кстати, одного молодого оболтуса я помнил ещё по скандалу на Марсовом поле. - Усмехнулся Жан, подмигнув Эжену. - А потом начал вбивать в ваши головы то, чему учила жизнь меня самого, в том числе - в Иностранном Легионе. В первую очередь - дисциплину, во вторую - осмотрительность, и лишь в третью - здоровую инициативу. А через пару-тройку лет многим из вас, в свою очередь, пришлось стать наставниками - помнишь свою командировку в Вандею в семьдесят шестом - семьдесят восьмом годах? Там ты занимался тем же делом, создавая с нуля ячейку партии. И довольно успешно. По крайней мере, у тебя не было провалов. Именно по итогам первой самостоятельной работы ты и получил свой нынешний пост.
- Вот спасибо, патрон, - де Фюнес склонился в шутливом поклоне. - Я-то гадал: за какую провинность угодил на эти галеры. А, оказывается, то была награда… А если серьёзно, огромное вам спасибо за доверие, оказанное авансом. Тогда я ещё оставался зелёным лягушонком, пускавшим пузыри в самой мелкой луже. Именно Марсель сделал из меня человека.
- Ладно, ученик, считай, что перемена окончилась. Слушай новую боевую задачу. Тебе предстоит повторить то же, но в гораздо больших масштабах. Возьмёшь под начало всю марсельскую банду, наведаешься к своим ученикам, присмотришься к ним и их окружению и отберёшь не просто самых лучших, но тех, кто способен не только учиться, но и учить других. Всего нужно найти не менее полутораста человек, могущих стать командирами новых пятёрок. Новичков каждый из них должен подобрать сам, но под твоим контролем. Про то, что кандидаты не должны знать никого за пределами своей пятёрки, напоминать надо?
- Что?
- Не делай удивлённые глаза - тебя и так знает каждая собака. Так вот, с новичками делайте что хотите: солите, маринуйте, заставляйте печатать прокламации и развешивать на фасаде полицейского управления, но через два года они должны уметь делать всё то, чему вас научил Марсель, хотя бы - в основном. И учти - не менее половины из них должны быть готовы сами принять под команду следующих кандидатов. Задача Ясна?
- Слушаюсь, мой патрон! - Де Фюнес вскочил и с серьёзной физиономией щёлкнул каблуками. - Когда прикажете начинать?
- Вчера, - буркнул, ухмыляясь тот. - А ты, малыш, садись, разговор ещё не закончен. Есть одно непременное условие: до конца этого года ты и все отобранные тобой люди обязаны покинуть ряды "Единой Франции".
- Как, патрон… Почему?
- Почему, почему… Твои орлы мигом перебаламутят моё болото и распугают жирных карасей, мечущих золотую икру. А если серьёзно, Эжен, то так нужно. Чтобы стать сильней мы должны временно разделиться и показать видимую слабость. Вы, ведь, уйдёте не просто так: громко разругавшись со мной за потерю боевого духа партии, ты объявишь о создании новой, держащей курс на вооружённое восстание. Все молодые и задорные уйдут с тобой, здесь же останется почтенная публика, желающая пролезть в ублюдочный парламент картонного королевства. Останется, конечно, и моя служба собственной безопасности, чтобы никто из случайных попутчиков не хватался за румпель. Со стороны это будет смотреться как окончательный дрейф "Единой Франции" в сторону соглашателей. Правду будут знать четверо: мы с тобой и наши первые заместители.
- Понятно, патрон, подробности?
- Нет, на сегодня хватит, иди отдыхай. Тебе уже показали гостевую комнату? Конкретные вопросы с названием и финансированием новой партии обсудим завтра. Тогда же и договоримся о ходе "бракоразводного процесса": когда и в каких выражениях будем поливать друг друга грязью. Меня, например, - хозяин кабинета коротко хохотнул. - нужно будет назвать "Старым пердуном, продавшимся оккупантам за миску чечевичной похлёбки".
- Спасибо патрон, я уже разместился, - улыбаясь ответил Эжен. -. Комната та же, где я ночевал перед первой поездкой в Марсель. А насчёт "старого пердуна"… Максимум, что я смогу позволить себе в ваш адрес, это сожаления о "наставнике и учителе, уставшем от беспощадной борьбы", а о причинах ухода скажу прямо: "из-за непреодолимых разногласий с соглашательской позицией остального руководства партии". Моим людям этого будет достаточно. Доброй ночи, Жан.
- Доброй ночи, Эжен.
Когда молодой собеседник вышел, хозяин кабинета долго молчал, глядя ему вслед. Заканчивалась очередная страница жизни, завершался и очередной этап давнего задания Центра. Впрочем, окажись рядом некто, способный угадывать чужие мысли по мельчайшим движениям губ, то и тот не сумел бы понять о каких Центре и задании размышлял нынешний хозяин кабинета в старом парижском доме. Человек, взявший при окончании контракта с Иностранным Легионом звучное имя Жан Поль Бельмондо, давно привык контролировать не только слова. Внезапно возникнув на территории Франции двадцать лет назад как бы ниоткуда, он был готов так же мгновенно и тихо исчезнуть "в никуда", как только с точки зрения неведомого Центра отпадёт надобность в его присутствии здесь. Даже, если придётся оставить среди цветущих каштанов немалый кусок свой души.
Глава 68
25 июня 1886 года. Москва. Николаевский дворец. Заседание Государственного совета.
Александр задумчиво сидел на своем троне и смотрел на то, как вытягиваются лица его сподвижников, при чтении заготовки нового манифеста о престолонаследии.
- Ваше Им… - Поднял глаза на Александра его брат Владимир. - Но как же это? Зачем?
- А у вас есть другое решение, дорогой мой брат? Врачи говорят, что вы совершенно бесплодны. Мне Всевышним не дано сыновей, а девочек на престол сажать рискованно. И новых попыток у меня может не быть. Тянуть более неуместно. Или вы хотите ввергнуть Россию в пучину смуты после моей смерти? Или вы думаете, что враги, которых я сейчас прижал, не рискнут вновь попробовать свои силы, дабы выступить против дела нашего? Что молчите?
- Все так. Но почему вы хотите произвести отбор среди выпускников Кремлевской школы? Там ведь разные люди, имеющие далеко не самое благородное происхождение. Ваше Императорское Величество, вы правда хотите посадить на престол огромной Империи человека низкого происхождения?
- Вас это смущает?
- Меня? Нет. Что вы? - Замялся Владимир. - Но что скажут в Европе?
- Мнение Европы в наших внутренних делах меня не интересуют. И вас, кстати, тоже не должно интересовать. Это наши внутренние дела. И точка!
- Так точно, Ваше Императорское Величество, - несколько напряженно ответил Владимир.
- Итак. Продолжим. - Усмехнулся Император, глядя на кислые лица остальных членов Государственного совета. - Какая перед нами стоит задача? Правильно. Сохранить преемственность курса управления государством после нашей смерти. Можно мне прямо сейчас взять себе наложниц и начать не покладая гениталии, пытаться настругать как можно больше детей с расчетом на то, чтобы кто-то из них оказался толковым малым. А потом еще потратить лет тридцать на его подготовку. У нас есть это время? Понятия не имею, но очевидно, что такая авантюра легко может завершиться полным провалом. И что тогда?
- Смута? - Робко спросил Плотников.
- Именно так. Смута. В итоге мы можем всю Империю расколоть на десятки, а то и сотни осколков и похерить дело. Наше общее, прошу заметить. Сколько крови и пота было пролито ради успеха? Сколько проблем преодолено? И все насмарку? Я так не хочу.
- Но ведь..
- Что? Чураетесь простолюдинов? Посмотрите на себя? Тут через одного сидит либо сын рабочего, либо священника, либо какого мелкого купца. Даже пара крестьян есть. И несмотря на это вы считаете, что простых людей не стоит возвеличивать сообразно их достоинствам?
- Ваше Императорское Величество, - чуть кашлянув сказал Плотников, - но ведь мы - простые слуги ваши. Это одно дело. Несмотря на наше тщеславие и гордость дворяне все равно нас не любят и не принимают, но боятся, отчего и считаются. В случае же взятия усыновление вами простого безродного среди них гул пойдет и гам. Неужто снова потребуется шестьдесят седьмой год повторять? Без крови не обойдется.