Перед глазами встал образ Анны, такой, какой она была весной пятнадцатого, когда они только познакомились - стройная, с толстой русой косой через плечо, всегда готовая улыбнуться, рассмеяться, конфузливо прикрываясь ладошкой. Тогда все у них сладилось на удивление быстро, несмотря на сопротивление ее родителей - "как же, приблуда без жилья и занятия, приехал неведомо откуда, а мы - рабочая аристократия, наши деды Санкт-Петербург строили!" - сыграли свадьбу, а уже зимой, в сочельник, родился сын.
Но нет, и об этом вспоминать сейчас не стоит…
Судьбы родины важнее семьи, любви и домашнего уюта, мелких мещанских радостей!
Так, что дальше - отношение к воинской повинности, военный опыт (если есть)… Похвастаться здесь нечем, сначала его не трогали как молодого отца, а потом оказалось поздно, хотя освидетельствование он проходил, был признан годным.
Так, и в самом низу - место пребывания.
Олег вписал адрес съемной квартиры в Пушкарском переулке, куда они с Анной переехали осенью, и поднял голову. Очередь желающих вступить в ПНР немного уменьшилась, и в самом ее конце оказался все тот же казачий офицер с нагайкой.
Да, похоже, что сегодня никуда не деться от этого неприятного типа.
Усач покосился неприязненно, но ничего не сказал, когда Олег занял место за ним.
- А вы не знаете, кто такой этот рыжий? - донесся оживленный женский шепот из очереди впереди.
Ну точно, обе дамы в модных шляпках были тут, и их платья и накидки выглядели странно среди полинявших гимнастерок, мятых пиджаков, рабочих блуз и давно не стиранных поддевок.
- Ну как же такого не знать? - так же негромко ответил юноша в студенческой куртке. - Павел Огневский, родом он из Малороссии, ныне стонущей под австрийским игом. Путешествовал, воевал, боролся за независимость родины, и вынужден был бежать из гетманства в республику…
- Ах, как романтично! - воскликнула та дама, что повыше, с русыми волосами.
- Ох! - поддержала ее подруга-брюнетка, кокетливо поправляя выбившуюся из прически прядь.
Казак неразборчиво выругался через сжатые зубы, и в этот момент Олег готов был его поддержать.
Очередь сократилась человек до пяти, зал почти опустел, когда мимо неожиданно прошел Огневский. Дамы уставились на него влюбленными глазами, он же не обратил на них внимания, прохромал в сторону выхода.
Дело понемногу дошло до казачьего офицера.
- Голубов, подъесаул запаса, - отрекомендовался тот, подавая анкету.
- Очень хорошо, очень хорошо, - отозвался Степан Петрович, не поднимая головы. - Прошу вас, деньги кладите вот сюда, сейчас выпишем вам членский билет…
Когда-то пять тысяч рублей были огромной суммой.
Потом пришел ужасный семнадцатый год, когда надежные, обеспеченные золотом кредитные билеты стали просто бумажками, когда зарплату, исчислявшуюся миллионами и миллиардами, выдавали в мешках, а цены росли так, что к вечеру десяток яиц стоил раза в полтора больше, чем утром.
Витте сумел остановить инфляцию, убрал лишние нули, но все равно пять тысяч сейчас все равно что императорский рубль.
- Так, поздравляю вас, теперь вы один из нас, и о следующем собрании будете уведомлены, - Степан Петрович вручил подъесаулу Голубову членский билет, пожал широкую казачью ладонь. - Следующий.
Олег протянул анкету, и в это время к столу, за которым записывали новичков, подошел Трубецкой.
- Так, прошу прощения, кто тут у нас? - спросил он. - А, журналист? "Новое время"?
В глазах князя, председателя ПНР блеснул интерес.
- Мы собираемся издавать свою газету в Петрограде, - продолжил он. - Нам нужны кадры. Сами понимаете, что платить много мы не сможем, но ведь главное для всех нас не деньги, а идея, евразийское будущее нашей родины…
- Как она будет называться? - спросил Олег, ощущая легкое головокружение.
Похоже, он сделал тот самый шаг, принял то решение, после которого пути назад нет, и остается двигаться только вперед… Прощай, Эртелев переулок, прощай, Михаил Осипович Меньшиков, регулярные визиты в кассу за жалованием… здравствуй, новая жизнь… какая?
- "Новая Россия", - сказал Трубецкой. - Но это вопрос еще окончательно не решенный.
В князе чувствовался ум, он выглядел человеком решительным и уверенным в себе, но все это проявлялось при общении один на один, как оратор он совершенно терялся на фоне рыжего, курчавого малоросса, ветерана войны.
Если дело так пойдет, то скоро у ПНР будет новый лидер.
В это верилось очень легко, как и в то, что это лидер сумеет что-то сделать для страны, а может быть, чем черт не шутит, вновь превратить Россию в богатую, могущественную и великую державу, реальную силу на мировой карте.
- Хорошо, я согласен, - сказал Олег. - Как определитесь, дайте мне знать.
Трубецкой улыбнулся:
- Да, несомненно.
- Вот ваш билет, членский номер тысяча сто пятнадцать, - подал голос Степан Петрович. - Поздравляю!
Олег взял протянутую ему бумажку, украшенную все тем же белым трезубцем в черном прямоугольнике. Губы сами собой раздвинулись в улыбке, возникла мысль, что нужно что-то сказать, может быть торжественное, подходящее к случаю, но слова, чуть ли не впервые в жизни, не шли на язык.
- Хм… ну, э… я рад, - только и выдавил он, после чего неожиданно смутился.
Опустив голову, точно нашкодивший пацан, он развернулся и зашагал к двери, мимо охранявших ее крепышей с нарукавными повязками. Только в вестибюле осознал, что зверски, до дрожи в руках хочет курить, а на крыльце столкнулся со смолившим папиросу Голубовым.
Тот отшвырнул окурок, смерил Одинцова неприязненным взглядом, и затопал прочь.
Доставая сигарету, Олег глядел, как подъесаул шагает по грязной улице, смотрел в его широкую спину, и тяжелые, полные неприязни и подозрений мысли подобно мельничным колесам вертелись в голове.
Под хмурым небом осени. 2
27 сентября 1938 г.
Казань
В не такой уж большой комнате места хватало для трех письменных столов, вдоль стен выстроились огромные, под потолок шкафы, забитые папками. Два окна позволяли видеть покрытую шифером крышу дома, расположенного на другой стороне улицы, и нависающее над Казанью серое одеяло облаков.
- Вот, Олег Николаевич, здесь и будете работать, да-с, со мной и Петром Петровичем, - Николай Филиппович Степанов, заведующий специальным сектором "Наследия", немного конфузился, и неудивительно - его новый подчиненный был по чину выше собственного начальника. - Остальных коллег я вам представил, Петр Петрович мой заместитель, он сейчас в командировке в Петрограде, роется там в архивах. Располагайтесь пока, чувствуйте себя как дома. Оформили все тут, как полагается, да-с.
- Спасибо, - сказал Олег, разглядывая доставшийся ему стол, массивный, с толстыми ножками и большими ящиками.
Да уж, "оформили" в самом деле - чернильница на месте, пачка чистой бумаги, набор перьев, и даже лампа - с зеленым абажуром и выточенной из какого-камня подставкой в виде склонившего голову белого медведя.
- Позвольте, ради Бога, оставлю вас на минуточку, - Степанов сладко заулыбался и вышел из комнаты.
Невысокий и стройный, манерами и речью он напоминал православного батюшку, по недоразумению сбрившего бороду и снявшего рясу, но при этом был не только серьезным ученым, исследователем масонства, а наверняка еще и опытным административным волком - другой бы никогда не добрался до такого теплого местечка.
Олег еще раз окинул комнату взглядом.
Значит, вот в этих стенах ему и предстоит провести ближайшее время - специальный сектор "Наследия", института изучения евразийской истории, созданного по личной инициативе министра мировоззрения.
Занимаются в секторе всякими мистиками, сектантами и прочими сумасшедшими…
Висевший на стене радиоприемник "Мир", самой дешевой, "народной" модели, стоивший пятнадцать новых рублей, неожиданно квакнул и ожил, затопив комнату пронзительными голосами фанфар.
- Внимание-внимание, говорит Евразия! - объявил торжественный мощный голос.
Олег помимо воли улыбнулся - он слишком хорошо знал, кто сидит за микрофоном, сам в свое время сидел в жюри конкурса, отбиравшего дикторов, прослушивал претендентов, читал их личные дела, и даже участвовал в их обучении.
Мелодию, открывавшую выпуск новостей, готовили и записывали очень тщательно, проверяли варианты на разных аудиториях, откинули чуть ли не дюжину вариантов. С хронометрами в руках высчитывали, сколько секунд должно пройти между фанфарами и призывом к вниманию, прогнозировали, какое временя нужно слушателям, чтобы собраться вокруг приемников, сколько раз нужно повторить победные голоса труб…
И вот результат, продуманный, взвешенный, тщательно приготовленный.
Олег почувствовал даже что-то вроде гордости - он тоже немало потрудился ради того, чтобы сделать радиовещание страны таким, каким оно стало, убедительным и эффективным.
- Чрезвычайный выпуск новостей с фронтов освободительной борьбы! - продолжил Юрий Левитан, обладатель уникального баритона, ставшего настоящим оружием империи, более ценным, чем танковая дивизия.
О да, слово "война" не должно применяться, оно слишком пугающее, чересчур негативно действует на слушателей. Нужно использовать термины "экспедиция", "операция", "борьба", "поход" - они внушают доверие, звучат убедительно и позволяют, не искажая истины, преуменьшить масштаб конфликта.
- В районах Хаш и Нехбандан произошли столкновения с английскими войсками, и наши доблестные воины заставили врага отступить, его потери составляют по приблизительным оценкам…
О собственных убитых лучше не упоминать, а в остальном следует описывать события без прикрас и интерпретаций.
Народ должен думать следующим образом - нам подают факты, и ничего, кроме фактов, которые говорят сами за себя, а значит, дело обстоит именно таким образом, как нам рассказывают. Ну а, кроме того, точность донесений с театров военных действий влияет на противника и на нейтралов, в обязательном порядке слушающих то, что там вещают эти русские.
К концу войны тридцать пятого - тридцать шестого, третьей германской, новостям из Казани, судя по сообщениям из Вашингтона и Токио, Вены и Парижа, верили больше, чем сводкам германского генерального штаба, и, более того, то, что говорили по евразийскому радио и писали в евразийских газетах сегодня, обнаруживалось в немецких источниках через два-три дня, да еще и в намного менее подробном варианте!
"Правда - куда более эффективная штука, чем ложь, особенно если она нам выгодна, - говорил Штилер на министерских совещаниях, по обыкновению постукивая карандашом по столу. - Так что не бойтесь использовать ее".
Успехи, которых можно добиться с помощью лжи, всегда краткосрочны, и в конечном итоге приносят больше вреда, чем пользы, так что грубая фальшь - злейший враг успешной пропаганды, рассчитанной на длительное время. К тому же прямую ложь всегда можно опровергнуть, тем или путем добравшись до фактов, а их скрыть не всегда просто.
Ну а правда, иногда чуть-чуть подкорректированная - другое дело…
- Масштабный бой с участием военно-морских сил произошел в Эгейском море, между островами Аморгос и Тира! - вещал Левитан. - Западные агрессоры получили серьезный отпор и их планы в Восточном Средиземноморье оказались сорваны!
Хм, странно, ограничились коротким сообщением, даже потерь противника не упомянули, а это, скорее всего, значит, что схватка закончилась вовсе не в нашу пользу, и похвастаться, откровенно говоря, нечем.
- На Николаевском судоремонтном заводе на воду спущен линейный корабль "Субэдэй"! Ему предстоит стать флагманом нового флота, флота Индийского океана!
Олег представил, как черное с белым и золотым знамя взвилось над громадной стальной тушей, ощетинившейся жерлами орудий, экипаж отдал честь, а оркестр грянул гимн империи. Только вот трудно будет линкору, получившему имя одного из полководцев Чингисхана, добраться до порта базирования - путь до иранских берегов долог, и почти во всех морях господствуют английские и французские эскадры.
- Прослушайте репортаж от нашего корреспондента Ивана Белова, находящегося в горах Хорасана, где доблестные кубанские и донские пластуны противостоят коварному врагу!
Репортаж записан вчера или даже позавчера, но смонтирован так, чтобы слушатель верил, что корреспондент выходит в эфир прямо из окопа, и что над головой у него прямо сейчас свистят настоящие пули, а вдалеке звучат разрывы гранат и снарядов.
Такие штуки начали делать еще во время войны с японцами, когда министерство мировоззрения было только-только создано - репортаж с артиллерийской позиции, с подводной лодки типа "Щука", крейсирующей в Японском море, с аэродрома и чуть ли не с борта бомбардировщика Особого авиационного флота стратегического резерва…
Репортажи эти имели бешеный успех у слушателей, а о том, чтобы слушателей стало как можно больше, Штилер тоже позаботился. Именно с его подачи был налажен выпуск таких вот "народных", дешевых радиоприемников, чтобы новости и речи вождя пришли в каждый дом, в каждую контору и завод.
А заодно, чтобы народ не имел возможности слушать зарубежные радиостанции, даже в приграничных губерниях - малой чувствительности этого прибора едва хватало, чтобы ловить то, что транслировалось в пределах империи.
Корреспондент Белов вещал что-то на фоне вполне натуральных звуков близкого боя, на вопросы отвечал басистый подъесаул, но Олег больше не слушал - он по минутам мог рассказать, что будет дальше, и не только в выпуске военных новостей, что закончится еще одним громом фанфар, а вообще в течение дня и даже всей недели.
Утренний "Час молодежи"…
"Музыка и танцы на предприятии" в полдень…
Вечерний тематический цикл "Крестьянство и страна", предназначенный для сельского населения…
"Духовная беседа" по воскресеньям, где прикормленный министерством батюшка, целый епископ, вещает о том, что долг истинного христианина состоит в повиновении власти, и что евразийское учение есть боговдохновенное…
"Веселые минуты на работе и дома" каждый час…
"Слово предоставляется партии" в самое лучшее время, когда люди в большинстве своем находятся дома, собираются у приемников, и уже достаточно устали за день, чтобы не вдумываться в то, что им говорят.
Ну а в праздники, в День Поминовения, приходящийся на дату смерти Чингисхана, в День Нации, первого мая, и в День Воссоединения, в ноябре, ее заменяет "Слово вождя", и речи Огневского гремят в тысячах динамиков, воспламеняя сердца, разжигая патриотизм, укрепляя волю к борьбе… и затуманивая мозги.
Последний, самый длинный выпуск новостей, длящийся чуть ли не двадцать минут, с приглашенными комментаторами-специалистами из МИДа, армии, флота и иногда даже от корпуса жандармов.
Никакой импровизации, подробный, тщательно составленный документ, озаглавленный "Программа радости и единения народов империи", что был принят отделом общей пропаганды шестого марта тридцать второго года, и с тех пор неукоснительно проводится в жизнь на всех радиостанциях огромной страны.
Все в его рамках, все знакомо и предсказуемо, как траектория падения кирпича.
В санатории у него был приемник, но за все эти месяцы Олег не включал его ни разу.
- Чего это радио как орет? - спросил Степанов, входя в комнату.
- Не знаю, я его не включал, - отозвался Одинцов.
Заведующий специальным сектором убавил звук до минимума, и, посмотрел на Олега, потирая руки:
- Ну что же, приступим, да-с. Введу вас в курс дела, покажу, чем будете заниматься. Присаживайтесь.
Олег послушно уселся за свой стол - кресло ему подобрали мягкое, удобное, с изогнутыми широкими подлокотниками.
- Главное дело для нас в данный момент - довести до ума, упорядочить картотеку, - Степанов прошел к одному из шкафов, открыл дверцу, и вытащил толстую картонную папку. - Дело тринадцать дробь тридцать шесть имеется, а карточка к нему не заполнена. Бардак, да-с. Сейчас достану чистую…
Папка, украшенная сверху озвученным номером, плюхнулась на стол перед Олегом.
Степанов же полез в другой шкаф, вытащил сначала лист белого картона стандартного размера, а за ним - аккуратно сложенный прямоугольный кусок черной ткани с желтой каймой.
- О, надо же, флаг… - на него заведующий сектором уставился с некоторым недоумением. - Он у нас тут на всякий случай, вдруг какое начальство пожалует.
Государственный стяг оказался убран на место, а картонка - торжественно вручена Олегу.
- Тут все разграфлено, пронумеровано и подписано, - принялся объяснять Степанов. - Ваша задача - брать информацию из дела, и вносить в карточку, чтобы у нас была, так сказать, информационная выжимка.
"Работа, достойная обычного писаря" - с горечью подумал Олег.
Прав был проклятый Голубов, его и в самом деле вышвырнули, избавились от потерявшего ценность сотрудника. Засунули туда, где он будет до самой пенсии "перебирать бумажки", ладно хоть еще содержание положили неплохое, пусть не по чину, и не такое, как было раньше, в отделе общей пропаганды.
- Вот, смотрите, само дело посвящено Российскому Теософскому обществу, - рассказывал Степанов, роясь в папке. - Учредительное собрание его случилось семнадцатого ноября девятьсот восьмого, так что первые документы тут еще из архива санкт-петербургского губернского жандармского управления. Название и дату основания организации заносите вот сюда, - он ткнул длинным белым пальцем в графу в левом верхнем углу карточки, - имя руководителя, в данном случае это председатель РТО Анна Алексеевна Каменская, проставляете рядом… ниже записываете имена остальных руководителей вплоть до нынешнего, Нины Михайловны Ронжиной, и если есть, то даты - кто когда правил, если можно так выразиться.
- Так что, это РТО существует до сих пор?
Степанов улыбнулся, зевнул, не забыв осенить рот крестным знамением, после чего ответил:
- Если верить нашим коллегам из управления имперской безопасности, то да, существует.
От слова "коллеги" Олега покоробило, и заведующий сектором это заметил.
- Что же вы ежитесь? - спросил он. - Как сказано в Писании, нет власти, что не Бога. Творения Всевышнего мы все, и государство тоже создано не иначе как по высшему промыслу. Посему обязанность каждого истинного христианина - повиноваться поставленному над ним "кесарю" и выполнять свой долг со всем возможным смирением и прилежанием.
Говорил Степанов с воодушевлением, чувствовалось, что сам в это верит.
- Дело всех, кто впустил в свое сердце боговдохновенную идею евразийства, есть общее дело, - тут Олегу показалось, что он сидит у радиоприемника и слушает "Духовную беседу", причем не самую удачную. - И совершенно неважно, носим мы погоны или цивильный пиджак, наша святая обязанность - раскрывать и обезвреживать идеологического противника, а наш с вами конкретно долг связан с теми недругами, что прячутся в мистических орденах, масонских ложах и тому подобных вредоносных, пагубных, самим Диаволом вдохновленных организациях, да-с, - тут заведующий сектором сообразил, что его понесло, и что разглагольствует он перед опытным пропагандистом, перед тем, кто меньше всего нуждается в лекциях подобного рода. - Извините, я несколько увлекся.
- Ничего, - сказал Олег, глядя в сторону.