Глава 3
Катастрофа
Николай оглядел друзей. Надо же, как трудно начинать. К горлу подкатил ком, и захотелось отдалить этот момент. Может ещё какой-нибудь фокус им показать? Хм… Это уже мазохизм и паранойя. Надо взять себя в руки и начать…
- Господа… Мм… Друзья… Да. Я хочу сообщить вам пренеприятнейшее известие, - начал он тихим голосом в звенящей тишине.
- Неужели чёрная икра кончилась? - громко перебил его Сидоров и закрутил головой.
Как будто лопнула натянутая струна. Все зашевелились, стряхивая секундное оцепенение, и расцвели улыбками. Только Петров не улыбнулся, а, передёрнув плечами, спросил:
- Ну, и когда же конец света?
- Очень скоро, - ответил Иванов и развёл руками, будто извинялся.
Оживление окончилось так же быстро, как и началось. Улыбки сползли с лиц, и стало слышно как к далёкой станции, свистя тормозами, подходит электричка.
- Ну, давай, давай, продолжай, - Петров поплотнее уселся в кресло и приготовился слушать.
И Иванов начал рассказывать.
Секрет переноса во времени он открыл два года назад, а копировщик ещё раньше. И вот что выяснил за это время. Официальные теории о природе времени слегка не верны. Точнее, совсем не верны. Эффекта бабочки не существует. Время более статично, что ли, чем о нём думают люди. Если из середины книги вырвать страницу, или переписать главу, эпилог не изменится, ведь он уже напечатан. Нельзя из 2008 года перенестись в 1998 год, посадить саженец яблони, и тут же в 2008 собрать урожай с большого, выросшего, за десять лет, дерева. И здесь, и там должно пройти равное количество времени. И если ты всё же хочешь вкусить яблочек с дерева, высаженного тобой в 1998 году, будь любезен дождаться 2018, а потом вернуться в 2008. А переноситься в 2018 бесполезно – ведь в 2008 ты ничего не посадил.
- Э… Простите, профессор, а нельзя ли попроще? - подал голос Алексей Сидоров, а то что-то я в яблочках запутался.
- Ну, хорошо, допустим, ты перенёсся в год окончания тобой школы, и уговорил себя поступать не в военное училище, а в политех, на маркшейдера.
- И..?
- И чтобы ты стал дипломированным шахтёром, и там, и здесь должно пройти пять лет. Да, твоя судьба перепишется. Но только там, а здесь ты так и останешься бравым военным.
- Это что, ответвление на древе времени? - спросил Петров.
- Вижу, почитываешь про попаданцев? Нет, не ответвление, сплошное переписывание старого на новое.
- Получается, бесполезно что-то менять в прошлом? - спросил Петров.
- Нужно менять, Саня, обязательно нужно, и к тому же, срочно. Но… ТАМ менять. Здесь уже ничего сделать нельзя.
Петров вдруг повернулся к сидящим на диване, и притаившимся как мышки, женщинам:
- Девушки, может, вы домой поедете? Танечка, золотце?
Татьяна перевела взгляд с Иванова на мужа, и спокойно сказав: - Не выдумывай! - опять повернулась к Николаю: - Говори, мы слушаем.
- Да что говорить, сами смотрите. Вот пятнадцатое декабря пятнадцатого года, - Иванов пробежался пальцами по кнопкам.
Открылась панорама Земли с высоты птичьего полёта. Облака, квадратики пашен, блеснула нитка реки. Камера начала отлетать от Земли, и горизонт потемнел, ушёл вниз, и перед зрителями предстал земной шар во всём своём великолепии – в голубом шарфе атмосферы, с материками на выпуклом боку и белёсыми волчками рождающихся торнадо над океанами. Рядом светился ярко начищенный солнечными лучами, пятачок Луны. Красота!
- А вот смотрите, два дня спустя, семнадцатое декабря. Камера там же, в той же точке.
Земной шар не был похож, ни на Земной, ни на шар. В багровом ореоле, пульсирующий сгусток неправильной формы, налитый красным свечением, одиноко летел в черноте космоса.
Минуту царило молчание.
- А можно посмотреть, как это… получилось? - Петров зябко поёжился. Ему показалось, что в комнату с экрана плеснуло космическим холодом. Он искоса глянул на женщин. Они тоже нахохлились, и не отрывали взгляда от монитора.
- Можно-то можно, - протянул медленно Иванов, - только стоит ли?
- Стоит! - сказал хрипло Сидоров, не отрывая взгляд от экрана и вцепившись руками в подлокотники.
- Ладно. Вот пятнадцатое декабря, двадцать три ноль-ноль, по московскому времени. Эта стороны Земли сейчас тёмная, поэтому буду комментировать. Вот пошла первая ракета. С подводной лодки в Персидском заливе.
- Где? Где? Я не вижу! - Сидоров подскочил к самому монитору.
- Сядь, я сейчас ближе покажу, - Иванов тронул трекбол, и камера обрушилась вниз, - вот – подводный старт.
С расстояния примерно в километр было видно, как водная гладь вспучилась, и из глубины медленно вылезла бело-чёрная сигара и, ускоряясь, устремилась ввысь. Столб воды и брызг, казалось, поддерживает её на весу, но через секунду он опал, и на поверхности осталось только кипящее пятно. Красный огонёк сопла ракеты исчез в вышине.
- Что это за дура такая? - Петров кивнул подбородком на монитор.
- Трайдент второй. Почти половина мегатонны. Вот, смотрите, второй старт.
Вода опять стала горбом.
- И сколько их там у неё? - Сидоров расширенными глазами смотрел на выползающего из глубины монстра.
- Восемь, - Иванов решительно крутанул шарик трекбола, - Это всё растянулось на сутки. Эти начали, наши ответили. Ну, и другие подключились. Начали детонировать незапущенные. Всё смотреть – с ума сойдёшь. Давайте глянем финал.
Камера заскользила ввысь и остановилась у Луны. Потом скользнула ещё дальше.
- Луне тоже достанется, не переживайте, - Николай перебил дату в одном из открытых окошек, 16.12.2015 18:30.
Огненный шар расширялся и набухал, через несколько минут сфера достигла орбиты Луны и поглотила спутник. Финита.
"А вот и сцена из "Ревизора", подумал Иванов, выключая трансляцию. Он-то всё это уже пережил, а вот друзья были ещё там, перед гибнущей планетой. Саня Петров откинулся в кресле и закаменел лицом, Лёша Сидоров застыл в неудобной позе на краю кресла, вцепившись в подлокотники, Таня и Ирина, сидели на диване строго прямо, прижав руки к груди.
Иванов встал и начал расставлять на журнальном столике стопочки. Потом сходил вниз, на кухню, принёс бутылку, и несколько тарелок с нарезкой. Налил всем. Выпили молча, не глядя друг на друга, и не чокаясь. Помолчали, пожевали…
- Да уж, - протянул Александр, а фантасты пишут, что кто-то останется, ну, там, в метро или в тайге.
- Оптимисты, - кивнул головой Николай, - я тут недавно читал, как народ живёт через тридцать лет после катаклизма. Здоровый, накачанный, рукомашеством и дрыгоножеством занимается – только держись. Княжества и государства образовывает. Эх, если бы так можно было – выжечь гнилые города с политиками и гомосеками, и начать с нуля… Я бы сам кнопки нажимал. Только не получится – сами видели. Даже от одного взрыва многим плохеет. Японские хибакуся чего стоят. Так хиросимский малыш и до 20 килотонн не дотягивал, а тут несчитанные мегатонны.
- И что же делать? - Александр неотрывно смотрел на Николая, - Я так понимаю, что докладывать властям ты не намерен?
- Верно, - кивнул Иванов, - бесполезно. Ну что они сделают? Погрозят пальчиком нехорошим дядям? Сами первые начнут? И этот бред можно предполагать при условии, что меня не засунут в психушку.
- А если…, - привстал с кресла Сидоров.
- Лёша, - перебил его Иванов, - подкрадываться к атомной подлодке за полчаса до первого пуска с целью заклинить молотком крышку ракетной шахты мы тоже не будем. Не стрельнёт эта – стрельнёт другая. Этих лодок у америкосов 14 штук. И не только лодок.
- То есть, ты хочешь сказать, что менять здесь и сейчас поздно? - спросил Саша.
- Вот именно. Ружьё куплено, заряжено и повешено на стенку. Не выстрелить оно не может.
- Так что ты хочешь изменить в прошлом? Чтобы ружьё не изобрели? Но нельзя же, остановить прогресс. Учёные по любому до этого додумаются. Не отстреливать же физиков прямо в университетских аудиториях. Да и без ядерной энергетики, какая цивилизация?
- Согласен. Поэтому в доме необходим один хозяин, чтобы никто посторонний свои ручонки к ружью не протянул.
Петров хлопнул ладонями по коленкам: - Вот оно как! Мировое господство.
- Нет, мировое доминирование. Да и бороться нужно не со всем миром, а только с англосаксами. Большая игра, видите ли. Кстати, вы, только, что видели, что она закончилась. Все умерли.
- Ты уже определил, с какого момента можно ввязаться в эту игру?
- Хм… Я хотел посоветоваться, но если ты так прямо спрашиваешь…
- Говори, ясно-понятно, что ты уже всё продумал. А посоветовать – это мы всегда, пожалуйста.
- Весь двадцатый век отпадает, человеческий ресурс сильно пострадал. Китайцев в начале двадцатого века было триста миллионов, сейчас полтора миллиарда. Во сколько раз увеличилось население? В пять раз. И это со всеми мелкими войнами и революциями, включая культурную. Так сколько должно быть русских, исходя из этой пропорции? Правильно, пятьсот миллионов. Саня, ты что на меня вытаращился? Это не мои фантазии. Пятьсот миллионов пророчил России к восьмидесятому году двадцатого века ещё Менделеев. А сколько имеем? Вы только подумайте, без всех катаклизмов двадцатого века, подданных Российской империи должно быть около миллиарда, и для этого были все условия, все предпосылки. Вот когда говорят о потерях в Гражданской войне, в Мировых войнах, считают погибших. Но никто не считает не родившихся. Потому, что получается страшная цифра.
Нет, в двадцатом веке развал уже начался, нам не подходит. Рассматриваем девятнадцатый век. До начала промышленной революции – контингент сырой. Тут ещё и момент подобрать нужно. Нужен рубеж, чтобы было всё органично. Очень мне симпатично время Александра II Освободителя, но он сделал, что должен был сделать, отменил крепостное право и кучу реформ замутил. Нет, его переигрывать – повторять его. Александр III Миротворец – тоже мужик правильный. После него тоже зачищать особо нечего. А вот Николай II Засранец – тот ещё везунчик. С него Россия и покатилась вниз. Вот его бы подправить и синусоиду вверх завернуть – это заманчиво.
- Ну, и кого вы планируете на место Бориса-царя, товарищ Шпак? - неожиданно спросил Сидоров.
Иванов вздрогнул и растерянно улыбнулся: - Какого Бориса? Какого царя? Ах, да… Ну да…, - он засмеялся, - а вы, товарищ майор, никак уже шапку Мономаха примерить изволили?
- А как же! У каждого солдата в ранце есть шапка Мономаха. Ага. Лежит вот прямо между портянками и котелком.
- Ну, лично у тебя вместо шапки Мономаха лежит шапка-ушанка. А вот маршальский жезл – чем чёрт не шутит. Всё возможно.
- Так, детишки, не отвлекаемся, - Петров похлопал в ладоши, - Коля, продолжай.
- На должность царя Николая Второго я предлагаю назначить, - Иванов сделал паузу – Николая Второго!
Петров изобразил гримасу, как будто у него болел зуб, Сидоров выдохнул и хлопнул глазами, женщины рассмеялись.
- Подождите, не бейте меня! Я всё объясню! - Иванов улыбнулся, - а что вы все так Николая Александровича не любите?
- Ну, скажешь, тоже! - Петров сделал неопределённый жест рукой, - про… - он покосился на женщин, - …фукал такую империю!
- А ты бы не профукал? - Иванов глянул с интересом.
- Ты что, издеваешься? - Петров аж подпрыгнул от возмущения, - я что, царь? Меня готовили в цари? А его готовили, старались, надеялись на него, в конце концов! Я судовой механик, я ни одно судно не профукал, у меня…, - он взял себя в руки и замолчал.
Иванов медленно похлопал в ладоши: - Ма-ла-дец! - и обратился к Сидорову: - Лёша, а ты чего-нибудь профукал в жизни?
- Разве что первую жену, но я не жалею!
- Нет, я не про личную жизнь спрашиваю, с этой стороны у Николая Александровича как раз все в порядке – отличный семьянин и всё такое…
- Коля, а "всё такое", это что? - спросила Ирина.
- "Всё такое" - это четыре сыночка и лампочка дочка, то есть наоборот всё – четыре дочки и сынок. Подождите, Лёша не ответил, профукал ли он что-нибудь по службе.
- Да ты что? Я уволился с благодарностью от Главкома и с правом ношения военной формы одежды! У меня не только траву солдаты красили, но и листочки с деревьев обрывали, когда полк переходил на зимнюю форму одежды.
- Охотно верю. То есть вы согласны поделиться с царём решимостью и беспощадностью к врагам Рей… э-э-э …Отечества?
- Коля, какой ты нудный! Почти как я! - Александр вскочил и начал прохаживаться по комнате, - ты решил закачать в царя наши сознания, как нам закачал лингвиста? Думаешь, получится?
- Не знаю, надо пробовать. Понимаешь, нельзя выжечь сознание Николая II и вставить твоё или моё. Ни ты, ни я не умеем управлять государством. Мы не знаем местных кадров, подводных течений. Николая все современники характеризуют как умного, грамотного, воспитанного императора. Тем более его готовили к царствованию, сам же сказал. Это, я тебе скажу, не фунт изюма. Его отрицательная черта, как императора, человечность и христианская добродетель, которая в императоре выглядит, как слабохарактерность. Он правил, как отец большой семьи. Вот только в семье оказалось несколько уродов, которых вовремя не придушили. Он не придушил. В этом его вина перед историей. Я планирую скопировать его сюда, объяснить правду жизни, и закачать в него наши пятипроцентные сознания, которые дадут ему понимание, что такое хорошо, а что надо вырубить топором. В самом деле, не сажать же его за школьные учебники. Затем сознание вызванной копии синхронизировать с сознанием императора ТАМ. Копировать сюда придётся, потому что он не будет знать, что за новые знания у него в голове. Сегодня суббота, завтра воскресенье, дороги без пробок, завтра утром его скопируем, откачаем от шока и, чтобы нам поверил, сразу вдвоём повезёте его по Москве, покажете современный мир. Ему 26 лет, молодой, психика должна выдержать. Девушки, а вы, будьте любезны, по домам. Император в гневе – страшное дело. В смысле – рискованное.
Диадему сейчас никому не предлагаю. На новом ПМЖ выберете из моего каталога, что душе угодно, обещаю.
Затем он вынул из ящика письменного стола четыре банковские карточки и раздал каждому.
- На карточках по миллиону рублей. На мелкие расходы, в смысле зарплата.
Иванов вызвал такси, рассказал таксисту маршрут, и, расплатившись, отправил дам по домам.
Вернувшись в кабинет, посадил обоих друзей в интернет, читать все подряд про Николая II и его эпоху. Сам сел настраивать аппаратуру на 20 октября 1894 года.
* * *
В первом часу ночи Иванов хлопнул в ладоши и потёр руки: - Всё, на сегодня хватит, завтра трудный день, всем спать!
Николая Александровича, императора Всероссийского, и прочая и прочая, находившегося в этом звании уже около двенадцати часов, Иванов скопировал в ночь с 20 на 21 октября 1894 года. Скопировал прямо с кроватью, спящего тяжёлым сном. Накануне, в Ливадийском дворце, в Крыму, умер его отец, император Александр III, и по-человечески было жаль молодого человека, но время было уж очень подходящим, и Иванов рассудил, что молодой император в стрессе будет более восприимчив к перемещению в 2008 год. Смерть родного отца Николай Александрович действительно глубоко и искренне переживал. В своём дневнике 20 октября поздним вечером, перед сном, он записал: "Боже мой, Боже мой, что за день! Господь отозвал к себе нашего обожаемого дорогого горячо любимого папa. Голова кругом идет, верить не хочется – кажется до того неправдоподобной ужасная действительность. Чувствовал себя как убитый".
Молодой император во сне метался, и Иванов с трудом, только под утро, нашел полчаса неподвижного сна, чтобы запустить копировщик. Потом Иванов снял с Петрова и Сидорова копию их сознания.
Проверив несколько раз готовность к завтрашнему воскрешению, Иванов объявил о прекращении ночного бдения и разогнал всех отдыхать.
* * *
Утро прошло в сдержанной суматохе. Друзья готовились к встрече высокого гостя. Иванов пошёл и посадил на цепь своих страшных псов. Так, на всякий случай, вдруг его величеству придет в голову выбежать из дома. Петров и Сидоров в одной из спален на втором этаже освободили место для царской кровати. После завтрака Иванов всем выдал новые рубашки в упаковке, бельё и закрыл в ванных комнатах, сказав, что позорить его перед царём не позволит. Через час, выбритые и посвежевшие, все собрались в кабинете на военный совет. Вернее на совет монархический. Что греха таить, волновались изрядно.
Иванов осмотрел друзей критическим взглядом и спросил: - Ну что, с Богом?
Сидоров перекрестился, на этот раз правильно, и кивнул: - К чёрту!
Петров скривился: - Кстати о чертях. Для нас начинается Православная Русь. Так что отвыкайте чертыхаться, ваше благородие.
Алексей послушно кивнул: - Простите, ваше преосвященство, бес попутал, это было в последний раз, - и ещё раз перекрестился.
Все перешли в спальню императора. Вернее, будущую спальню. Иванов установил повторитель. Петров задёрнул шторы и стал у окна. Сидоров остался у двери. Так, на всякий случай.
Иванов нажал кнопку на пульте. В середине комнаты замерцал большой параллелограмм. В нем начала проявляться узкая железная кровать коричневого цвета с блестящими шарами на спинках. На матрасе, на смятой простыне, лежал молодой человек, накрытый клетчатым шотландским пледом. Голова с высокими залысинами и коротко стриженая, неловко откинута на подушку, аккуратно подстриженные бородка и усы не могли скрыть досиня искусанных губ.
Петров спросил Иванова: - Ты во сколько его скопировал? Он хоть выспался?
- Нормально, под утро уже. Да и нечего ему разлёживаться, империю проспит, - Иванов поднёс палец к губам, - всё, тихо, загрузка заканчивается.
Мерцание понемногу прекратилось и стало слышно тяжёлое дыхание спящего.
Несколько минут Николай Александрович лежал неподвижно, потом перевернулся на другой бок, к стенке. Иванов решительно подошёл к окну, отдёрнул шторы и открыл форточку. В комнату ворвался дневной свет и звуки улицы. Залаяли собаки, заиграла далёкая музыка, проехала машина. Некоторое время Николай лежал, не шевелясь, потом резко повернулся и оглядел комнату, прищурясь от яркого света. Во взгляде не было страха, только безмерное удивление. Все замерли. Николай спустил ноги на пол, и сел на кровати, завернувшись в плед. Сидоров удивился. На царе было нижнее бельё, примерно такое, какое носил он в военном училище – белая рубаха и кальсоны на верёвочках.
Молчание затянулось. Три друга рассматривали царя, царь рассматривал их. Иванов хотел уже сказать приготовленную фразу о том, как они рады видеть Николая Александровича в 2008 году, как вдруг Николай хрипло произнес:
- Назовитесь!
Иванов и Петров растерянно переглянулись, а Сидоров сделал шаг вперёд, принял строевую стойку и доложил:
- Сидоров, Алексей Вячеславович, майор запаса Вооруженных Сил Советского Союза, кавалер ордена Красной Звезды, честь имею! - и даже тапочками прищёлкнул.
Петров подивился и тоже представился, присовокупив к имени звание "капитан второго ранга", переведя своё морскую должность помощника капитана в максимально подходящее воинское звание.
Иванов скромно сказал имя и фамилию.