Нереальная реальность - Стальнов Илья 13 стр.


- То, что вы узнаете сейчас, кроме присутствующих знают всего ещё два человека, - уведомил Строн. - Такая информация опасна для жизни.

"Начало обнадёживающее", - подумал Лаврушин.

- Берл рен Карт, - Строн кивнул на каменноликого офицера, - один из ценнейших наших соратников. Главный наш источник информации в окружении Звездоликого. Он стоит тысячи бойцов, но ситуация настолько угрожающая, что мы вынуждены им рисковать.

- Польщены, - хмыкнул Степан.

- В случае его провала, ущерб для нашего движения будет огромен.

"Сумасшедший дом, - со злостью подумал Лаврушин. - Какие-то агенты, "Союз Правдивых", "провалится", "засветится"… Мало у меня в лаборатории забот было. Угораздило межзвёздным шпионом наняться".

- Кстати, эта жилище - конспиративная квартира Службы Спокойствия. Поэтому вас здесь никто и не ищет, хотя мы весь город перевернули вверх дном, - произнёс офицер голосом, лишённым каких бы то ни было человеческих чувств. Лицо офицера так и не выражало ничего. На него можно было нацепить любую маску. Хоть Лаврушин и не профессионал, о чём ему колют у глаза уже не первый день, но профессионалов он уже научился отличать. Так вот - Берл рен Карт - профессионал. И профессионал высокого класса.

- Мы вас проведём в Лабиринт, - продолжил офицер второй ступени. - А потом, если вы найдёте Ключ, доставим к хранилищу грандаггоров.

- Лабиринт охраняется, - сказал Лаврушин.

- Только часть его под охраной, - пояснил Строн. - Там такие катакомбы, что перекрыть их все невозможно.

- Кроме того, вас поведёт Типинус, - многозначительно добавил Комсус рен Таго.

- Кто?

- Великий Отшельник, - пояснил Комсус рен Таго. - Хранитель лабиринта. Ему сто восемь лет, из них пятьдесят он провёл в Лабиринте. И никто не знает эти крысиные норы лучше, чем он. Кунан, избрав резиденцией Святилище Дзу, естественно, Отшельника оттуда погнал.

- Попёр конкурента, - усмехнулся Строн. - Звездоликий у нас пророк. А какие ещё пророки могут быть рядом с ним? В общем, настоящих пророков он не терпит. Мы старика приютили. И вот он пригодился. Ну что, завтра в Лабиринт?

- Договорились, - кивнул Лаврушин.

- Договорились, - скривился Комсус рен Таго. - Вы нас припёрли к стенке. И мы вынуждены идти у вас на поводу. До завтра, таниане.

"Завтра" - в этом слове была какая-то завершённость. Лаврушин поверил, что эта сумасшедшая карусель движется к завершению.

Офицер и Комсус рен Таго ушли.

- Постарайтесь не обижаться на Комсуса, - сказал Строн.

- Как можно обижаться на него? - произнёс Степан. - Он - сама любезность.

- Комсус ничего не хочет для себя. Он историк. Большой учёный. Он был моим учителем. Жил книжным червём, в мире призраков прошлого. А потом его мир разбили. И ему пришлось пережить столько, сколько не по силам человеку.

Строн задумался, его глаза затуманились.

- Сейчас "Союз правдивых" во многом держится на его непоколебимой убеждённости. На его несгибаемой воли. Вот только характер у него от такой роли испортился. Неудивительно. От такой жизни мы быстро учимся ненавидеть. И ещё быстрее забываем, что такое сострадание и прощение…

- Да, дела-а, - опять не к месту протянул Степан…

* * *

Строн остался с землянами. Остаток дня он был не слишком разговорчив. Расположившись за огромным столом, на котором можно было устроить небольшую дискотеку, он углубился в какую-то книгу, отчёркивая карандашом нужные ему места.

Вечером тележка, выкатившаяся из стены, привезла кувшин с отваром, напоминающим чай и кофе одновременно. Так же на ней было несколько изысканных блюд. Вся компания предалась трапезе. И за ней Строн разговорился.

Оказалось, что он может быть весёлым, интересным собеседником. Вот только все рассказы носили отвлечённый характер. О своих знакомых и о себе он не распространялся, по укоренившейся привычке не расспрашивал и о других. Неписанные правила по этому поводу грубо нарушил Лаврушин, задав лобовой вопрос:

- Строн, а откуда вы знаете Кроса?

- Это не имеет значения, - лицо Строна помрачнело, он уставился в чашку с дымящимся "кофе-чаем".

- Извините, - смутился Лаврушин. Он терпеть не мог топтаться на больных мозолях людей.

- К сожалению, - сказал, помолчав, Строн, - для меня это ещё имеет значение. Есть долги, которые мы должны заплатить. Или умереть.

Высокий стиль изложения сейчас не коробил Лаврушина. Было заметно, что речь идёт о наболевшем.

- Вам действительно интересна эта история? - спросил Строн, отхлебнув отвара и окинув землян печальным взором.

- Но если вы не хотите… - смутился Лаврушин.

- А, всё равно. Теперь мы идём по одному канату.

Строн задумчиво забарабанил пальцами по столу. Потом осведомился:

- Вы что-нибудь слышали о семьюстах семьях?

- Элита Джизентара, - кивнул Лаврушин.

- Была. Тысячу лет. До последних времён. Реальная власть - у семисот семей. Реальная собственность - у семисот семей. Но и ответственность за Джизентар - она тоже была у семисот семей.

- Что-то не слишком часто они вспоминали об ответственности, - буркнул Степан.

- Как выходило… Среди них были подвижники и подонки. Злодеи и святые. Но они были основой единства Великого Джизентара.

- И вы - из одной из семисот семей, так? - спросил Лаврушин.

- Вы догадливы. Мой род по семейным преданиям берёт начало от первоцивилизации.

- Грандаггоров?

- Да. Хотя, скорее всего, это сказка… Были семьсот семей. Была элита. Был Джизентар.

- И есть.

- Нет. Тот Джизентар - с немного анархистским, свободным духом, постоянно кидающейся в крайности, не жалеющий не себя, ни врагов - в нём кипела жизнь. В нём творились злодеяния, но были и высокие полёты духа. Кунан покрыл мой город льдом. Он - достойный сын своего отца.

- Отца?

- Великий Змей его отец… Придя к власти, укрепившись, конечно, Кунан уничтожил старую элиту и создал новую - из тупоголовых, преданных ему негодяев. Но во времена моей молодости семьсот семей были ещё в силе, образовывали замкнутую структуру. И Крос был моим другом.

- Он тоже из семисот семей?

- Совершенно верно. Наши дома стояли по соседству в оцепленном полицейскими районе, куда не проскользнула бы и блоха, не имей она соответствующего допуска. Мы ходили с Кросом в одну школу. Как положено, оттачивали свои умы и тела, занимались планеризмом и гонками на скоростных моторных лодках. Как водится, поступили в Высочайшую школу военного искусства. Мы были молоды. Мы были глупы. Мы привыкли, в силу своего положения, не замечать ничего вокруг - ни бесконечных переворотов и заварушек, которые мало затрагивали нас, ни даже обрушившейся смертельно эпидемии Липкой простуды. Мы знали, что вскоре мы окончательно повзрослеем, и тогда придётся участвовать в этих играх. Но когда это будет? Сначала надо получить офицерский чин, а затем… Как получится… Мы были защищены от всех невзгод.

- Под бронеколпаком.

- Точно. Мы не задумывались, что есть долг в высоком смысле этого слова. Мы считали, что мир вокруг нас неизменен. И что этот мир создан для нас.

Он перевёл дыхание, потянулся к дистанционному пульту, нажал на кнопку, через полминуты появилась тележка с ещё одним кувшином дымящегося отвара. Строн налил жидкость в чашку. Всё это время земляне молчали, будто боясь потревожить рассказчика, как боятся спугнуть неловким движением пугливую птицу. Отхлебнув глоток, он продолжил рассказ.

- Да, мы были легкомысленны, считали себя благородными, отлично воспитанными, истинными властителями города. Чтобы вывести нас из этого состояния самолюбования, показать, кто есть кто, нужна была хорошая взбучка. И она пришла.

- Кунан пришёл к власти?

- Точно. Двадцать пять лет назад Звездоликий прогрыз зубами дорогу к вершинам власти.

Лаврушин удивился. Судя по внешнему виду Строн никак не дотягивал до полтинника, который по его рассказу должен был ему стукнуть. Чудеса геронтологии.

- И оказалось, что мы не одинаково честны и чисты. Что мы разные. В одних живёт свет. Другие готовы отдаться без лишних терзаний в лапы Змея и принять участие в его тёмных играх. Звездоликий провёл грань. Он разделил нас на тех, кто не имеет иного стремления, как выжить в новых условиях. На тех, кто хочет отгрызть кусочек от пирога власти. И на тех, кто не привык жить на коленях.

Строн задумался. Отхлебнул ещё "кофе-чай".

- А ведь сперва мы все восприняли Звездоликого, как очередного политического клоуна - таких в то время было пруд-пруди. Они приходили и уходили, на короткое время они могли обмануть людей. Обмануть всех, но только не детей из семисот семей, которые с самых малых лет знали, что такое власть и с чем её едят. Мы заключали пари на то, сколько он продержится - назывались сроки от трёх суток до года. Но никто не отважился пророчить ему больше года…

- Просто уже пошёл другой счёт, - сказал Лаврушин.

- Он вцепился во власть. И в своих когтистых лапах всё сильнее стискивал Джизентар… И вдруг семьсот семей начали замечать, что их тысячелетняя власть не стоит ничего против власти Звездоликого. Что он завоёвывает всё новые позиции, тесня своих противников. Пока до открытой схватки не доходило, но в случае чего у семей шансов было немного… Мы были молоды. Двадцать три года - самое время, чтобы заняться играми в "заговоры"… Однажды нас и накрыли в комфортабельной обстановке за бокалом вина, когда мы лениво обсуждали вопросы будущего государственного устройства Джизентара. В особняк ввалилась толпа разъярённых "тигров". Потом бесконечные, изматывающие допросы.

- Да, Кунан тут специалист, - кивнул Лаврушин.

- То, что вы увидели в "театре кукол", так называют вашу тюрьму, это ерунда. Главного вы не узнали. Жажду. Желания спать. И боль.

Рыжий вытянул руку, растопырив пальцы.

- Все ногти были сорваны. Потом их восстановили в биорегенераторах, но тогда они походили на проверченный сквозь мясорубку фарш. А электроток… Пытали нас больше в назидание другим, да для удовольствия и тренировки палачей. Нашу примитивную, несерьёзную организацию взяли в полном составе, так что дознаваться было нечего. В то, что мы представляли какую-то опасность для Кунана, мог поверить только ребёнок.

- Я читал об этом, - сказал Лаврушин.

- Правильно. Дело аристократов - с него Кунан начал разгром семисот семей… Знаете, он ведь потрясающе умён. И хитёр. Такие действительно встречаются раз в триста лет. Я восхищён Звездоликим…

- Что? - удивился Степан.

- Да, восхищён. Возможно, Кунан именно тот, что нужен был нашему исстрадавшемуся Отечеству. Его единоличная воля, его ум и прозорливость, его умение подвигать массы. Наш мир нуждался в переформатировании… Да вот только он дитё Великого Змея. И все дела его - во благо хаоса. Поэтому он не надежда, а несчастье Джизентара…

- А что было потом?

- Новая жизнь. Застенки. Районы социального обновления. Всё это нужно пережить самому, чтобы понять. Слова слишком тусклы. Кошмар длился три года. И ещё девяносто восемь дней. Клянусь, я помню каждый из них. А затем я бежал.

- Из района социального обновления? - удивился Степан. Он ещё на Тании немало узнал о концентрационных лагерях, которые диктатор раскидал по самым глухим и безысходным местам планеты.

- Трупы в районах соцобновления сбрасывали во рвы. Когда рвы заполнялись, их засыпали песком. Меня выбросили в ров, как безжизненное тело.

Лаврушин поёжился, а Степан протянул:

- Дела-а.

- Я не задохнулся под грудой трупов. Я выбрался наружу. Кругом - радиоактивная пустыня. "Тигры", охраняющие район, пачками жрут антирадиационные таблетки, а социалобновляемые пачками мрут. Но я выжил. Человек может всё, даже невозможное. И он выживает там, где выжить нельзя. Главное, чтобы было стоящее чувство, которое гонит тебя вперёд. Которое не даёт упасть. Не даёт захлебнуться кашлем, когда выкашливаешь чёрные куски лёгких. Не даёт потерять сознание, когда в глазах темнеет, и видишь лишь блёстки - следы радиоактивного излучения. Ты слышишь зов долга и встаёшь, когда встать уже не должен. И идёшь. Встаёшь, опять падаешь. Идёшь.

- И какое чувство это было? Ненависть? - спросил Лаврушин.

- Она. Я хотел посчитаться. Я шёл и шёл. И я сделал невозможное. Добрался до границы лесов. Там меня подобрало кочевое племя Лесной Федерации. Затем я оказался на одной из баз "Союза правдивых". Он тогда входил в силу и готовился к великим победам над диктатором Кунаном.

- И продолжает готовиться два десятка лет.

- О, тогда мы были полны надежд. Я прошёл курс регенерации, реабилитации. Меня вылечили от лучевой болезни. Восстановили ткани. Набравшись сил, я вернулся в Джизентар. Я уже знал, что все мои друзья ушли на новое воплощение. В живых остался Трот рен Грон - Кунан простил его из-за каких-то тёмных связей с его отцом. И выжил Крос. Старый друг Крос. То, что он предатель, мы узнали, когда он вывел из строя несколько групп сопротивления. Тогда же мы считали, что он просто везунчик.

- Значит, главный долг вернёте ему?

- Ему. Когда меня арестовали, друзья спрятали мою жену и ребёнка. Дочку удалось спасти, а жену месяцем позже взяли "тигры". Что они делают с женщинами врагов Звездоликого хорошо известно.

- Где она сейчас?

- Затерялась в районах социального обновления. И виноват в этом опять он - Крос. Он - демон, присланный из зазеркального мира, чтобы ломать мою жизнь, убивать дорогих мне людей. Я ненавижу его. Ненависть эта всегда со мной.

- Но почему Крос продал вас? - спросил Степан.

- У него раньше кончилось детство. Он всегда был чертовски прозорлив. Пока мы заключали пари о скором падении Кунана, он усмехался, понимая, что Звездоликий пришёл надолго. И если хочешь жить, надо искать общий язык не со своими друзьями в Высочайшей военной школе, а с ним. И он продал душу Змею!

- Во, сволочь такая… Надо было пристрелить его в "сельве", - горячо воскликнул Степан.

- Я в спину не стреляю - я вам уже говорил, - покачал головой Строн, и с тоской посмотрел куда-то вдаль, в окно, мысленно пытаясь проникнуть в прошлое, сорвать с него замки времени и пережить всё снова. Он вспоминал свою нелёгкую жизнь, тюрьмы, побеги, нестерпимую боль чудовищных пыток и не меньшую боль в блоке регенерации. Он вспоминал всё то, что не расскажешь никакими словами.

* * *

Типинус стоял на вертолётной площадке небоскрёба, облокотившись рукой о кабину ярко-жёлтой винтокрылой машины. Он задумчиво разглядывал городской ландшафт.

Внешность Великого Отшельника слегка разочаровала Лаврушина. По своему роду занятий Хранитель Лабиринта должен был представлять из себя нечто среднее между Сергием Радонежским и Франциском Ассиизским. Огонь в глазах, развевающаяся благородная борода, величавая плавность движений, аскетическая худоба - что там ещё должен иметь отшельник. Во всяком случае он должен выглядеть необычно. А Типинус мало чем отличался от тысяч своих собратьев - странствующих жрецов, которые меряют шагами улицы Джизентара и провинций, искренне верят в свою избранность, в то, что они слышат шелест крыльев Дзу, а большинство просто умеют ловко трансформировать молитвы, в которые не верят, в звонкую монету, в которую верят все.

Его седая борода - она-то как раз соответствовала облику на все сто процентов - развевалась от резких порывов ветра. По осанке ему никак нельзя было дать сто два года. А фигура была полноватая, на боках нарос жир, плотно натягивающий длинное серое жреческое одеяние.

- Это те люди, о которых я тебе рассказывал, Типинус, - Строн склонил почтительно голову.

Отшельник обернулся. Лицо его вовсе не было иссечено временем, не было изломано глубокими шрамами морщин. Оно было круглое и какое-то довольное, румяное. И глаза без сумасшедшинки, без хитрецы - хорошие добрые глаза хорошего человека. Отшельник бесцеремонно осмотрел Степана, потом повернулся к Лаврушину. Землянин отпрянул. Ему показалось, что глаза обожгли его. Между ним и Отшельником в этот миг установилась какая-то связь, которая Лаврушина пугала.

- Они пришли с добром, - произнёс Отшельник негромко. Голос его был низок, тембр приятен.

- Мы надеемся на это, - кивнул Строн.

- Их сердца открыты. Верь им, Строн.

Тот приложил руку к сердцу и склонил голову.

- Давайте быстрее! - поторопил Берл рен Карт, уже расположившийся в кабине рядом с пилотом.

"Оса" взмыла в небо, заскользила под низкими тучами среди небоскрёбов, как стрекоза, затерявшаяся в лесу с высокими голыми деревьями. Через четверть часа она резко пошла на посадку. Пилот слишком сильно дёрнул ручку, посадка получилась жёсткой, у пассажиров лязгнули зубы.

В этом районе Джизентара землянам бывать ещё не приходилось. Кому то могло показаться здесь ещё тоскливее, чем в "сельве" - но это вопрос вкуса. На горизонте возвышались гигантские бледно-розовые стеклянные корпуса аэрокосмического предприятия. А вокруг раскинулась многокилометровая свалка. Заброшенная. Запущенная. Омерзительная. Когда-то здесь была окраина города. Коптили небо заводы, которые немилосердно травили окружающую среду. Почва пропиталась химикатами, как свежий хлеб вареньем. Добавились какие-то неизученные и непонятные факторы. В результате здесь прочно обосновалась свалка, поскольку ничто живое существовать просто не могло.

Район города площадью более ста квадратных километров оградили высоким забором. Первое время по проволоке был пропущен ток, дабы уберечь народ от желания проникнуть за ограду. Теперь тока не было. Самый последний бродяга в "сельве" знал, что на свалку ход только самоубийцам. Никому не удавалось протянуть тут более двух суток. Впрочем, смельчаки отыскивались. Время от времени какой-нибудь бедняга забредал сюда. В некоторых закоулках нога человека не ступала десятилетия.

Промышленность благодаря могучей поступи научно-технического прогресса стала безотходной. Вынашивались планы приведения этого места в божеский вид. Но к власти пришёл Кунан, а у него были совсем другие заботы. Его больше интересовал "человеческий мусор", как он сам выражался, и в утилизации последнего он весьма преуспел.

Вертолёт стоял на крепкой, как бетон, зеленоватой стеклянистой поверхности. Присмотревшись, Лаврушин поняло, что это не особый бетон, а обычный песок, сцементированный какой-то химией. У посадочных опор "Осы" неторопливо несла свои воды узкая речка. Она выходила из завалов мусора и уходила в другие завалы. Вдаль тянулись нагромождения ржавого металлолома, корпуса обгорелых бронемашин, метрах в ста на север торчала изломанная серебристая штуковина, напоминавшая прихлопнутый меж двух астероидов космический корабль.

- Сюда, - отшельник подошёл к истлевшему фюзеляжу тяжёлого бомбандировщика высотой с двухэтажный дом, на нём чудом уцелел герб Джизентара, указал по-хозяйски на утонувший в мусоре хвост самолёта, отступил в сторону.

Строн и Берл рен Карт начали расшвыривать завалы из мусора и пластамассовых изжёванных ящиков. Они управились минут за пять и освободили дырку в земле. Что-то в этом тёмном зеве было отталкивающее.

Строн вынул из кармана шарик-фонарь, остальным раздал такие же.

- Да поможет нам Дзу, - произнёс он, сжал три пальца - ритуальный жест, примерно то же, что и перекреститься. И шагнул на уходящие резко вниз ступени.

Назад Дальше