На сцене стоял стол президиума. Рядом с ним возвышался сложный, ярко-красный, ощерившийся непонятными приспособлениями аппарат на гусеницах. Чем-то он походил на передвижную бормашину для лечения зубов у индийских слонов. Сущность и назначение устройства расписывал огромный толстый (человек-гора прямо) в синем костюме мужчина. Он постоянно вытирал со лба пот платком, на его щеках играл детский румянец.
- Пошли, присядем, - подтолкнул Лаврушин своего друга.
Они прошли на край первого ряда, где было несколько свободных кресел. Обсуждение было в самом разгаре. Присмотревшись, Лаврушин понял, что они попали на передачу для изобретателей "Это мы можем".
Обсуждение было в самом разгаре, появление новых людей никто не заметил.
- Вызывает некоторый интерес система передач. Некоторые нестандартные решения. Но… - начал речь худой сильно очкастый мужчина из президиума.
Он пустился в длинный перечень этих "но", которые больше походили на мелкую шрапнель, разносящую изобретение на мелкие кусочки и не оставляющие ему права на существование.
Но ему не дали разойтись. Благородного вида седовласый председательствующий прервал его, обратился к изобретателю:
- Как вы думаете совершенствовать своё изобретение?
- Хочу приспособить его с помощью дистанционного управления для сбора морской капусты под водой. Так же можно продумать и вопрос о придании ему качеств аппарата летательного. Это помогло бы для опыления сельхозугодий и борьбы с лесными пожарами.
- Понятно, - послышалось рядом с Лаврушиным саркастическое восклицание. Поднялся бородатый штатный скептик. - А вас, так ск-з-зать, многопрофильность этого, с поз-з-зволения скз-зать изобретения, не смущает?
- Смущает, - изобретатель покраснел ещё больше, всем своим видом выражая это смущение. - Но хотелось как лучше.
- Ах, как лучше, так скз-з-зать…
Но тут скептика перебил широкоплечий, будто только что оторвавшийся от сохи мужик, разведя лопатообразными руками:
- Эх, братцы! Человек творчество проявил! Такую вещь изобрёл! А вы ему… Бережнее надо к творческому человеку относиться. Аккуратнее надо. Мягчее и ласковее!
Он сел под гром аплодисментов.
- Ладно, - прошептал Степан. - Всё ясно. Поехали обратно.
- Как обратно? - возмутился Лаврушин. - Я по телевизору только эту передачу и смотрю.
- Вот и досмотришь её по телевизору. Всё выяснили. Проверили. Хреновина работает. Пора и честь знать.
- Обратно, - пугающе задумчиво протянул Лаврушин.
Степан с самыми дурными предчувствиями уставился на него.
- Насчёт обратно я ещё не думал, - продолжил Лаврушин.
- Что? Это как не думал?
- Закрутился. И эта проблема совершенно выпала. Но ничего - со временем я её решу.
Степан побледнел и сдавленно прошипел:
- Это что же - мы навсегда здесь останемся?
- Да не нервничай. Через шесть часов бензин кончится. Мотор заглохнет. Мы вернёмся автоматически.
- Шесть часов, - произнёс Степан мрачно, но с видимым облегчением.
Тем временем на сцене появился новый предмет обсуждения - механизм, похожий на огромный самогонный аппарат. По всему было видно, что он тоже создавался из отходов производства. Внесли сие творения два изобретателя - широкоплечий, лысый, что колено гомо сапиенса, усатый, что Тарас Бульба мужчина лет под полтинник, и вихрастый шустрый молодой паренёк, напоминающий гармониста из старых фильмов.
- Це пыле и дымоулавливатель, - неторопливо, густым басом произнёс лысый, неторопливо указав могучей дланью на прибор.
- А для чего он? - спросил очкарик из президиума.
- Як для чего? Шоб пыль и дым улавливать.
- Как он действует? - спросил председательствующий.
- Так то ж элементарно. Вот вы, на задних рядах, будь ласка, засмолите цигарку.
Нашлось несколько добровольцев. Когда над задними рядами поплыл дым, изобретатель включил тумблер, сделанный из черенка пожарной лопаты. Дым моментально исчез.
- А какой принцип? - не отставали от лысого.
- Так то мой малой лучше расскажет.
"Гармонист" выступил вперёд и начал тараторить:
- Диффузионные процессы в газообразной среде, согласно уравнению изменчивых состояний Муаро-Квирцителли…
Лысый отошёл в сторону и встал неподалёку от Лаврушина.
- Простите, можно вас, - прошептал Лаврушин, приподнимаясь с места.
- Що?
- Вы детали на свалке брали?
- А як же. Главный источник для нашего брата. Супермаркет и Эльдорадо, можно сказать.
- Я вас там видел.
- О. А я бачу - лицо знакомое.
- Мне ваш аппарат понравился. Только из-за того, что у вас стоит маленький чугунок, а не большая алюминиевая кастрюля, меняется синхронизация. И эффект падает. Кстати, такую кастрюлю я вчера нашёл. Позвоните мне…
Лаврушин нацарапал на бумажке номер телефона и протянул лысому изобретателю.
- Ну спасибо, ну уважили, - зарокотал тот.
Когда лысый отошёл, Степан прошипел:
- Ты чего? Зачем телефон дал? Это же другой мир!
- Ох, забыл.
Тем временем "гармонист" нудно вещал:
- График охватывает третью и четвёртую переменную…
Лысый не выдержал и перебил его:
- Николы, ты просто скажи - там такое поле создаётся, что всю дрянь из воздуха как магнит тянет.
Тут вскочил набивший всем оскомину бородатый скептик. В отличие от людей творящих, которые ещё не знают, что могут, он знал, что не может ничего, а потому обожал поучать и разоблачать:
- А, так сказ-з-зать научная экспертиза?
- Так цеж разве экспертиза? - лысый вытащил из кармана небрежно сложенный в несколько раз и изрядно потёртый листок. - У них там в НИИ сто человек над этой проблемой головы ломают - да так ничего не придумают. А, значит, и мы тоже ничего не можем придумать. Це экспертиза?
- Что меня, так скз-зать настораживает, - затеребил скептик бороду. - Есть, так скз-зать магистральные пути развития науки. Все большие открытия совершаются, так скз-зать, большими коллективами. Игрушки, мелочь, усовершенствования - тут просто раздолье для народного творчества. Но тут - большая проблема…
- Эй, там, на галёрке, будь ласка, засмоли.
Поплыл сигаретный дым. Лысый дёрнул рубильник - дым исчез. Перевёл его - дым появился.
- Но я не договорил… Значит, так скз-зать, магистральный путь…
Лысый вновь взялся за рубильник - дым исчез.
- Братцы! - вскочил деревенский защитник изобретателей. - Человек творчество проявил! Ум, совесть вложил. Душевнее надо, братцы! А вы - магистраль.
- Но существуют, так скз-з-зть…
Лысый дёрнул за рубильник - дым исчез.
- Так сказ-зать… - донёсся возбуждённый голос скептика.
Чем кончилось дело - друзья не слышали. Они очутились во дворце съездов, где сейчас проходил заседание Верховного Совета, где выпервые за долгие годы были представлены различные политические движения. Рядом был пресловутый пятый микрофон - центра политических вихрей и скандалов, к которому рвались как к спасательному кругу все сотрясатели политических основ. Вот и сейчас к нему выстроилась длинная очередь. В него вцепился поп, похожий в длиной рясе, похожий на бомжующего Мефистофеля, и что-то истошно орал про тридцать седьмой год и ГУЛАГ. Обсуждали, похоже, какую-то поправку, но какую… Щёлк - опять другая картинка.
Дальше пространства начали меняться быстро. Путешественники за несколько минут побывали на свиноферме в Голландии с довольными, обладающими всеми мыслимыми и немыслимыми гражданскими правами свиньями. Затем перенеслись на квартиру писателя Астафьева. С приёма в Белом доме а Вашингтоне их вытолкали взашей и на полицейской машине повезли в участок. Лаврушин сказал, что они русские, и полицейский восторженно, сугубо по-английски заорал: "О, русский шпион". К счастью, репортаж закончился, и друзья очутились в кооперативном кафе, где успели ухватить кой-чего съестного, прежде чем исчезнуть. Дожевать бутерброды с севрюгой они не успели - перенеслись в Антарктиду, прямо в центр пингвиньего стада, к счастью оказавшегося неагрессивным - и тут стало от холода ни до чего. Едва не обледенели, но подоспел репортаж об испытании новой роторной линии.
- А если покажут открытый космос? - Степан тряс Лаврушина за плечи. - Или мультфильм?
- Даже и не знаю, что сказать.
Дальше пошли такие передачи, будто специально призванные доставить массу удовольствия. Венеция. Рим. Сафари в Африке. Друзьям оставалось только радоваться жизни.
- Какой отдых, - лениво потянулся Лаврушин в шезлонге на берегу Средиземного моря. - Какие возможности для индустрии развлечений.
- Неплохо, - Степан огляделся на нежащихся в лучах солнца людей, на белокаменный прекрасный город на другой стороне залива, поднял с песка ракушку и швырнул её в море.
Ласкающий взор пейзаж исчез, будто и не было вовсе. Путешественники оказались в тёмном, пыльном углу. Сердце у Лаврушина куда-то ухнуло в предчувствии больших неприятностей.
- Пропала Рассея, - услышал он заунывный вой.
* * *
Угол был завален старыми сапогами, корзинами, одеждой. Тут же стоял высокий - рукой до верхушки не дотянешься, шкаф.
Просторная комната имела сводчатые окна. Через мутные оконные стёкла иронично кривился узкий лунный серп. Здесь было пыльно. В центре помещения стоял большой стол с горящими свечами, на котором возвышалась здоровенная бутылка с мутной жидкостью, стояли тарелки с солёными огурцами, картошкой и куриными окорочками. За столом сидело четверо.
Человек в строгом сюртуке уронил лицо в свою тарелку с объедками и посапывал громко и омерзительно. Здоровенный мужчина в военной форме с аксельбантами, погонами штабс-капитана, зажав в руке стакан, зло глядел перед собой, его лицо держиморды, напрочь лишённое интеллекта, было угрюмым. Третий за столом был подпоручик с красивым, но порочным лицом. Он обнимал распутную толстую тётку, и истошным противным голосом завывал:
- Пропала Рассея! Продали её жиды и большевики! Истоптали лаптями!
От избытка чувств он схватил со стола револьвер и выстрелил два раза в стену. Грохот был оглушительный. Пули рикошетировали с искрами.
- Успокойтесь, подпоручик, - обхватив голову рукой прошептал штабс-капитан. - не только вам тошно, что Родина в руках хама.
- Хама, - плаксиво и пьяно поддакнул подпоручик.
"Противные люди, - подумал Лаврушин. - Видимо, попали мы в революционный фильм шестидесятых".
- Ох, Николай Николаевич, - хихикнула дама, теснее прижимаясь к порочному молодому офицеру. - Можно хоть сейчас о приятственном.
- Пшла вон, дура! - взвизгнул подпоручик, оттолкнул женщину от себя. Потом всхлипнул: - Землю отобрали. Капитал… Пропала Рассея!
- Не будьте барышней, подпоручик…
Докончить этот нудный пьяный разговор им не пришлось. Под ноги Лаврушину со шкафа тяжело шлёпнулся откормленный чёрный кот.
- Кыш, - рефлекторно крикнул изобретатель.
Держиморда вздрогнул. Пьяный поручик крикнул противно и тонко:
- Кто там?
Штабс-капитан взял револьвер, свечу, направился в сторону шкафа. Путешественники вжались в угол - ни живы-ни мертвы.
- О, лазутчики, - капитан-держиморда улыбнулся и стал похож на крокодила перед заслуженным завтраком. - Покажитесь на свет, господа большевички.
- Влипли, - вздохнул Степан. Где-то в словах штабс-капитана была истина. Полгода назад Степана приняли кандидатом в члены КПСС.
Первопроходцы пси-измерений вышли на свет божий. Они прошли в центр комнаты, подталкиваемые в спину. Держиморда-офицер критически оглядел их и впился глазами в потёртые фирменные новые джинсы Степана - их специально протирают на заводе, чтобы они выглядели более обтрёпанными.
- Оборванцы, - констатировал штабс-капитан. - В обносках ходят, а всё туда же - великой Державой управлять.
- Быдло. К стенке их! - подпоручик взял револьвер и направился к нежданным гостям.
Держиморда улыбнулся и учтиво, как полагается выпускнику пажеского корпуса, юнкерского училища - или откуда он там, произнёс:
- Закончилась ваша жизнь, господа. Закончилась бесславно и глупо. Впрочем, как всё на этом никчёмном свете.
- Зак-кончилась, - икнул подпоручик и поднял револьвер.
- Не здесь, Николай Николаевич, - с укоризной сказал штабс-капитан. - Выведем во двор, и…
Он подтолкнул Степана стволом к дверям.
У выхода из комнаты Лаврушин наконец осознал, что пускать в расход их собираются на полном серьёзе. Мир этот, может, и был воображаемым, только вот пули в револьверах были настоящими. Поэтому он обернулся и воскликнул:
- Товарищи, - запнулся. - То есть, господа. Что же вы делаете? Мы тут случаем.
- Николай Николаевич, нас уже зачислили в товарищи. Как…
Договорить штабс-капитан не успел. Степан отбил револьвер и врезал противнику в челюсть, вложив в удар все свои девяносто килограмм. Штабс-капитан пролетел два шага, наткнулся за подпоручика, еле стоявшего на ногах от спиртного, они оба упали.
- Бежим! - Степан дёрнул друга за руку.
Они сломя голову ринулись вниз по лестнице. Выскочили из парадной на тёмную, без единого фонаря, освещённую лишь жалким серпом луны улицу.
Вдоль неё шли одно-двухэтажные деревянные дома с тёмными окнами. Только в немногих были стёкла. И в двух-трёх окнах тлели слабые огоньки. Чёрное небо на горизонте озарялось всполохами огней. Приглушённо звучали далёкие орудия. Было прохладно - на дворе ранняя весна или поздняя осень.
Бежать по брусчатке было неудобно. Но страх гнал вперёд куда лучше перспективы олимпийской медали. Друзья нырнули в узкий, безжизненный, немощенный переулок.
- Стой! - послышался сзади крик.
В паре десятков метров возникли фигуры в нелепых шинелях. В руках они держали что-то длинное, в чём можно было в темноте с определёнными усилиями распознать трёхлинейки с примкнутыми штыками.
- Стой, тудыть твою так!
Грянул выстрел. Вжик - Лаврушин понял, что это у его уха просвистела пуля. Вторая порвала рукав зелёной тужурки и поцарапала кожу.
Фигуры в шинелях перекрыли переулок впереди.
- Назад, - прикрикнул Степан.
И тут они с ужасом увидели, как ещё одна фигура с винтовкой появилась с другого конца переулка. Беглецов взяли в клещи. Они попались какому-то ночному патрулю.
- Сюда! - послышался тонкий детский голос.
Лаврушин рванул на него, и увидел, что в заборе не хватает несколько штакетин.
Друзья ринулись через пролом, пробежали через дворик, заставленный поленницами дров, перемахнули ещё через один забор. Потом оставили позади себя колодец - Лаврушин по привычке заправского растяпы наткнулся на ведро, шум был страшный.
Вскоре они выбежали на другую улочку. Лаврушин рассмотрел фигуру их спасителя - это был мальчонка лет десяти.
Через развалины кирпичного дома, развороченного при артобстреле, все трое пробрались во двор двухэтажного дома. Лаврушин перевёл дух. Кажется, от погони они ушли.
- Я спрячу вас, - сказал мальчишка. - За мной.
* * *
Друзья сидели в тесной, освещённой керосиновой лампой комнатёнке. Обстановка была бедная - грубый стол, скамьи, застеленная одеялами и подушками кровать, занавешенный тонкой ситцевой занавеской угол.
Встретила их хозяйка - дородная, приятная женщина. Она приняла их без звука, когда мальчишка сообщил, что эти люди от беляков бежали.
При тусклом свете керосиновой лампы можно было получше рассмотреть спасителя. На мальчонке был пиджак с чужого плеча, больше годящийся ему как пальто. Глаза у пацанёнка живые, смышленные, в лице что-то неестественное - слишком открытое, симпатичное. Фотогеничное. С другой стороны - так и положено в кино.
- Откуда, люди добрые, путь держите? - спросила хозяйка, присаживаясь за стол рядом с гостями.
- Из Москвы, - ответил Степан.
- Ой, из самой Москвы, - всплеснула умилённо женщина руками. И строго осведомилась: - Как там живёт трудовой люд?
- Более-менее, - пожал плечами Степан, но вспомнил, где находится, и поспешно добавил: - Война. Разруха. Эсеры разные. Империалисты душат.
- Война, - горестно покачала головой женщина. - Она, проклятая…Не взыщите, мне к соседке надо, - заговорщически прошептала она.
"Какая-нибудь связная по сценарию", - решил Лаврушин.
Дверь за ней захлопнулось. Тут настало золотое время для мальчишки. Он начал морочить гостей расспросами:
- Дядь, а дядь, а вы большевики или коммунисты?
- Большевики.
- А в Москве где работали?
- Мы с этой, как её, черти дери… - Лаврушин пытался что-то соврать. - С трёхгорки.
- Точно, - кивнул Степан. - Трёхгорная мануфактура.
- И Ленина видели?
- Видели, - кивнул Степан. - По телевизору.
- Степ, ты сдурел?
- А, то есть, - растерявшийся окончательно Степан едва не брякнул "в мавзолее", но вовремя прикусил язык. - На митинге.
В дверь постучали замысловатым узорным стуком - наверняка условным. Мальчишка побежал открывать. В коридоре послышались шорохи, приглушённая беседа. Лаврушин различал голоса - мужской и детский: "Кто такие?", "трехгорка… от солдат бежали", "Ленина видели", "большевики".
В комнате возник невысокий, в кожаной куртке и рабочей кепке мужчина с проницательным взором и картинно открытым лицом.
- Здравствуйте, товарищи, - приветствовал он.
- Вечер добрый, - сказал Степан.
Лаврушин приветственно кивнул.
- Зовите меня товарищ Алексей, - полушёпотом представился пришедший.
Друзья тоже представились. Из последовавшего разговора выяснилось: на дворе девятнадцатый год. Действие фильма происходит в центральной России, в небольшом городе, который ни сегодня-завтра будет взят Красной Армией.
В свою очередь путешественники наплели подпольщику, что были в красноармейском отряде, их разбили, теперь пробираются к своим. Заодно, немножко приврав, рассказали о встрече с капитаном-держимордой и дитём порока смазливым поручиком.
- Контрразведка, - сказал товарищ Алексей. - Изверги. Ну ничего, Красная Армия за всё воздаст душителям трудового народа… Теперь к делу. Вы, видать сразу, люди образованные, грамоте обученные. Небось книги марксистские читали.
- Читали, - кивнул Степан. - "Капитал" там. Присвоение прибавочной стоимости - очень впечатляет. "Шаг вперёд - два шага назад". Союз с середняком. Два семестра зубрил, - и едва сдержался, когда с языка рвалось "эту хрень".
Товарищ Алексей посмотрел на него с уважением.
- Нам нужны агитаторы, - воскликнул он. - Знайте, подпольный ревком действует. Мы поможем Красной армии.